- Простите за вторжение в ваш разговор, но мимо Елены Прекрасной не смог я пройти, не оказав внимания, - льстиво защебетал я, приблизившись к крыльцу особняка, возле которого Елена в пышном голубом платье флиртовала с очередным поклонником - застенчивым черноусым юношей в зеленой шинели титулярного секретаря.
Я очень боялся того, что голос мог измениться после обращения, и старался говорить нежно и быстро, чтобы разницу, если она есть, трудно было заметить.
- Надеюсь, вы позволите, сударь, украсть ее у вас и проводить до дому? - я вперил в юношу серьезный и настойчивый, почти угрожающий взгляд.
Робкий секретарь, как я и рассчитывал, покорно уступил даму.
- Признаться, вот уж где не ожидал вас встретить, так это здесь, - я снова пожалел о том, что не знаю, как называется город.
- Я тут по мужниным делам. Эспер меня забросил в глушь скучать без каждодневных праздников, - мгновение Елена колебалась, прежде чем взяться за предложенный ей локоть и пойти со мной под руку. - А вас какой судьбою занесло сюда? Скажите, Тихон.
- Приехал погостить у дядюшки.
- Как удивительно совпала наша встреча! Вижу в том я провиденья знак.
Она внимательно на меня посмотрела, и легкая таинственная улыбка промелькнула на ее тонких губах, а густые, почти как у юноши, только что беседовавшего с ней, коричневые брови чуть сместились к широкой переносице, придавая ее маленькому личику настороженный вид.
- Да, видно по всему, крылатые амуры замыслили соединить наши сердца не в средоточьи суеты мирской, а здесь, на малолюдной площади, под строгим взором всадника из меди. Надеюсь, он не оживет внезапно, не похитит вас. О, как страшит меня разлука. Я так по вам скучал, и помните, прислал вам пару писем со стихами.
Держался я отлично, впрочем рот не раскрывал широко, чтобы она не могла обнаружить клыки.
- Я их храню в шкатулке, - прелестница на миг потупила взгляд, и, сделав паузу, нацелила на меня миндалевидные карие глаза с еще большим вниманием. - Люблю ваши стихи. Они близки к жизни, не отравлены красивой сказочной ложью.
На взгляд "глаза в глаза" с недавних пор я ненормально реагировал (для человека), он будил во мне звериную ярость. Пришлось отвести взгляд, будто от смущения, дабы не совершить задуманной расправы раньше времени и в неподходящем месте.
Я вел Елену к темному парку, из которого доносился шелест волн. Безлюдный берег реки я считал лучшим местом для убийства в городе N.
- Прочесть вам что-то новое из лирики? - предложил я.
- Чуть позже, а пока позвольте вам устроить маленький и дружеский допрос. Я слышала, вы перестали отвечать на письма. Зачем вы вообще из Питера сбежали? Зачем в деревне спрятались? Устали от толпы людской? Или была на то любовная причина?
- Искал я вдохновенья для стихов. Погнался за красотами природы.
- И что же, Тихон, увенчались ли успехом поиски?
- Природа меркнет по сравненью с вашей красотой, прекрасная Елена. Питаю я надежду, вы простите мне сию измену. Я посвятил всего лишь крошечку стихов лесам, полям, речушке и березам на лугу.
Ветер утопил меня в запахе ее духов, основой которых парфюмер выбрал ароматические масла розы и камелии. Я задержал дыхание.
- Вы странно изменились, Тихон, - заметила Елена.
Ее слова меня встревожили.
- Вы много курите? - предположила она.
Мы вошли в безветренную аллею парка, и мне стало легче дышать.
- Я, как и прежде, вовсе не курю, - я кашлянул, сбивая грубость голоса. - Простыл немного. В дороге просквозило.
- Думала, что вы вернетесь из деревни смуглым, как арап. А вы, мне кажется, еще бледнее стали, чем были в городе дождей, - Елена удивленно всматривалась в мое лицо.
- Дни напролет сидел в усадьбе, в кабинете, в добровольном заточении, не видя света белого. Три тома настрочил по философии… И тянет на полпуда каждый том, - нашел я отговорку.
