- Похоже, мы вышли на след опасной банды, - радостно потер руки Василий. - Скорее бы разделаться с тем делом и заняться этим.
- C каким тем делом? - поинтересовался Серапионыч.
- A, пустяки, - уклонился от прямого ответа Дубов. - Егор Трофимыч тут подкинул одно деликатное заданьице… Ну хорошо, не будем отвлекаться. Значит, Железякин и те трое над вами надругались, а потом повесили…
- Нет-нет, сначала повесили, а потом надругались, - поправила Анна Сергеевна, и ее лицо расплылось в мечтательной улыбке.
- И где это произошло?
- В каком-то затхлом помещении. Помню, там очень неприятно пахло бензином и, по-моему, машинным маслом.
- И как вы думаете, это происходило в Кислоярске или где-то за городом? - продолжал расспрашивать Василий.
- Трудно сказать, - после долгого молчания проговорила Анна Сергеевна. - Но ехали мы довольно долго.
- И как ехали? В смысле, ровная была дорога, или вас все время бросало из стороны в сторону?
- Знаете, сначала ехали очень плавно, потом началась тряска, потом опять ровно, потом еще немного как по колдобинам, а уж потом меня вытащили из машины и повели в то мерзкое помещение. - Анна Сергеевна в изнеможении откинулась на койку.
- Анна Сергеевна, если вам трудно говорить, то закончим нашу беседу в другой раз, - поспешно предложил Дубов.
- Нет-нет. - Глухарева приподнялась. - Мне уже лучше. И я все расскажу вам! Только прошу вас, пусть все это останется между нами. И вас, доктор, тоже прошу…
- Как вам будет угодно. Анна Сергеевна, а известно ли вам, за что они решили вас убить?
Еще немного помолчав, Глухарева ответила:
- Знаете, всему своя мера. Да, я оказывала Феликсу услуги, и отнюдь не мелкие, но когда он зашел уж слишком далеко… - Анна Сергеевна замолкла.
- Насколько далеко? - заинтересовался не только Василий, но даже и доктор Серапионыч.
- Он потребовал, чтобы я… Нет, не спрашивайте! Я решительно отказалась. И тогда он пригрозил, что это плохо кончится. И так оно и кончилось.
- Пока еще ничего не кончилось, - покачал головой Дубов. - На свободе четыре опасных преступника, на совести которых, кроме покушения на ваше убийство, еще и нападение на сберкассу. Так что расследование только начинается. Вы слышали, о чем они разговаривали?
- В машине они почти все время молчали, а в том страшном помещении говорили и вовсе что-то непонятное. Вы понимаете, в каком я была…
- Но хоть что-то вы слышали? Постарайтесь вспомнить, это очень важно.
Анна Сергеевна напрягла память:
- Знаете, я была в каком-то полубессознательном состоянии и сейчас даже сама не уверена, говорили ли они то, что я запомнила. Один из них вроде бы сказал, что всегда завидовал Ильичу и мечтал издавать "Искру" в Цюрихе, и теперь как никогда близок к осуществлению своей мечты. A потом другой сказал: "Надо ее убить, так как она слишком много слышала". Феликс ответил: "Не надо, она и без того повязана крепко, нас не выдаст". Тот, другой, настаивал, что надо повесить, а потом изнасиловать. Тогда они постановили решить вопрос голосованием, и, как я поняла, двое были за, а один - против.
- Погодите-погодите, - перебил ее Василий. - Но ведь их же было четверо!
- Видимо, четвертый воздержался, - предположил Серапионыч.
- A что было потом - не помню, - закончила свой жуткий рассказ Анна Сергеевна. - Очнулась только здесь.
- Да, странная история, - поставил диагноз Василий. - Анна Сергеевна, тут вам долго оставаться никак нельзя. Если вы можете встать, то я отвезу вас домой.
- Да, пожалуйста… - Анна Сергеевна с трудом поднялась со стола и, заботливо поддерживаемая доктором и детективом, побрела к выходу из морга.
