* * *
Замок лорда Уиндема был стар, но вполне ухожен. Внутренний двор замка поражал внешней неразберихой, - слишком уж много народу съезжалось в последнее время в него. Во всяком случае, мне так показалось. Как сказал нам Джироламо, замок был фамильной резиденцией Уиндемов, и не одно поколение их жило здесь от рождения, до самой смерти.
Сейчас старик собирал под свои знамёна как своих вассалов с их небольшими дружинами, так и соседей. Дело это было непростое: кто-то откровенно размышлял, к чьей стороне примкнуть, кто-то был не согласен со своей ролью в походе, и требовал дополнительных привилегий и почестей. А кое-кто прямо заявлял, что согласен перейти под руку лорда, но поскольку его род не менее знатен, то и на трон он имеет не меньше прав.
Дружинники тех и других, и третьих без конца сорились между собой, и только клятва старого лорда, что он скорее повесит на стене замка драчунов, чем позволит устраивать у себя в замке междоусобицу, как-то сдерживала нервничающих вояк.
Так что - переговоры кипели, дружины готовились, свиты лордов гордо и подозрительно прохаживались по залам замка, поминутно демонстрируя воинственность намерений… а нам отказали в аудиенции.
Отказали, так отказали. Мы решили найти пока местечко, где можно перекусить и отдохнуть. Джироламо, после недолгих размышлений решительно повёл нас одному ему известным коридором к покоям какого-то старого советника лорда, сказав, что лучше места нам просто не найти.
Проходя по галерее, увешанной старыми гобеленами, выцветшими от времени до почти полной серости, мы наткнулись на четырёх стражников, лениво попиравших стены. Похоже, они охраняли дверь в некий переход, ведущий в покои одного из заезжих вельмож.
- Эй, хромой! - заорал один из скучавших, - я тебя знаю! А где твой горб? У тебя же горб должен быть, при такой-то страшной роже!
Стражники довольно заржали, а один из них попытался отвесить студенту пинка. Я не успел даже возмутиться, настолько неожиданно все произошло.
- Скотина!" - рявкнул я и шагнул сторону здоровяка.
Джироламо резко развернулся и схватил стражника за ногу, резко повернув её. Бородач грохнулся на каменные плиты и взвыл. В тот же момент Кис небрежно махнул лапой, и на лице второго стражника моментально взбухла глубокая царапина. Джироламо подскочил к третьему и, отбив левой рукой в сторону занесённый для удара кулак, правой рукой сильно ударил бородача в нос.
Я опомнился и выхватил меч. Упавший неуклюже вскочил. Зашипели вытаскиваемые из ножен кинжалы. Несколько секунд мы стояли друг против друга. Слышно было, как булькает носом бородач. Внезапно посрамленный шутник захохотал:
- Во даёт, хромой! Ты, я гляжу, не из простых, а? - он кинул кинжал в ножны. - Чей будешь?
- Вольный, из столицы.
- Дворянин?
- Да.
- А мы люди епископа. Скажи спасибо, пацан, что война идёт, а то бы не сносить тебе головы за твою дерзость. Ладно, я сам виноват, надо было в тебе благородную кровь признать. А это кто с тобой?
Кис небрежно провёл лапой по усам:
- Кот Ирвинг Стивенс, магистр. А это Черный Рыцарь.
- Черный Рыцарь? - со странным выражением произнёс доблестный страж епископа. - Ну-ну… Так это его лорд Уиндем ждёт?
- Именно его, - устало сказал Джироламо.
- Вот оно как… извини, рыцарь, что со слугами твоими непочтительны были. Да только ты ли это? Мы думали, ты с большой дружиной придёшь.
- Будет вам дружина, - внезапно сказал Стивенс, - а пока мы здесь тайно, без свиты. Так что дайте пройти и не задерживайте.
- Здоровье бы поправить, а, ваша милость? А что как загноится моя рана? - насмешливо протянул поцарапанный, но бородач вдруг пихнул его локтем в бок, и серьёзно сказал:
- Умолкни, дурень… Позвольте, рыцарь, меча вашего коснуться. Старые дружинники говорят, в нём сила есть. Вот, вроде как оберег у меня будет.
