По деревне Стэнка не шла. Она летела. И сама не заметила, как промахнула две улицы и переулок, оказавшись на другом конце Стожков:
- Солена!.. Солена!!!
Девушка, жуя, выскочила из сеней с испуганно раскрытыми глазами:
- Ты чего?!
- Да ничего! - подпрыгнула у крыльца Стэнка. - Дело к тебе есть, если у тебя дел завтра нет.
- Ой-й. Еще раз.
- Уф-ф. Надо в Луговины срочно ехать. Ты можешь завтра с утра у отца телегу взять и лошадь?
- Мо-гу, - протянула недоуменно подруга, сев на крыльцо. - А за...
- Колокол поедем выкупать!
- Какой?!
- Наш церковный. Я деньги нашла. Только это - тайна. Ты поняла меня?
Ну, так что? Сможешь завтра?
В голове подружки явно пошел мыслительный процесс, во время которого Стэнка замерла. Солена промычала:
- М-м-м. А мне ту тайну расскажешь?
- Ага, - кивнула Стэнка. - Только по дороге в Луговины завтра. Ну так...
- Добро. Попрошу у отца.
- Вот и распрекрасно! Тогда - до завтра, Солена!
- Стэнка! - вскинула подружка ей вслед руку. - Матушка тебя к столу звала вечерить!
- Некогда! Дел много! А завтра Стрекозу подою и к вам! - хлопнула та воротной створкой и полетела назад...
Вечером дня следующего груженая медным церковным колоколом телега катила по березняку из Луговин в Стожки. Хотя предполагалось вернуться домой раньше. Всё из-за старосты и к лучшему: Солена, наконец, прозрела и...
- Ох, все же зря я согласилась на эти новые ботинки, - вздохнула, вдруг, она.
Стэнка, сидящая рядом, ехидно хмыкнула:
- Сам виноват. Сбрехнул зачем?
- Ну, сбрехнул, да, - перехватив вожжи, потерла Солена нос.
- А раз сбрехнул... ботинки у нас с тобой теперь - на зависть всем Стожкам: с лаковыми носами, со сточенными каблуками. И в ресторации поели, как дамы.
- Ага. И колокол наш начистили, - обернулась назад Солена и расплылась в улыбке. - Краси-вый...
- А староста - тать и брехун. Ведь надо же: сказал про тыщу двести, а с нас в ломбарде взяли восемьсот. Нагрел бы земляков почти на триста леев.
- А, Бог ему судья, Стэнка, - великодушно изрекла Солена. - Зато я за тебя теперь спокойна и рада.
- Что не позарилась на его деньги за парик? - прищурилась она на девушку. - Месть дороже.
- Ой, ты вот сейчас такое... - срочно скривилась Солена. - Я рада, что теперь душе твоей, когда придет твой срок, будет добро.
- Откуда сия новость?
- А ты разве не знаешь, что колокол, купленный на деньги человека, звонит и для него? Каждый свой раз. А душе от его звона на небесах покой и благодать.
- Ну, надо же, - с улыбкой, вскинула глаза к небу Стэнка. - Красиво.
- Ага, - вздохнула Солена. - И радостно так... А ты эту песню знаешь?
- Какую?
- Про голубку и орла?
- Ага.
- Давай теперь ее?
- Давай, - и снова затянули:
- Ох, как залЮбилась голубушка с орлом!
От когтей могучих смято ей крыло!
Век теперь ей в поднебесье не летать!
Друга милого в окошечке ей ждать!..
Так и орали до самых своих Стожков...
К церковной калитке подъехали перед закатом. И по пустоте и тишине вокруг, опытная Солена вынесла вердикт:
- Служба идет.
- Где? - заозиралась с телеги Стэнка.
- Так в храме. Где ж еще? Каждый день в это время. Как раз к ней угадали.
О, "угадали", не то слово - зрителей изрядно будет. Хотя Стэнка сама толком не знала: надо ли ей это. Главное, чтоб староста узнал, что колокол и без него в Стожки вернули и догадался: за чьи леи. А что до остального... до остальных...
