В холле Эндрю наскоро собирался ехать за врачом, сегодняшняя прогулка уже отложена, пока пастору не полегчает. Так молодой мистер Батлер велел передать посыльному, коего отправлял к его друзьям - Геродоту и Изабелле Лэнси. Услужливая экономка и две служанки уже неслись с тазиками и мочалками, а также нюхательными солями, чтобы немного привести в чувство проживающего у них господина.
Тем временем, в подземных пещерах, где тусклая керосиновая лампа освещала вытесанную из камня комнату, сидело около пятидесяти человек. Некоторые уже пребывали в этой тюрьме около недели, некоторых отловили всего несколько дней. Много здесь сидело детей, трясущихся от страха и холода, пару самых маленьких замертво прижались к стенке, их детские тельца не выдержали суровых условий и окоченели. Другие еще боролись за жизнь, но эта упрямая дама постепенно выскальзывала из каждого живого существа. Поначалу люди паниковали, до хрипоты звали на помощь, но их никто не слышал, лишь бесчувственные стражники приходили один раз в день и бросали под ноги узникам какие-то помои, чтобы те дальше влачили свое бессмысленное существование. В остальном, людям ничего не говорили, черные балахоны были чужды к мольбам, а особо агрессивных усмиряли длинными дубинками, которые легко могли перебить человеку позвоночник пополам, но специально узников не убивали. В соседнем помещении, ничем не отличавшемся от укрепленного пленного каземата, восседал Оракул, поглаживая в руках небольшую шкатулку. Он так бережно ее содержал, хотя эта старинная вещица, виды видавшая, ничего особо важного не хранила, наоборот, она была пуста, но для верного последователя Хепри это была колыбель его веры и смысла существования, сейчас верный пророк дожидался того, кто долго в ней спал.
По коридору слышались шаги, скрипнула ржавая дверь, и в подземный зал вошел мужчина, одетый в алый балахон. Его лицо только наполовину скрывал глубокий капюшон, поэтому керосиновая лампа смогла осветить часть желтоватого лица и стеклянные глаза пришельца, но Оракул тут же чинно поднялся и припал к полу, в знак уважения к пришедшему. Второй господин заговорил, их речь шипением кобры разносилась по комнате и была непонятна для перехожего обывателя, но говорили они вот о чем:
- Хозяин, я так рад, что вы уже обрели силы, ваши верноподданные с нетерпением ожидали возвращения великого Скарабея.
- Мне нужна пища, - прошипел Скарабей, оглядываясь по сторонам, - где свежая кровь?
- О, мой повелитель! Вы получите вашу пищу, она ожидает вас в соседней комнате, мы собрали лишь небольшую часть жалких людишек, но будут еще, сколько вы пожелаете, - Оракул поднял голову, наблюдая удаляющийся балахон, хозяин проснулся.
Через некоторое мгновенье из соседнего укрепления начали доноситься ужасные вопли и вялые вскрики, но еще больше слышалось чавканье, будто что-то поистине огромное разгрызает кости. Детский плач и мольбы взрослых лишь некоторое время заполнили эхом древнее подземное укрепление, зато чавканье намного дольше оглушало всех присутствующих, сколько времени прошло, прежде чем смолкли все звуки, неизвестно. Время в подземелье тянулось по своим законам, но где-то полночи надобно было оглодавшему монстру, чтобы немного удалить свой голод. Оракул все это время, собрав вокруг себя последователей, преданно ожидал хозяина. Никто из этих существ даже не дернулся от криков живых и ухом не повел от чавканья монстра. Наконец в двери снова показалась алая сутана, в этот раз вся измазанная кровью, которая широкой дорожкой тянулась из соседнего каземата. Хозяину поклонились, будто божеству.
- Мало пищи, - прошипело недовольное божество, - они все были полудохлые.
- Мы долго ждали вашего пробуждения, ловили по несколько особей ежедневно.
- Почему так мало?