Я посмотрел на Джироламо, и тот едва заметно кивнул. Глядя стражнику прямо в глаза, я протянул ему клинок, и бородач внезапно встал на одно колено. Я уж было намеревался хлопнуть его клинком по плечу, но вовремя сообразил, что этот жест уместен лишь при принятии в рыцари. Бородач бережно взял клинок за острие и на секунду прижал его ко лбу. Когда я убрал меч в ножны, бородач перекрестился и легко вскочил на ноги. Мне показалось, что его товарищи с завистью смотрели на него. Стражник молча поклонился и уступил нам дорогу. Я прошёл вперед, за мной Джироламо, а Кис небрежно прошествовал в арьергарде.
Когда мы дошли до поворота, кот хлопнул меня лапой по плечу и, еле сдерживаясь, чтобы не заорать в полный голос, воскликнул:
- Браво! Рыцарь, браво! Боже мой, какая была сцена! Кисть, дайте мне кисть! Я запечатлею эту сцену на полотне. Три на три метра!
Я хотел уже что-то ответить, как за спиной у нас послышался топот и из-за угла вылетел поцарапанный Стивенсом стражник. Запыхавшимся голосом он произнёс:
- Господин, простите за дерзость.
- Что случилось? - холодно спросил Джироламо, но стражник обращался только ко мне.
- Простите, рыцарь, но все боятся спросить. А я вот думаю, когда ещё случай представится… вы уж не гневитесь на меня…
- Говори, - сказал я.
- Успокойте вы нас, ваша милость, скажите уж правду, как на исповеди - поговаривают, что вы королём станете, если мы Башню возьмём, а там старого короля, - Боже упаси! - уже и в живых нет. Правда ли?
Он с какой-то дерзкой настойчивостью смотрел мне в лицо, теребя в руках шнурок завязки от капюшона.
"Чего он ждёт от меня? - с тревогой подумал я. - Хочет присоединиться к выгодной партии? Да черт с ними, его намерениями, как ответить-то?"
Все молчали. Внезапно меня осенило.
- Встань, благородный воин, - торжественно сказал я. - Я служу королевской власти, как и подобает честному дворянину. Перед Богом и людьми клянусь, что не буду покушаться на королевский трон. Иди и скажи об этом всем тем, кто сомневается.
Я повернулся и величественно пошёл. Я бы даже сказал - я шествовал по галерее.
Позади радостно застучали каблуки стражника. Как только они стихли, Кис восторженно съездил меня по уху.
- Вальтер Скотт! Александр Дюма! "Всем воспитанием своим граф являл собой истинного вельможу"!
- Да, рыцарь, ты был на высоте, - улыбнулся Джироламо. - Ну, сегодня же к вечеру жди аудиенции.
ГЛАВА, РАССКАЗАННАЯ К.И.СТИВЕНСОМ
Воистину, человек предполагает, а Бог располагает. Юноша, обдумывающий житьё, помни об этом!
Двадцать лет прошло… а я помню всё то, что произошло, совершенно отчётливо…
Мой юный друг и не подозревал, что аудиенция, предсказанная ему Джироламо, была всего лишь тем самым предположением, о котором я упомянул выше. Сейчас, по прошествии некоторого времени, я могу сказать достаточно уверенно: лично я - знал! Да, недоверчивый читатель, знал, что всё будет не так, как ожидал ты!
Естественно, я вправе ожидать от тебя изрядной доли скепсиса, но в качестве подтверждения я могу предложить тебе всего лишь заново прочитать все предыдущие главы. Разве из них не вырисовывается, - несмотря на определенные инсинуации Чёрного Рыцаря, - благородный образ провидца? Я бы даже сказал - философа-пророка, пронизывающего толщу пространства и времени своим острым умом, подобным блистающему лезвию?..
