- Подумаем. Кстати, о сбыте. Если мы выпустим в продажу только треть товара, цены упадут впятеро. И не только на камни. Полетят акции всех алмазных россыпей на планете.
- Даже в этом случае мы останемся в выигрыше. Важны рынки.
- Я обеспечу вам крупнейшие - амстердамский и лондонский.
- А заокеанские?
В трубке смешок.
- Не спешите. Доберёмся и за океан. Подготовку вам одному не поднять. Я обеспечу финансирование без ограничения кредитов. Устраивает?
Стон вытянулся, как на параде.
- Вполне. Есть вопросы?
- Скорее, просьба. Я знаю источник ваших миллионов. Не тревожьтесь, я не претендую на изменение нашего соглашения. Но там тела и моих мальчиков. Я бы хотел похоронить их по-человечески.
- Пока это трудно, - отрезал Стон. - Экспедиция рассчитана только на извлечение товара.
Тихий вздох в трубке.
- Вы правы. Товар важнее.
Прошло ещё два часа. Стон уже нервничал. Даже обедая у Шуайеза, он не соблазнился эффектами французской кухни. Филе фазана с шампиньонами едва ковырнул вилкой. Спинелли не было.
Только без четверти три он появился в пёстром клетчатом костюме с видом боксёра, выходящего из душевой после нокаута. "Нет вкуса у подонка, - подумал Стон. - Так одеваются только крупье и клоуны. Только почему он скис?"
Спинелли подозрительно отвёл глаза.
- Скотч, - кивнул он официанту, плюхнувшись на затрещавший под ним стул, - двойной. Неудача, Стон.
- В чём? - насторожился Стон. - Что-нибудь с нашими агентами?
- С нами.
- Не говори загадками! - вспылил Стон.
- Не я их загадываю, - огрызнулся Спинелли. - Трое лучших моих парнишек валяются убитыми на шоссе. "Ведьмин столб" на месте, только калитка открыта. А машин нет.
- Каких машин?
- Твоих. На которых газанули наши сердечники.
- Все?
- Не знаю. Может, кто и остался. Спросить не у кого.
Только сейчас дошёл до Стона зловещий смысл происшедшего. Четыре чемодана алмазов. Десятки и сотни миллионов, может быть даже больше. Контрольный пакет акций. Бриллиантовая монополия в строю нефтяных и военно-промышленных. Имя Стон, звучащее, как Ротшильд. Золотые строки в сборниках "Кто есть кто". И всё пропало… Чепуха! Не могут бесследно исчезнуть сокровища, пусть даже втиснутые в обыкновенные чемоданы. Леймонт не Чикаго. Найти четырёх любителей кладов не составит труда. Стон сдержался, разжал пальцы, вцепившиеся в край стола, и только хрипло - единственный оставшийся след перенесённого шока - спросил:
- Подробнее. Как и когда это произошло? Что предпринято?
- У столба уже пост. Нас ждут. Поехали. - Из Спинелли трудно было сразу всё выжать.
Садясь в машину, Стон сказал:
- У тебя дрожат руки. Справишься?
- Не от пьянки. Сойдёт.
- Как могло это случиться? У них же не было оружия.
- А мы обыскивали?
- Кто мог заподозрить учительницу и физика?
- Они и не стреляли. Стрелял один человек.
- Гвоздь?
- Может, поляк. Психованный парень.
- Вот мы и просчитались, Джакомо.
- Не уйдут.
Больше они не разговаривали до прибытия на место. Три скорченных трупа лежали в песке у обочины бетонной ленты. Вокруг топтались сыщики в штатском во главе с Петерсеном - начальником окружной леймонтской полиции. Спинелли, ни с кем не здороваясь, молча подошёл к убитым, перевернул одного из них навзничь и почему-то потрепал по запёкшимся в крови волосам.
- Лучший из моих ребятишек, - сказал он, ни к кому не обращаясь. - Красс. Смешное имя, правда?
- Красс был известным римским полководцем, - сказал Стон.
- Не тот, - откликнулся всерьёз Спинелли, - этому в годы войны было одиннадцать, не больше.
