- Дай мне табаку и бумаги. - Он взял кисет и скрутил сигарету. - Огонька… Спасибо. - Он глубоко затянулся и закашлялся.
- Я устал врать им, - сказал он наконец. - Наверное, так.
- Врать? - переспросил Яма. - А кто тебя просит врать? Выдай им Нагорную проповедь, если хочешь, или что-нибудь из "Илиады", мне все равно, что ты скажешь. Просто расшевели их немножко, погладь слегка, вот и все, что я прошу.
- А потом что?
- Потом? Потом я займусь спасением их… и нас.
Сэм медленно кивнул.
- Ну, если ты так ставишь вопрос… Только я не вошел еще в форму для таких штук. Конечно, я найду парочку истин, подпущу благочестия… Но мне потребуется двадцать минут.
- Хорошо, пусть двадцать. А потом будем собираться. Завтра едем в Кейпур.
- Так рано? - спросил Тэк.
Яма покачал головой.
- Так поздно, - сказал он.
Монахи сидели на полу в трапезной. Столы были сдвинуты к стенам. Насекомые исчезли. Снаружи продолжался дождь.
Великодушный Сэм, Просвященный, вошел и сел перед монахами.
Вошла Ратри в одежде буддийской монахини и в вуали.
Яма и Ратри прошли в конец комнаты и сели на пол. Где-то слушал и Тэк.
Сэм несколько минут сидел, закрыв глаза, затем мягко сказал:
- У меня много имен, и ни одно из них не имеет значения. Говорить - это называть имена, но говорить - не существенно. Вдруг случается то, что никогда не случалось раньше. Видя это, человек смотрит на реальность. Он не умеет рассказать другим, что он видел. Однако другие желают знать и спрашивают его: "На что похоже то, что ты видел?" Тогда он пытается объяснить им. Допустим, он видел самый первый в мире огонь. И он говорит: "Он красный, как мак, но сквозь него танцуют другие, цвета. У него нет формы, он, как вода, текущая отовсюду. Он горячий, вроде летнего солнца, только горячее. Он живет некоторое время на куске дерева, а затем дерево исчезает, будто он его съел, и остается нечто черное, которое может сыпаться, как песок. Когда дерево исчезает, он тоже исчезает". Следовательно, слушатели должны думать, что реальность похожа на мак, на воду, на солнце, на то, что едят, и на то, что выделяют. Они думают, что огонь похож на все, как сказал им человек, знавший его. Но они не видели огня. Они не могут познать его. Они могут только знать о нем. Но вот огонь снова приходит в мир и не один раз. Многие смотрят на огонь. И через некоторое время огонь становится таким же обычным, как трава, облака или воздух, которым они дышат. Они видят, что он похож на мак, но не мак, похож на воду, но не вода, похож на солнце, но не солнце, похож на то, что едят, и на то, что выбрасывают, но он не то, он отличается от всего этого или он - все это вместе. Они смотрят на эту новую вещь и придумывают новое слово, чтобы назвать ее. И называют ее "огонь".
Если они встретят человека, который еще не видел огня, и заговорят с ним об огне, он не поймет, что они имеют в виду. Тогда они, в свою очередь, станут объяснять ему, на что похож огонь, зная по собственному опыту, что говорят не правду, а лишь часть ее. Они знают, что человек так и не поймет их, даже если бы они использовали все слова, существующие в мире. Он должен сам увидеть огонь, обонять его запах, греть возле него руки, глядеть в его сердцевину или остаться навеки невеждой. Следовательно, слово "огонь" не имеет значения, слова "земля", "воздух", "вода" не имеют значения. Никакие слова не важны. Но человек забывает вещи и помнит слова. Чем больше слов он помнит, тем умнее его считают товарищи. Он смотрит на великие изменения этого мира, но не видит их, как видит тот, кто смотрит на реальность впервые. Их имена слетают с его губ, и он улыбается и пробует их на вкус, думая, что он знает о вещах по их названиям. То, что никогда не случалось раньше, все-таки случается. Это все еще чудо. Великое горящее цветение, исток, извержение пепла мира, и ни одна из этих вещей, которые я назвал, и в то же время все они, и эта реальность - Безымянность.