Жаль, если не вырисовывается. Вдвойне жаль, если сбылись мои подозрения и ты, нерадивый глотатель интриги, просто-напросто не дочитал до сего места, а то и вовсе не стал читать…
Сие есть доля моя…
Впрочем, отбросим смирение и углубимся в дела давно минувших дней…
Покои, куда привел нас студент Джироламо, поразили меня относительной чистотой и полумраком. Смутно угадывались контуры каких-то массивных шкафов, чучела животных, несколько скелетов и огромный стол, заваленный пергаментными свитками. За столом сидел дряхлый старик, закутанный в плащ, несмотря на теплую погоду. Огромный камин в углу был потушен. Свет в загадочную комнату проникал через щели между пыльными, плотными портьерами, да одинокая свеча горела на столе.
Я подумал, что старик за столом и есть тот вельможа, кому принадлежит всё виденное мною вокруг, властно отстранил Джироламо и вышел вперёд. Я знал, что смогу произвести должное впечатление на старого придворного и отвесил ему учтивый поклон, подумав при этом, что сам Эдвин Алый не смог бы вложить столько достоинства и грации в это телодвижение.
Старик, кряхтя, поднялся из-за стола и поклонился нам ещё ниже. "Резонно, - подумал я, - он сразу увидел во мне аристократа, чья родословная уходит во тьму веков".
Сзади хихикнул Джироламо.
- Филипп, друг мой, - весело сказал он, - доложи господину маркизу о том, что мы наконец-то прибыли, смертельно устали и хотели бы переночевать у вас.
Старый Филипп зашаркал к выходу…
- Приятно видеть столь уважительное отношение к старости, - ехидно прошептал мне Рыцарь.
Я гордо промолчал, стараясь всем своим видом показать ничтожность повода для осмеяния. Тем временем, старый Филипп развил вполне приличную скорость, и уже переступал порог противоположной двери. Отстранив его, стремительным шагом в комнату вошел энергичный моложавый человек в роскошном придворном костюме, сопровождаемый несколькими слугами. Борода его была наполовину седа. Во всех его движениях сквозила какая-то властная сила.
- Маркиз Ролан! - звучно провозгласил один из слуг.
Маркиз подошёл к нам и крепко пожал каждому руку. Джироламо он обнял и поцеловал в лоб.
- Ну что же вы стоите, друзья, - сказал он. - Рассаживайтесь. Эй, Филипп, распорядись, чтобы немедленно подавали на стол. Да-да, прямо в библиотеку!
Слуги с похвальной ловкостью убрали со стола все фолианты, зажгли свечи. Стол стал стремительно заполняться разнообразными блюдами. Собственно говоря, их было не так уж и много, зато еды навалено было вдоволь, и приготовлена она была довольно-таки вкусно. Мы деликатно омыли руки в принесенном сосуде для омовения (сиречь, тазике) и приступили к трапезе, ибо маркиз заявил, что умирает от голода и иначе, как за едой, ни о чём нас расспрашивать не будет.
Поначалу он обращался преимущественно к Джироламо. Расспрашивал его о каком-то колеблющемся протекторате, интересовался, принёс ли Джироламо обещанную им рукопись критики епископом Гленским ересиарха Ариана и о десятке прочих дел. Однако, как заметил проницательный я, взгляд его то и дело обращался к Рыцарю, который с печальным видом жевал куриную ножку.
Кстати, в последнее время Ч.Р. был несколько подавлен. Боюсь, он просто перестал понимать, что происходит. В его незрелом воображении Мрак рисовался неким драконом, очередным монстром, коего полагалось немедленно возненавидеть, убить и в землю закопать, и надписи не писать. Вместо этого, мы очутились в гуще средневековых событий, никак, казалось бы, не связанных с нашим путешествием. Кроме того, не было никакой гарантии, более того - никаких намёков на то, что мы когда-либо увидим родное небо моего мира, ставшего родным и для Рыцаря…
NB: Здесь я должен заметить, что сам я твёрдо верил в Судьбу, и не очень-то пытался найти некий тайный смысл нашей миссии. Я твёрдо знал, что рано или поздно, мы придём туда, куда надо, и честно постараемся сделать то, что потребуется.
После трапезы, когда мы с Рыцарем у камина курили трубки, маркиз долго беседовал с Джироламо. Мне показалось, что юноша чем-то взволнован. Он что-то горячо говорил маркизу, внимательно слушающему, затем как-то сразу сник и маркиз успокаивающе коснулся его плеча. "Что-то затевается, - подумал я. - Не иначе, пришло время опять щипать корпию".
