"И ты туда же?" - подумал Аринниан.
- И он друг Грилл, нашей подруги, - добавила Эйат.
- Иди, если хочешь.
- Значит, через час. - Постукивая когтями и шурша перьями, Эйат подошла к терранину и взяла его под руку. - Пойдем; нам надо о многом поговорить, - сказала она на своем певучем англике.
Он снова улыбнулся, коснулся губами губ Табиты и вышел с ифрианкой. В комнате настала тишина, нарушаемая только вздохами деревьев снаружи. Аринниан продолжал стоять на месте. Драун скалил зубы. Табита порылась в своих трубках, выбрала одну и стала набивать, вся уйдя в это занятие.
- Меня не вини, - сказал Драун. - Я бы развалил его надвое, как его лысого дружка, если б Грилл не воспротивилась. Знаешь, она не разрешила мне даже сделать кубок из черепа.
Табита застыла.
- Ладно, скажи, когда его пыл тебе надоест. Я вспорю ему брюхо на алтаре Иллариана.
Она подскочила к нему. Рубец взбух у нее на щеке, словно кость.
- Ты что, хочешь, чтобы я разорвала наше партнерство? Или вызвала тебя на поединок?
- Табита Фолкейн может жить, как ей угодно, Драун, - сказал Аринниан.
- А-р-ркх, может быть, я сказал лишнее, - пробурчал тот, взъерошив перья и оскалившись. - Только вот долго ли нам еще сидеть в этой клетке из терранских кораблей?
- Сколько нужно, столько и просидим, - отрезала Таби^ та, все еще бледная и дрожащая. - Ты хотел бы кинуться на них и погибнуть, как безмозглый герой какой-нибудь саги? Или вызвать на наши головы боеголовки, способные поджечь весь континент?
- Почему бы и нет? Все в конце концов умирают. Вот был бы фейерверк! - ухмыльнулся он. - Лучше всего, конечно, послать Терру с ветерком в ад, но раз это, к несчастью, невозможно…
- Я бы лучше проиграла войну, чем погубила бы планету, любую планету, - сказала Табита. - Тем более ту, на которой есть жизнь. И я скорей бы отдала эту планету, чем видеть, как она гибнет. - Ее голос окреп, и она смотрела прямо на ифрианина. - Вся твоя беда в том, что старая вера поощряет то стремление убивать, которое пробудила в тебе война - а убивать некого.
"Возможно, - без слов сказал Драун. - Но я хотя бы не сплю с врагом".
Табита предпочла оставить его мимику без внимания и спросила Аринниана:
- Можно ли изменить эту ситуацию? - почти робко улыбаясь при этом.
Он не улыбнулся в ответ и сказал:
- Да. Сейчас я объясню вам, что мы задумали.
Орнитоиды не любят долго ходить пешком, а беседовать на лету невозможно, поэтому Эйат повела Рошфора на конюшню. Часто бывая здесь в последнее время, она знала, где что находится. Тут держали нескольких зиррауков и одну лошадь для Табиты. Родство этих животных ограничивалось общей принадлежностью к теплокровным четвероногим - зиррауки не были млекопитающими в точном смысле слова; но служили они для одной и той же цели, хотя были мельче лошадей.
- Сможешь ты оседлать свое животное? - спросила Эйат.
- Да - я научился этому, пожив здесь. Раньше-то я видел лошадей разве что в зоопарке, - небрежно ухмыльнулся он. - Может, спросим разрешения?
- Зачем? Во всех чотах подчиняются обычаям своих гостей, а в Воротах Бури не принято спрашивать, можно ли что-то взять, когда ты в доме у друзей.
- В доме у друзей? Хотел бы я взаправду чувствовать себя так.
Эйат, держась рукой за столбик, расправила крыло и погладила его перьями по щеке.
Они оседлали своих скакунов и поехали бок о бок по дорожке между рощ. Листья шелестели под морским бризом, серебристые под ярким, лишенным теней светом. Мягко стучали копыта, не поднимая пыли в этом влажном воздухе.
- Ты добрая, Эйат, - застенчиво произнес Рошфор. - И почти все твои сородичи были добры ко мне. Боюсь, что не относящийся к людям пленный не мог бы надеяться на такое на заселенной людьми планете.