- Геройство ваше поразительно, Тихон, - намеченная жертва призадумалась.
Я тоже задумался - над тем, как побыстрее и поудобнее (для меня, конечно, а не для нее) укусить Елену. В отличие от шеи косули или оленихи, шея человеческой женщины была средоточием жесточайших ароматов, он которых у меня перехватывало дыхание, сводило зубы, и в горле возникал неудобный для питания ком. К тому же эту нежную уязвимую шею надежно защищал от моих клыков голубой шелковый шарфик, надушенный еще беспощаднее, чем ее кожа.
- Прошу вас, подарите мне на память ваш воздушный шарф, - убедившись, что на аллее мы одни, я встал перед жертвой, протянув к ней руки и чуть пригнув колено. - Оно поможет мне придумать восхитительные стихи, убережет от скуки.
- Я бы с радостью, но шарф подарен мужем, - Елена подергала шарфик за бахрому, и я громко чихнул дважды.
- Будьте здоровы, Тихон.
- Как надоела мне простуда. Скорей бы от нее избавиться, - проскрипел я.
От невыносимой жажды крови мой голос стал еще грубее.
Река плескалась совсем близко, и я поманил Елену на спускавшуюся к берегу дорожку.
- Эспер и так считает, что обделен моей любовью, - рассуждала вслух неприступная добыча, спускаясь к реке. - Он шарф из Франции привез, в подарок к первой годовщине свадьбы. Обижен будет страшно, ежели скажу, что потеряла шарф. Но ради вас переживу еще одну его обиду. Держите. Я дарю на память.
Подскочив сзади, Елена накинула шарф мне на шею. Я сорвал его непочтительным броском руки, не дыша.
Мы вышли к достаточно широкой для судоходства речке, через которую был построен каменный мост венецианской архитектуры. Глухая тень под опорами моста представилась мне уютным трактиром.
- Простите мне единственный, и ни к чему вас не обязывающий поцелуй? - спросил я, уводя Елену в тень моста по скользким камням.
Она была в перчатках, и не чувствовала холода моей руки. Остановив доверчивую женщину, я повернулся к ней.
"Приятного аппетита, дорогой Тихон Игнатьевич".
- Ну разумеется, прощу. Он даже будет мне приятен, - Елена смущенно улыбнулась под моим алчным взглядом.
"Я в этом не уверен, но зато приятно будет мне", - подумал я.
Последний вздох - ее и мой, последние сомнения, искры совести… В моем воображении зловещий виселичный скрип, печальное лицо Рылеева, коварная ухмылка Бенкендорфа, и долгожданная вкусная кровь, сочащаяся в горло - все смешалось. "Она не виновата!" - будто бы воскликнул кто - то невидимый. "Но страдать - то будет он, палач", - возразил я.
И склонился к Елене, готовый зажать ее рот рукой и впиться в пульсирующую жилку на шее.
- Неловко отвлекать от жизненно важного занятия, господин, но я вас разлучу с предметом страсти.
Обернувшись на голос, я обомлел. Под мостом шагах в пяти от меня стоял холеный вампир, одетый как Евгений Онегин, только без шляпы.
Выглядел он примерно на двадцать лет, и по запаху был еще молод. От неожиданности я выпустил жертву из рук.
Елена поднялась по склону и оказалась в зоне видимости проходивших по мосту людей.
- Уходите, сударь. Это не ваша добыча, - сдавленно прошептал я, сверля незнакомца неприветливым взглядом.
- Но и не ваша, - дерзко усмехнулся вампир, незаметно для взволнованной женщины показывая мне правый клык.
Его рука скользнула под распахнутый сюртук и легла на пистолет, прикрепленный к поясу.
"Чем он стрелять собрался? Щепками осины?"
Однако безоружным быть еще хуже.
- В чем дело, Владимир? Что вы себе позволяете? - возмутилась Елена. - Тихон - мой столичный знакомый.
"Владимир… Так у здешних упырей принято знакомиться с добычей заранее, умасливать ее баснями несколько вечеров подряд, прежде чем съесть? Странный обычай!"