* * *
Итак, я приступаю к самой, наверное, невероятной части нашего повествования. Не без внутренней дрожи, заметьте! Будьте же любезны и вы, уважаемые читатели, настроиться на соответствующий лад и обратить свои мысли к Великому, Вечному и Непостижимому…
Чистые мысли, чистые руки… чистое бельё, наконец… ну, как? Готовы?
* * *
…. Торжественно и страшно запел старый Филипп. Маркиз, облаченный в алую рясу, на которой горел холодным блеском серебряный крест, воздел руки к сводам часовни. Джироламо, казалось, полностью погрузился в молитву, сидя у ног Рыцаря. Я торопливо бормотал заклинания, которые считал подходящими для данного случая, чувствуя, как сгущается вокруг нас воздух. В витражи часовни светила полная луна, бросая самые причудливые блики на старого епископа и шестерых монахов, глухо вторивших псалму.
Неясные тени, казалось, пронизали всё пространство. Я явственно чувствовал, как вокруг меня нарастала напряженность астрала. Временами я почти видел прекрасные и ужасные лики теней, протягивающих руки к ложу, на котором покоился спящий Рыцарь. Целый вихрь чувств охватил меня. Вот ледяной струёй налетела ненависть, и тут же нежным теплом коснулось прощение. Высоко-высоко, гораздо выше сводов часовни непостижимо засияла колючая белая вспышка, и свет её преобразил тело Рыцаря. Лицо его побледнело, пальцы медленно сжали рукоять меча, лежащего поверх тела. Ярко вспыхнула серебряная звезда, приколотая на груди, и угасла, оставив лишь отчетливое внутреннее сияние, подобное свету луны.
- Именем Господа и во славу его! - гулко пронесся голос Ролана. - Сбывается пророчество. Ниоткуда пришёл к нам Черный рыцарь, и уйдёт в никуда, свершив предначертанное свыше.
- И если суждено стране этой обрести покой и единство, - подхватил звенящий от напряжения голос Джироламо, - во все века останется в ней легенда о спящем Рыцаре, в роковой час восстающим от сна ради спасения отчизны!..
* * *
Прошло несколько месяцев. По всей стране пронесся слух о том, как внезапно в часовне старого лорда Уиндема чудесным образом оказалось тело Спящего Рыцаря, который должен проснуться тогда, когда придёт время всем миром идти на штурм Башни Великих Тайн - главного и осквернённого ныне храма страны.
Мы с Джироламо всё это время жили у Ролана, и я вволю поработал в его библиотеке, практически не выходя оттуда, по крайней мере, днём. Выходить куда-либо было сущим мучением. Нас тут же обступали толпы народа, жаждущего хотя бы краем глаза увидеть тех, кто пойдут в бой вместе с Черным рыцарем. Причем, не просто пойдут, а так сказать, одесную и ошую…
К моей великой досаде, во мне частенько усматривали какого-то заурядного и довольно подозрительного колдуна…
А Джироламо народ отводил роль то ли брата, то ли сына спящего.
В часовне у Рыцаря был выставлен постоянный караул, и было забавно наблюдать, как лучшие дворяне страны оспаривают друг у друга эту великую честь. Кстати, междоусобица между дворянством практически прекратилась. Каждый считал за честь стать под святые знамёна. Не будет преувеличением сказать, что популярность лорда Уиндема и маркиза Ролана, как его ближайшего советника, белого колдуна, и уж тем более старого епископа выросла до небес.
К чести моей будь сказано, именно по моим эскизам было вышито Знамя Черного Рыцаря, которое епископ освятил в той же часовне во время торжественного богослужения. Это знамя стало символом объединения страны, и только одному Джироламо я раскрыл, что это - не более чем фамильное знамя рода Стивенсов. На черном полотнище - алый щит с серебряным крестом.
Отныне это знамя развивалось над башней замка лорда Уиндема. Стражники епископа, еще недавно имевшие дело с нами, в порыве, близком к религиозному экстазу, рассказывали всем прибывающим, как Черный Рыцарь чудесным образом возник перед ними, не был узнан, но по великой милости Господней, пелена с глаз их спала и они узрели святой лик Воителя.