Эйат не сразу нашла слова. Она говорила с ним на англике, и ради практики, и из вежливости. Сейчас ей не хватало понятий. Единственная фраза, которую она сумела составить, грешила тавтологией:
- Не обязательно ненавидеть для того, чтобы сражаться.
- Однако это не мешает. Если ты, конечно, человек, - криво улыбнулся он. - Вот и Драун…
- О, он не питает к тебе ненависти. Он всегда такой. Я… как это? Жалею его жену. Нет, не то что жалею - это ведь значило бы, что я чувствую себя выше ее, да? А она вот терпит.
- Почему она не уйдет от него?
- Из-за детей, конечно. А может быть, она не так уж несчастна. У Драуна могут быть свои хорошие стороны, раз Грилл остается его компаньоном. И все-таки я в браке буду гораздо счастливее.
- Грилл… - покачал головой Рошфор. - Боюсь, что я навлек на себя ненависть твоего… брата Кристофера Холма.
- Конечно, - прощебетала Эйат, - ты ведь занял место, которое так хотел занять он. Прямо-таки слышно, как его сердце обливается кровью.
- А ты не держишь на меня зла? Вы ведь с ним так близки.
- Мне больно видеть, как он страдает. Но это пройдет. И потом, я беспокоилась, не слишком ли он к ней привязался. - "Вот об этом не надо, девочка". Эйат посмотрела на человека. - Мы говорили о том, что нас не касается. Лучше расскажи мне о звездах, на которых ты побывал, о пространствах, которые пересек, и о том, как приходится воевать там.
- Ну, не знаю, - сказала Табита. - Уж очень все неопределенно.
- Назови мне хоть одну стратагему, которая была бы определенной, - ответил Аринниан. - Вся суть в том, что, удастся план или нет, условия все равно изменятся. У Империи отпадет повод нас бомбить, появится веская причина не делать этого, и Авалон будет спасен. - Он посмотрел на Драуна. Тот засмеялся:
- Одобряю ли я, ак-х? По мне, любой план хорош, если позволяет убивать терран.
- А ты уверен, что они высадятся именно там, где надо? - спросила Табита.
- Конечно, нет! - рявкнул Аринниан. - Мы сделаем все, что можно, чтобы они по логике выбрали именно этот район. Кроме всего прочего, мы готовим нескольких дезертиров. Тер-ране вряд ли заподозрят, что их послали мы - ведь улететь с планеты не так уж трудно. Оборонная техника не занимается объектами, направляющимися в космос.
- Хм. - Табита задумчиво провела большой красивой рукой по своему квадратному подбородку, крупному рту. - Если б я была офицером терранской разведки и кто-то, будто бы сбежавший с Авалона, пришел ко мне с такой историей, я бы поместила его под… как этот поганый прибор называется? - под гипнопроб.
- Несомненно, - коротко кивнул Аринниан. - Но дезертиры будут настоящие. Мой отец дал задание ловким людям позаботиться об этом. Подробностей я не знаю, но могу угадать. У нас ведь есть и паникеры, и те, которые хотят сдаться, потому что убеждены, что мы в любом случае проиграем.
А есть сомневающиеся, и первые им доверяют. Предположим… ну, например, президент Викери вызывает потенциального предателя для секретной беседы. И говорит ему, что сам бы охотно сбежал, но для него это равносильно политическому самоубийству, зато он может помочь некоторым людям передать кое-что терранам. Понятно? Я не хочу сказать, что именно так все и будет - я не знаю, насколько мы можем довериться Викери, - но детали проработают люди моего отца.
- А перемещение военной техники сделает историю правдоподобной. Превосходно, - злорадно произнес Драун.
- Вот за этим я и прибыл, - сказал Аринниан. - Моя задача побеседовать с начальниками гражданской обороны и заняться координацией наших общих действий. - Встав со стула, он начал прохаживаться взад и вперед перед Табитой, не глядя на нее. - А здесь у вас особый случай, - отрывисто произнес он. - Нам очень помогло бы, если бы кто-то из их же людей передал им ту же информацию.
Она со свистом выдохнула воздух. Драун подался вперед, опершись на ноги.
