отражение. Скривилась от отвращения к себе, ненависти ко всем и всему что ее
окружает: Лиса вон уже в строю. А что на спине в крестики-нолики в клетках
рубцов играть можно, не печалится. Понятно - спина, не лицо.
Дверь в палату хлопнула и на пороге появилась Алиса:
- Привет, - оглядела застывшую у зеркала санузла подругу.
- Что надо? - буркнула та, с силой хлопнув дверью санкомнаты. Прошла к постели.
Алиса вздохнула, проводив ее виноватым взглядом: три недели уже прошло, а Люция
все в себя прийти не может - злится, бурчит всем недовольная, и смотрит, словно
Сталеску специально в тот тоннель ее затащила, физиономией в маховик сунула.
- Люсь, я тебе яблок принесла…
- Нужны мне твои яблоки, - фыркнула та, сев на постель к подруге спиной. -
Шла бы ты, откуда пришла.
- Слушай, Маликова, перестань дуться. Я-то тебе что сделала? В чем виновата? -
села Алиса рядом.
- Ни в чем. Так, до кучи.
- Не надо меня в чужую кучу, я в твоей обособленно. Ты вот дуешься на меня, а я,
может, последний раз к тебе пришла. Завтра увольнительная, а послезавтра…
тоннель.
- Опять? И пойдешь?
- А есть выбор?
- Выбор всегда есть, как и выход.
- Угу, - Алиса облизнула губы, искоса поглядывая на подругу. - Люсь, я…
посоветоваться хочу. Как раз насчет выбора. Есть три варианта: губа за отказ
выполнять приказ, потом трибунал и еще два года в полном дерьме со всеми
вытекающими… Второй - рапорт о переводе в СВОН. Тоже не климат для меня.
Передышка, ужин перед казнью. Ну, а третий… Вывести Стокмана из строя на пару
недель, а там еще что-нибудь придумается.
- Последнее в подробностях, пожалуйста, - воззрилась на нее Люция.
- Ты сможешь завтра в шесть утра на стреме постоять?
- Зачем и где? - все интересней и интересней - насторожилась Маликова.
Алиса вытащила из кармана две гильзы и патрон с красной полосой.
- Пугач, - скривилась презрительно Люция.
- Почти. Увечий, конечно, не будет, обожжет немного да форму испортит. Но смеха
будет на весь дивизион. Начнет сержантик оружие чистить, а гильза и выстрелит, и
дом его превратиться в арену для шоу. Заряд на полчаса фейерверка. А в гильзах
краска. Боек нажмет и весь квадрат лица, одежда и окружающие предметы будут в
фосфорной синьке. Недели две не смоет - проверено.
- Детство, - прошипела Маликова.
- Может быть. Но две недели мы выигрываем…
- Ты, - отрезала Люция.
- Хорошо - я, - вздохнула Алиса. - Две недели покоя - рай.
- Да даст он тебе после этого покоя, как же!
- Не будет же он с синей физиономией по дивизиону бегать? Возьмет отпуск,
отгулы, больничный, в конце концов.
- Ага, а потом за прежнее с новыми силами.
- Ну, не убивать же его? - загрустила Сталеску - данный вариант был бы
оптимальным, но категорически не подходил из морально-этических соображений.
Хотя… очень, очень хотелось Алисе плюнуть и на этику, и на мораль, особенно,
когда на лицо и спеленатую руку подруги смотрела.
Та о чем-то задумалась, с угрюмым выражением исподлобья глядя перед собой. План
Сталеску ей нравился в другом варианте, криминальном. И сердце радовалось от тех
кровавых картинок, что рисовало воображение: разбросанные останки Стокмана по
всему периметру холостяцкого жилья, или сам жив, но изувечен так, что и пластика
не поможет - рука в мойке, нога на люстре…
- Давай наоборот, - предложила очнувшись.
- Что наоборот? - не поняла Сталеску.
- Я подменю заряды. Мне до его домика сто метров. Никто не заметит, на меня не
подумает. А тебя в первую очередь потянуть могут. Составь алиби, с девчонками в
клозете покури, светись везде и весь день, чтоб на каждую минуту был свидетель.
Короче, давай свои патроны, - протянула здоровую руку.
- Люция, не надо тебе в это лезть. Одно дело покараулить, другое в дом офицера
вломиться.
- В том-то и дело, что мне уже хуже не будет, спишут, даже если возьмут. Но не
возьмут, у меня больше возможностей, чем у тебя. Время опять же не меряно. В
любую секунду к нему забегу, а потом на процедуры, и докажи, что я из лазарета
выходила.