И вот я требую от вас: забудьте ваши имена, забудьте слова, сказанные мною, как только они будут произнесены. Смотрите на Безымянность в себе, которая поднимается, когда я обращаюсь к ней. Она внимает не моим словам, а реальности внутри меня, которая является частью Безымянности. Это атман, он слышит меня, а не мои слова. Все остальное нереально. Определять, значит, терять. Суть всех вещей - Безымянность. Безымянность непознаваема, она сильнее даже Брамы. Вещи уходят, но суть остается. Следовательно, вы сидите среди сна.
Суть сна - это сон формы. Формы проходят, но суть остается, создавая новые сны. Человек называет эти сны и думает, что пленил суть, не зная, что он вызывает нереальность. Эти камни, стены, тела, сидящие рядом с вами, - это маки, вода, солнце, это сны Безымянности… Они - огонь, если хотите.
Иногда спящий сознает, что он спит. Он может в какой-то мере управлять тканью сна, сгибая ее по своей воле, или может проснуться в большем самопознании. Если он выбирает путь самопознания, слава его велика, и он будет звездой во все времена. Если же он выбирает путь Тантр, объединяющий Самсару и Нирвану, включающий мир и продолжение жизни в нем, этот человек - самый могущественный из мастеров снов. Его мощь может быть направлена и на добро, и на зло, как посмотреть, хотя эти определения также не имеют значения, они по ту сторону наименований Самсары.
Однако жить в Самсаре - значит зависеть от работы могущественных мастеров снов. Если их сила направлена на добро, это золотое время, если же на зло - это время тьмы. Сон может обернуться кошмаром.
Написано, что жить - значит страдать. Так оно и есть, говорят мудрецы, потому что человек должен освободиться от своего бремени Кармы, если он достигнет посвященности. По этой причине, говорят мудрые, полезно ли человеку бороться во сне со своей участью, с тропой, по которой он должен следовать, чтобы получить освобождение? В свете вечных ценностей, говорят мудрые, страдание ничто; в пределах Самсары, говорят мудрые, страдание ведет к добру. Но оправданно ли, что человек борется против тех, чья мощь направлена на зло?
Он сделал паузу и поднял выше голову.
- В эту ночь между нами прошел Бог Иллюзии - Мара, могущественный из Мастеров Сна, склонный ко злу. Он натолкнулся на другого, на того, кто может поступать с тканью снов различными способами. Он встретился с Дхармой, который может изгнать мастера снов из своего сна. Они сражались, и Бог Мара не существует более. Почему они сражались: Бог Смерти и Бог Иллюзии? Вы знаете, что пути богов непостижимы. Но это не ответ.
Ответ, оправдание одинаково как для людей, так и для богов. Добро и зло, говорят мудрые, ничего не значат для тех, кто в Самсаре. Согласитесь с мудрецами, которые учили наш народ с незапамятных времен. Согласитесь, но рассмотрите вещь, о которой мудрые не говорили. Эта вещь - "красота", которая есть слово, но взгляните на это слово и рассмотрите Путь Безымянности. А что есть Путь Безымянности? Это Путь Сна. Но зачем нужен сон Безымянности? Этого не знает ни один из живущих в Самсаре. Так что лучше спросите, что делает сон Безымянности?
Безымянность, частью которой являемся все мы, дает форму сну. А что есть высший атрибут любой формы? Красота. Значит, Безымянность - артист. Значит, главное не проблема добра и зла, а проблема красоты. Бороться с могучими мастерами сна, чья сила направлена на зло или уродство, не значит бороться за то, чему учили нас мудрецы - быть безразличными в границах Самсары или Нирваны, а значит, бороться за симметричное видение сна, в границах ритма и точки, баланса и антитезы, которые делают сон вещью красоты. Об этом мудрые ничего не говорили. Эта истина так проста, что они, вероятно, проглядели ее. Но я вынужден обратить на нее ваше внимание. Бороться против мастеров снов, видящих безобразное - будь они люди или боги, - можно лишь волей Безымянности. Эта борьба также несет страдания, и кармическое бремя человека тоже будет облегчено, как это было бы при необходимости терпеть безобразное; но ЭТО страдание производит более высокий плод в свете вечных ценностей, о которых так часто говорят мудрые.
