– Ой, бедный Гаспааар, – протянул элемозинарий. Он приблизился ко мне, а я не мог даже отступить, поскольку за мной были только двери. Монах протянул руку и медленно провёл кончиками пальцев по моей руке. Ах, вот оно как, подумал я, и, насколько это было возможно, почувствовал ещё большее отвращение.
–Гаспар болеет-мается, но к вечеру поправится –
сочинил я, стараясь придать скрежещущему голосу оттенок игривости. По правде говоря, вышло ужасно, но, тем не менее, Сфорца убрал руку.
– Иди, иди, – сказал он. – Поспи, или ещё что. Вечером я тебя позову.
–Как неделя день идёт для тех, кто с другом встречи ждёт, –
пробурчал я себе под нос и открыл дверь. От всех этих рифм у меня уже зубы сводило.
Я пошёл в комнату Весёлого Палача, тщательно запер дверь и захлопнул ставни. Я не хотел, чтобы кто-нибудь меня беспокоил, пока не стемнеет.
Я просидел до самых сумерек в одном белье, ибо не мог больше выдерживать пребывание в отвратительном костюме Весёлого Палача. Но когда я увидел, что на улице стало уже темнеть, пришлось вновь превратиться в Гаспара Лювайна. Я взял с собой ящик с вещами, необходимыми для достижения цели, которую я себе поставил, и одеяло, в которое ранее завернул свою одежду. Потом тихонько вышел в коридор. Осторожно постучал в дверь каноника.
– Гаспар? – Спросил он. – Тебе уже лучше?
–Гаспар и мёртвый приползёт, когда его утеха ждёт –
проскрипел я, и так надсадил горло, что чуть не раскашлялся.
Щёлкнул отодвигаемый засов, и элемозинарий впустил меня в комнату, в которой тьму разгонял лишь жёлтый трепещущий свет лампы.
– Входи, входи, – приказал он торопливо, и я молча прошёл внутрь.
Я не стал тянуть, ждать не было смысла. Я ударил брата элемозинария в висок, он повалился, словно мешок картошки, и вдобавок разбил бы себе голову об пол, если бы я вовремя не обхватил его за плечи. В конце концов, я ведь не хотел, чтобы он умер, правда? Я не был настолько милостив, чтобы допустить это так легко.
Я привязал брата Сфорцу к кровати, так, что его тело стало похоже на букву "Х". Потом зажёг вторую лампу (мне нравится хорошее освещение во время работы, ибо только так можно добиться уровня комфорта, удовлетворяющего обе стороны) и разложил на столе инструменты. Их было немного, но человеку с богатой фантазией и кое-какими навыками должно было хватить. Я на отсутствие фантазии не жаловался, а более чем скромные навыки приобрёл, обучаясь в нашей преславной Академии Инквизиториума. Итак, я был уверен, что мы проведём с элемозинарием несколько долгих, невероятно занимательных минут, хотя, к сожалению, и не изобилующих разговорами.
Между тем, я тщательно заткнул Сфорце рот кляпом, а потом поднес к его ноздрям нюхательные соли, которые нашлись среди вещей Весёлого Палача. Они подействовали быстрее и эффективнее, чем я ожидал. Сфорца застонал, пронзительно чихнул несколько раз, а потом уставился на меня выпученными от ужаса глазами и что-то заскулил сквозь кляп.
–Как по маслу всё пошло, время ногти рвать пришло –
наполовину пропел, наполовину продекламировал я и потянулся за аккуратно выглядящими небольшими клещами.
Элемозинарий что-то невнятно мычал, но кляп эффективно заглушал любые звуки. Я усмехнулся, крепко прижал руку жертвы, а затем ухватил щипцами ноготь большого пальца. Верьте или нет, любезные мои, но я не успел даже рвануть. Сфорца покраснел, как будто кто-то облил его лицо ведром крови, судорожно задёргался, напряжённый, как до предела натянутая струна, а затем застыл.
– Меч Господень! – яростно рявкнул я своим нормальным голосом.