* * *
O том, каким образом Анна Сергеевна попала в зависимость от Железякина и ему подобных, Дубов узнал позднее. Это произошло еще в студенческие годы, когда комсорг факультета застал ее за чтением запрещенных в то время трудов французского философа маркиза де Сада. Анне грозило исключение из комсомола, ДОCААФа, ОСВОДа и из института, более того, комсомольские вожаки грозились ославить ее как махровую антисоветчицу и извращенку. И тогда в жизни Глухаревой появился некий вежливый человек, обещавший избавить ее от неприятностей, но просивший за это некоторых услуг определенного свойства. Обычная в те годы история, но на дальнейшую судьбу Анны Сергеевны она положила столь тяжелый отпечаток, что вся ее жизнь пошла наперекосяк, хотя внешне она казалась счастливой и преуспевающей дамой.
* * *
Несмотря на беспокойную ночь, утром Дубов встал рано и вместо своей конторы отправился прямо в читальный зал городской библиотеки, где попросил подшивку "Панорамы" за последние несколько месяцев. Вспомнив, что господин Разбойников особо штудирует пятничные номера, Василий открыл газету за минувшую пятницу. Там ему сразу бросился в глаза очерк Инессы Харламушкиной "Крах антинародного режима", и детектив начал его пристально изучать. И первое, что его удивило и даже слегка задело - так это невнятность изложения и полное отсутствие смысла. Очерк начинался так:
"Дорогой читатель! Как говорил Иван Петрович Павлов, чтобы съесть собаку, я обязательно должен крепко обнять тебя и ответить на вопрос - люблю ли я животный мир по-прежнему? Все это, конечно, верно и бесспорно - ни один ученый, даже сам Дмитрий Иваныч Менделеев, еще не опроверг этих теорий крепче любого другого деятеля науки, и стремился сделать научные знания сильнее".
Поскольку и дальнейшие фразы не содержали ничего более-менее осмысленного, то Василий пришел к выводу, что это шифрограмма. Сначала он принялся читать первые буквы каждого слова, потом - последние, но смысла не прибавилось. Тогда он стал читать каждое второе слово, каждое третье, каждое четвертое и наконец - каждое пятое. И лишь тогда появился какой-то смысл. Первый абзац зазвучал так:
"Дорогой Петрович, я люблю тебя по-прежнему и даже еще крепче и сильнее".
Овладев ключом, Василий быстро расшифровал всю статью, но кроме любовных излияний и сладостных воспоминаний о прежнем счастье она ничего не содержала. Сыщик отложил газету в сторону и погрузился в логические раздумья:
"Значит, через "Панораму" Харламушкина передает Петровичу свои любовные послания. Предположим, я - редактор Швондер. Стану ли я публиковать подобные бредовые статьи, не зная их истинного смысла? Естественно, нет. Вывод - господин Швондер знает или догадывается, кому они предназначены. A если знает редактор, то знают и все сотрудники "Панорамы" - там ведь тоже не дураки сидят, а способ шифровки больно уж примитивный… A давайте зайдем с другого конца. - Дубов достал блокнот и еще раз просмотрел список читаемых Разбойниковым газет. - Ну, с "Панорамой" понятно - идейно близкое издание. "Кислый флирт" - тоже объяснимо: он там один, без любви, без ласки, а тут хоть и не особо крутая, но все же эротика. "Кислоярская правда"? Ха, тут вообще вышла комедия. Эта газета лет пятьдесят была районным партийным органом, а в процессе приватизации ее на корню скупил некий капиталист, назначивший редактором свою единомышленницу, радикальную демократку. Так что теперь газета полна антикоммунистических и антинацистских материалов, но выходит под прежней "шапкой" - даже с орденом Трудового красного знамени. Ну, то, что эту газету Петрович читает, тоже можно объяснить - еще Суворов говаривал, что врагов надо изучать. Но вот какого дьявола ему в тюрьме "Газета для всех"?.."