- И что теперь мы станем делать?
Солена, соскочив с телеги, отряхнула с юбки пыль. Потом решительно уставилась в окованные двери церкви:
- Будь здесь, колокол карауль. А я пойду вовнутрь, дождусь там окончанья Службы и отцу Зоилу скажу, что, ну... - и глянула на Стэнку. - Будь здесь.
- Ага, - вздохнула та.
Сидеть пришлось недолго. Вскоре дверные створки отворились, первыми выпустив на свет детей. Те тут же с криком бросились к калитке. Стэнка - нервно подобралась.
- А это он и есть?!
- Ого! Какой большой!
- И с буквами. А можно его потрогать?
- Гляди, на нем кресты и фигурки.
- А позвонить в него?
- Стэнка! - растолкал галденье вихрастый Ерш, средний сын вдовы Малуши. Правда, сейчас он был причесан и лыбился во весь щербатый рот. - Стэнка, здорово!
Девушка заулыбалась в ответ. Ей Ерш всегда нравился - самостоятельный и не болтун:
- Здорово.
- Ну, я теперь стану настоящим звонарем, - заявил тот, подпрыгнув на телегу.
- С чего, вдруг? - сдвинулась радушно Стэнка.
- Так полная ж "семья" у нас сейчас: "колокол-отец", Благовестник, "колокол-дитя", Зазвон, и ты вернула "колокол-мать", Подзвон.
- Ох, девонька! - обернулись оба на старческое оглашенье. - Не иначе сам Бог тебя благословил! Это надо ж, - поджав губки, закачала головой бабка Ружана. - Не иначе...
- Ну, я... - растерялась Стэнка, обводя взглядом толпу вокруг телеги.
Она теперь пополнилась и взрослыми. На миг среди других мелькнула голова Натушки. Девушки встретились глазами, Натушка прыснула, скосившись на сестру. А Стэнка, вдруг, вспомнила: сегодня же была просидьба... Судя по важному адиному лицу, прошла она успешно. Ага, а где ж их батюшка?
- Какая новость радостная, - нарисовался и он сам с торца телеги. И вперился глазами в колокол (может, не их?).
- Радостная, да, - вернулся к Стэнке голос. - И с вас, господин, забота спала челом бить по дворам. Хотя теперь ведь деньги собранные опять надо...
- Какая новость... радостная, - поднял тот глаза на девушку. - Ты - мо-лодец.
- Еще какая... "молодец", - дополнил, ухмыляющийся сбоку господин Новик.
Друг его пришлепнул ладонь к борту телеги:
- Добро... Теперь его втащить наверх бы, на колокольню, и закрепить на балке... Отец Зоил?
И Стэнка только сейчас заметила стоящего рядом с ней священника. Тот перевел внимательный взгляд с главы деревни на травницу:
- Поступок, достойный всех похвал, сестра Стэнка.
- Спасибо, - скосилась оная на хвост кобылы. Ну а куда еще коситься? Кругом глаза и уши. Уши и глаза.
Священник с расстановкой повторил:
- Поступок, достойный всех... похвал.
- Теперь Стожкам не стыдно будет за колокольный звон, - открыл рот дядька Прохор.
- А Стэнке - медаль на грудь?! - выкрикнули из толпы.
- Медали государь дает! А Стэнке надо...
- Ленточку?
- Ага, атласную в косу!
- Не, на грудь именную!
- И званье... это... "Почетный коло-коло... колоко-ло...
- Да уж молчи!
- Колоколоносец! Вот!
- Ох, я пойду, - пылая до ушей, выдохнула Стэнка, сползая вниз с телеги. - Святой отец, не отошли бы вы...
- Я знаю, как сестру Стэнку наградить! - вдруг, огласился тот.
- Чего? Да мне не надо...
- Сестра Стэнка в понедельник после утренней Службы придет на... именное послушанье!
- Ах! - хором выдохнули девы из толпы.