В мгновение ока местный вампир подскочил к Елене. Я непременно попытался бы вернуть свою жертву, если бы пожилая пара не решила посмотреть, плавают ли в реке утки. На людях вампирам нужно вести себя прилично.
- Елена Павловна, он - опасный мятежник, присланный сюда, чтобы убить вас, - зашептал Владимир в ухо женщины. - Прошу вас, бегите отсюда. Наймите извозчика и уезжайте.
- Без вас я не поеду, Володя, - испуганно вздохнула она.
Старички удалились, не заметив уток. На нас они не обратили внимания.
- Бегите, Елена! - настаивал мой соперник в борьбе за ужин.
- А вы?
- За меня не волнуйтесь. Я приеду позже. Идите, прошу.
Выбежав на дорогу к мосту, Елена остановила бричку. Уезжая, она тревожно оглядывалась на нас.
Мы с соперником остались один на один. Я был готов смириться с потерей добычи, только бы он позволил мне спокойно уйти. Но извиняться, кланяться в ноги, умоляя о пощаде, не позволяла гордость.
Еще я узнал происхождение беспокоившего меня в этом городе предчувствия, что кто-то наблюдает за мной, идет по пятам. Я думал, что чувствую сородичей из стаи, старался запутать след, но оказалось, не они преследовали меня.
Да, я нарушил правило вампирского этикета. Вторгаться в чужие охотничьи угодья, и тем более, претендовать на чужую добычу - нехорошо. Вел я себя при встрече тоже некультурно. Но разве виноват я в том, что хозяин угодий не удосужился оставить метки? Если бы я знал, что нельзя ходить в город, разве бы пошел?
А поскольку дело сделано, остается одно - достойно выйти из противостояния, желательно без кровопотери.
Мы молча изучали друг друга, прохаживаясь под мостом вдоль берега, как дикие коты перед стычкой.
Владимир был примерно одного роста со мной. Очертания его треугольного лица несколько сгладила хорошая жизнь. Нос был маленький, неприметный, губы узкие и тусклые. Светлые волосы подстрижены коротко, оставлена лишь незначительная челка, сильно отличавшаяся по цвету от коричневых бровей… Так себе видок. Вроде как привередливому дамскому взгляду и прилепиться не к чему. Правда, его здорово украшали близко посаженные голубые глаза.
Я не ошибся насчет возраста соперника. Обратили его от силы год назад. Он не был великим воином, огни и воды прошедшим в суровые времена. Следовательно, его глупо бояться, пусть лучше он боится. Он ведь не знает, насколько я силен и опасен. Одна толщина моя чего стоит… Можно подумать, что я съел за свою вампирскую бытность немало таких зазнаек, как он.
Мою фигуру Владимир изучал с вящим недоумением на бледном, но все же не таком безжизненном, как у меня, лице. Он часто усмехался, пытаясь разрушить мое терпение. Я не хотел говорить первым. Он - тоже.
И все-таки первым заговорил я.
- Послушайте, любезный собрат, - я начал диалог вежливо до безупречности, - что нам делить? Народу в городе обоим хватит. Согласен, я вел себя возмутительно, но если вы хорошо знакомы с Еленой Павловной, то известно вам, какая это вертихвостка, и как много зла она может причинить влюбленному простофиле.
- Вы не тянете на простофилю, месье. А на влюбленного - тем паче, - Владимир широко улыбнулся, показывая убранные клыки.
Я счел эту улыбку знаком перемирия.
- Хотите скажу, кто вы? - предложил он, перестав маячить перед глазами.
- Внимательно вас слушаю.
Мне было интересно говорить с ним, захотелось даже примкнуть к его стае, если у него есть стая. А если нет, просто пойти за ним. Ведь просвещенный, хорошо воспитанный сородич - редкость сродни розовому алмазу.
- Вы умный, расчетливый охотник. Но до романтики бесчувственный, как срубленная осина.
- Осина? Почему не дуб, не ясень? - изумленно поинтересовался я.
- Люблю осину, - возвышенно ответил Владимир.
- Странная любовь…
- Она мне жизнь не раз спасала… Да и не только мне.
- Что ж, понимаю ваши чувства, и не выступаю против них. Хочу я только знать, чем закончится наш разговор.
- Осиной в вашем сердце.
- А нельзя иначе?
- Нельзя.
- Мы словно кумовья друг другу. Кто ж грозит осиной куму? - я осуждающе покачал головой, разведя руками.
- У вас нет оснований называться моим кумом, - сердито заявил Владимир.
- Нет оснований? - едко передразнил я. - А порода?
- Я вам не спаниель какой - нибудь! Нет у меня породы.
- А дворянство? Вы же дворянин!
- Положим так, но все равно вы мне не кум. Нахальный вы пришелец.
- Голодных странников любезно надо принимать… а вы… Сами - то наелись до отвалу, и давай обхаживать светских дам… Разве так прилично?
С начала разговора я подозревал, что Владимир не голоден, и добычу он отнял у меня просто из вредности. Хорошенько к нему присмотревшись, я сделал вывод, что он недавно подкрепился. Розовые полоски под его ногтями, и спокойствие, с которым он прижимал пальцы к ладони, или скрещивал, - все указывало на то, что его руки были теплыми.
- Не о чем мне с вами говорить, - Владимир отвернулся, зажмурившись от последнего закатного луча, проникшего в тень.
- Так отстаньте от меня. Пора мне в лес, домой.
- Я вас не отпущу. Сойдемся, - безжалостно скинув на землю сюртук, Владимир мгновенно выскользнул из туфель и носков, и встал босыми ногами на серый гранитный камень.
С одного бока на его поясе висел пистолет, с другого - нечто вроде осиного кола с серебряной рукоятью.
- Не приближайтесь. Я предупреждаю, - оскалился я. - Дайте мне уйти.
От цилиндра и сюртука избавиться было просто, а в попытке снять без помощи рук ботинки, я чуть не упал на ровном месте.
- Драться я люблю по-честному, - сказал Владимир. - Выбирайте оружие.
Он кивнул на прибрежную осину. Я неуверенно выбрал сук пожестче и отломил его, стараясь не ободрать рук.
Владимир, пятясь, вошел в воду по щиколотки. Я удивился его мастерству передвигаться по скользким камням, не осматривая пути.
- Теперь сходимся, - обозначил он начало дуэли за Елену Павловну, так никем и не съеденную.
И, выхватив осиновый кинжал с серебряной рукоятью, прыгнул на меня. Я увернуться не успел, но сумел задержать его руку. Для этого пришлось выронить свое жалкое оружие. Поднатужившись, я почти безболезненно отцепил от своего плеча его левую руку и отбросил его шага на три. Не успел я встать на ноги, как Владимир зачем-то взлетел на опору моста и повис надо мной, цепляясь всеми четырьмя конечностями за выемки в полукруге свода. Я понимал, что при самом неудержимом желании не смогу туда закорячиться, да мне, если честно, этого и не хотелось. На тот момент я не мог решить, как себя вести дальше. Побегу прочь - он мне на спину сиганет и вопьется в шею. На месте останусь - он, чего доброго, свалится на голову.
Когда Владимир догадался, что даже за обещание полцарства и женитьбы на прекрасной царевне я не полезу на мост, он спрыгнул вниз - не на меня, на камни. И снова полетел ко мне, но я готов был к нападению. Завалившись на спину, я лягнул его обеими ногами. Куда попал - не видел, но летел он высоко и далеко. С раскидистым фонтаном водных брызг Владимир шлепнулся на середину реки. Обыкновенных для такого представления возгласов зевак я не услышал - праздные гуляки разошлись по домам с наступлением темноты.
Я изо всех сил помчался вверх, к дороге. Мокрый, облепленный тиной Владимир догнал меня на опустевшей аллее. Я сбил его с толку резким разворотом, свалил его ударом локтя в бок, и выбежал на мост. На другом берегу виднелся спасительный лес. Я коротко взвизгнул, призывая на помощь стаю.
Трусившая навстречу ямская рыжая лошадь испугалась моего визга и понесла. Ямщик испугался не меньше, и когда я попытался забраться в его бричку, стал охаживать меня хлыстом. Он принял нас с соперником за разбойников. Владимиру, прицепившемуся к повозке сбоку, тоже хорошо досталось. Потом мужик бесцеремонно спихнул меня с брички, а Владимир спрыгнул сам.