Дубов откинулся на спинку библиотечного стула и уставился в давно не беленый потолок. "Газета для всех" существовала целиком и исключительно на рекламе и объявлениях. Если коммерческая реклама оплачивалась, как и в других газетах, в зависимости от страницы и занимаемой площади, то подать частное объявление было проще простого - для этого надо было купить газету, вырезать специальный талон, заполнить его и отослать в редакцию. И уже в следующем номере объявление о покупке, продаже, знакомстве, обмене и прочее и прочее, появлялось на страницах "Газеты для всех". Василий и сам не так давно подавал туда объявление, когда хотел по сходной цене приобрести для своей конторы подержанную, но в приличном состоянии мебель.
Детектив раскрыл "Газету для всех" - и застыл в растерянности: страницы просто-таки пестрели объявлениями. Немного поразмыслив, Дубов нашел раздел "Переписка читателей" и прочел первое, что там было: "Привет, оболтусы! Хватит прикалываться, айда все в солнечный Кот д'Ивуар!". Поскольку смысла в этом послании Василий нашел не больше, чем поначалу в статье Харламушкиной, то принялся его старательно расшифровывать. Однако как он ни старался, ничего не получалось, кроме еще большей бессмыслицы.
Не пролил света и второй материал из "Переписки читателей" - стихотворный опус некоей Изауры Нижегородской: "Среди безумных звезд, среди комет, Бессмертный образ Твой припомнив снова, Я забываю, что Тебя уж нет, Но вечное Твое со мною слово…". Эти стихи также показались сыщику подозрительными в своей бессмысленности, однако и из них ничего извлечь не удалось.
Тогда Василий, несколько пав духом, взялся за третье послание - даже не ознакомившись с ним целиком, он стал привычно читать через слово, через три, через пять, в обратном порядке, но так и не найдя смысла, машинально пробежал в первозданном виде:
"Достопочтеннейший Сашульчик! Жди меня в четверг в полдень в привычном месте, и не забудь прихватить то, о чем мы договаривались. Твоя Мурка".
Дубов вскочил, как ошпаренный.
- Что с вами? - удивленно глянула на него пожилая библиотекарша.
- A, ничего, извините, - пробормотал Дубов и усиленно засоображал: - "Как все просто! Сашульчик - это Александр Петрович Разбойников, четверг в полдень - это время, на когда заявлено интервью Чаликовой, привычное место - это тюремная камера, за несколько лет он к ней, должно быть, уж привык… A вот что он должен прихватить, хотелось бы мне знать?"
Василий еще раз внимательно прочитал послание, и как будто бы все сходилось, но все-таки что-то казалось ему не то чтобы странным - скорее, не совсем естественным. Наконец, он сообразил:
- Действительно, своеобразное сочетание: "Достопочтеннейший" - и "Сашульчик". A что если… - Детектив стал лихорадочно просматривать объявления и почти в самом конце "Переписки читателей" обнаружил следующий стихотворный опус:
"Достопочтеннейший дружище! Свою свободу возлюбив, Чтоб изменить свое жилище, То и во флирте будь правдив".
В глазах детектива загорелся охотничий блеск, как у гончей, взявшей след крупной дичи.
- Вот оно - "И во ФЛИРТЕ будь ПРАВДИВ"! - чуть не вслух воскликнул Дубов, подбежал к библиотекарше и потребовал выдать ему последние номера "Кислого флирта" и "Кислоярской правды". Та подивилась разнообразности интересов читателя, но газеты предоставила.
Василий начал с "Кислого флирта" - и, лихорадочно перевернув несколько страниц с полуобнаженными девицами в вызывающих позах, наткнулся на письмо в разделе "Нам пишут". Начиналось оно так:
"Достопочтеннейшая редакция! Хочу рассказать вам об одном случае из моей богатой журналистской практики. Однажды редактор попросил меня сходить в тюрьму и взять интервью у известного мафиози. Поначалу я не хотела туда идти, но потом согласилась". Далее в письме рассказывалось о том, каким любезным и интеллигентным человеком оказался этот мафиози и как между ними возникла взаимная симпатия, быстро перешедшая в страстную любовь. Изобразив в подробностях то, что произошло "прямо на жесткой тюремной койке" и описав ощущения от металлической кружки, пикантно покалывавшей ей спину во время любовных занятий, автор письма завершала: "Я не жалею, что так и не успела взять интервью у этого замечательного человека. Единственная моя печаль - это что следующей нашей встречи придется ждать еще десять лет, если не случится амнистия".
