Семен, в свою очередь, стал пусть плохоньким, но магом и обрел относительное бессмертие. Упырь не может помереть, траванувшись стеклоочистителем или по-пьяни сломав себе шею, и похмельем он тоже не страдает. Единственная забота живого мертвеца, – вечный голод, правда его хватает с лихвой. Так что, если б не подлая необходимость постоянно пить кровь и аллергия на солнце, можно было бы сказать, что Семушка обрел свое счастье. Но счастье никогда не бывает бесконечным. И вот сейчас безбедную псевдожизнь Семена Комаровагрубо нарушило вмешательство хозяйки.
Бесцеремонно подцепив Семино тело ломом, Ангелина отволокла его в угол, на всякий случай не поворачиваясь спиной к колодцу. Место силы имеет свое сознание. И не факт, что это сознание не сочтет себя оскорбленным вторжением столь гнусного представителя нежити. Ведьма весьма смутно представляла, на что способны духи-хранители древнего языческого капища, и проверять это сейчас не очень-то и хотелось.
Она выполнила ритуальный поклон, поспешив бесшумно поместить крышку люка на место. Открутила вентиль на трубе и, наполнив холодной, пахнущей застоялым железом водой помятое ведро, окатила ей жалобно заскулившего Семена.
На втором ведре Сему обильно стошнило, и он вновь напустил себе в штаны, попытавшись, однако, расстегнуть ширинку. Примерно ведру к 8-9 упырь поднялся на ноги и знаками дал понять, что скоро будет готов к интеллигентной беседе. К ней Ангелина Васильевна не медля и приступила, излагая Бегемотово задание в простых и доступных Семочкиному осознанию терминах.
Для закрепления понимания изложение сопровождалось периодическими тычками лома в страдающее Семино тело. Била Агелина умело: - больно, но бережно и несеребреной стороной. Провинившийся упырь, тихонько подвывая при каждом ударе, всем своим видом выказывал покорность и предельное внимание. Завершая беседу, ведьма перевернула лом серебряным наконечником к зажавшемуся в угол Семе и недвусмысленно продемонстрировала, что его ожидает, допусти он ошибку.
Минут через 15 молчаливый, чистый и переодетый в хирургическую форму реаниматолог Семен Антонович Комаров был представлен Томочке. Вид он имел слегка помятый и бледный, обильно благоухал одеколоном Москва, но в остальном не слишком отличался от обычного московского дежуранта. Инструкции касаемо взаимоотношений с Тамарой Сема получил предельно простые: - молчать, ждать своего часа, ничего (и никого) без спроса не трогать.
Все, - Ангелина выдохнула, сбрасывая с себя напряжение, скопившееся за день. Ведьма стояла перед зеркалом и придирчиво изучала отражение. На нее смотрела спокойная, немного усталая и скромно, хотя и небедно одетая женщина лет 25 . На лице отпечаток забот и легкая печаль. Да, так в самый раз.
Пробегая мимо поста, улыбнулась и махнула рукой Томочке, на выходе ласково поцеловала в щеку старика-вахтера. Ангелина знала, разборки предстоят нешуточные, без прокуратуры не обойдется. И о показаниях будущих свидетелей стоило позаботиться заранее. Ведьма распахнула двери служебного выхода.
Городские улицы опустели и притихли, несмотря на ранний вечер, было как-то безлюдно и непонятно быстро темнело. В лицо неожиданно ударил хлесткий порыв холодного ветра, закручивая на тротуаре смерчи из пыли и мелкого мусора. А на западе, полностью поглотив заходящее солнце, неумолимо накатывался бугристый, черный, посверкивающий зарницами и глухо, угрожающе погрохатывающий вал грозовых облаков.
На секунду Ангелина замерла, собирая силу в межбровье. Обычно видение эфирного плана требовало специальной подготовки, и даже так открывалось не всегда. Сегодня темная энергия кипела в ее теле. Потребовалось только устремить взгляд в межбровье, чтобы мир перед ее глазами изменился. Трудно описать то, что представляет собой видение. Меняется все и все остается прежним, мир разлетается на мириады частиц и собирается вновь, зачастую самым непредсказуемым образом.
Скосив глаза, ведьмочка увидела, как разлетаются, прячась в сиреневых кустах, цветочные эльфы. Хмурый гном в поношенной милицейской форме пытался протащить в подвальное окошко глянцевый журнал. С обложки хищно улыбалась усыпанная золотой мишурой и брильянтами блондинка. Сегодня мало кто может позволить себе настоящие сокровища, и горожане, люди и нелюди, довольствуются их гламурными копиями. Гном обернулся, бросил добычу и тенью скользнул в подвал.