- Живые маги считают нас изгоями и запрещают поклоняться Хозяину, мы прячемся от их магии и не можем беспрепятственно отлавливать больше пищи для нашего повелителя. Но мы почти с ними договорились, пришлось пойти на уступки…
- Смертные указывают вам!? - зло поинтересовалось божество, его капюшон слетел с головы мужчины и бледное, бескровное выражение лица почернело от злости.
- О, повелитель, мы многое перенесли и вынуждены были прятаться далеко от священной пустыни, в краях холодных и скованных морозом, а теперь в этой сырой дыре.
- Я должен сам увидеть этих наглецов, как посмели они гневить бога солнца и пресекать его последователей? Кто эти смертные маги, почему вы не можете с ними справиться, обладая древним даром?
- Нас очень мало, мы еще слабы, у нас нет армий, мой Хозяин.
- Армии… я не могу собрать армию, не будучи в пустыни, здесь у меня нет силы.
Оракул дернулся, но его повелитель продолжил свою речь:
- Я оживлю кости, пусть встанут бесчисленными войсками, рядом с моими жрецами.
- Господин, я преклоняюсь перед вашим величием и мудростью, но нам лучше пока не гневить магов, а собирать силы, пользуясь их лояльностью. Я знаю, где взять неисчерпаемую магию - есть в этой дыре древний источник, что наполняет сущность неиссякаемой силой. Эти маги хотят его заполучить, и разрешили нам устранить маленькую преграду, но теперь мы сами возьмем положенное нам.
Скарабей заинтересованно посмотрел на своего Оракула и задумался. Его сущность, подпитываемая жалким человеческим телом, еще очень слаба, нужно больше энергии. Древний источник, как любое старинное колдовство, способно вернуть ему всю мощь. А тогда уж любые неприятели будут египетскому существу мелкими препятствиями.
- Что нам нужно сделать, чтобы добраться до источника? - поинтересовался Скарабей, осматривая свою немногочисленную паству приверженцев, таких же мертвых, как и он сам, давно утративших связь с живым миром.
- Убить защитника источника, войти в старый замок и попасть в источник.
- И кто этот защитник источника? Змей, дракон, фартху?
- Обычный человек из плоти и крови, обладающий смутным даром.
- И как обычному смертному удалось подчинить себе священное место?
- Я не знаю, не видел его. Мои люди попытались было устранить проблему, но у него есть необычные соратники - маг-стихийник и сова. Они смогли отбиться.
- Как интересно, - прошипел Скарабей, накинул капюшон задеревеневшими пальцами, едва ему подчиняющимися и повернулся к выходу. - Я должен сам все увидеть.
- Да, мой повелитель…
- Сперва отведи меня к этим смертным магам, хочу взглянуть на них, вдруг они все же понадобятся, нельзя недооценивать слабого противника…
Алый балахон окутали его невзрачные подчиненные, они начали впечатываться друг в друга, живая ткань переплеталась между собой в бурый клубок, последним в этот водоворот вступил Оракул, отдавая все силы Хозяину. Постепенно бурая масса обретала человеческий силуэт, окинув нагое, мертвое тело мужчины новой тканью, теперь из накинутого капюшона сверкнули алые зеницы, чудовище зарычало, подчиняясь звериным инстинктам, вскинуло руку, и разбросанные окровавленные кости из соседней комнаты складывались в скелеты. На не оглодавших костях свисало свежее мясо, скелеты двинулись за своим повелителем, остались лишь закоченевшие детские тельца, которые были не интересны чудовищу и он даже не употребил их в пищу, но скелеты съеденных им людей неровным строем начали покидать пределы укрепленных, подземных казематов.
Кто-то зацепил тельце шестилетней девочки, она плюхнулась в застывшую бурую жижу, расплескав вокруг капли человеческой крови, что некогда текла в жилах восставших скелетов. Все это было настолько реалистично, что тяжелый металлический запах сводил скулы и вызывал рвотные позывы, пастор все еще пребывал в подобие сна, когда его начали трясти, и совать под нос вонючие соли. А он будто стоял над телом погибшей девочки и видел, как из живых некогда людей превращаются настоящие монстры и эти существа должны вот-вот напасть на его городок. Он пребывал тут, когда в темницу ворвалось нечто в балахоне, развернуло огромную клыкастую пасть из ткани своего одеяния и начало буквально пережевывать живых, пытающихся спастись людей. Он стоял меж них и ничем не мог помочь, наблюдая, как из перепуганных детей ускользает жизнь, как плачет незнакомый ему ребенок и сердце щемится от боли.