- Да, - сказал Аринниан. - Твой разлюбезный Филипп Рошфор. Ты скажешь ему, что я прилетел сюда, потому что беспокоюсь за Экваторию. - И он пересказал ей подробности. - Потом я придумаю себе какое-нибудь дело на соседних островах и полечу туда на ранце вместе с Эйат. Наш флиттер останется здесь, без всякой охраны, разумеется. Ты ведь позволяешь ему свободно гулять повсюду, не так ли? Ясно, что он предпримет.
Табита так стиснула черенок трубки, что он сломался, и даже не заметила, что чашечка упала, разбросав пепел и угли.
- Нет.
Аринниан с неожиданной для себя смелостью стал перед ней и взглянул ей в глаза:
- Он значит для тебя больше, чем твой мир?
- Закогти меня Бог, если я стану так его использовать.
- Если он столь благороден, что даже в мыслях не злоупотребит твоим доверием, чего тебе бояться?
- Я не собираюсь уступать ему в том, что касается чести.
- Какая может быть честь у этого ублюдка? - хмыкнул Драун.
Она перевела взгляд на него и потянулась к столику, на котором лежал нож.
- Ну ладно, ладно, - пробормотал тот, отступая.
Все трое испытали облегчение, когда последовавшая за этим тишина прервалась. Кто-то начал колотить в дверь. Аринниан, стоявший ближе всех, открыл. Это был Рошфор, приведший лошадь и зирраука. Он нервно дышал, и кровь отхлынула от его смуглого лица.
- Еще не пора, - сказал ему Аринниан.
- Эйат… - начал тот.
- Что? - Аринниан схватил его за плечи. - Где она?
- Не знаю. Мы… ехали верхом и разговаривали. И вдруг она закричала. О Господи, у меня не идет из головы этот крик. Потом взмахнула крыльями, взвилась и исчезла за вершинами деревьев, не успел я и рта раскрыть. Я подождал и…
Подошедшая Табита хотела оттолкнуть Аринниана, но, видя, как его пальцы впились в плечи Рошфора, остановилась.
- Фил, - сказала она тихо. - Дорогой, подумай. Она, должно быть, услышала что-то ужасное. Что это было?
- Не представляю. - Терранин морщился от хватки Аринниана, но не пытался вырваться. - Она спрашивала меня… ну, про то, как воюют в космосе. Про то, что я сам испытал. Я и рассказал ей про свой последний бой перед нашей вынужденной посадкой. Ты помнишь. Я тебе тоже рассказывал.
- Может, я о чем-то не спросила?
- Ну да, в общем, я сказал ей, что рассмотрел рисунок на авалонском катере, а она спросила, какой он был.
- И какой же?
- Я сказал какой. А что, не надо было?
- Какой был рисунок?
- Три золотые звезды, расположенные по гиперболе.
Аринниан отпустил Рошфора и ударил его кулаком в лицо.
Рошфор покачнулся и свалился на пол. Аринниан вытащил нож и… сдержал себя. Растерянный Рошфор сел, изо рта у него текла кровь. Табита опустилась на колени рядом с ним, сама едва владея собой.
- Ты не мог этого знать, дорогой. Ты сообщил ей о том, что ее возлюбленный погиб.
Глава 15
К ночи поднялся ветер. В небе клубились рваные черно-синие тучи, освещенные горбатым серпом несущейся среди них Морганы. В просветах порой мигали звезды. Внизу во тьме бил о берег прибой, а вверху во тьме стонали деревья. Холод вынудил людей одеться как следует. Табита с Рошфором шли по дюнам.
- Ну где же она? - хрипло спрашивал он.
- Наедине с собой.
- В такую погоду, которая, того и гляди, станет еще хуже? Слушай, пусть ее ищет Холм, мы могли хотя бы…
- Они сами о себе позаботятся. - Табита плотнее запахнулась в плащ. - Не думаю, чтобы Крис взаправду надеялся найти ее - разве что она сама захочет, чтобы ее нашли, а это сомнительно. Просто ему надо что-то делать. И главное - расстаться с нами хоть ненадолго. Ее горе - это его горе. Ифриане всегда переживают самое острое горе наедине.