Грозовые духи, перелетая между веткам деревьев, проводами и рекламными вывесками с веселым гиканьем втягивались в новую игру. Родившиеся в гуще грозовых разрядов дети Перуна, походили на маленьких изумрудно - синих бесенят. Между их рожками то и дело проскакивали электрические разряды, выпученные глазки бешено крутились в поисках зазевавшейся добычи а лиловые рожицы сияли от счастья. С дикой радостью, подобно передовому отряду кочевников, они захватывали замерший в страхе город.
Духи ветра, грозы и прочие шаловливые элементали не редкость на наших улицах. Маленькие смерчи, играющие со старыми газетами, норовящие выдрать старой вороне пару перьев из хвоста или запорошить пылью вам глаза – их проказы. Просто взгляд обывателя отмечает только то, что важно. А важно то , что опасно или требуется для удовлетворения насущных нужд. От эфирных духов выгоды никакой, вот мы и разучились их видеть.
Почему ветер дует, – потому что деревья качаются. Дети видят волшебную сторону мира, играют с невидимыми друзьями и боятся тех, кто прячется в тени. Маг, обретая видение, невольно превращается в ребенка. Иногда наивного, злого или бессердечного, но все равно – ребенка.
Уже на полпути к метро, обернувшись на визг тормозов, Ангелина увидела, как из старенького жигуленка выскочил помятый мужичек лет пятидесяти. Несколько раз суетливо дернул дверную ручку, безуспешно пытаясь открыть заевшую заднюю дверь. Тем временем из соседней двери, открывшейся прямо в отцветающий сиреневый куст, выбиралась роженица.
Успела! Сердце молодой ведьмы радостно забилось. Бесконечность предоставила Ангелине ровно столько времени, сколько было нужно, чтобы завершить дела и уйти с пути колеса смерти. Ни минутой больше. Безупречность ведьмы позволила ей слиться снамерением бесконечности и выиграть магическую битву за свою жизнь.
Дальше следовало предоставить ситуацию самой себе – большего ведьма сделать уже не могла. С легким сердцем Ангелина Сикорская нырнула в прохладный створ станции метро. Она еще не осознала этого до конца, но уже чувствовала – ее жизнь бесповоротно изменилась.
Молодая птица покинула гнездо и отправилась в свой первый полет. Полет длинною в жизнь. И пусть полет этот казался неустойчивым и слегка неуклюжим, но клюв ее был направлен в небо, крылья уже потеряли детский пушок и отливали вороненой сталью….
Глава вторая: Роды.
Дежурство Тамаре досталось нелегкое. Она поняла это сразу. Маленькая сучка Ангелина только начала свой разговор, а Тома уже знала, – впереди тяжелая ночь. Тамара Петровна часто бывала на удивление проницательна. Она прекрасно видела, в каком взвинченном состоянии прискакала к ней девчонка. Видела, а виду не подала. Знала, что отказать все равно не сможет. Но и не поверила молодой докторше ни на секунду, ну разве что про маму. Да и эта история не вызывала большого доверия.
Томочка поморщилась, – нехорошо так думать о человеке, а вдруг ее мать и вправду больна. Не нравилась ей Ангелина, почему - Тома не понимала. Даже не задумывалась, просто старалась держаться от новенькой подальше. И сейчас, стоило Ангелине выпорхнуть из клиники, облегченно вздохнула. Ну ладно - сказала она себе, - так даже и лучше, спокойнее без ведьмы ночью.
Тома частенько про себя называла доктора Сикорскую ведьмой. И, как часто бывает с простыми людьми, попадала в точку. Проходя мимо ординаторской, она мельком заглянула в приоткрытую дверь. В вытянутой как пенал комнате было темно и душно. Странный доктор плотно задернул шторы и тихонько дремал на диване, укрывшись с головой больничным одеялом.
- Дежурант еще этот прохвост. Рожа – не приведи господи в темном переулке встретить. Крепкий у реаниматолога, видать, похмел, если в такую жару замерз. Алкаши они все там, в Склифе. Толку от такого помощничка, как с козла кефира.
От видавшей виды сестры не укрылось Семочкино состояние, похмельных докторов за свою жизнь навидалась она не мало. - Да ну их. Поди, двадцать лет роды принимаю, обойдусь как нибудь. Продолжая тихонько ворчать, акушерка неспешно двинулась в сторону холла. На посту взвыл зуммер. Тамару передернуло, – приемное!
Ну вот, началось! У девчонки чутье, минуты не прошло, как с дежурства смылась, а роды уже приехали. В том, что это роженица, Тамара Петровна не сомневалась ни минуты. Кого еще понесет в роддом субботним вечером.