ГЛАВА 6. Рассказывает об ошибках и происшествиях
От внезапного пробуждения разболелась голова, тело окутала слабость, а перед взором проплывала кровавая картина расправ над несчастными узниками. Фрай не мог понять, почему неизвестный ему мужчина стоит, склонившись над обреченным молодым человеком, и пытается привлечь внимание. Возле него тревожно прохаживается миссис Бонна с кучей чашек и маленьких скляночек, чуть поодаль молодая чета Батлеров опасливо посматривает на пастора и грустно улыбается. Кэтрин все больше жмется к мужу. Наконец они заметили его оживление, мистер в черном сюртуке заговорил:
- Как вы себя чувствуете? - он начал проверять зеницы пострадавшего Фрая, оттягивая веки и водя перед взором зажженной свечой. Свет резал глаза, джентльмен поморщился, и мужчина удовлетворенно отстранился.
- Я чувствую слабость и тошноту, но понемногу это чувство меня покидает, - он говорил это слабо, но с надеждой на поправку.
- Я бы порекомендовал вам несколько дней предаться основательному отдыху - никуда не выезжать, никого не принимать и пить больше теплой шиповниковой настойки. Симптомы вашего недуга мне досконально неизвестны, но вы не больны неизлечимыми и опасными заболеваниями и это радует, - отозвался доктор, ибо по все вероятности мужчина в строгом сюртуке относился к коллегии лекарей и был вызван Эндрю.
Фрай постепенно начал приходить в себя, особенно после прогорклого напитка, что достопочтенный доктор дал ему перед уходом. Затем над молодым человеком хлопотала миссис Бонна, укладывая пастора поудобней, затем Кэтрин и Эндрю оглядели своего друга, миссис Батлер задала несколько интересующих вопросов. Рассказала, что они ну очень беспокоились, когда преподобного Уэнсли не было всю ночь, а потом его приступ заставил всех домочадцев перепугаться не на шутку, особенно бедную миссис Олдбрук. При упоминании имени возлюбленной Фрай поморщился, будто его снова одолел приступ, так что молодые люди немедля последовали рекомендации врача, дав пастору спокойный отдых. В одиночестве мысли приобрели четкую формулировку: боль ему приносили изумрудные глаза, которые были повсюду, кружили в его голове, заставляя тело корчиться в конвульсиях. Тогда молодому человеку показалось, что он видел целую свору изумрудных глаз, будто попал в каменную темную пещеру, и свисавшие с потолка летучие мыши, вдруг обнаруженные нежданным гостем, подали о себе знать. А еще туманилось сознание и становилось не по себе, когда мысли затмевала прозрачная дымка.
Миссис Олдбрук появилась, когда доктор и семейная чета Батлеров оказались в гостиной, а верная Бонна со служанкой отправились на кухню, готовить больному легкий обед или ужин. Фрейлин остановилась в пяти шагах от постели, не решаясь подходить настолько близко, как раньше. Она взглянула на молодого человека уставшим, чуть затуманенным взором, ее очи хранили следы слез, хотя никто не слышал и не видел ее рыдающей. Как только она узнала, что доктор осмотрел больного и вынес положительный вердикт, сразу решилась навестить возлюбленного, чтобы убедиться, что последствия ее чар не возымели фатальных перемен с молодым человеком. Ее жених встретил невесту опасливым взглядом, ее смелость перестала быть надежной сопровождающей, сбежав в ответственный момент, она села на ближайший стул, храня небольшое расстояние между ними. Это обстоятельство показалось правильным, когда молодой человек сжался из опаски.
- Тебе уже полегчало? - спокойно поинтересовалась она, не выражая никаких эмоций, от чего ее голос приобрел бесцветность, а губы нервно дрожали.