Дубов пожал плечами и развернул "Кислоярскую правду" - там, разумеется, никаких девочек не было, а их место занимали солидные статьи, доказывающие вредность теории и практики коммунистов и их антидемократическую сущность. На одной из последних страниц детектив наткнулся на заметку "Тайна, несущая смерть", начинающуюся словами:
"Достопочтеннейшие читатели! Если вам недостаточно того, что вы знаете о преступной деятельности этих мерзавцев-коммунистов, то вот вам еще одна история. В некоей латиноамериканской стране банда местных коммунистов при поддержке своих братьев-близнецов - местных неофашистов - задумала совершить переворот, чтобы свергнуть законного президента и ввергнуть народ в красно-коричневую пучину. Однако переворот, к счастью, не удался, и путчисты во главе со своим главарем, неким Альфредо Лопесом, загремели в тюрьму - туда им, сволочам, и дорога".
Далее в заметке столь же эмоционально рассказывалось, как некая молодая и честолюбивая корреспондентка пришла к нему в тюремную камеру якобы взять интервью, а на самом деле - чтобы передать от него записку товарищам, оставшимся на свободе. Передача произошла при любовном акте, во время которого Альфредо кричал на журналистке, как Фидель на Кубе - "Социализм или смерть!" - а содержала записка не более не менее как план покушения на президента государства и захвата в заложники представителя Международного валютного фонда. Но и для журналистки это "интервью" закончилось весьма плачевно: ее, как опасного свидетеля, соратники Альфредо Лопеса устранили, столкнув вместе с автомобилем в пропасть на горной дороге.
- Ну, ясно, - констатировал Дубов, ознакомившись с обоими опусами. - Способ передачи описан во всех подробностях. Но почему сразу в двух газетах? - Василий на минутку задумался. - Тоже объяснимо. Публикация частного объявления "для всех" - дело гарантированное, а вот напечатает ли газета письмо или заметку - это еще бабушка надвое сказала. Потому они и продублировали. Постойте-постойте, но ведь там… - Василий внимательно перечитал концовку "Тайны, несущей смерть". - Что, неужели они собираются убить Президента? И саму Чаликову?! Да уж, дело приобретает нешуточный оборот…
* * *
Весь в мрачных мыслях, частный детектив вернулся к себе в контору - но только он протянул руку, чтобы позвонить Столбовому и сообщить о последних новостях, как телефон зазвонил сам.
- Господин Дубов? - раздался в трубке незнакомый мужской голос. - Это с вами говорит генерал Курский.
- Да-да, слушаю вас, генерал, - отозвался Дубов. Он решительно не мог понять, что понадобилось от него ветерану Афганистана, живущему почти безвыездно на загородной вилле, предоставленной ему лет десять назад за заслуги перед Отечеством.
- Василий Николаич, не могли бы вы ко мне подъехать к обеду? - по-армейски косноязычно предложил генерал.
- Извините, но я очень занят, и даже не уверен, буду ли сегодня обедать вообще, - думая о чем-то своем, ответил Василий.
- Как вы понимаете, дело не только в обеде, - многозначительно добавил Курский.
- Да, я так и понял. Ну что ж, товарищ генерал, я знаю, что вы человек серьезный и без особой причины не стали бы меня звать на обед. Стало быть, ждите - буду.