Стэнка уперлась взглядом в отца Зоила:
- Куда прийти?
- На "именное послушанье", - повторил тот, прищурившись. - Сестра Ружана объяснит.
- Ах, "объяснит"?
- Ой-й, она придет! Уходим, Стэнка... Ерш!
- Ага, Солена! Лошадь с телегой к дому пригоню!
- Пошли отсюда, пока всё не испортила, - схватив подругу за руку, поволокла ее Солена прочь...
Стэнка всю дорогу возмущалась:
- Нет, это надо же! На "именное послушанье"! Как будто у меня своих дел... Солена, а что это?
- Ну, - остановилась та перевести дух. - Послушанье - работа в церкви. Прибраться там, покрасить что, помыть.
- Да чтоб тебя! За что?! Вот делай добро людям!
- Это да, - скривилась ей подружка. - Ой, я о другом.
- О чем?
- Послушанье, это - заветная мечта всех наших девушек, которые, ну...
- О-о... - зажмурила глаза Стэнка. - Я... поняла...
___________________________________________
1 - Смотрины, сватовство и обручение за одним столом. В лучшем случае заканчивается дарением свадебного перстня женихом невесте. В худшем - просто "столом".
2 - Здесь имеется в виду воспаление яичников, последствием которого является выпадение волос, а в 60-70% случаев - бесплодие.
3 - Стандартный дом в береднянской деревне делится на три части: кухню, горницу и избу. Последняя составляет две четверти всего пространства и характеризуется тоже "стандартными" лавками под окнами вдоль стен, обеденным столом в красном углу и металлической печкой, выходящей дымоходом в большую печь на кухне. А дальше - на вкус хозяев и их кошелек.
ГЛАВА 4
Луна в окне висела - руку протяни и дотянешься. Луна. Повелительница жизни в этом мире. А почему? Потому что покровительствует женщинам. Вот так вот... А муж мой крепко спит. Как я его оставила, так и сопит на левом боку. Лишь обхватил вместо меня мою нагретую подушку: попробуй отбери. И как мы раньше спали друг без друга? Это какое-то таинство. Волшебство - делить всю жизнь одну постель на двоих. Как и ее саму, все проблемы, беды, радости... Спит и сопит. Такой беззащитный с этой подушкой. И, вдруг, вспомнилась совсем другая - через стену. В уже давно готовой детской комнате для сына, в "кроватке рыцаря", благоухающей отдушками и свежей пихтой. Он сам ее выбирал. Как и одеяло, простыни, ковер и игрушки. Всё сам... А где в это время была я?.. "Спала", тысь, моя майка. Медведица... А ты, любый, спи.
- О-ой.
- Агата, ты чего? - вот и выспался.
- Ничего, - приложила я руку к животу.
Ник спросонья потер глаза:
- Малыш? - тихо спросил.
Я кивнула:
- Ага.
- Опять?
- А что ты хочешь?
- Хочу, чтобы... - задумался и зевнул. - чтобы вы оба успокоились и уснули до утра. Иди ко мне.
- Ага, - и что еще в этой жизни надо?
Оказалось, что многое...
С самого утра пришлось очень много побегать. Хотя толку от этого - ничуть, потому что, когда "бегать" по комнатам и коридорам начинаю я, все остальные замирают и вписываются в стены. Отсюда результат, то есть прогресс нулевой. Зато участие мое оказалось бесценным. В смысле, "не оценили" ни Варвара ни Ник:
- Агата, уж я сама бы заплелась, а ты... что... ай, так рано, ай, встала то?
- Не дергайся под руками, дитё. Распустила я вас... Нет, некрасиво получилось. Сейчас правую косу снова расплету и...
- Агата!
- И не кричи.
- Любимая, а где мой старый свитер под панцирь?!
- Зачем тебе старый то?
- У меня учения сегодня. Зачем мне новый?
- Понятно. Он... он... сейчас в гардеробной гляну.
- Ай!
- Варенька, прости. В общем, действительно, завязывай бантик сама... Ай!