Стон не стал отвечать. Он подошёл к Петерсену.
- Профессиональная работа, - сказал тот, кивнув на убитых. - Автоматический кольт военного образца. Тем легче его найти.
- Вы уверены, что найдёте?
- Непременно. Профессионала найти легче, чем любителя. На хуторах не скроешься, да их и прочесать можно. Остаются Леймонт, Пембертон и Сан-Круазье. Леймонт крупнее, с богатым и нищим подпольем, и потому, вернее всего, он заляжет именно тут. Все гостиницы, бильярдные, кафе и бары уже под зонтиком - возьмут, как только появится. Да и следы одной из машин определяют леймонтское направление.
- Какой машины?
- "Форда". "Мерседес" увели в противоположную сторону. Мы уже нашли его в заброшенном мотеле.
- "Форд"? - повторил Стон. - У этой машины старенький кузов и мотор с гоночной. Лишь профессионал мог предпочесть его "мерседесу": стоило только открыть капот.
- Мексиканец? - спросил Петерсен.
- Он такой же мексиканец, как я француз. Говорит на пяти языках, и все родные.
- Я знал одного мексиканца. Опасный тип, - сказал подошедший Спинелли.
Стону хотелось выругаться, но он сдержался. Только сказал сквозь зубы:
- Ты же его курировал.
- Я о другом. А с этим просчитались мы оба. Тебе важно было, где его сердце, а я размяк. Доверился. А никому у нас верить нельзя. Никому.
"Запоздалые сетования, - подумал Стон. - Да и так ли уж они искренни? Прежде всего не верить следует самому Спинелли. Не он ли и устроил весь этот спектакль? А вот физику лично он, Яков Стон, например, верит. И учительнице верит. Да и скрылись они, наверное, только из боязни оказаться в роли соучастников преступления. Интересно, что они сделали с чемоданами? Ведь при первой же попытке продать хотя бы один-единственный камешек тут же замкнутся наручники. Кроссворд. Сущий кроссворд".
Домой Стон не поехал. Отправились закусить к Тони в "Аполло". Из ближайшей телефонной будки Спинелли позвонил к бармену и потребовал закрыть бар. Он не любил деловых разговоров при посторонних, при публике. А это был его бар, где он командовал, не стесняя себя порядками.
Тони встретил их за стойкой бара с радужными этикетками на пузатых и долговязых бутылках. На электрической плите поджаривались бифштексы. Тони знал вкусы хозяина.
От бифштексов Стон отказался, зато Спинелли потребовал два.
- Мне будут звонить сюда, землячок, - предупредил он бармена, - так вот во время разговоров выйди в подсобку и не подслушивай.
Звонили два раза. В первый раз Джакомо доложили о положении в округе.
- Ни в Леймонте, ни в Пембертоне, ни в одном из ювелирных магазинов никто не пытался продать бриллианты. Оптовые скупщики тоже молчат. Из Сан-Круазье пока сигналов нет.
Второй звонок сообщил о пропавшем "форде".
- Искомый "форд" с леймонтским номером "Д 77–90" был обнаружен час назад у аптеки на улице Жёлтых Роз. Водитель сразу же обнаружил слежку, и в переулках близ площади Кальвина ему удалось уйти. Почему он стоял у аптеки - неизвестно. Аптекарь уверяет, что в это время посетителей не было. Поиски продолжаются.
"А зря его Плучек недооценивает, - подумал Стон о перемалывающем бифштексы Спинелли. - В городе Джакомо незаменим. Подонок должен знать дно в совершенстве, а в придонных водах Леймонта едва ли найдётся хищник зубастее".
Стон ошибался и понял это некоторое время спустя.
Он уже допивал свой кофе, как запертую дверь бара кто-то легко и бесшумно открыл снаружи. На пороге возник Гвоздь с автоматом военного образца. Палец правой руки лежал на спусковом крючке. Чемодана с ним не было.
- Тихо, - сказал Гвоздь, не спускаясь в подвальчик. - Руки на затылок. Стон - направо, Спинелли - налево. Отодвиньтесь. А ты, молчун, - кивнул он застывшему Тони, - лезь под стойку и не выглядывай, что бы тут ни случилось.