То, что беременность многоплодная она поняла уже после первого взгляда на прибывшую мамашу. Та еще рот не успела открыть, а у Томы все похолодело внутри. Вдруг обвитие пуповиной или ручка застрянет, да бог его знает еще что. А у них операционная на ремонте. Да и будь она, операционная, что это меняет. Врачей-то на месте нет, разве что дежурант…
Нет, приняла решение Тома, ему я дворняге кесарево не доверю сделать. Надо скорую вызывать, в ближайшую хирургию везти. Тут у роженицы отошли воды, и Тамара поняла, – дамочка собирается рожать прямо в приемном.
Подхватив побелевшую женщину, акушерка потащила ее к лифту. Спустя три часа Тамара держала на руках первого младенца. Ребенок получился маленький, но на удивление красивый, - просто ангелочек - подумала Тома. Даже кричал он как-то мелодично и неназойливо, скорее приятно. Привычным движением акушерка наложила клипсу на пуповину.
И тут младенец широко открыл глаза и посмотрел на нее, посмотрел вполне осмысленно!На секунду время остановилось. Глаза у мальчика были чистые, понимающие и немного грустные. Немая пауза закончилась, младенец набрал полную грудь воздуха, закрыл гляделки и истошно заорал.
Этого не может быть! – сказала себе Тамара, решив обдумать случившееся потом, в спокойной обстановке. И в этот самый момент опять заверещал зуммер приемного! Тома обернулась. В дверях процедурной стоял бледный как простыня Семен Аркадьевич.
- Я всстреччу, - запинаясь и как-то странно причмокивая, сказал дежурант. Тамара смерила его оценивающим взглядом. Проспался – решила она, а на безрыбье… - Роды принимал? – Будь спок мэмм, - криво оскалился Сема. На сскорой ччего ттолько не ппринимал…
Оно и видно, денатурат ты принимал совсем недавно, - печально подумала Тома. Но вслух сказала только – ну встречай, я подойду, как только головка пойдет. Если не справишься, зови немедля. Реаниматолог в ответ только всхрапнул, заставив Тамару зябко поежиться, и бесшумно исчез в больничной полутьме.
Если предыстория первой роженицы нам хорошо известна, то о прошлом второй могу рассказать вам немного. Минуты за 3-4 до вышеописанных событий, из темного вестибюля станции метро Азовская выскользнула молодая женщина.
Станция уже закрывалась и пассажиров пропускали только на выход. Да немного их было, пассажиров-то. Посему крайне удивительно, что никто из "привратников" московского подземелья не обратил внимания на удивительной, воистину нездешней красоты гражданку.
Конечно, хорошо сложенные и длинноногие женщины сегодня не редкость на Московских улицах. Но эта обладала какой-то запредельной женственностью. Волнистые золотые волосы упрямо выбивались из-под капюшона свободного плаща черной кожи. Широко посаженные голубые глаза, тонко очерченное лицо с высоким лбом, полная грудь, роскошные ноги... Даже живот, несущий в себе младенца и почти ведро околоплодных вод, выглядел на удивление аккуратным.
Беременность, вопреки обыкновению, только усиливала ее привлекательность. Такие женщины не должны ездить в метро и ходить по ночным улицам в одиночестве. Место им в дорогих лимузинах, рублевских виллах и прочих эксклюзивных аквариумах для золотых рыбок.
Тем более, что была она в положении, да что там в положении, – на сносях была гражданочка. Двигалась молча, целеустремленно, и была в ее глазах некая странность. Обреченность и несгибаемая вера, отчаянье и надежда, - трудно описать это состояние. Так идут на казнь люди, приговоренные к смерти, но не страшащиеся ее. Такой увидел бы будущую мать ночной прохожий, но одинок был ее недолгий путь. Не удивительно, - кому придет в голову разгуливать в бурю по ночной Москве.
А Москва умывалась долгожданным ливнем. В небе бушевали грозовые разряды, грохотало и сверкало так, что казалось – еще немного и начнут вылетать стекла. Ветер ломал подгнившие деревья и срывал плохо закрепленные листы кровельного железа. Косые струи дождя переполнили стоки городской канализации и по улицам несли свои воды бурные реки.
Недолог путь от метро до больничной ограды, но и сотни метров под таким дождем хватило нашей героине, чтобы промокнуть до нитки. На секунду задержавшись на крыльце, она решительно нажала на кнопку звонка. Минуту постояла, толкнула незапертую дверь и вошла внутрь.
В каморке перед раздевалкой, освещенной тускло горевшей лампой накаливания, спал на посту старичок вахтер. А в открытых дверях приемного ее уже ждала долговязая фигура, подсвеченная мертвенным светом ртутных ламп. Милости ппроссим, госсти дорогие: – ледяная рука упыря железным кольцом сомкнулась вокруг тонкого запястья женщины.