- Святые угодники! Ничего себе кашу я заварил!
Он маячил рядом высокой тенью. Она протянула руку в темноте, ухватившись за реальность его руки.
- Повторяю тебе - ты не мог этого знать. И лучше ей было услышать это вот так, чем терзаться еще много недель или месяцев, не погиб ли он еще более страшной смертью. Теперь она знает, что он ушел сразу, не успев даже почувствовать этого, только что одержав победу над доблестным врагом. И ведь не ты убил его. Его убила наша ракета. Или, скажем лучше, война - все равно что лавина или молния.
- Грязная война, - прохрипел он. - Неужто мы ею еще не насытились?
Она в приступе ярости отпустила его руку.
- Твоя драгоценная Империя может прекратить ее в любой момент, сам знаешь.
- Она уже кончилась бы, если бы не Авалон. Какой смысл тянуть? Вы только вынудите их начать бомбежку.
- Чтобы весь космос узнал, что такое Империя. Это дорого им обойдется впоследствии. - "О Фил, единственный мой!" - Ты знаешь, мы рассчитываем, что они все-таки не чудовища и хорошо понимают, в чем их интерес. Не будем больше говорить об этом.
- Приходится говорить. Табби, вы с Холмом… но все дело, конечно, в старом Холме и в других стариках, людях и ифрианах, которым все равно, сколько молодых погибнет - лишь бы они уцелели сами и утвердили свою маразматическую волю…
- Перестань. Прошу тебя.
- Не могу. Теперь вы задумали какой-то новый безумный план и полагаете, что благодаря ему вашей маленькой колонии удастся устоять против всех этих звезд. Если этот план хоть как-то сработает - катастрофа неминуема. Потому что это может продлить войну, обострить ее… нет, я не в состоянии спокойно стоять в стороне и смотреть, как ты в этом участвуешь.
Она остановилась. Он тоже. Они долго смотрели друг на друга в тусклом переменчивом свете.
- Не беспокойся, - сказала она. - Мы знаем, на что идем.
- Сомневаюсь. Что это за план?
- Я не должна говорить тебе этого, дорогой.
- Конечно, - с горечью сказал он, - что из того, если я не сплю ночами и мои дни отравлены страхом за тебя. Слушай, я ведь неплохо разбираюсь в том, что касается войны. И в психологии имперского командования тоже. Я мог бы довольно точно угадать, как оно будет реагировать на ваши действия.
Табита потрясла головой, надеясь, что он не увидит, как она закусила губу.
- Скажи, - настаивал он. - Какой от меня вред? Зато мой совет… Может, ваш план не такой уж бесшабашный. Если б я был в этом уверен…
- Прошу тебя. Прошу, - с трудом выговорила она.
Он положил руки ей на плечи. Лунный свет вошел в его глаза, превратив их в пустые озера.
- Если ты любишь меня, ты скажешь.
Она стояла в потоках ветра. "Я не могу ему лгать. Или могу? И клятву тоже не могу нарушить. Или могу?"
- Что там Аринниан велел сказать ему?
"Нет, я не испытываю тебя, Фил. Фил, я… выбираю меньшее из двух зол: ведь ты не хотел бы, чтобы твоя женщина нарушила свою клятву, правда? Я даю тебе счастье, пусть короткое, говоря неправду, которая все равно не повлияет на твое поведение. А потом, когда ты все узнаешь, я на коленях буду просить у тебя прощения".
Она оцепенела, услышав свой собственный голос:
- Ты даешь слово?
- Не использовать то, что услышу, против вас? - Долю секунды он молчал. За спиной у него шипели волны. - Да.
- О нет! - потянулась она к нему. - Я совсем не хотела…
- Я дал тебе слово, любовь моя.
"В таком случае… - подумала она. - О нет. Я не могу сказать ему правду, не посоветовавшись сначала с Ариннианом, который, конечно, будет против, а Фил все равно будет несчастен, испытывая страх за меня - и за своих флотских друзей, предупредить которых не позволит ему его честь…"
Они стиснула кулаки под хлопающим плащом и торопливо заговорила:
- Собственно, ничего такого важного здесь нет. Ты ведь слышал про Экваторию, необитаемый континент. Там у нас ничего нет, кроме нескольких широко разбросанных батарей и тощей охраны. Да и та сидит в казармах, поскольку нет смысла патрулировать такую огромную территорию. И Криса это беспокоит.