- Мне уже легче, но я не хочу, чтобы ты приближалась, ибо уверен, что вина моего недуга - воздействие твоих чар. Вот только почему ты так жестоко со мной поступила?
- Я хотела извиниться за свою несдержанность, но это было непреднамеренно, ибо я испугалась того человека, что занес надо мной руку, тогда ни я, ни ты собой не владели. У меня есть некоторые опасения, поэтому я задам бестактно прямой вопрос - в прошедшую ночь с тобой не происходило ничего необычного? Не насылал ли кто на тебя чары?
- Со мной все было в порядке, пока я не переступил порог этого дома, предназначенного мне быть временным пристанищем. А тут уж вы налетели со всеми допросами, обвинили во всех грехах…
- Значит, ты не находился поблизости графини Бэкет?
Фрай ненадолго вспыхнул, вспомнив прошедшую ночь, его бледные щеки обдал яркий румянец, глаза заблестели, а мысли начали дотошно припоминать деяния ночных подвигов. Фрейлин молчаливо ждала ответа, преднамеренно не заглядываясь в его мысли. Она интуитивно опасалась прочесть там ответ, который ей не понравится, особенно выражение жениха подтверждало наиболее опасные догадки, но она их отодвигала, спорила с внутренним чутьем и оберегалась от соблазна собственных возможностей. Эта пытка во имя доверия и любви, сжигала пламенным огнем, но она продолжала ждать его ответа. Молодой человек поднял глаза, прохладно изучил ее и озвучил ответ:
- Это тебя не касается, - больше он ничего не сказал, снова откинувшись на подушки и пытаясь прикрыть глаза, на самом деле продолжая вспоминать.
- Ты изменился, моя любовь. Раньше ты не был столь скрытен, хотя не раз отправлялся встречать опасность и раньше в твоей жизни не было подлой гадюки, настраивающей против всех друзей и знакомых…
- Перестань порочить графиню, ты недостойна марать ее имя, придумывая всякие обвинения. Всему виной твоя излишняя недоверчивость, которая в последнее время меня буквально преследует. Ты стала просто невыносимой, преследуешь меня на каждом шагу, контролируешь, помыкаешь, я не намерен быть под опекой, я не сопливый мальчишка, пойми это Фрейлин! - он снова поморщился. - Прошу, лучше уйди, дай мне свободу.
Девушка дернулась, будто получила пощечину, ее губы предательски скривились, обещаясь взвыть от обиды и боли, глаза заблестели. Первые слезы проступили на влажных ресницах. Самое ужасное - видеть безразличное лицо хорошо известного тебе человека, а теперь это просто маска, скрывающая раздражение.
- Ответь мне, я все еще дорога тебе? Твое сердце окутано любовью?
- Сейчас мне кажется, что наша помолвка была ошибочной, слишком я поторопился, давая тебе некоторые обеты…
Фрейлин схватилась за спинку стула, чтобы удержаться на ногах, даже сидя, она могла потерять равновесие. Ее голова закружилась, от того, что кровь отхлынула от сердца. В груди не хватало воздуха, сильный спазм, перехвативший горло, доводил до обморока. Ошибка! Ее любовь, их любовь - теперь всего лишь ошибка, которой теперь можно отгородиться. Неужели его честные глаза в тот день, когда она давал ей обет вечной любви, тогда могли лгать? Неужели этот светлый человек с небесными глазами и чистыми помыслами, который некогда понравился отчаявшейся зеленоглазой сове и перевернул ее мир, заставляя идти к свету, все это время прятался под маской? Нет, она не поверит, пока не увидит сама. Отодвигая на задворки своей совести любые ее порицания, Фрейлин в полной мере устремила свой дар на жениха, его мысли все еще бродили в голове, а она читала это все, видела, слышала, ощущала. Так спокойно он изрек, что ее не любит? О Всевышний, неужели той ночью они были вместе, наедине, в тайной спальне…
- Фрай… за что? Мы ведь любили друг друга, и принесли нерушимые обеты…
- Нет, я имел неосторожность принять другое чувство за любовь, - ответил пастор, открывая глаза, он посмотрел так отрешенно на изнеможенное и перепуганное лицо красивой дамы, которая боролась с собственной слабостью, чтобы тут же не упасть в обморок. Они бы еще долго так смотрели друг на друга, но вмешалась служанка.