Так мы оказались лежащими в пыли на дороге. Можно было на том и закончить дуэль, только моего неугомонного сородича не устраивала ничья. Мне пришлось снова удирать от него. Он бегал быстрее, и поймал меня за ноги, когда я пытался спрыгнуть с моста в реку. Мы боролись, царапались и кусались, повиснув на кованом ограждении, изображавшем китов и грифонов. И, сильнее вцепившись друг в друга, чем в ограду моста, улетели вниз. У Владимира хватило ума не атаковать меня в воде, или он плохо плавал. Дуэль продолжилась на суше. Мы прыгали на четвереньках, пытаясь найти брешь в обороне. Владимир скакал будто шустрая лягушка, а я слегка подпрыгивал и полз, скребя животом землю, как неуклюжая грузная жаба.
Когда соперник повалил меня на отмель, приложив до крови головой о камень, я начал прощаться с жизнью. Но азарт подавил страх, вселил в меня желание сопротивляться до последнего вздоха. Вложив всю оставшуюся силу в этот удар, я выбил осиновый кол из руки Владимира, столкнул его с себя и придавил к каменистому берегу всей своей тяжестью. Он попытался воспользоваться пистолетом, но не успел спустить курок. Подхватив упавший на песчаную прогалину кол, я механически вогнал его по самую рукоять в грудь противника, пронзил его бешено колотившееся сердце. Стук жизни внутри него оборвался. Молодой вампир застыл в последнем испуге - с широко распахнутыми глазами и приоткрытым ртом.
Некоторое время я смотрел на него, осмысливая произошедшее. Я не мог равнодушно встать и уйти. Мне было жаль, что наша встреча закончилась именно так. Все могло пойти иначе, если бы я придерживался вампирских правил. Нет… Если я не поддался слепой жажде мести.
Я мог бы пойти с ним, присоединиться к его стае… Почему я не уступил ему сразу? Зачем перечил?
Стыд - жгучий, отрезвляющий, как огуречный рассол при похмелье, поглотил все мои размышления.
Заметив бумажку, торчащую из кармана брюк Владимира, я вытащил ее и попытался разобрать размытые водой каракули. На бумаге отчетливо просматривалась гербовая печать Седьмого отдела императорской канцелярии. Я прочел имя и фамилию сотрудника "Владимир Мелихеев", а отчества и воинского звания не разобрал.
"Упырь служил в конторе охотников. Возможно ли такое? Матушка дорогая", - я попятился на четвереньках от остывающего трупа. - "Так он был приставлен для охраны к падчерице Бенкендорфа!"
- С-с-скорей, с-скорей, Тихон, пос-спеш-ши, - с реки донеслось знакомое шипение.
За мной приплыла Яна.
Для вылазки она оделась нищенкой, убрала золотистые локоны под черный рваный платок. Не выходя на берег, она позвала меня жестом, и я вошел за ней в воду.
- Барчонок пс-са убил, пс-са убил, пс-са убил, - визжала Яна, прыгая вокруг костра перед удивленной стаей. - Я видала все с-сама. И о том с-свидетельс-ствую.
- Я прихлопнул не перевертного волка, а упыря, такого, как мы, - возразил я, согревая руки у огня.
- Мы зовем пс-сами не перевертыш-шей, а пр-редателей, - объяснила Яна. - К людиш-шкам переметнувш-шихся. За бочки с-скотской крови продавш-шихся.
"Бочки?!!" - позавидовал я. - "Видно, и на губернаторские балы их приглашают. Эх, кабы не обязанность убивать соплеменников и шпионить за противниками царской власти, я бы согласился на славное житье".
- Псу наломать тяжело. Не всякий из нас живым воротится с такого свиданья. Они все откормленные, силы у них хоть отбавляй, и обучены разной заморской борьбе. Без уловки пса не одолеть, - просветил меня Фома.
- Как ты справился с ним? - недоверчиво ухмыльнулся Ахтымбан.