Бородач, удостоившийся чести прикоснуться к Святому Мечу, объезжал теперь с небольшой, но сильной дружиной, города и веси, неся от имени епископа, чьи земли за стойкость и непринятие владычества вурдов, были разорены, благую весть о том, что близится пора великого Похода. Народ был без ума от него, - да и мужик он был сам по себе неплохой, - и вконец сбитые с толку вурды так и не смогли ликвидировать этот спаянный до фанатизма отряд.
Словом, в стране назревали новые времена…
Каждый день мы с Джироламо приходили в часовню и подолгу сидели рядом с Рыцарем. Глядя на его спокойное, светящееся призрачным светом лицо, я мысленно обращался к нему, но он не слышал призывов моего сердца.
"Какие сны видишь ты сейчас, друг мой? Кто находится сейчас рядом с тобой там, далеко, куда даже мне не дано проникнуть?" Но ни малейшего дуновения, ни самого малого ощущения того, что он рядом, у меня так и не возникло.
Только один раз, среди ночи, я вдруг вскочил в полной уверенности, что Рыцарь где-то здесь, в двух шагах. Рядом поднялся Джироламо. Трясущимися лапами я зажёг свечу и оглянулся. Никого. Шуршали по углам неаппетитные мыши. Тонкий серп луны опасливо заглядывал в окно, и поскрипывали ставни, отворенные по случаю теплой ночи.
Меня поразил вид Джироламо. Все лицо его было мокро от слёз, и вывороченное веко покраснело больше обычного. Увидев, что я смотрю на него, Джироламо лег, и отвернулся к стене. Я подошёл к нему и сел в ногах.
- Тебе снился наш друг? - осторожно спросил я.
Джироламо молчал.
- А мне вот он часто снится. Знаешь, я по нему скучаю, несмотря на то, что мы видим его каждый день….
Джироламо глухим голосом спросил:
- Кис, как ты думаешь, мы вернёмся?
Его вопрос поразил меня. Джироламо никогда прямо не признавал то, о чём я догадывался. На все мои намёки, хитросплетения разговоров и прямые расспросы он лишь отмалчивался и иногда мрачно улыбался, что при его изуродованном лице смотрелось страшно и неприятно.
- Что ты молчишь, Кис?
Что-то удивительно знакомое показалось мне в его печальном голосе. Мелькнуло острое ощущение дежавю. Знаете, как это бывает, когда слово вертится на кончике языка, а вспомнить его окончательно - увы! Это мучительное состояние ушло так же внезапно, как и появилось.
- Я думаю, мой бедный мальчик, что от Судьбы уйти нельзя, - пригорюнился я. - Скоро мы всё узнаем. Один мудрый человек так сказал по этому поводу: "Только смерть в последний момент откроет каждому тайну, в которой уже не будет нужды"… Но я надеюсь, что всё будет так, как надо, даже, если мы сложим буйные головы на поле брани. И сказки о нас расскажут, и песни о нас споют. Несмотря на то, что я есть материалист, я всё-таки верю в высшее проявление материи - её созидающее начало, сиречь Провидение. Смирение, терпение и вера, - вот чему учили нас в Университете…
Я говорил, а дыхание Джироламо успокаивалось.
Когда я упомянул Университет, мальчик сонно пробормотал:
- Не надо, доктор Донатти, я справлюсь… у вас и так много работы…
- Что? - Я осторожно тронул его за плечо, но Джироламо уже спал. Тысяча разнообразных, временами самых фантастических предположений лавиной обрушились на меня. Я тихо вскочил и забегал по комнате. Более всего мне хотелось немедленно разбудить Джироламо и решительным образом расспросить его.
Борясь с этим искушением, я вскочил на подоконник. Одним прыжком, ловко и изящно, я махнул на голову боковой горгулии, а с неё уже на крышу. Черепица жалобно хрустнула под моими лапами. Я поднялся по покатой крыше, а затем, привычно, но осторожно, используя выступы, карнизы и разнообразные архитектурные мелочи, практически бесшумно добрался до крыши главной башни.