И вот я говорю вам, эстетика того, чему вы были свидетелями в этот вечер, была эстетикой высокого порядка. Вы можете спросить меня: "Откуда мне знать, что прекрасно, а что уродливо, и каким образом действовать?", и я скажу: на этот вопрос вы должны ответить сами. Для этого нужно сначала забыть то, что я говорил, потому что я не сказал ничего. Живите теперь в Безымянности.
Он поднял правую руку и склонил голову.
Яма встал, Ратри встала, Тэк прыгнул на стол.
Они ушли вчетвером, зная, что механизм Кармы на этот раз не сработал.
Они шли в пьяном блеске утра под Мостом Богов. Высокий папоротник, еще мокрый от ночного дождя, искрился по краям тропы. Вершины деревьев и пики далеких гор рябили за поднимающимся паром. День был безоблачным. Слабый утренний ветерок еще хранил следы ночного холода. Щелкание, жужжание и щебет джунглей сопровождали идущих монахов. Монастырь, из которого они ушли, едва виднелся над вершинами деревьев; над ним тянулась изогнутая линия дыма, расписывающая небеса.
Служители Ратри несли ее носилки посредине движущейся группы монахов, слуг и маленького отряда воинов. Сэм и Яма шли почти первыми. Тэк следовал за ними, невидимкой скользя меж листьев и веток.
- Погребальный костер еще горит, - сказал Яма.
- Да.
- Жгут тело странника, умершего от сердечного приступа как раз тогда, когда он решил отдохнуть в монастыре.
- Правильно.
- Для экспромта твоя проповедь была просто очаровательна.
- Спасибо.
- Ты действительно веришь в то, что проповедовал?
Сэм засмеялся.
- Я весьма доверчив, когда речь идет о моих словах. Я верю всему, что говорю, хотя я знаю, что я лжец.
Яма фыркнул.
- Жезл Тримурти все еще падает на спины людей. Ниррити шевелится в своем темном логове; он тревожит морские пути юга. Не хочешь ли ты потратить еще один срок жизни на удовольствие заняться метафизикой - найти новые оправдания для подавления своих врагов? Твое выступление в прошлую ночь звучало так, словно ты перевернул понятия ПОЧЕМУ и КАК.
- Нет, - сказал Сэм, - я хотел использовать другую линию воздействия на присутствующих. Трудно выразить возмущение тех, для кого все благо. В их мозгах нет места злу, несмотря на их постоянные страдания. Раб на дыбе, знающий, что он должен родиться снова, может быть, жирным купцом, - если будет страдать с готовностью, смотрит на страдание иначе, чем тот, у которого только одна жизнь. Этот раб может вытерпеть все, зная, что, как ни велика сейчас его боль, его будущие радости будут еще больше. Если такой человек не выбирает между добром и злом, тогда, возможно, красота и уродство могут служить ему одинаково. Меняются только названия.
- Тогда, значит, это новая, официальная, партийная линия? - спросил Яма.
- Именно, - ответил Сэм.
Яма провел рукой по невидимой щели в одежде, извлек кинжал и поднял его.
- Салют красоте! - воскликнул он. - Долой уродство!
Волна тишины прокатилась по джунглям. Прекратились все звуки жизни.
Яма поднял одну руку, а другой вложил кинжал в потайные ножны.
- Стоп! - крикнул он и посмотрел вверх, щурясь от солнца и склонив голову набок. - Прочь с тропы! В кусты!
Все засуетились. Тела в шафрановых мантиях метнулись с тропы. Носилки Ратри застряли между деревьев, сама же она стояла теперь рядом с Ямой.
- В чем дело? - спросила она.
- Слушай!