Не оглядываясь, он снова закрыл дверь, спустился и сел в стороне, держа под прицелом столик с гостями и стойку бара.
- Оставьте глупости, Гвоздь, - проговорил Стон как можно спокойнее. - Охотно признаю, что ошибся в расчёте. Вы стоите дороже, чем пять тысяч кредиток. Много дороже. Но ведь мы можем договориться.
- Можем, - согласился Гвоздь, не опуская автомата, - только потом. Пока сидите и не двигайтесь. А сейчас мне нужен Джакомо. У меня с ним старые счёты.
Теперь Стон смотрел на Спинелли. Глаза у того округлились.
Страха в них не было - только удивление. Он явно не понимал налётчика.
- Какие у нас с тобой счёты, Гвоздь, кроме уговора по найму, - вымолвил он, проглатывая кусок бифштекса, застрявший в горле. Рук с затылка он не снял - понимал, что парень с автоматом такой же профессионал, как и его "парнишки". - Я тебя только вторично вижу. Первый раз, когда договаривались, второй - сейчас. До того не встречались ни разу. Ей-богу, не помню.
- А я напомню, - сказал Гвоздь без улыбки. Стон обратил внимание на его запавшие щёки и тонкие сжатые губы - с таким лицом не шутят и не разыгрывают, и разговор пойдёт, видимо, на грани расправы. - Напомню, - повторил Гвоздь. - Сколько ты взял за товар, который мы семь лет назад увели с витрин Тардье?
- С кем?
- С Гориллой и Кэпом. Два миллиона моих ты взял плюс их доля. Итого три. Да ещё проценты за семь лет добавить придётся. Подсчитываешь?
Стон не мог отвести глаз от Спинелли - так менялось его лицо во время этой холодной тирады. Губы посерели, как припорошенные пылью, а локти прижатых к затылку рук мелко вздрагивали.
- Термигло… - прошептал он. - Не может быть.
"Сон" в руку
Хуан Термигло, он же Педро Монтец
Коридор я нашёл сразу. Опять же дымок или облачко, а в облачке дырка, чтобы сразу нырнуть. Ну, а прежде чем нырнуть, оглянулся. Смехота! Физик с девчонкой алмазами мертвяка засыпают - могилку делают. А чемоданы забросили; должно быть, решили без них возвращаться. Плакали их десять тысчонок. Дурачьё!
Я-то своих тысчонок не потерял. А если то, что задумал, выйдет, не тысчонками прибыль пахнет. Дело покрупнее будет, чем афёра Спинелли у Франциска Тардье в его ювелирной лавочке. А с Джакомо, само собой, рассчитаемся. Может быть, и выйдет "сон" в руку.
Коридор я прошёл рысцой легче лёгкого - ни боли, ни онемения. А у самого выхода, когда сквозь дымок уже "ведьмин столб" прорезался, я рысцу сдержал, лёг на брюхо и одним глазом снизу, чтобы снаружи не сразу заметили, из дымка выглянул. Смотрю: прямо против столба стоит старенький "форд", на котором я во сне газанул, а чуть впереди - "мерседес". Багажник у "мерседеса" открыт, и возле него, как за столиком, Красс и Чинк угощаются виски с земляными орешками. А водитель машины, незнакомый "парнишка", спустил ноги в открытую дверцу и тянет пиво из банки. Должно быть, взглянуть со стороны на мою голову, торчащую будто из-под земли у столба, было бы очень забавно, только её никто не увидел, а я даром времени не терял.
Вскочил, вынул из подмышки мой кольт калибра девять и три десятых, шагнул на свет божий и первой же короткой очередью, почти не целясь, срезал Красса и Чинка. Вторая досталась водителю, зачем-то пытавшемуся закрыть дверцу машины. После этого с "мерседесом" возиться не стал, а выбрал "форд", точь-в-точь как во "сне" - дай бог, чтобы он оказался пророческим. Только это был старый работяга "форд", без разговаривающего самоуправления, но с хорошим гоночным мотором, с которым можно было дать фору хоть полдюжине "мерседесов".