Я приложил пальцы к шее элемозинария и ясно почувствовал пульс. Он был ещё жив, но я не собирался пытать его в бессознательном состоянии, ибо это было бессмысленно. Ох, из негодного материала создал наш Господь брата Сфорцу! Я боялся, что под влиянием шока у него случилось кровоизлияние в мозг, и знал, что на этот раз нюхательные соли уже не помогут. Я выругался и сложил инструменты обратно в ящик. Но и оставить его так я тоже не мог, и на обеих щеках элемозинария глубоко вырезал буквы "ГЛ". Пусть, по крайней мере, до конца жизни (если, конечно, он вообще когда-нибудь очнётся) носит инициалы Весёлого Палача, которого он сам создал.
Затем я вернулся в комнату, и в тело рыцаря ла Гуардиа, в рану, которая была у него под сердцем, я вонзил кинжал, принадлежащий Весёлому Палачу. А потом я прошёл по деревне, стараясь, чтобы меня увидело как можно больше людей. Чтобы они ясно увидели кровь на моей одежде и услышали, как я бормочу что-то под нос и напеваю бессмысленные песенки. Наконец, скрывшись в лесу, я закопал одежду Весёлого Палача, переоделся в свою и тихо прокрался в мою комнату. Все должны были счесть, что Гаспар Лювайн сошёл с ума, убил рыцаря, убил элемозинария, а потом сбежал. Может быть, его даже будут разыскивать. Что ж, удачи... Конечно, существовала вероятность того, что Сфорца выжил. Тогда он один будет знать, что произошло на самом деле, и что Весёлый Палач не мог никуда убежать. Или он разгадает невинную интригу, которую провернул ваш покорный слуга? Скорее всего, да, но больше всего меня забавляло то, что он ни с кем не сможет поделиться своими интересными мыслями.
Эпилог
Двое слуг внесли Сфорцу, который сидел на кресле с безжизненными ногами и руками. Левая часть его лица была парализована и казалась раздавленной или смятой. На обеих щеках у него были покрытые струпьями раны в форме букв "ГЛ". Я улыбнулся, поскольку это зрелище показалось мне довольно забавным.
– Инквизитор Маддердин, – сказал он с явным трудом, и слова прозвучали как "икфифифор маферфин". Я улыбнулся ещё раз, потому что это тоже было смешно. – В ходе разбирательства было доказано, что в городе Столпен действовал сильный чернокнижник. А вы всеми способами оспаривали этот вывод. Я полагаю, что дело требует особого разбирательства. Посему вы отправляетесь под стражей в Апостольскую Столицу, где вы получите шанс доказать силу своей веры, и указать нам на нашу ошибку, которую, если возникнет такая необходимость, Святой Отец примет с полным смирением.
Я едва разбирал, что говорит брат Сфорца, и только многолетний опыт общения с людьми, которые выглядели хуже, чем он, позволило мне понять его слова.
Я не был искушён в знании законов настолько, чтобы определить, имел элемозинарий право на подобное распоряжение или же нет. Возможно, это был бы интересный предмет для спора опытных юристов. Тем не менее, сейчас это не имело никакого значения, поскольку за братом элемозинарием стояли солдаты графа Шейфолка, которых он предусмотрительно вызвал заранее. На моей же стороне был один Курнос. Тем не менее, я предпочёл не ехать в Апостольскую Столицу в кандалах.
– Принимаете ли вы моё решение, или же вы желаете выяснения дела на месте, отдаваясь на суд и милосердие Церкви?
Выяснение дела на месте, звучало невинно. Тем не менее, я знал, что скрывается за этими словами. Согласие на церковный суд отменяло все мои привилегии инквизитора. Я мог быть допрошен, и, понятно, подвергнут пыткам. Как вы уже догадались, любезные мои, у меня не было никакого желания добровольно класть голову на плаху, а с милосердием Церкви, представленной элемозинарием, я успел познакомиться на личном опыте.
– Брат Сфорца, – сказал я. – Со всей решительностью протестую против присвоения вами власти, вам не принадлежащей. Более того, я не намереваюсь предаваться в вашу юрисдикцию, а всех присутствующих здесь уверяю и беру в свидетели, что Святой Официум обрушит тяжкое возмездие на всех, кто осмелится оскорбить его должностное лицо.