- Да, я случайно слышал, как он говорил тебе об этом.
- Он убедил отца в том, что защита Экватории недостаточна. Занявшись этим вплотную, они, в частности, обнаружили, что Скорпелунское плато совершенно открыто. Окружавшие горы, потоки воздуха и прочее отгораживают его от всего света. Если бы враг прорвался через орбитальные крепости и быстро высадился там, то на высоте пятидесяти километров он был бы уже вне досягаемости тех немногих лучей, которые мы бы на него направили, и уж конечно справился бы с теми ракетами и авиацией, которую мы бы бросили на подмогу. А высадившись, десант окопался бы и создал - как его? Плацдарм. Вот мы и хотим укрепить этот район. Только и всего.
Она замолчала. У нее кружилась голова. "Я что, выпалила все это на одном дыхании?"
- Понятно, - сказал он, тоже помолчав. - Спасибо, милая.
Она поцеловала его - очень нежно из-за его разбитого рта.
Поздней ночью ветер утих, собрались тучи и пошел дождь, медленный, как слезы. К рассвету он прекратился. Ослепительная Лаура поднялась из великих вод в чистое синее небо, и каждый листик и стебелек на острове заиграли бриллиантами.
Эйат поднялась с утеса, на котором просидела последние часы, не в силах больше бороться с непогодой. Сначала ей было холодно - она промокла и окоченела. Но воздух хлынул в ее ноздри и грудные жабры, кровь пробудилась, и мускулы ожили.
Вверх, вверх, говорила себе она, поднимаясь по огромной спирали. Море смеялось, но остров еще видел сны, и единственным звуком был шелест ее маховых перьев.
"Ты тоже стал солнцем, Водан, когда умирал".
Отчаяние уже ушло - его выжгла работа крыльев, выдул ветер, смыл дождь; Водан был бы доволен. Она знала, что боль будет не так легко исцелить, но чувствовала себя способной победить ее. В глубине уже пробуждалась печаль, словно огонь очага, над которым можно погреть руки. Пусть не оставляет ее эта печаль, пока она жива; пусть Водан живет в ней и после того, как она встретит другого и передаст своему новому возлюбленному его мужество.
Она покружила. Со своей высоты она видела не один, а несколько островов, раскиданных по выгнутой ртутной глади мира. "Я еще не хочу возвращаться. Пусть Аринниан подождет меня… дотемна? - В ней проснулся голод. Она истратила слишком много энергии. - Спасибо за голод, за то, что надо поохотиться - за удачу, ха!"
Далеко внизу стая казавшихся крохотными птероплеронов снялась со своего рифа и промышляла рыбешку у поверхности воды. Эйат наметила добычу, нацелилась и кинулась вниз. Когда она прикрыла глаза пленкой, чтобы защитить их, мир немного расплылся и потускнел; но тем острее она воспринимала поток сжатого воздуха, свистящий вокруг; когти, сомкнувшиеся на сгибе каждого крыла, откликались на малейшую перемену угла, скорости и энергии.
Тело знало, когда сложить крылья и начать падение - и когда раскрыть их снова, затормозить с шумом, взмыть чуть вверх - и выбросить руки. Кинжал ему не понадобился. Шея рептилоида сломалась от одного столкновения.
"Ты похвалил бы меня, Водан!"
Ноша, хоть и не тяжелая, мешала ей - теперь приходилось подниматься широкими витками. Она села на прибрежную скалу, растерзала свою добычу и поела. У сырого мяса был легкий, почти неразличимый привкус. Внизу гремел и разбивался прибой.
Поев, Эйат полетела в глубь острова, теперь уже медленно. Она доберется до верхних плантаций и отдохнет там среди деревьев и цветов, в кружевной тени; потом опять поднимется в воздух; и все это время будет вспоминать Водана. Они так и не поженились, и ей нельзя возглавить его погребальный танец - поэтому сегодня она станцует ему свой, только для них двоих.