Еще час спустя Тамара Петровна уже обрабатывала второго новорожденного. Девочка, удовлетворенно заметила она. Все мамане утешение в старости будет, а пацаны эти… - Акушерка покосилась на удовлетворенно сопевшего в прозрачном кювезе младенца. - От них расстройство одно.
Несмотря на многоплодную беременность, роды прошли идеально. Мать крепко спала в палате. Дети, приняв первую в своей жизни пищу, не замедлили к ней присоединиться. Девчонка умудрялась посапывать даже в то время, когда Тома обрабатывала ее бархатную кожу стерильным маслом. Тамара и припомнить не могла, когда в последний раз все шло настолько гладко. Ей даже удалось пару раз заглянуть на первый этаж.
У новенького дела обстояли не плохо. Роды шли стремительно, но Семен Аркадьевич, к ее удивлению справлялся хорошо. Правда, зачем-то наладил роженице внутривенный наркоз, буркнув через плечо что-то о полезности Калипсола для юных организмов.
Тамара решила не вмешиваться, анестезиолог все-таки, что касается наркоза, - ему виднее. Бережно переложив девочку в инкубатор для недоношенных, Тома тяжело опустилась на стул. Теперь можно было на минуту перевести дух, но что-то, что она никак не могла вспомнить, не давало расслабиться полностью.
Акушерка машинально засунула руку в карман и наткнулась на холодное стекло ампулы. БЦЖ и ведьма эта клятая, а мамашка, так не кстати, со своим отказом от прививок.
Но что такое отказ? Бумажка, от руки писанная, а не документ официальный, бумажку ведь и потерять можно… А ребенок защиту на всю жизнь от туберкулеза получит. Младенчики, - вон какие красивые, а мамшка их своей дурью погубить хочет… - Томе очень не хотелось колоть вакцину, просто руки не поднимались. Но, как уже много раз было в ее жизни, она уговорила себя. Последним доводом в ее внутреннем монологе была кончина Антона Павловича Чехова от чахотки.
Как часто, дорогой читатель, мы заглушаем тихий голос своего наития и совершаем то, о чем впоследствии сожалеем! Тамара Петровна имела обширный опыт таких прискорбных ошибок. Вот и сейчас она своими добрыми и заботливыми руками ввела под кожу новорожденных яд.
В это самое время космонавты Степаныч и Лежепеков, сменяя друг друга у объектива камеры, наблюдали происходящее на Земле. Станция успела сделать два витка по орбите, вошла в зону ночи и сейчас пролетала над западной Польшей. Центр циклона наползавшего с Атлантики находился прямо под ними. Глаз - так называют зону безветрия и чистого неба в сердце исполинского вихря. Космонавты не теряли надежду увидеть что-то достойное распечатанной дефицитной пленки. Повезло, на сей раз, Старику.
Серия снимков запечатлела сияющую резким, сварочным светом фиолетовую звезду. Золотой хвост, оставленный объектом в стратосфере, начинался где-то над Атлантикой. В считанные секунды прочертив небо над Европой, падающая звезда вонзилась в сине-черный покров облаков скрывавший Москву. По странному стечению обстоятельств, место ее приземления пришлось ровнехонько в месте, где у облачного "Дракона", будь он живым, располагалось бы сердце.
На секунду черноту облаков осветила яростное пламя вспышки, и было видно, как от нее кольцами разбегаются облака. Михалыч, наблюдавший на полет Звезды через метровое обзорное окно, судорожно вцепился в руку бортинженера. Командир, ты видел? – спросил через интерком Старик. Да, - сквозь треск вечно барахлящей внутренней связи ответил старший, - сейчас в центр доложу, на Москву ведь е...нулась.
- Нет больше Москвы и докладывать некуда. - Степаныч прошептал последнюю фразу сквозь зубы, но Миша Лежепеков расслышал его прекрасно. --Ты че, Старик, ты это серьезно?! – А серьезнее некуда, лучше скажи, у тебя родственники в столице есть? - бортинженер не шутил, начало доходить до Лежепекова.
- Помнишь, в том году ребята просчитывали фильм Армагеддон. Ну, там еще америкосы мир спасают от астероида, а помогает им советский космонавт, – придурок на тебя похожий?
А теперь прикинь: - скорость той хреновины, что мы с тобой засняли, была под триста километров в секунду. Раз в десять выше, чем у обычных метеоритов. При входе в плотные слои атмосферы на такой скорости объект испытывает чудовищные ударные и термические нагрузки. Чтобы прошить, как в нашем случае, атмосферу и на х… не сгореть, масса его должна быть никак не меньше пятисот тонн. И это при условии, что масса эта очень плотная и тугоплавкая, из металлического иридия к примеру.