Сфорца слушал меня, казалось бы, внимательно, но ни один мускул не дрогнул на его бледном морщинистом лице. Он посмотрел на меня с безграничной ненавистью, и я мягко улыбнулся.
– Закуйте его, – приказал он, стараясь в этот раз как можно чётче выговаривать слова.
Солдаты графа направились в мою сторону. Двое тупых крестьян, которым разрешили надеть кожаные доспехи и дали в руки тупые мечи. Для обученного инквизитора это были не противники. Но под окном стоял ещё и граф Шейфолк с помощником, который выглядел как человек, куда лучше подготовленный к бою. У меня осталось очень мало времени, чтобы решить, что следует делать. У меня был меч, был и шерскен – один из коварнейших из известных ядов. Одной щепотки, брошенной в глаза, достаточно, чтобы жертва ослепла и почувствовала ужасный зуд в глазах. Но если начнёте тереть глаза, то собственные пальцы станут последним зрелищем, которое вы увидите. Конечно, я мог надеяться, что смогу победить графа и его присных. Но что потом? Мордимера Маддердина начнут травить, как зверя? Убийство высокородного аристократа, выполняющего команды посланника Святого Отца не добавило бы мне популярности. Времени на принятие решения оставалось всё меньше, но вдруг от двери я услышал спокойный голос.
– Я думаю, не стоит.
Я обернулся. На пороге стоял седой инквизитор с усталым вытянутым лицом. На его плаще блестел вышитый серебряной нитью сломанный крест. Инквизитор был не один. За его спиной стояли ещё трое офицеров Святого Официума. Все с мечами у пояса. И все они держали руки на рукоятях.
– Я Рупрехт Зеедорф, глава Инквизиториума в Кайзербурге, – заявил он категоричным тоном. – У меня приказ для инквизитора Маддердина, предписывающий ему немедленно предстать перед Его Преосвященством епископом Хез-Хезрона.
В комнате стало тихо. Солдаты графа застыли на полпути ко мне. А я замер с пальцами в мешочке с шерскеном. В конце концов, брат Сфорца оправился от удивления.
– Покажите этот приказ, – нервно бросил он, и его неподвижное ожесточённое лицо, наконец, дрогнуло.
Поскольку прозвучало это как "фофафитефоффифаф", ни Зеедорф, ни его люди ничего не понимали и лишь смотрели на элемозинария с удивлением, смешанным с толикой насмешки. Я на мгновение встретился взглядом с руководителем инквизиторов из Кайзербурга, и увидел, что зрачки Зеедорфа похожи на две блестящие крошки обсидиана. Такие же чёрные и такие же мёртвые.
– Брат Сфорца хочет, чтобы вы показали ему приказ, – любезно объяснил я. – И просит, чтобы вы простили ему, что по неизвестным причинам у него какие-то проблемы с произношением…
– При всём моём уважении, – сказал Зеердорф с улыбкой, которая не имела с уважением ничего общего. – Не вижу причин показывать вам приказ, исходящий из Святого Официума. Это дело вас не касается, элемозинарий. Вы можете идти. Инквизиториум ничего против вас не имеет. В случае...
Ха, любезные мои, какое же это было бы занимательное дело для юристов! Прав ли папский уполномоченный, вызывающий инквизитора в Апостольскую Столицу, или же преобладает прямая команда от начальника – епископа Хез-Хезрона – приказавшего инквизитору предстать перед его лицом? И должен ли инквизитор показать папскому элемозинарию документы? В этом случае, однако, значение имел лишь тот факт, что я был не один. За моей спиной стоял Рупрехт Зеедорф и трое братьев-инквизиторов. Только идиот может не знать, что инквизиторы обучены в совершенстве владеть как умом, так и оружием.
– Ч-чт-то такое! – У Сфорцы, похоже, язык прилип к нёбу. – Кто вы вообще такие?
– Вы не расслышали? – На этот раз Зеедорф понял слова каноника и ответил с какой-то насмешливой сладостью в голосе. – Я являюсь руководителем Инквизиториума в Кайзербурге. А ранее, прежде чем стать инквизитором, я имел честь участвовать в походе в Святую Землю. – Он посмотрел в сторону графа и его людей. – Под немного другим именем, – добавил он с печальной улыбкой. – Третий сын герцога фон Зеедорфа, если кому-нибудь из вас это о чём-то говорит.