Молодая помощница миссис Бонны, которую важная дама взяла под свой патронаж, появилась в дверях, будто летела сюда, прикладывая всю свою скорость. Но теперь она наткнулась на преграду в виде миссис Олдбрук и перепугалась, от чего не вспомнила, что хотела передать господину, но преподобный Уэнсли, раз уж его отдых был нарушен, сам поинтересовался целью визита служанки:
- Грейс, что тебе?
- Для вас пришло важное приглашение, - затараторила служанка, - миссис Бонна сказала лакею, чтобы он пока его отложил, но посыльный настаивал, что приславший его господин уплатил целую гинею за доставку пригласительной записки прямо в руки адресату, и уходить не захотел. В людской прихожей начался настоящий скандал, вмешалась миссис Бонна и поручила мне вам сообщить, чтоб противный посыльный наконец ушел. Что мне ему сказать?
- Принеси пригласительную записку, и передай посыльному, что я благодарен ему за спешку, - спокойно ответил молодой человек, переключившись на разговор с Грейс.
Торопливая прислужница мигом побежала исполнять поручение, наступила тягучая тишина. Миссис Олдбрук укоризненно и трагически взирала на своего жениха, она не могла произнести даже самое простенькое слово, ей с трудом хватало сил просто держать себя в руках, а он молчал. Откинувшись на подушки, Фрай нетерпеливо начал ожидать письмо, подобное приглашение могло прийти от графа Дербиша или его прихвостня - Марка Барли, либо от графини. Враг уже готов вот-вот сдаться или план несколько изменился, как же хотелось знать.
Грейс принесла ему записку и поспешно удалилась, опасаясь взглянуть на миссис Олдбрук. Ее лицо показалось молоденькой служанке устрашающим, такие эмоции на нем читались, и сколько сил прилагалось, чтобы выражение оставалось каменным, непроницаемым. Пастор жадно вцепился в записку, позабыв о своей собеседнице. А она, как только служанка удалилась, больше не могла себя сдерживать, горячие слезы хлынули с глаз:
- Фрай, неужели ты намерен разорвать помолвку? Ты больше меня не любишь?
- Да… - на том молодой человек уже с довольным видом погрузился в чтение записки, это была пригласительная от графа Дербиша, на сегодняшний вечер в клубе Уайтс. Жаль, леди Шерон туда не войти, так что, придется самому решать все вопросы, но он уже основательно подготовлен, дама что-то ему тогда такое сказала, чего он точно не вспомнит, но уверен в своей победе. Рядом послышались шаги, Фрейлин медленно удалялась из его покоев, покоробленная холодностью и отстраненностью своего возлюбленного, она не в силах больше сносить его черствость. Ее проводили мимолетным взглядом, а после снова перечитывали размашистые строки личного приглашения.
После последовал вызов камердинера, который прибыл и был поставлен в известность, что молодому человеку на вечер нужен темный бархатный сюртук и горчичный жилет и что сегодня он едет в закрытый клуб. Любые возражения не принимались, он уже чувствует себя превосходно. Преисполненный необъяснимого вдохновения, пастор через несколько часов смог твердо стоять на ногах, а к вечеру сошел вниз, одетый подобно столичному денди, все еще бледный, но уже энергичный. Кэтрин упустила вышивание, а Эндрю перестал читать книгу, в их понятии пастор болел долго и тяжело, но его вечерний образ удивил молодую пару. Фрейлин не присутствовала на вечернем досуге, она вообще не показывалась сегодня на глаза миссис Батлер, после обморока преподобного Уэнсли.
- Преподобный пресвитер Уэнсли?! - не удержалась молодая женщина. - Вы же были при смерти сегодня утром?