ЭТО спускалось с неба на взрывной волне звука. Оно мелькнуло над пиками гор, пронеслось над монастырем, разметая дым. При его полете грохотали взрывы звука, воздух дрожал, словно ЭТО пробивалось сквозь ветер и свет.
Это был крест в виде буквы тау с громадной петлей и с огненным хвостом позади.
- Разрушитель вышел на охоту, - сказал Яма.
- Громовая колесница! - закричал один из наемных воинов, делая рукой знак.
- Шива нисходит, - сказал какой-то монах, вытаращив глаза от ужаса. - Разрушитель…
- Если бы я своевременно понял, как хорошо я работал, я мог бы вычислить дни его международных состязаний. Иногда я сожалею о своей гениальности.
Крест прошел над Мостом Богов, качнулся над джунглями и ушел к югу. Его рев постепенно уменьшался по мере удаления. Затем наступила тишина.
Коротко чирикнула птица. Ей ответила другая. Затем снова появились все звуки жизни, и путешественники вернулись на тропу.
- Он вернется, - сказал Яма, и это оказалось правдой.
Еще дважды в этот день они покидали тропу, когда громовая колесница проносилась над их головами. В последнем случае она сделала круг над монастырем, возможно, наблюдая за похоронным ритуалом, проводившимся там. Затем она прошла над горами и исчезла.
В эту ночь они разбили лагерь под звездами. И на вторую тоже.
Третий день привел их к реке Дива и к маленькому портовому городку Куна. Здесь они нашли транспорт, как желали, и в тот же день двинулись на барке к югу, туда, где Дива соединялась с могучей Ведрой, а затем дальше и, наконец, к пристани Кейпура, их назначению.
Пока они плыли по реке, Сэм слушал ее звуки. Он стоял на палубе, положив руки на перила, и смотрел на воду, где яркое небо поднималось и падало, а звезды склонялись друг к другу. И тогда ночь обратилась к нему голосом Ратри откуда-то вблизи.
- Ты проходил этим путем прежде, Татагахти?
- Много раз, - ответил он.
- Дива прекрасна под звездами в своей ряби.
- Да.
- Теперь мы идем в Кейпур, во дворец Камы. Что ты станешь делать, когда мы туда прибудем?
- Некоторое время потрачу на медитацию, богиня.
- О чем будешь размышлять?
- О своих прошлых жизнях и об ошибках, которые содержала каждая из них. Мне нужно заново пересмотреть свою тактику и тактику врага.
- Яма думает, что Золотое Облако изменило тебя.
- Возможно, что это так и есть.
- Он считает, что оно размягчило тебя, ослабило. Ты всегда изображал из себя мистика, но сейчас, по мнению Ямы, ты и в самом деле стал им - на свою и нашу погибель.
Сэм покачал головой и повернулся, но не увидел Ратри. То ли она была здесь невидимкой, то ли ушла. Он сказал тихо и без выражения:
- Я сорву эти звезды с небес и брошу их в лица богам, если понадобится. Я буду богохульствовать во всех храмах страны. Я буду улавливать жизни сетью, как рыбак рыбу, если это будет необходимо. Я снова поднимусь в Небесный Город, даже если каждая ступенька будет пламенем или обнаженным мечом, а путь будут охранять тигры. Настанет день, когда боги спустятся с Неба и увидят меня на лестнице; я принесу им дар, которого они боятся больше всего. Но сначала мне надо подумать, - закончил он, отвернулся и вновь начал разглядывать воду.
Падучая звезда пролетела по небу. Судно шло вперед. Ночь вздохнула над Сэмом.
Сэм смотрел вперед и вспоминал.
Однажды незначительный раджа мелкого княжества отправился со своей свитой в Махартху, город, который называли воротами Юга и Столицей Зари, чтобы купить себе новое тело. Это было в те времена, когда угрозу судьбы еще можно было отвести в сторону, когда боги были менее строги, демоны еще связаны, а Небесный Город бывал иногда открыт для людей.