Граф Шейфолк проглотил слюну так громко, что это смогли услышать, наверное, все в комнате.
– Принц, – сказал он. – Какая честь. Поверьте мне, что…
– Хотел бы я, чтобы сегодняшняя встреча была честью и для меня, – прервал его строгим тоном Зеедорф. – А, кроме того, я не являюсь и никогда не был принцем, ибо я предпочёл служение Христу более чем иллюзорным привилегиям моего положения.
– Конечно, я не хотел обидеть…
Граф Шейфолк был в смятении, что и не удивительно, ибо род фон Зеедорф принадлежал к числу самых заслуженных и могущественных в Империи. Конечно, Рупрехт был всего лишь руководителем местного отделения Инквизиториума, но его влияние выходило далеко за пределы его, прямо скажем, не самой значительной должности.
– Мастер Мордимер Маддердин обязан отправиться со мной, – объявил Зеедорф. – Надеюсь, господин граф, вы не захотите препятствовать исполнению воли Инквизиториума?
– Я? Я? – повторил граф и неуверенно посмотрел в сторону Сфорцы. – Конечно, нет... Ведь это не моё дело... Как бы я осмелился…
Полагаю, граф знал, какие последствия грозят за воспрепятствование инквизитору, действующему в соответствии с приказом. В конце концов, если бы не серьёзность Святого Официума, какие были бы у нас шансы выжить в этом не лучшем из миров?
– Тогда отзовите своих людей и позвольте мастеру Маддердину выполнить приказ Святого Официума, - твёрдо приказал Зеедорф.
– Если позволите, на одно слово, инквизитор, – на удивление вежливым тоном обратился ко мне элемозинарий, и было видно, что он уже смирился с судьбой, которая вырывала из его рук такую прекрасную добычу.
Он дал слугам знак, и те перенесли его вместе с креслом под окно с широко распахнутыми створками. Внутрь задувал осенний ветер. Я посмотрел на небо и заметил, что солнце скрылось за тяжелыми грозовыми тучами. Я перевёл взгляд на Маурицио Сфорцу. Его глаза вновь были исполнены ненависти, и это зрелище искренне меня забавляло. Тем не менее, я не собирался проявлять своих чувств, ибо победа в этом случае будет слишком легка.
– До встречи, Мордимер, – сказал он тоном, который, наверное, должен был звучать зловеще. – И поверь мне, мы ещё встретимся.
На его бледных морщинистых щеках появился румянец.
– Быть может, я и не буду с нетерпением ждать этой встречи, но смирюсь с судьбой, если она произойдёт, – ответил я с любезной улыбкой.
– Я тебе всё это припомню, - вдруг прошипел он, и верьте мне или нет, но в его глазах я увидел слёзы. Жаль только, что у него не было даже руки, способной самостоятельно их утереть.
– Поверьте, брат элемозинарий, что и я ничего не забуду. Соответствующий доклад попадёт... в соответствующие руки.
Я специально не стал говорить, что такой доклад будет отправлен Его Преосвященству епископу Хез-Хезрона. Я не собирался беспокоить его подобными проблемами, ибо ему и собственных хватало с избытком. Подагра, геморрой и кожные болезни эффективно препятствовали ему в управлении огромными активами епископата, а вопросам, касающимся Инквизиториума, он и без того посвящал мало времени. Тем более что когда его не мучила ни одна из болезней, он пил от безмерной радости, а когда мучила - пил, чтобы унять боль. Хотя, конечно, я собирался сообщить о тревожных и удивительных событиях Внутреннему Кругу Инквизиториума. Я никогда не знал, что известно духовенству о самой секретной инстанции Святого Официума. Ба, иногда даже казалось, что сам Герсард, епископ Хез-Хезрона, мало что знает о его влиянии и возможностях. И они были ... ну, огромны. Если слово "огромный" способно в полной мере передать суть. У меня несколько раз в моей жизни была возможность увидеть членов Внутреннего Круга, и я был очень благодарен им за помощь. Также я знал, что Внутренний Круг каким-то образом связан с известным монастырём Амшилас – выведенным из-под обычной церковной юрисдикции и подчинённым напрямую Святому Отцу.
Я кивнул головой Сфорце и пошёл в сторону Зеедорфа и его инквизиторов, которые спокойно ждали, пока я закончу разговор.
Когда мы уже ехали по дороге, ведущей к Кайзербургу, я направил своего коня поближе к коню Зеедорфа. Начинался мелкий, косой противный дождик, и я натянул на голову капюшон плаща.
– Могу ли я взглянуть на письма из Хеза? – спросил я.
Начальник кайзербургского Инквизиториума взглянул в мою сторону и усмехнулся.
– Какие ещё письма? – спросил он.
– А, ну конечно, – ответил я немного погодя. И добавил, – Спасибо, брат.
– Считай, что это расплата за Виттинген, – сказал он. – Или ты думал, что такая новость не разойдётся? Если мы не будем стоять друг за друга, нас всех переловят и перебьют.
– Думаю, до этого не дойдёт, – ответил я, но, уже произнося эти слова, не был уверен, говорю я так, потому что в это верю, или просто хочу верить.
Он неуверенно покивал.
– Спасибо твоему человеку. – Движением головы он указал на Курноса. – Это он сообщил нам о проблемах в Столпене.
Признаюсь честно, любезные мои, я был поражён. Курнос, который решил что-то предпринять без приказа? Курнос, который в тайне от меня отправил гонца в Кайзербург? Это просто не укладывалось в голове!
– Ха!– только и сказал я и задумался над тем, стоит ли мне моего товарища наказать за самовольство, или же наградить за то, что оно принесло в результате столь щедрый урожай.
– Догадываюсь, что герцог Зеедорф очень бы удивился, узнав, что у него есть третий сын, вдобавок служащий в Святом Официуме, – сказал я с улыбкой, чтобы сменить тему.
– Ну... – он пожал плечами. – Быть может, когда-нибудь сам его спросишь... Однако мне кажется, Мордимер, что наступают тяжёлые времена для инквизиторов. Кто знает, может, через пару лет на нас будут охотиться, как мы охотимся сейчас на колдунов и вероотступников? Что-то случится, Мордимер, поверь мне, я хотел бы оказаться плохим пророком, но что-то скоро произойдёт...
– Нас сохранит жар истинной веры, который мы храним в наших сердцах, – сказал я.
– Ты один из них?! – Он резко развернулся в мою сторону.
Вот как... Значит, инквизитор Зеедорф уже встречался с представителями Внутреннего Круга! Я вспомнил последний разговор с их посланниками и их слова о "жаре истинной веры ". Кроме того, те же слова были сказаны, когда они спасли меня от последствий моих решений, принятых в Виттингене.
– Нет, ответил я, - но знаю, о ком ты говоришь, брат.
Я взглянул на небо и увидел, что ветер гонит с востока тяжёлые чернобрюхие тучи. Не хотелось об этом думать, но, тем не менее, трудно было отогнать мысль, что это служило хорошей декорацией для слов Зеедорфа. А грозовые тучи, набегающие со стороны Апостольской Столицы, прекрасно подходили в качестве аллегории. Я мог лишь надеяться, что не стану одним из героев этой аллегории. Но, признаюсь честно, надежда на это была не особенно велика...
Сиротки
Легион мне имя, ибо нас много.
Евангелие от Марка
Сначала я почувствовал тошнотворный смрад горящего сырого мяса. И только потом увидел облака серого дыма, который поднимался в облачное небо из-за плотной завесы деревьев. В конце концов, я услышал радостные крики и песни. Я придержал коня, потому что знал, что происходит впереди меня, и также знал, что если я решу поехать дальше, то должен буду столкнуться с последствиями сделанного мною выбора. Но на самом деле выбора у меня не было. Мой долг велел мне проверить, что происходит в этом месте, скрытом за деревьями.
– Мордимер, не надо… – Послышался сзади тихий голос Курноса, который тоже догадался, что за этим последует.