- Что, малыш опять?
- Нет. Я вспомнила, что бутерброды тебе не настрогала.
- Кому?! - в два испуганных голоса.
- Кому?.. - замерла я на миг. - Любый, и тебе тоже. Я сейчас! Я успею!
- И зачем она так рано встала то?
- Варя, давай, натягивай пальто и отходи, я прикрою, - из прихожей шепотом, но я расслышала... Неблагодарные. Распустила я их со своей "стрессовой беременностью".
- О-ой, сын мой. Ты тоже, видно, недоволен. Причем, больше всех.
А потом я побежала к нашему лекарю-зануде. Долго выслушивала его строгие нотации под кивки мамы и сопение приглашенного из Совета магов светила (точно, он задумал меня увековечить!) и с чувством осуществленного "материнского долга" понеслась дальше по магазинам. Дома прибралась и наготовила в запале целых два с половиной блюда (манник испекся, но подло просел) и, наконец, ровно в половине шестого рухнула спать...
Оказывается, у нас скрипит пол:
- Ты куда?
Муж мой замер на одном колене у моего изголовья (может, это колени его скрипят?) и улыбнулся во мраке спальни:
- Мне снова пора. Я ненадолго заскочил.
- Вот наглец, - с чувством выдала я. Потом зевнула во весь рот.
- Это почему? - Ник даже не удивился, просто, беседу поддержал.
- Я столько наготовила, а он...
- Любимая, у меня еще дела на службе. Обещаю, когда вернусь, обязательно...
- И давно ты мне изменяешь?
А вот теперь он удивился. Нет, оскорбился:
- Я-я?
- Ага. Неужели они лучше?
- Они?!
- Ну да. Оладушки Нинон. От тебя ими разит. А я столько наготовила.
- Пф-фу, - выдул Ник и осел на пол. - Ну ты даешь... Это в обед еще было. И что, даже ароматами прокуратского курятника не перебило?
- Неа. Ты на вопрос не ответил. Давно?
- Нет, - тряхнул мой муж растрепанной головой. Она у него всегда такая после шлема. - Честное слово. Просто... - и, вдруг, смолк.
Я приподнялась на локте и прищурилась:
- Повод был?
- Что? - переспросил меня Ник. - А-а... Я Варвару в Гусельницы на выходные отпустил. Они с Нинон там какую-то рассаду сеять в ящики будут, а ты спала и мы тебя будить не стали... Любимая, мне надо назад. Отчеты писать.
- Ну и иди, - вздохнула и вновь откинулась на спину.
Муж навис сверху:
- А ты спи. Уже ночь почти.
- Ага.
- Любимая?
- Что?
- Как ты себя чувствуешь?
- Как обычно, "бочкой на волнах", - провела я пальцем вдоль его носа.
- И-и...
- Ник, все нормально. Иди.
- Угу. А ты - спи, - и чмокнул меня в мой собственный. Я подставила губы, приложился и туда. - Я... пошел. Если что...
- Ты, видно, оладушек переел, - огласила я свой вердикт. После чего Ник молча со вздохом свалил из поля обзора (живот дальше смотреть не дает).
Однако Стэнку я рассмотрела прекрасно. Она тоже проникновенно вздохнула:
- Доброго дня, Агата.
- Привет. И тебе, доброй ночи. Или на небе всегда солнце?
- Всегда ясно, - просветили меня. - Как твоя жизнь?
- Как обычно, - вновь оповестила я. - Смиренно пощусь и удивляю окружающих. Сегодня господина лекаря удивила.
- Чем?
- Тем, что похудела. Занудствовал больше обычного. Но, кажется, остался доволен. Он ведь думает: я его заветам, наконец, вняла. Как считаешь: стоит господина Блинова разочаровать?
Стэнка сделала попытку улыбнуться:
- Считаю: какая разница, чьим?
- А вот ты мне сейчас и поведай.
- Следующее послушание?
- Ага.
- Благие дела.
- То есть? - по-деловому уточнила я.