Я решил внести поправку в своё чудесное "сновидение" и отложил встречу со Стоном и Джакомо. Они подождут. Сначала раскладка карт и техника их замены, как учил меня старый шулер Мортимер. Для этого мне нужен был Коффи, левая рука Джакомо Спинелли. Правой был Красс, исполнитель особых тайных и деликатных поручений. А левая, в лице Коффи, крепко держала в кулаке всю армию "парнишек", барменов, рестораторов и крупье. Были ещё Мартенс и Звездич для деловых связей и мелкого бизнеса. Но первым в очереди был Коффи.
Чемодан с камешками я оставил в сейфе одного из банковских филиалов Плучека - полицейские ищейки даже с благословения Джакомо Спинелли не перешагнут барьер тайны вкладов, а сам проследовал на второй этаж бара "Олимпик", обегающий зал золочёной подковой. Здесь в половине второго изо дня в день за крайним столиком слева обедал старый Филиппе Коффи, за исключением тех случаев, когда приступ подагры укладывал его на несколько дней в постель. Мне повезло: за тем же столиком сидел почти не постаревший за семь лет человек с седыми маршальскими усами, похожий на отставного полковника в штатском. Впрочем, в моей когда-то армии он теперь стал генералом. Не обратив на меня никакого внимания, он терпеливо дожёвывал переваренную котлетку - застарелая язва желудка, - время от времени запивая съеденное глотком прямо из пузатой бутылки виши.
Не спрашивая разрешения, я подсел к нему и начал без предисловий:
- Давненько не виделись, Фил.
- Возможно, - согласился он, нимало не удивившись, - а как давно это было?
- Семь лет назад, Фил. Генералы даже в маршальском звании никогда не забывают тех, кто когда-то отдавал им приказы.
Коффи посмотрел на меня, пристально так посмотрел и сказал задумчиво:
- Одного я помню. Мир его праху.
Я улыбнулся:
- Ты, наверное, вспомнил и газетную заметку годичной давности об автомобильной катастрофе в итальянских Альпах, в которой погиб некий Хуан Термигло, предмет безуспешных поисков международной полиции. Погибшего удалось опознать только по водительским правам и счетам фирмы Кристиан Диор на имя Хуана Термигло по его местожительству в Марселе, Франция.
- А потом он воскрес в новом облике? - усмехнулся Коффи.
- Пластическая операция в Брюсселе, сделанная руками великого косметолога Пфердмана, - сказал я.
- И под другим именем?
- Конечно. Сначала, в период первоначального накопления, человеком без определённых занятий по кличке Гвоздь, а теперь, когда накопление закончилось, богатым негоциантом из Мехико по имени Педро Монтец.
Коффи дожевал котлетку, прополоскал горло глотком виши и спросил, не торопясь:
- Ну и что же от меня хочет богатый негоциант Педро Монтец?
- Для начала один вопрос. Как поступил бы Филиппо Коффи, если б главой его организации вместо Джакомо Спинелли стал Педро Монтец?
Я посмотрел: хитрюга Коффи даже не удивился. Только глаза выдали: заинтересован.
- Разговор, надеюсь, серьёзный? - только спросил он.
А я в ответ:
- Мы все дела делали серьёзно, старый дружище.
И он серьёзно:
- Тогда я говорю: пас.
- Это почему? - спрашиваю я.
- Подожду, пока сыграют основные партнёры, у них и раскладка покрупнее. А кроме того, есть ещё двое.
- Кто?
- Красс и Звездич.
Я, конечно, отмахиваюсь: Звездич не помеха, с ним поладим, а Красс уже в райских кущах. Объясняю, мол, что лежит застреленный у "ведьмина столба" на Леймонтском шоссе.
- Из пистолета-автомата системы "Кольт", калибр девять и три десятых? - спрашивает старик, даже не улыбнувшись - только в глазах смех.
- Петерсену бы твою память, Фил, - говорю я.