- Принято… Примерно без двадцати шесть он выходит, чтоб размяться на плацу,
потом идет домой, приводит себя в порядок и на подъем в казарму, - сообщила
Алиса, вручая подруге гильзы и патрон. - Будь у его дома полшестого. Я подойду,
покараулю. Как будет возвращаться, свистну. Меняй заряды во всех пистолетах,
автоматах, что найдешь. Он аккуратист, оружие исправно чистит, авось до тоннеля
успеет повеселиться. Вставит после чистки обойму и… с Новым годом. Печалью
меньше.
- Угу, - кивнула Маликова, с отрешенным видом зажимая гильзы. - Завтра…
Она вышла на улицу и села на лавку. Настроение было отвратительным: Люция
вызывала острое чувство жалости, а ее угрюмость навевала мысль об окончании поры
дружбы и финише доверительных отношений. Думать об этом не хотелось, но думалось.
- Привет, - качнул ладонью Игнат, подходя к Алисе, и опустился рядом на
скамейку, - Скучаешь.
- Наслаждаюсь передышкой.
- Насчет рапорта не надумала?
- Нет, я уж как-нибудь по-пластунски до финишного окончания срочной. На
сверхсрочную дыхалки не хватит, и так нервы уже не к черту.
- А я слышал другое. Нервы-то у подружки твоей сдали. Как мордочку подправили,
так и….
- Тебя бы туда! - сверкнула глазами Сталеску.
- Ладно, ладно, не шипи, я ж не со злом.
- Тогда не лезь в душу и Люську не трогай…
- А то и мне фейс подправишь, да? - улыбнулся парень примирительно. Взгляд
кристально честный, чистый и доверчивый. Ангел в ботах!
Алиса фыркнула успокаиваясь.
- Гильзы-то пригодились?
- Ага, уже запаковала, отправлю домой с оказией, на память о светлых днях.
- Ну, и хорошо… Ладно, потопал я за фельдшером. Начсвязи что-то приболел.
Бывай.
- Ага, ага, попутного ветра вам в солдатские шаровары.
- Ох, и язва ты, - хохотнул парень, вставая.
Несмотря ни на что, Маликова не подвела. Сталеску лишь подивилась ее ловкости и
профессионализму по вскрытию дверных замков. Хотя после года практики по
вскрытию энергоблоков и банковский сейф ерундой покажется.
Девушка замерла на углу, чутко прислушиваясь к звукам, оглядывая местность.
Минуты текли на удивление быстро, прошло три, четыре, пять. На шестой Люция
выплыла из дома сержанта и, не взглянув на притаившуюся за углом подругу,
направилась в лазарет партизанскими тропами.
Алиса вздохнула: помогла и то ладно. И пошла в казарму - скоро подъем.
- Ты где была? - подозрительно оглядела ее Донецкая, стоящая на посту у входа
в казарму.
- Рассвет встречала, - буркнула Сталеску, спеша пройти внутрь. Надо же, как не
повезло. Когда выходила, Татьяны не было, а как пришла, так наросла.
`Пронесите все святые', - вздохнула Алиса, хлопнувшись на кровать.
Грохот раздался перед завтраком.
Дом Стокмана сгорел, как факел. Самого хозяина собрали по частям и доставили в
лазарет, но всем было ясно - не выйдет, лечить нечего: множественные ранения и
ожоги, плюс сквозное в голову. Как такое случилось никто не понимал.
Сержант был в коме, а Сталеску в шоке. Она сидела в столовой и ковырялась в каше,
боясь оторвать взгляд от тарелки. За ее столом никого не было, все, от повара до
рядовых, обходили ее стороной, бросали косые взгляды и шептались. Их любовь с
сержантом была всем известна. Еще до прибытия группы из отдела расследований,
как только случилось несчастье и весть о нем разнеслась по дивизиону, во всем
обвинили Алису. А кого же еще?
Сталеску, конечно же, поняла, что Люция поменяла учебные патроны сержанта на
мощные, боевые заряды с самовзрывателями. А добытые Алисой петардные гильзы,
наверняка выкинула.
Они бы взорвались, стоило лишь Стокману сунутьобойму и передернуть затвор, и
опалили бы лицо, окрасили фосфорной краской, максимум поцарапало бы физиономию
или руки отбило. Все. Но Люси этого было мало и она переиграла, подложив
сержанту фактически бомбу. Даже если б он не трогал обоймы, заряды взорвались бы
сами, случись перепаду температуры или встряске. Так случилось. Почистил сержант
оружие, ввел обойму в паз, удар, щелчок - привет.
На вид самовзрыватели легко от учебных отличить - три красных полосы по
окантовке капсюля… Или все же перепутала? Где Люция их взяла? Может и не она -
Стокман арсенал держал? Исключено: он сволочь, но не идиот. А вот Люся…
Девушка также хорошо понимала, что не сейчас, так через час за ней явятся из
отдела и уведут на допрос, и она долго и нудно будет доказывать, что не золотая
рыбка. И ничего не докажет, только подставит Люцию в ответ на то, что та
подставила ее. Но если та сделала это скорей всего ненамеренно, то ей придется
сдавать ее целенаправленно.
`Что ж ты наделала, Люся'? - сжала ложку Алиса, еле сдерживаясь, чтоб не
расплакаться.
Нет, Люську она не сдаст, хватит с нее увечий и прессовки, совсем та сломалась,
раз на преступление решилась. Да и смысл выдавать Маликову, если утром
караульная видела Сталеску, а ту никто не видел. Для всех она - больной человек,
мирно ждущий манны небесной от начальства и способный разве что, дойти без
сторонней помощи до сортира.
Тогда, что говорить, что делать?
Да ничего! Не видела, не слышала, не знаю, а утром наслаждалась пением птиц на
плацу. Не верите - поймайте пару ворон и допросите. Они-то точно все знают…
- Рядовая Сталеску? - раздался голос за спиной. Алиса скрипнула зубами
предполагая, кто явился по ее душу, повернулась: перед ней стоял молоденький
лейтенант с лычками отдела внутренних расследований на рукаве, рядом двое
автоматчиков с дежурными физиономиями каменотесов.
`Приплыли', - похолодела девушка и медленно встала, вытянулась, как положено
перед старшим по званию:
- Так точно, рядовая Сталеску.
- Лейтенант Федосов. Отдел расследований. Попрошу пройти со мной.
- Зачем? - вот ведь спросила!
- За премией, - бросил лейтенант, развернувшись к ней спиной. Автоматчик
качнул дулом: ну что, побежали?
Глава 9
- Ваши документы, пожалуйста, - остановил Бэфросиаста патруль у метро.
- А в чем дело? - улыбнулся он хмурому мужчине в военной форме. Тот забыл, чем
привлек его внимание этот холеный мужчина в дорогой куртке. Ах, да - ростом и
ленивой походкой, в которой угадывалась грация хищника.
Сержант вздохнул, почувствовав себя виноватым за то, что побеспокоил человека с
такой очаровательной улыбкой и приятным голосом тенора.
- Вы артист? Я вас где-то видел, - заулыбался молоденький сопровождающий из
рекрутов академии правопорядка.
- Да, - качнул пепельными волосами мужчина и вновь посмотрел на сержанта, -
так, что вы просили?
- А-а… нет, ничего… По-моему это вы что-то хотели, - промямлил тот,
совершенно сдаваясь на милость карих глаз и мелодичного голоса, от которого
мурашки шли по коже и хотелось лишь одного - слушать его бесконечно.
- Да, если вам не трудно, не могли бы вы мне помочь? Я проездом в вашем городе,
и вот хочу навестить старых друзей, но, - мужчина развел руками, смущенно
улыбнувшись, - забыл их адреса и другие данные. Ничего кроме описания внешности
у меня нет.
Голос стал жестким, тон приказным, но сержант не уловил смены интонации. Для
него было важно лишь одно - он мог помочь этому замечательному человеку, явно
звезде мирового масштаба. И с готовностью отстегнул от пояса портативный
компьютер с базой данных городского отдела правопорядка.
- Давайте поищем.
- Эти двое засветились у парка отдыха, - Бэф ткнул пальцем в стопку фотографий,
предоставленную услужливым сержантом. - Сегодня возьмем их, - заверил
Дейнгрина, внимательно разглядывающего снимки.
- Ох, и лица, прямо выставочные экземпляры неандертальцев, - вздохнул тот. -
Н-да-а, прелести дикой природы…
- Согласен, они не очень фотогеничны, - хмыкнул Бэф и подал снимки Таузину. -
Охота сегодня в парке.
- А-а…Лесс? - осторожно спросил Дейнгрин, ноготком пытаясь пододвинуть
фотографию девушки.
Бэф накрыл ее рукой, пресекая маневры гостя:
- Про нее ничего не известно.
И отвернулся от сородича, чтоб скрыть обуявшую тоску.
В окна замка уже смотрел закат, и полумрак принялся растекаться по мебели,
стенам и полу, очерчивая их силуэты кривыми линиями сумрака.
- Бэф, Бэф…, - неосознанно шептали, казалось, покрытые инеем губы.
Лесс с трудом разлепила слипшиеся наверняка ото льда веки: холод внутри, снаружи,
и нет начала ему, и нет края. Бесконечность в стылом пространстве вечной жизни,
что отмерила ей чья-то жестокая рука.
Она со скрипом в каждой мышце расправила скрюченные пальцы и, опираясь на руки,
с трудом встала. Тело непослушно качнулось, ноздри дрогнули, улавливая странный
запах. Пахло теплом и уютом обжитого человеческого жилища, в котором смех звучал
чаще, чем слова печали, злости и раздражения.
Но почему тогда ей холодно настолько, что тело трясет от озноба и челюсть
брякает в такт шагам?
Лесс вышла из спальни и пошла на манящий запах фруктов и тепла, выглянула из
дверей и увидела стройную, невысокую женщину у плиты. Та что-то жарила на
круглом предмете, придерживая его рукой в большой варежке в темно-синий ромбик.
Сон? Мама?
Женщина повернулась и, увидев застывшую на пороге кухни Лесс, доброжелательно
улыбнулась:
- Здравствуй, девочка. Кушать будешь? Я пончики с клубникой напекла. Игнат их
очень любит.
Из сковороды на вогнутую тарелку упало пять золотистых колец.
Лесс прислонилась к косяку, хмуря лоб: она решительно не помнила эту миловидную,
светловолосую женщину в переднике того же тона, что и варежка на ее руке. Она не
помнила ее лицо, манеры, как не помнила и не понимала слов `пончики', `Игнат'.
Впрочем, слово `Игнат' что-то будило внутри, какое-то неуютное чувство
загнанного в ловушку зверя, но еще не осознающего этого до конца.
Лесс огляделась, пытаясь вспомнить жилье: огромные окна, красивые светильники,
длинный столик на лесенке, огораживающий пространство кухни, где хлопотала
женщина, и гостиную с диванами, плоским блином монитора, голограммными картинами
и неприятно жужжащей штучкой на столе, плоской и светящейся неровными линиями.
- Игнат не выключил компьютер, - пояснила женщина, увидев интерес Лесс к
предмету, стоящему на столе сына.
- А где сам Игнат? - несмело спросила Лесс. Женщина и помещение больше не
казались ей незнакомыми, наоборот, стали почти родными. - Мама…
Протянула она не послушными губами, признавая за женщиной право родительницы. Та
окинула ее странным напряженным взглядом и резко отвернулась к плите:
- Он в ванной.
Голос прозвучал слишком жестко для родителя. Лесс поежилась: чем она разозлила
маму? Наверное, не стоило спрашивать про брата…
Игнат вышел из ванной комнаты, закатывая на ходу рукава водолазки. Вскинул
взгляд и увидел Лесс:
- Проснулась?
Странно, чего он боится? - насторожилась та, заметив, как парень переменился в
лице. В воздухе запахло серным амбре лжи и тленом страха.
- Ты кто?
- Я твой муж, - упрямо сжались губы, взгляд ушел в сторону. Парень начал
тщательно расправлять рукава, разглаживая каждую морщинку.
Муж?.. Что ж…
Лесс не знала этого слова, но предполагала, что за ним стоит нечто среднее между
братом и мамой. И повеселела - у нее есть родня, она не одна.
- На охоту пойдем? - с улыбкой двинулась к Игнату.
- На охоту? - задумался тот и качнул головой. - Нет, не сегодня…
- Разве ты не голоден?
- Мама уже приготовила ужин…
- Это? - ноготок Лесс указал на горку золотистых пончиков. Взгляд изучал
Игната: он не понимает, о чем речь? - Я хочу есть, а не смотреть.
- Садись, - придерживая ее под локоть, подвел к столу, указал на высокий
табурет. - Поужинаем.
Лесс неуверенно села. Женщина хлопнула перед ее носом тарелку с двумя пышками и
одарила неприятным взглядом.
- Я не хочу это, - брезгливо изогнула губы Варн.
- Придется захотеть, милочка, - процедила женщина, змеевидно улыбнувшись. И
развязав фартук, кинула его на пустующий табурет. - Проводи меня, сынок.
Тот поплелся, низко склонив голову.
- Вы на охоту? - уточнила Лесс.
Женщина кинула, не повернувшись и не сбавляя шаг:
- Нет!
- Сынок, избавься от нее, я прошу, я молю тебя! - просила мать, встряхивая
Игната. Ей остался лишь шаг за порог, но она не могла его сделать. - Я чувствую,
она опасна. Ты… ты можешь смеяться, упрямиться, но я не позволю ей остаться в
твоей жизни, она смерть для тебя!
- Мама ну, что ты выдумываешь? - поморщился Игнат, пытаясь вырваться из хватки