Это история о том, как принц искушал однорукого исполнителя обрядов перед Храмом и своей самонадеянностью навлек на себя немилость Неба…
Немногие родятся вновь среди людей;
Большинство родится вновь
Где-то в другом месте.
Ангуттара-Никапя (1,35)
Принц въехал в столицу Зари ближе к концу дня верхом на белой кобыле и поехал по широкой улице Сурья; сотня его вассалов сгрудилась позади, его советник Страк ехал по левую руку от него; кривую саблю в ножнах и часть его богатства в сумках несли вьючные лошади.
Жара накаляла тюрбаны путников, расплывалась позади и снова поднималась с дороги.
Навстречу медленно ехала колесница; возничий искоса взглянул на знамя, которое нес глава слуг; куртизанка стояла у входа в свой шатер и смотрела на уличное движение; свора дворняжек с лаем бежала за лошадьми.
Принц был высок, его усы были цвета дыма. На темных кофейного цвета руках выступали набухшие вены. Но держался он прямо, а глаза его, светлые, волнующие, напоминали глаза древней птицы.
Впереди собралась толпа, глазеющая на проходящий отряд. На лошадях ездили только те, кому это было по карману, а столь богатыми были немногие. Обычным верховым животным был слизард - чешуйчатое существо со змеиной шеей, со множеством зубов, с сомнительным происхождением, коротким жизненным циклом и скверным характером; у лошадей по каким-то причинам за последние десятилетия увеличилась бесплодность.
Принц ехал по столице Зари; жители наблюдали.
Вскоре отряд свернул на более узкую улицу и поехал мимо низких торговых зданий, больших магазинов, крупных купцов, мимо банков, храмов, гостиниц, борделей. Наконец, они доехали до начала делового района и до роскошной гостиницы Хауканы, Самого Лучшего Хозяина. У ворот они натянули поводья, потому что сам Хаукана стоял снаружи, просто одетый, полный, улыбающийся, желая лично провести в ворота его белую кобылу.
- Добро пожаловать, господин Сиддхарта! - сказал он громко, чтобы все уши могли узнать личность гостя. - Добро пожаловать в эту соловьиную округу, ароматные сады и мраморные залы этого скромного заведения! Приветствую также и твоих всадников, которые проехали с тобой немалый путь и, без сомнения, найдут здесь отдых и достойный прием, как и ты сам. У меня ты найдешь все, что тебе нравится, как бывало много раз в прошлом, когда ты живал в этих залах с другими знатными гостями и благородными посетителями, слишком многочисленными для перечисления…
- И тебе добрый вечер, Хаукана! - крикнул принц, потому что день был жаркий, а речь хозяина гостиницы текла, как река, и могла литься вечно. - Впусти нас поскорее в эти стены, где среди прочих качеств, слишком многочисленных для перечисления, есть также и прохлада.
Хаукана быстро поклонился и, взяв под уздцы белую кобылу, провел ее через ворота во двор; он придерживал стремя, пока принц не спешился, а затем передал лошадей конюху и послал мальчишку подмести улицу.
В гостинице гости первым делом вымылись, стоя в мраморной ванне, в то время как слуги лили им воду на плечи. Затем они умастили себе кожу, по обычаю касты воинов, надели свежую одежду и прошли в обеденный зал.
Трапеза тянулась до вечера, до тех пор, пока воины потеряли счет блюдам. Принц сидел во главе длинного низкого стола. Направо от него три танцора вели сложный танец, позванивая цимбалами; выражение их лиц точно соответствовало каждому моменту танца, а четыре музыканта под вуалями исполняли подходящую старинную музыку. Стол был покрыт богато вытканными скатертями с изображениями охоты и сражений: всадники на слизардах и лошадях поражали копьями и стрелами крылатую панду, огненного петуха и растение с драгоценными стручками; зеленые обезьяны боролись на вершинах деревьев; птица Гаруда держала в когтях небесного демона и била его клювом и крыльями; из глубин моря вылезала армия рогатых рыб, зажимавших в соединенных плавниках розовые кораллы и глядевших на строй людей в камзолах и шлемах; те копьями и факелами препятствовали рыбам выйти на берег.