- Добрые, - качнула головой Стэнка. - Хорошие. Неважно, для людей или других Божьих тварей. Главное, с душой. Я понятно выражаюсь?
- Стэнка, не занудствуй хоть ты, - и вздохнула. - Я поняла.
- Тогда пошли на кухню?
- Зачем?
- Ну, я обычно там тебе свои рассказы рассказываю.
- А-а, - открыла я рот. - А вот сегодня будешь здесь. Настроения нет куда-то тащиться. Так... спокойнее, - и приложила к животу руку.
Повествовательница моя скосилась туда же:
- Добро. Тогда слушай.
- Внимаю...
____________________________________________
4 апреля.
На пиковом месте вернулся мой муж. Пришлось срочно прерваться, что очень трудно подвязалось с моим "обетом смирения". Ибо "дюже интересно", но, пристрелите меня арбалетным болтом, непонятна до сих пор причина моих ограничений.
Без четверти пять утра. Сажусь писать и эту стэнкину историю. Причина не ясна до сих пор, так как вместо чувства праведного осуждения у меня появилась стойкая зависть к травнице (неужели я до такой степени греховодна?)
Короче, дело было в понедельник, назначенный для исполнения "именного послушанья"...
Вот сколько раз ни зарекалась травница держать все мысли и посулы при себе... опять испортила погоду (в воскресенье - дождь). Так бабушка Стэнке всегда втолковывала: "нельзя грязнить потоки". Имеются в виду "потоки жизни". А как их не грязнить? Хотя вот матом про священника. Пусть, наедине с собой...
- Ох, прости нас, Бог.
Стэнка скосилась на Солену:
- А ты чего зашлась? - и с болью повела плечом. - Ой-й, ведь не тебе, а мне после пяти стожков с утра, туда идти?
- Я за тебя тревожусь, - проблеяла подруга.
- Тогда пошли со мной.
- Что ты. Послушанье - именное. Мало ли, чего отец Зоил...
- Ох, я б сейчас...
- Стэнка!
- В баньку, да с веничком. А ты о чем подумала? - и улыбнулась, правда, криво. - Ладно. Хоть проводи тогда до церкви.
- Ага. Косынку не забудь.
- На голову мою глянь. Я - в ней. И хватит секотить. И без тебя, ой-й...
- Стэнка, это ж - честь.
- Ну, да, "честь". А для тех, кто спит и видит себя "матушкой(1)", вообще, блаженство неземное.
Солена прыснула, потом перекрестилась:
- О-ох, грех то. Хотя по мне, так ни у одной сон тот - не вещий.
- Это почему?
- Так он всем улыбается и привечает, но никого отдельно.
- Ага. Всех и никого, - повторила Стэнка. - Странно.
- А что тут странного? К приветливости сан обязывает, ведь он - посредник между людьми и Богом, а сердце... - и вздохнула. - Сердцу - не прикажешь, какую женщину любить. И если уж отец Зоил кого и выделяет, то...
- Кого? - откликнулась ей Стэнка - дюже интересно.
- А, бабку Ружану.
- Что?!
- Ага. Та в храме - каждый Божий день.
- О-о, - открыла Стэнка рот. - Я представляю.
- Что именно?
- Их у алтаря.
- Да ну тебя, - Солена махнула рукой и снова не сдержалась: отец Зоил с бабкой Ружаной. Поджавшей губки и в фате... - А-ха-ха-ха-ха! - вот так и хохотали всю дорогу, пугая кур и собирая взгляды. Потом Солена присмирела (когда свернули к озеру и впереди блеснули купола). - Мне знаешь, что вообще кажется?
- Скажи, - и Стэнка сникла.
- Отец Зоил догадался, что неспроста ты колокол наш выкупила.
- Солена, откуда ему то знать?
- Ну-у... он много знает про всех нас, - задумчиво скосилась та в озерные камыши.
- О-о. "Тайна исповеди"... А про меня откуда? Я ж... - и смолкла, открыв рот. - Соле-на?
Подружка фыркнула: