"Я наблюдала за тем, как ты шёл к совершенству. Ты – настоящий воин. Теперь ты разгадал секрет?" – спросила она. "Понял суть истинной силы?"
Тор задумался, и ответ сам к нему пришёл.
"Суть силы внутри нас самих", – сказал он.
Она одобрительно кивнула.
"Верно. Оружие бренно", – продолжил он. "Его делают для тебя другие люди. Но истинная сила идёт изнутри и не нуждается в посредниках".
Её глаза засияли, она улыбнулась и кивнула снова.
"Ты понял даже больше, чем я могла надеяться", – ответила она. "Теперь, сын мой, ты готов. Теперь ты стал мастером. Отныне ты – Король Друидов".
Она взяла длинный тонкий золотой меч, висевший у неё на поясе, высоко подняла его, и он засверкал на солнце.
"Встань на колени", – приказала она.
Тор послушно опустился перед ней на колени, склонил голову и застыл в нетерпении.
Она опустила меч и легонько коснулась кончиком его плеч.
"Встань, Торгрин", – сказала она затем. "Встань, Король Друидов".
Тор встал, и почувствовал, как что-то в нём переменилось. Он будто стал старше. Сильнее. Он был непобедим и наполнен энергией мира.
Мать отступила в сторону и жестом указала Тору на стоявший за ней маленький золотой пьедестал. Глаза Торгрина широко открылись от восторга, когда он увидел там Кольцо Чародея.
"Тебе пришло время исполнить свою судьбу, – сказала она, – и принять кольцо, которое изменит твою жизнь".
Она жестом подозвала его ближе.
"Только ты можешь его взять. Это кольцо предназначено для тебя, и ни для кого больше".
Тор с замиранием сердца приблизился к Кольцу. Оно лежало всего в футе от него и сияло так ярко, что ему пришлось прикрыть глаза ладонью. Тор разглядел, что кольцо было отлито из неизвестного ему белого металла похожего на платину, и опоясано посредине тонкой линией, выложенной из чёрных бриллиантов. Сияние, исходившее от него, было настолько мощным, что затмевало даже солнце.
Тор остановился и протянул к Кольцу дрожащую руку – энергия древнего артефакта внушала ему трепет, и он предчувствовал, что жизнь его уже никогда не станет прежней.
"Его нужно носить на правой руке, Торгрин", – сказала ему мать. "На указательном пальце".
Торгрин выставил палец и просунул его в Кольцо. В ту же секунду, как металл коснулся его руки, он почувствовал себя живым – по-настоящему живым, как никогда прежде. Тело его охватил нестерпимый жар, зарождавшийся в пальце, на котором было Кольцо, и растекавшийся по венам в руки и плечи, наполнявший грудь и охватывавший сердце. Он весь переполнился теплом, будто в нём горел пожар. Казалось, что энергия солнца пропитывает всё его существо, делает его безгранично сильным, способным даже небо сдвинуть с места, если будет нужно.
Он стал силён, как тысяча драконов.
Его мать наблюдала за его перевоплощением, и по её глазам он видел, что она теперь тоже видит его другим. Он и сам знал, что изменился. Он больше не чувствовал себя ни зелёным юношей, ни даже мужчиной – он был сильнее любого рыцаря, любого воина, любого Друида. Он чувствовал себя мастером. Королём. Королём Друидов.
В этот момент Тор почувствовал, что готов бросить вызов Кровавому Властелину. Готов в одиночку выйти против всей его армии.
"Ты избранный, Торгрин", – сказала ему мать. "Твой народ надеется на тебя. Исполни свою судьбу. И их судьбу тоже".
Торгрин наклонился к ней, чтобы обнять, но она растаяла в воздухе.
Тор стоял, растерянно моргая, пока вслед за его матерью исчезли и замок, и мост. Он остался один на пустой скале, на краю мира, на краю бездны, и вокруг не было ничего, кроме моря и облаков.
Тор услышал крик, обернулся и увидел, что всего в футе позади него сидела Ликополз и выжидательно смотрела на него своими пронзительными жёлтыми глазами. Она перевела взгляд на кольцо на его пальце, и он заметил, что от неё тоже не укрылись перемены.
Отныне, глядя на неё, Тор чувствовал, что их силы равны.
Он с лёгкостью вскочил ей на спину и сам почувствовал себя драконом. Самым сильным драконом из всех.
"Вперёд", – скомандовал он. "Вернём моего сына".
Ликополз расправила крылья и взмыла в воздух, а у Тора по телу пробежали приятные мурашки от предвкушения грядущей битвы. В этот раз он был к ней готов.
Наконец-то готов.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЁРТАЯ
Рис стоял на носу корабля в окружении своих товарищей: О'Коннора, Элдена, Индры, Матуса, Эйнджел и Селезии. В отсутствие Тора, он был лидером Легиона и сейчас взял курс на восток, сосредоточившись на их новом пункте назначения – Кольце. Оно было где-то за горизонтом, и, чем ближе они подплывали, тем чаще билось его сердце от одной мысли о возвращении домой. После всех скитаний – домой. Это слово давно уже утратило для него смысл.
Долгом Риса было достичь Кольца как можно скорее, пока не стало слишком поздно. Он знал, что Торгрин вернётся и будет встречать их там, и ему наверняка понадобится помощь. Так или иначе, сейчас Кольцо не принадлежало им, и они шли на бой – самый серьёзный бой в своей жизни. В это смысле, с тех пор, как они покинули родину, ничего не изменилось. Велика была вероятность того, что Империя именно сейчас направит на Кольцо все свои силы, и Рис понимал, что в этой битве им едва ли удастся выстоять, даже с помощью Торгрина и его дракона.
Но, не смотря ни на что, Рис радовался возможности сразиться за родину, пусть шансы на успех и были невелики. Он мечтал о том, чтобы снова поселиться там, отстроить свой город, заново начать жизнь там, где прошло его детство и где остались его самые счастливые воспоминания. Эта мечта заставляла его жить. Даже если ему суждено погибнуть в бою, ему не жаль было отдать жизнь за Кольцо. В конце концов, если у человека нет дома, то что тогда вообще у него есть?
Корабль уверенно рассекал волны, но без Тора и драконихи на палубе было пусто – все скучали по ним. Теперь Рис должен был взять на себя командование экипажем, и в этой роли он чувствовал себя не в своей тарелке. Они с Тором были лучшими друзьями, всегда шли в бой плечом к плечу, и без него Рис становился потерянным и одиноким.
И всё же, у него была Селезия. С тех пор, как она взошла с ними на корабль, они почти не разлучались. Рис очень привык к её постоянному присутствию и был благодарен судьбе за то, что она дала им второй шанс быть вместе. Вдвоём они проплыли полмира, весь путь из Страны Мёртвых, и Рис больше не представлял без неё своей жизни. Он был невыразимо счастлив оттого, что она вернулась к нему, что у него появилась возможность исправить свои ошибки и любить её так, как она того заслуживала.
Рис обернулся к Селезии, заглянул в её ангельски-голубые глаза и подумал, что этим утром в рассветном свете она была красива, как никогда прежде. Его любимая, как обычно, излучала спокойствие, и в облике её было что-то зыбкое и нереальное. Она вернулась к нему из Страны Мёртвых, но часть её навсегда осталась где-то там.
Она посмотрела не него, и глаза её вдруг наполнились слезами. Рису стало не по себе – он сразу почувствовал, что что-то было не так.
"В чём дело, любовь моя?" – озабоченно спросил он и взял её за руку.
Она ответила ему долгим и многозначительным взглядом.
"Время, которое мы провели вместе, было лучшим в моей жизни", – сказала она, сжимая его ладонь в своей.
У Риса кольнуло в груди, потому что в её голосе ему послышалась какая-то обречённость.
"Что ты хочешь сказать?" – спросил он, недоумевая.
"Нам дали второй шанс, ты разве не понимаешь?" – сказала она. "Я должна была остаться внизу, в Стране Мёртвых, а ты меня вернул. Твоя любовь меня оживила".
Она сделала паузу, и в наступившей тишине Рис с замиранием сердца ждал, чем закончится её речь.
"Я заключила сделку", – продолжила она наконец. "И должна заплатить цену. Я знала, что мы не сможем остаться вместе навсегда. Наше счастье не могло продлиться долго. Это просто был шанс изменить то, как мы расстались".
Рис смотрел на неё, и сердце его бешено колотилось, предчувствуя беду.
"О чём ты, любовь моя?" – спросил он.
Она отвела взгляд, посмотрела на горизонт, и её подёрнутые слезами глаза засияли потусторонним светом.
"Наше время вместе истекло", – сказала она, оборачиваясь к нему и утирая вновь набежавшие слёзы. Она протянула руку, погладила его щеке, и он ощутил неземную нежность её кожи.
"Но я хочу, чтобы ты знал: я всегда любила тебя", – добавила она, и его сердце разорвалось на части. "И всегда буду любить. Я буду всегда присматривать за тобой с той стороны. И незримы быть рядом".
Рис изо всех сил сжал её руку, не в силах просто так её отпустить.
"Не оставляй меня сейчас", – умолял он в отчаянии. "Это несправедливо. Я тебя не отпущу".
Он сжал её ещё крепче, пытаясь удержать, но уже чувствовал, что её рука исчезает, растворяется и становится всё менее осязаемой.
Она улыбнулась сквозь слёзы.
"Ты никогда не сможешь меня отпустить", – сказал она. "И я тебя. Мы всегда будем вместе".
Селезия прижалась к нему и коснулась губами его губ. Он поцеловал её в ответ, и сам не сдержал слёз, чувствуя, как она ускользает у него из рук.
"Мне пора, любовь моя", – тихо сказала она сквозь слёзы. "У тебя вся жизнь впереди. Новая жизнь. Но иногда, чтобы освободить место для новой жизни, нужно сначала принять смерть".
Селезия отстранилась от него, вырвалась из его объятий и отошла обратно к борту. Она прислонилась спиной к перилам, вскинула руки, а затем плавно и тихо перегнулась через борт и упала в синюю воду.
От её падения не было ни всплеска, ни брызг.
"Селезия!" – крикнул Рис.
Он поспешил к борту, и остальные, встревоженные его криком, поспешили за ним. Он перегнулся через поручень и приготовился прыгнуть за ней.
Но её уже отнесло слишком далеко, она лежала на спине, раскинув руки, с улыбкой на лице. Набежавший радужный туман укутал её покрывалом и скрыл от глаз, а мгновение спустя она исчезла под водой. Рис знал, просто знал, что потерял её навсегда.
"СЕЛЕЗИЯ!" – звал он, сходя с ума от горя. Он так крепко сжал поручень, что у него побелели костяшки пальцев.
Он вглядывался в туман и думал, как несправедливо поступала вселенная, забирая его у неё, как вдруг в шоке заметил, что на поверхности воды появилось что-то другое, какой-то предмет, который течением несло к кораблю.
Рис поморгал, проверяя, не померещилось ли ему. Из тумана им навстречу выплыло маленькое судно, крошечная лодка с единственным потрёпанным парусом. Там, внутри, лежало чьё-то неподвижное тело.
Волны толкали лодку прямо к кораблю, пока она наконец с треском не врезалась в борт. Рис ошарашенно посмотрел вниз, и сердце его чуть не остановилось.
Смерть освобождает место для новой жизни.
У Риса перехватило дыхание: на дне утлой лодки лежала женщина, которую он однажды любил.
Одна в открытом море, без сознания, к ему приплыла Стара.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ
Гвендолин вместе с сотнями беженцев с Перевала бежала по тёмному, вырубленному в скале туннелю, освещенному только дрожащими факелами в руках её солдат. Гвен и Колдо возглавляли процессию, подавая пример всем остальным, уводя их всё глубже и глубже в туннель и молясь о том, чтобы он привёл их к свободе.
Рядом бежали Кендрик, Стеффен и остатки их отряда, а также верный леопард Крон. Они петляли по бесконечному подземному лабиринту, наполненному эхом испуганных голосов, и Гвен только сейчас начинала понимать, каким опасным был их план. Сотни людей мчались по туннелю, проложенному глубоко под озером и не использовавшемуся веками – в любой момент он мог не выдержать такой нагрузки и обрушиться. Каменные стены создавали гулкое пугающее эхо, умножавшее хаос и панику, царившие в рядах людей, вынужденных бросить свою родину и бежать в тёмную неизвестность и надеяться, что их факелы не погаснут раньше времени, и что они сумеют найти выход. С течением времени поверх этих звуков стали слышатся и другие, гораздо более угрожающие: отдалённый грохот тарана о металлические двери. Имперцы пытались выбить их, ворваться в туннель и пуститься в погоню. Они колотили неустанно, и сердце Гвен стучало в такт.
Гвен смотрела вперёд и не видела ничего, кроме черноты. Она уже не была уверена, что им удастся выбраться вовремя, или что из этого туннеля вообще был выход.
"Ты уверен, что он нигде не завален?" – спросила она Колдо, бежавшего рядом с ней.
Тот мрачно покачал головой.
"Я ни в чём не уверен", – ответил он хмуро. "Туннель проложили ещё до рождения отца, а ему никогда не доводилось им пользоваться. Никому из нас. Это маршрут эвакуации, и до сегодняшнего дня он ни разу не был нам нужен".
Гвен охватило дурное предчувствие.
"Хочешь сказать, он может привести нас к смерти?" – спросил Кендрик.
"Вполне возможно", – последовал ответ. "Но не забывайте о том, что смерть и так наступает нам на пятки".
Они прибавили шагу и устремились дальше, как вдруг позади раздался душераздирающий лязг. Гвендолин передёрнуло от ужаса: звуковая волна сотрясла стены туннеля, и стало ясно, что железные двери не просто выбили, но разнесли вдребезги.
Но ещё чудовищней было то, что сразу вслед за лязгом металла прогремел боевой клич – клич тысяч жаждущих крови солдат, пустившихся по следу беглецов.
Сердце Гвен остановилось. Она понимала, что враги прорвались в их укрытие и быстро приближаются. Их голоса звучали уже близко. У них была профессиональная армия, были лошади, а у Гвен – малоуправляемая толпа мирных горожан, всё время мешкавших по пути, не смотря на все её усилия.
Они завернули ещё за один угол, Гвен вперилась во тьму, но снова не увидела ничего, кроме бесконечного коридора.
"Мы должны остановиться и принять бой!" – крикнул Колдо и с решимостью на лице потянулся к мечу.
Но Гвен была настроена не менее решительно – у неё уже был опыт эвакуаций.
"Нет!" – возразила она. "Если мы будем драться, то погибнем здесь все до единого. За нами – верная смерть. Впереди – единственный шанс на спасение".
Колдо засомневался.
"Ты теперь лидер, Колдо", – добавила она. "Ты должен поступить так, как поступил бы твой отец, а не как воин. Это – твой народ, твоя ответственность. Они не должны расплачиваться за твои рискованные решения. Твоя задача – думать в первую очередь об общем благе. Нам нельзя останавливаться".
Она видела, что Колдо, хоть и нехотя, готов был уступить. Голоса имперцев за ними нарастали.
"Дойдём до следующего поворота, – заявил Колдо, – и, если не увидим выхода, то повернёмся к врагу лицом и сразимся. Мы погибнем, как люди, а не как собаки, стоя спиной к своим убийцам".
Гвендолин бежала вместе с ним, сердце колотилось у неё в горле, и она молилась, чтобы за поворотом в туннеле хоть что-нибудь изменилось, чтобы у них появился повод для надежды. Она понимала, что если они остановятся, то это подземелье станет им братской могилой. Гвен не боялась умереть, но ей было невыносимо видеть, как гибнут невинные – она была за них в ответе.
Отвага и честь были важны, но Гвен знала, что хорошие лидеры должны с осторожностью выбирать себе битвы. За время своего правления она оказывалась перед подобным выбором много раз. Колдо был прекрасным военачальником, но ему ещё не приходилось быть королём. А быть королём означало подавлять свои желания.
Они завернули за угол. Гвен задыхалась, лёгкие её разрывались от напряжения и она не знала, сколько ещё так протянет, но, стоило ей бросить первый взгляд в новый отросток туннеля, как она сразу выдохнула с облегчением: там, вдалеке, с потолка спускался столб света. В крыше туннеля было отверстие, выход в пустыню, и до него оставалось не больше ста футов.
Колдо обернулся к ней, и на его лице тоже проявилось облегчение.
"Мудрое решение, моя госпожа", – признал он и уважительно кивнул.
Топот и крики имперцев становились всё громче, вынуждая беглецов сбиваться с ног и набирать скорость для последнего рывка. Наконец, они достигли выхода, и Гвен с другими воинами отошла в сторону, чтобы пропустить сначала женщин и детей, а затем и всех других мирных граждан.
Когда все выбрались наружу, и Гвен сама собралась вылезать, Колдо вдруг поднял руку и жестом указал ей на что-то.
Гвендолин подняла голову, проследила за его рукой и заметила высоко на стене огромное, ржавое от времени маховое колесо.
"Почему бы нам перед уходом не оставить им прощальный сюрприз?" – спросил Колдо.
Гвен посмотрела на него вопросительно.
"Что ты задумал?" – спросила она.
Раздался крик, Гвен оглянулась через плечо и сердце её упало – имперская армия завернула за угол и теперь неслась прямо на них.
"Туннель проходит под озёрами, – пояснил он, – а это колесо открывает шлюзы".
Он выразительно посмотрел на неё.
"Мы можем затопить это место".
Гвен не сводила с колеса потрясённого взгляда.
"Это не задержит их навсегда, – добавил он, – но выиграет нам немного времени".
Гвендолин одобрительно кивнула, и её люди взялись за дело. Дюжина лучших воинов, включая братьев Колдо, Кендрика и Серебро, последовали примеру Колдо и прыгнули на колесо и повисли на его ржавых ручках.
Они тянули, что было сил, но поначалу ничего не происходило.
Гвен с опаской обернулась на вражескую армию, сократившую разрыв до ста футов, а затем снова перевела взгляд на выход из туннеля. Инстинкты требовали оставить всё, как есть, и скорее спасаться, но умом она понимала, что сперва нужно было обеспечить безопасность.
Мужчины тянули за ручки колеса, кряхтя от натуги, и, в конце концов, оно поддалось и со скрипом провернулось. Сначала оно сдвинулось всего на пару дюймов, но уже со следующим рывком – намного больше.
Они напрягли все силы, и внезапно колесо сделало полный круг. Послышался скрежет отодвигающейся стальной заслонки, и вслед за ним в туннель хлынула вода. Гвен в шоке наблюдала за тем, как озёрные воды полились из труб, расположенных по обеим сторонам подземелья.
Мужчины не отпускали колесо, прокручивали его раз за разом, и поток воды становился всё мощней, она бурлила и закручивалась в водовороты во всех направлениях, и уровень её неумолимо поднимался. Гвен почувствовала, как сильные руки Колдо и Кендрика потянули её вверх, и поняла, что они вот-вот останутся отрезанными от выхода.
"ХВАТИТ!" – крикнула она.
Все обернулись и побежали к ней. Один за другим они выкарабкались по уступам скалы к люку в потолке, едва спасшись от всё прибывавшей воды, лившейся изо всех шлюзов сразу.
Снаружи, в относительной безопасности открытой Пустоши, их ждали другие выжившие. Гвен и её воины остановились у края люка и бросили последний взгляд в туннель. Под землёй уже текла полноводная река, и имперские солдаты с искажёнными ужасом лицами сначала застыли перед потоком, а потом развернулись и попытались бежать. Но было слишком поздно: их поглотило подземное цунами, и только их предсмертные вопли были слышны наверху.
Гвен повернулась к Колдо, Кендрику и остальным, и они обменялись удовлетворёнными взглядами. Затем они сели на своих лошадей, и начали свой долгий путь прочь от Перевала, на север, к свободе.