* * *
Дубов ехал на "Москвиче" по Прилаптийскому шоссе и пытался припомнить, что ему было известно о славном земляке - генерале Курском. A известно ему было не очень-то много, вернее - почти ничего. Генерал Курский поселился в Кислоярске после ранения в Афганистане, в середине восьмидесятых годов, а еще через несколько лет ему предоставили в пользование особняк за городом. Краем уха Василий слышал, что раньше там находилась тайная база КГБ, и Феликс Железякин очень не хотел ее отдавать, но был вынужден это сделать под давлением городских властей. Еще детектив знал, что генерал живет в своей усадьбе почти безвыездно и что вместе с ним проживает его племянница, чьи родители много лет назад погибли при весьма странных обстоятельствах - об этом случае Василию как-то рассказывал инспектор Столбовой.
Проехав несколько километров, Дубов увидел знак "дорожные работы", хотя никаких дорожных работ не заметил - дорога была просто разрыта, и ехать приходилось очень медленно и осторожно. К счастью, зона "дорожных работ" скоро закончилась, и "Москвич" вновь понесся пусть не по идеальной, но все же когда-то заасфальтированной дороге.
За седьмым километром, согласно генеральским инструкциям, Василий стал поглядывать направо, и вскоре там показалась обсаженная деревьями грунтовая дорога, на которую "Москвич" и свернул. Дорога очень быстро вывела его к двухэтажному особняку, на площадке перед которым стояла персональная "Волга" генерала, а рядом, к немалому удивлению Василия, раздолбанный "Джип", который сыщик в последнее время частенько встречал на улицах Кислоярска, и принадлежал он также весьма известному майору Селезню.
Едва Дубов вылез из "Москвича" и двинулся в сторону особняка, на крылечке появилась молодая симпатичная девушка в цветастом платье:
- Добрый день, я - Вероника, племянница генерала Курского… Так вот вы какой, частный детектив Василий Дубов! - уважительно добавила она, смерив гостя оценивающим взглядом. - Дядя ждет вас. - И с этими словами Вероника провела Василия на второй этаж в кабинет генерала, скромно и даже по-спартански обставленную комнату. Там детектив застал генерала Курского и майора Cелезня, недавно прибывшего из Придурильской республики, где он возглавлял миротворческий батальон. A по прибытии в Кислоярск майор тут же развил бурную общественно-политическую деятельность, хотя его ориентацию мало кто мог уловить.
Поприветствовав гостя и представив Дубова и Cелезня друг другу, хотя они и так уже были немного знакомы, генерал сказал:
- Ну вот, я свое дело сделал - вас сосватал. A дальше, господа, секретничайте без меня. Вероника, ну а ты покамест приготовь нам чайку.
Девушка неохотно вышла из кабинета, неслышно затворив за собой дверь.
- Какие могут быть секреты! - зычным басом гаркнул майор Cелезень. - У меня нет секретов от народа, а тем более от старого боевого товарища! Прошу вас, генерал, останьтесь.
- Ну, как хотите, - пожал плечами генерал и уселся за письменный стол возле сейфа. Василий заметил, что он налил в блюдечко немного молока и кого-то им поит.
- Да вы не пугайтесь, - сказал Курский. - Это моя подруга Машка, она хоть и змея, но безобиднейшее существо. Майор с ней уже подружился, и вы, Василий Николаич, тоже непременно поладите.
- Надеюсь, - пробормотал сыщик, но на всякий случай пересел подальше от стола, на кресло. - Так что же, господин майор, стало быть, дело ко мне у вас, а не у генерала?
- Зовите меня по-простому, Александром Иванычем, - произнес майор, живописно развалившись на тахте. - Собственно, дело к вам даже не у меня, а у моего хорошего знакомого, Виктора Владимирыча Коржикова.
- Это который начальник Президентского аппарата? - неуверенно припомнил Дубов.
- Ага, он самый, - радостно закивал майор. - Бывает аппарат самогонный, а бывает и президентский. От какого больше пользы - не знаю. Вот он и попросил меня встретиться с вами, грубо говоря, на нейтральной полосе. Я имею в виду Виктора Владимирыча, а не самогонный аппарат…
- Ну хорошо, и какое же у вас ко мне дело? - прервал Василий мудрствования Cелезня. - Только предупреждаю сразу: сейчас у меня на руках два особо важных расследования, и ничего обещать я не могу просто физически.