- Моя меня тоже не обременяет, - говорит, - я и Кэпа с Гориллой помню, и последовавший затем дворцовый переворот. Только новый переворот должен быть проведён в рамках строгой законности. Времена другие, сынок. Прежде чем последовать за Крассом, Джакомо придётся оставить завещание, засвидетельствованное двумя не запятнанными ничем гражданами Леймонта и передающее все его капиталы и хозяйство троим преемникам. Не кривись, милый, - троим. Двух ты знаешь. Это господа Педро Монтец и Яков Стон, компаньон Джакомо по делам бриллиантовой монополии, а третий - ваш покорный слуга Филиппе Коффи. Устраивает?
Наверняка играет старик. Без проигрыша. Ну, а мне выбирать не приходится. Пожимаю плечами.
- Допустим, - соглашаюсь я без особого удовольствия, но он ещё не кончил.
- Имеются и другие, - говорит он, - они могут, но не должны помешать. Интересуешься кто? Прежде всего банкир Плучек, член совета директоров бриллиантовой монополии. Имеют значение также генеральный прокурор Флаймер и начальник полиции Петерсен.
Я подумал немножко, посчитал: всё равно останется больше, чем уплатим, - и предложил такой вариант:
- С Плучеком сторгуется Стон, а ты займись Петерсеном и Флаймером. Петерсен на жалованье у Джакомо, а Флаймер, говорят, берёт крупно через подставных лиц. Тебе лучше знать, как и через кого. Кстати, пусть Петерсен прекратит поиски жёлтого "форда" с номером "Д 77–90".
Коффи щурится, думает, долго вытирая бумажной салфеткой губы.
- Сейчас без десяти три, - говорит он, не отвечая прямо.
- По моим сведениям, в это время Спинелли можно найти у Тони в баре "Аполло".
- Тогда читай утренние газеты, Фил, - заключаю я и держу путь к площади Кальвина.
У аптеки на улице Жёлтых Роз останавливаюсь, но захожу не в аптеку, а в писчебумажный магазин напротив, где покупаю лист гербовой бумаги для деловых документов. Всё как полагается. Тут же замечаю "хвост", отрываюсь от него в проходном дворе одного из примыкающих к площади переулков и выезжаю прямо к "Аполло". Бар закрыт, но это меня не смущает; я знаю привычки Джакомо. Открываю дверь одним из десяти известных мне способов и вхожу с автоматом наизготовку.
В баре полутемно. Стон с Джакомо тихо беседуют, Тони дремлет за электроплитой у стойки. Далее всё идёт, как в моём пророческом "сне". Я командую, они повинуются, и начинается разговор. Он не совсем тот, что во "сне", но похожий. Стон делает намёк на возможность мирных переговоров. Джакомо трусливо шепчет: "Термигло… Не может быть!" Руки его дрожат.
Я достаю из кармана гербовый лист и говорю:
- Меня ты знаешь, Джакомо, слов зря не бросаю. Хочешь жить - подпиши на этом листе внизу свои полностью имя и фамилию, а господин Стон и Тони распишутся как свидетели. Тони, бери перо и выползай из-под стойки.
- Зач-чем? - еле выдавливает из себя Спинелли.
- А над подписью я впишу обязательство о том, сколько ты мне должен и когда собираешься расплатиться.
Джакомо смотрит на гипнотизирующее его дуло кольта, потом на лист гербовой бумаги на столе и дрожащей рукой выводит свою подпись. Тут же расписываются Стон и Тони. А я слежу за ними, готовый к моментальной реакции, если кто-нибудь схватится за оружие.
Но всё сходит благополучно. Я беру подписанный лист, складываю и опускаю его левой рукой в карман. Правая по-прежнему опирается с автоматом на стол. Потом делаю знак Тони, чтобы отошёл обратно за стойку, усмехаюсь и говорю:
- Отодвиньтесь-ка подальше, Стон. Вот так.
Я один лицом к лицу с Джакомо Спинелли. Почти всё, как во "сне". "Сон" в руку. Мне очень хочется сказать Джакомо, что я обманул его, обман, так сказать, за обман. Словом, квиты. Но язык что-то не поворачивается, и я молча нажимаю на спусковой крючок.