* * *
Случай поговорить о странной могиле Анатолия Верхового - основателя коммуны - подвернулся ближе к концу месяца, когда лед залива вроде бы уже начал подтаивать.
- Опять ты всю зиму псу под хвост выбросил, - ворчливо сказала Маша.
- В каком смысле?
- В таком, что и не попытался до Верки дойти.
- Зачем мне к ней идти?
- Мозги ты мне пудришь. Если бы действительно хотел разобраться, кто ты есть и откуда, давно уже сходил к Верке. Хотя бы попробовал. Не пробуешь. Значит, все знаешь про себя. А мне заливаешь, мол, память отшибло.
Каждый раз по весне такой разговор. Каждый раз - когда и без разговоров неспокойно. Как объяснить дубовой деревенской бабе совсем простую вещь: знать правду и хочется, и колется? А вдруг эта правда окажется такой, что лучше бы ее не знать?..
…Иногда находило: бросить дела, сорваться туда, откуда все началось. К тому леднику, где пять лет назад подобрали обмороженного беспамятного человека дикие туристы. Может быть, там само вспомнится… Может быть. Если дойдешь. Если на ходу разберешься, как пользоваться альпинистскими веревками и железками. И еще - если получится раздобыть веревки и железки. Все это барахло - не "Винстон", чтобы при оказии в киоске прикупить…
Короче - находило и уходило. Когда уходило, разговоры о потерянной памяти болезненно отзывались где-то внутри души. Ничего не хотелось знать. Никаких тайн не хотелось - ни своих, ни чужих. Казалось - садисты одни кругом, насильно тянут куда-то, куда совсем не нужно…
- Наплевать тебе на меня, - Маша продолжала ныть. - Не любишь, потому и не доверяешь.
- Ну, зачем ты опять.
- Оно, в общем, понятно: стара я для тебя.
- Да я тебе в отцы гожусь.
- В зеркало на себя посмотри, папаша… А если не стара - так в чем дело? В том, что у нас детей нет?
- Детей-то, может, из-за меня нет. Сама виновата - с инвалидом живешь… только к моей памяти это никак не относится.
- Ты мне не заливай про инвалидность-то. На тебе все как на собаке зарастает. Я что, слепая? Только вот шрам твой через всю рожу долго не сходил, я грешным делом, думала: может, специально подновляешь? Маскировка. Чтобы узнать было трудно.
- Ну, понеслось…
- А то. С бородой вот еще не расстаешься.
- В ней зимой теплее.
- Скажи - прячешься. Здесь беглых уголовников полно. Может, тебя свои же обобрали, со скалы спихнули и подыхать бросили? Нет?
- Я же говорил - не знаю. Действительно не знаю, а врать не хочу. Все, что знал - рассказал тогда.
- Херню ты рассказал.
…Херню, да. Попал в автомобильную аварию где-то в столичном городе. Там попал в аварию, а здесь оказался на леднике, весь обмороженный… Наверно, в промежутке что-то было. Только откуда это "было" взять? Если вспоминается лишь катастрофа, а до нее и после - один мрак сплошной…
- Сходи к Верке, пока время есть, - нудела Маша.
- С чего ты взяла, что она поможет?
- Она и не такое лечила. Ты даже не пробовал. Верка - не просто врачиха.
- Ведьма, ну да.
- Только в печь не ставь… а хоть бы и ведьма. Вера таких поднимала, для каких уже костер готовят. Потому дочь крови.
- Какой крови?
- Анатолия Верхового, какой еще.
- У него же не было детей.
- Я не сказала - родная дочь. Я сказала - дочь крови.
- Объясни.
- Чего тут объяснять-то. Из его крови вышла.
Началось. То, на что Рыжий сетовал: как вопросы - так напрямую, а до объяснений дошло - говорильня загадками…
- Как умер Верховой?
- Он не умер. Перешел в своих детей. В кого-то больше, в кого-то меньше. В меня - меньше, потому десять лет прошло. А братец мой старший, Верка и Лось - те все получили, потому дети крови. Таких пятеро было. Двое ушли в город и сгинули там.
- Ни фига не понял. Они ведь после смерти Верхового родились?
- Да не умер он!
Михаил обескуражено покачал головой:
- Когда непонятно, чему верить, начинаешь верить худшему. Ходят слухи, что Верхового коммунары попросту сожрали. Убили и сожрали. А потомки это до сих пор скрывают - жалеют тех стариков, которые участвовали в убийстве.
- Да не было никакого убийства, ты чего - охренел?!
- А как было?
- Никак. Верховой тут, никуда не уходил. В каждом из нас проснуться может, а в первую очередь - в кровниках.
- Да почему они - кровники, если не он их зачал?
- Потому из его крови вышли.
Сказка про белого бычка…
* * *
Через день хоронили одну из старейшин. Дичайшая эклектика, как все местное.
Документы о смерти оформлены, нотариально заверены. Наследственно-имущественные формальности улажены.
Но кладбища здесь нет. Разводят погребальный костер в ритуальном месте, рядом с могилой основателя. А завтра на его плите, в общем списке, появится еще одно имя…
У костра собрался весь поселок. Обычно для таких событий людей отовсюду отзывают - из кедрача, с рыбачих баркасов, с лесосеки. Сейчас-то отзывать некого: зимой все и так торчат недалеко, хозяйственными делами занимаются. Изредка ходят на охоту, но не надолго…
Самые близкие родственники покойной - рядом с костром. Плачут - то ли от горя, то ли от дыма. А остальные сельчане стараются хоть не надолго подойти поближе - вдохнуть этого дыма. Одна из варварских традиций поселка Пробуждение.
Костер разгорелся. Пламя взмыло вверх и стало похоже на бурную, полноводную оранжевую реку, рвущуюся к небесам… Второй раз Михаилу довелось наблюдать здесь похороны. И впервые, и сейчас им овладело странное состояние. Все вдруг стало понятно в этом мире: что такое жизнь - и в чем ее смысл, что такое смерть - и чего ждать после смерти. Невидимое стало видимым, неслышное - слышным, невозможное - возможным.
И ясно, как дважды два: понимание это не удержать, не поймать за хвост, не поместить раз и навсегда в осознанной памяти. Оно исчезнет, как только схлынет оранжевая река…
- Пойдем, что ли, и мы пробьемся дымком подышать? - Рыжий опять возник из ниоткуда. Доставать начинает эта кошачья привычка.
- Тебе же не нравятся местные обряды.
- Но… ведь принято. Кто сказал - не нравятся? Просто не понимаю.
- Не любишь загадок без ответов.
- Тут ответ как раз ясен. Полностью в концепте этой, прошу прощения, субкультуры. Вдыхая дым, ты впитываешь душу предка. С тех пор он частично живет в тебе, а частично - над тобой. Плодит миражи и всю местную, извиняюсь, энергетику. Да! Кстати. Я разобрался, - добавил он, понизив голос до шепота.
- В чем?
- В проблеме Верхового. Его не убили. Он сам себя в жертву принес. Коммунары кровь выпили, обескровленное тело похоронили. А тех, кого зачали в процессе этой оргии, называют кровниками.
- Дичь какая-то.
- А здесь все - одна сплошная дичь… но кровнички ничего себе получились.
…Вера - врач-экстрасенс. "Таких поднимала, для каких уже костер готовят". Лось - он же Виктор Лосев - оправдывает свою кличку: пятьдесят с лишним мужику - тридцатилетнему фору даст. Не то слово: КАМАЗ перевернет и не поморщится… Вадим - старший брат Маши - бессменный поселковый лидер. Вроде ничего мистического, но на жизнь пробужденцы не жалуются.
Неужели - правда? Все трое зачаты пьяными от человеческой крови родителями?..
- Мишка, нескромный вопрос. Тебя действительно Мишкой зовут? Не хочешь - не отвечай, я пойму.
- Если бы я сам знал.
- Как - не знаешь?
- Да так… Когда меня нашли полудохлого, я был уверен, что это мое настоящее имя. Сейчас уже не уверен. Слишком много ложной памяти. Вот: женщину какую-то вижу. С окровавленным лицом. Очень четко, нарисовать мог бы… А мне говорят - не было никакой аварии. Не могло быть.
- Мистика.
- Да нет. Просто какие-то курьезы сознания. Господь с ними.
- Здесь считают, что ты путешественник, экстремал-одиночка, упавший со скалы. Мол, тебя обобрали какие-то местные ворюги (непонятно, откуда взявшиеся) или беглые уголовники.
- Некоторые подозревают, что я и сам с зоны бежал.
- А ты как думаешь?
- Не знаю.
- За пять лет по любому изловили бы, если бы с зоны. Здесь не так много населенок.
- Не знаю я ничего. Отвяжитесь вы все!..
- Извини.
Подошла собака Шишка - поселковая бомжа. Из тех дворняжек, которые в силу вольного статуса столуются в нескольких домах сразу, где своих собак нет. Оттого - толстая, пушистая и наглая.
Михаил нагнулся, потрепал псину по лохматой холке. Та, ни с того, ни с сего, вызверилась - то ли искра в нее отлетела, то ли еще чего - и вцепилась в протянутую ладонь. Прокусила до кости.
- Ах ты, сволочь! - Михаил резко стряхнул с руки вероломную тварь. Та, моментально опомнившись, заскулила, завиляла хвостом. Окровавленную морду облизнула, попятилась прочь.
- К Вере иди, - сказал Рыжий. - Прямо сейчас… как тут все, мать их, кровь любят, вот и скоты туда же… Иди к врачихе немедленно, не тяни время - вдруг столбняк какой-нибудь.
- Так Вера-то здесь, - откликнулся мужик со слободы, стоящий неподалеку. - Вон она. Вера! Тут человека погрызли.
Статная женщина в расстегнутом полушубке, по-цыгански замотанная в цветастую шаль, протолкалась сквозь толпу сельчан к пострадавшему. Глянула на прокушенную кисть, потом - укоризненно - на сконфуженную собаку.
- Даа… что ж ты, сукина дочь, сделала? Дымом человечьим надышалась - так теперь все можно? Нынче не приходи, кормить тебя не буду.
Затем кивнула Мише:
- Идем. Оно, конечно, само пройдет, но лучше почистить - от греха.
Дом Веры - близко, на соседней улице. Вот и выпал случай здесь побывать. Входя в сени, Михаил ожидал бог весть чего - черепов, развешенных по стенам, многочисленных кровоточащих распятий, мало ли… Но большая, светлая комната, в которую провела его хозяйка, оказалась непохожа даже на врачебный кабинет, не то что на прибежище ведьмы. Пучки сухих трав по стенам висели, но этим, собственно, начинался и заканчивался профессиональный антураж.
Лечение ограничилось обычным промыванием раны и противостолбнячной сывороткой.
- И все?..
- А чего ты хотел? - усмехнулась ведьма. - Тебе и этого много. Без обработки прошло бы через пару дней, а так - завтра затянется… Одно слово - заговоренный.
- Почему заговоренный?
Женщина пожала плечами:
- Откуда ж я знаю, почему. Просто чувствую. И люди говорят. Ты ж не посторонний, хотя и в гости не заходишь.
Михаил решился:
- Помоги мне вспомнить, кто я такой.
Вера пристально посмотрела ему в глаза пробужденским хватающим взглядом.
- Может - рано?
- Что значит - рано?
- Всякое знание приходит в свое время. Лучше не торопить. Если не готов - мало ли чего наворотишь.
- А когда будет пора?
- Если сам не проснешься - по осени приходи. Скоро пойдешь с рыбаками? Как шарахнет тебя нынче несвоевременное знание - одуреешь и за борт сиганешь. Не спеши. Пять лет ждал - подожди еще.
- Что ж такого страшного в моей биографии?
- Почему страшного. Вот если б ты узнал, что у тебя целых два прошлых?
- То есть?..
- Я к примеру спросила, - улыбнулась ведьма. - Или - два, или - ни одного, это как посмотреть… А вообще, мои родители сказали бы - харизма у тебя.
В ее исполнении слово "харизма" прозвучало, как название какой-то неприличной болезни.
- В чем она заключается?
- Сам решай… Кстати, чтоб ты знал: детей у тебя не будет. Не может быть. Я уж Марию не расстраиваю…
Михаил вышел за дверь совершенно обескураженный. Проштрафившаяся собака Шишка дожидалась его у калитки. Виляя хвостом, потащилась следом…
- Чего надо? Сапогом по морде?
Шишка уселась на дороге и уставилась на него хватающим человеческим взглядом. Вот-вот заговорит…
Михаил попытался стряхнуть наваждение, закрыл глаза…
И тут его повело. Почуялось - будто лежит он в темноте, зажатый со всех сторон, а на нем, как на фундаменте, стоит огромное здание. И - холодно. Рук-ног нет, тела нет, ничего нет. Один только леденящий холод.
А еще - мысль. Неизвестно чья, пришлая какая-то, бесформенная, малопонятная мысль: "Отпусти-не-могу-больше-так-ни-жить-ни-умереть…"
Потом глаза сами собой открылись, морок исчез. Михаил шевельнул рукой, сделал пару шагов. Все в порядке.
Что ж это за чертовщина? Не первый раз уже. Сердце шалит, или с головой неважно?..
Михаил подался обратно к Вере. Но пока шел, забыл - зачем… Стоя на крыльце, подумал: глупо. Если ведьма отказалась говорить про капризы моей памяти - настаивать бесполезно. Все едино ничего не добьюсь.
Надо же. Столько времени тянул, боялся узнать о себе правду. Только решился - от ворот поворот. Теперь из самого нутра, пульсируя в каждой клетке, продиралось наружу нетерпение. Это нетерпение, дремавшее пять лет, нынче требовало - вынь да положь.
Повинуясь импульсу, Михаил отправился в соседний двор. К Вадиму, поселковому начальнику. Если Вадим еще не вернулся с похорон - так тому и быть. А если вернулся - значит, судьба.
На пороге сидела вездесущая Шишка. Посторонилась, пропуская человека в сени.
Из комнаты доносились голоса. Михаил остановился было - помешаю, нет? - но тут же понял: телевизор говорит.
- Можно?
- Заходи, - отозвался хозяин. - Чаю хочешь?
- Да нет, я не надолго…
Вадим убавил громкость телевизора, вернулся к столу. Долил себе чая - неспешно, будто выполняя ритуал. Сел на табуретку, отхлебнул из кружки, только потом сказал:
- Как хочешь.
- Давно собираюсь спросить: почему здесь никогда поминки не справляют? Положено водку пить, а ты водой пробавляешься.
- Ты в лес идешь - зачем костер разводишь? Представь: развел костер - тут же его залил. Снегом засыпал. Зачем было разводить?
- Вся глубинка пьет, не просыхая. Только вы не пьете.
- Пьют некоторые, - ответил хозяин. - Которым силы не жалко.
- Ладно, дело ваше. Я не за этим пришел. У тебя, говорят, километровка есть. По нашему району.
- Зачем тебе?
Михаил замялся. Сказать - не сказать? Не поймет ведь. Три дня ломиться куда-то к черту на рога, в горы, для того чтобы вспомнить собственную жизнь - по сельским меркам однозначно глупая затея. Опять же - когда ломиться? Сейчас? Сейчас, может быть, получится обойтись без веревок: вместо скал - снег глубокий. Но по такому снегу пилить туда никак не три дня, даже на лыжах… Идти по весне, когда все растает - вообще не разговор. По весне работать надо…
- Так чего, дашь карту?
- Она в караван-сарае, - ответил Вадим, изучая гостя хватающим взглядом. - Там и ксерокс есть, хочешь - себе напечатай… Ключи тебе дать? А то сейчас нет никого, девки все на похоронах.
Караван-сарай - общественное здание на том краю поселка. Огромная изба на все случаи жизни. Почта, она же магазин, она же склад, она же канцелярия, и общежитие для заезжих шабашников, и актовый зал…
- Так дать тебе ключи?
- Дай… только Машке не говори.
- Чего ты задумал?
- Погулять хочу.
Вадим усмехнулся:
- А ночевать где будешь? В снегу, как глухарь, или - стоя, как лошадь?
Правда. Когда спускались оттуда, одну-единственную избушку встретили, и то - уже здесь, ближе к поселку…
Михаил сдался. Очередной раз сдался.
- Ладно, потом. Ну… тогда давай чаю.
- Так бы сразу, - сказал хозяин, наливая гостю чай из круглого белого чайника, огромного, как волейбольный мяч. - Весна - время суетное, всех на волю тянет. Хочешь погулять - иди, вон, на седло сходи. Заодно проверишь, как там заимка.
Да, просто нужно куда-нибудь пройтись. Хоть бы и на заимку. Дался мне этот ледник… Правда всегда оказывается не там, где ищешь. А если уж совсем честно - именно там, где ищешь, ее никогда и не бывает…
Тут будто какой-то незримый выключатель щелкнул в голове, вспомнилось: "Ты так видишь. Неправильно".
Где я это мог слышать?..
- Вадим?
- Чего?
- Как по-твоему, что с моей головой? Ни черта о себе не помню, ерунда какая-то обрывочная.
- Почему ты меня об этом спрашиваешь?
- Ты - кровник Верхового. Вы понимаете что-то такое, чего другие не понимают.
- Я - хуже остальных кровников. Слишком долго в городе болтался, - Вадим отхлебнул из своей чашки. - Разум на заумь поменял.
Гость вздохнул:
- Сестра твоя покою не дает. Хочет знать, что я не беглый уголовник.
Хозяин поморщился:
- Внимания не обращай. У нее самолюбие ранимое. Раздутое, как нажравшийся удав. С двумя мужиками из-за этого разошлась - не поумнела. Раз она с тобой живет - изволь доказать, что ты не хуже этого, - Вадим кивнул в сторону телевизора, - Как его… ну, герцога уэльского.
- Так ведь по делу ноет-то. Свалился мужик бог весть откуда, то ли врет с три короба, то ли и впрямь пришибленный.
- А хоть бы и пришибленный. Руки-ноги есть, котелок варит, хрен стоит - какого рожна ей еще надо? - он долил себе чаю и завершил мысль:
- В общем, не бери в голову.
- Не получается, - Михаил хмыкнул. - Совсем пустая голова. Вот и лезет в нее все подряд.
- Пустая, говоришь? По-моему, наоборот. Слишком много в твоей голове лишнего. Вот, лишнее и мешает… Я тебе так скажу: неважно, кем ты был. Важно, кто ты есть.
- Я ж этого и не знаю.
- Как - не знаешь? - удивился хозяин. - Ты - житель поселка Пробуждение. Рыбак, лесоруб, шишкарь. Разве мало для одной жизни?
- Если достаточно - чего ж ты тридцать лет назад в город подался?
- Молодой был. Думал - где-то интереснее… Проспал пятнадцать лет, потом вернулся сюда.
Может, конечно, и так. Но ведь потребовалось проспать эти пятнадцать лет, прежде чем надумал возвращаться.
- Ерунда это все, - заявил Вадим. - Дело не в том, сумеешь ли ты достучаться к себе. Я думаю, сумеешь. Вот только на кой хрен оно тебе нужно?
- Хочется знать правду, - упрямо сказал Миша.
- Правда - то, что ты видишь здесь и сейчас. Другой правды нет и быть не может.
И тут опять вспомнилось:
"Существует лишь то, что ты видишь. Если не нравится - сумей увидеть другое…"
Чьи это слова, черт бы их подрал?..
От Вадима Михаил вышел еще более растерянный, чем от Веры. Огляделся. Деревья, дальние и близкие, окружены ослепительным радужным ореолом. Вокруг тех, что рядом, через дорогу - ореол виднеется отчетливо, подальше - размыт, а в горах вообще все слилось в одно пульсирующее сияние.
Так ли плохо окружающее, чтобы захотелось вместо него увидеть другое?.. Возможно ли - знать другое, но продолжать видеть это? На двух жеребцах не ускачешь.
Апрель - беспокойный месяц. Его бы пережить - дальше все опять станет без разницы. Своевременное проснется, несвоевременное останется на потом. До следующей весны.
Апрель и есть пробуждение.