- Ты призываешь того, чьим именем решил подтвердить свою ложь? Наивный, наивный мальчишка! Как бы ты не бежал, от возмездия убежать невозможно.
Что-то до боли сжало стопы, и парень упал, переломав ноги. Взвыв, он посмотрел прямо перед собой, где на поляне, среди сухой травы, возвышалось гнилое дерево. Это его корни повалили негодника и волокли к стволу необъятной толщины. Он увидел, что дерево представляет собой сотни или даже тысячи человеческих тел, сросшихся воедино, ноющих в муках, широко разевающих рты, желающих утолить жажду. Десятки полуразложившихся губ потянулись к его телу, и черные зубы впились в плоть. А Мориц стоял рядом, наслаждаясь страданиями и...
- Хватит! - с истеричным криком вскочил Виллем. - Кто дал вам право? К чему эта глупая неуместная шутка?
Путники недоуменно переглянулись. Николаус фон Граусбург поднялся, готовый в любую минуту вмешаться, что-то предпринять, однако понятия не имел, что и в отношении кого нужно предпринимать. Только Михаэль проник в суть переживаний Виллема.
- Успокойтесь, друг мой, - начал было он, но писарь подскочил к шпаге Николауса, сцапал ее и, определенно, вынул бы из ножен, если бы перевязь хитрым образом не опутывала ножны и эфес.
Бреверну стоило больших усилий вырвать шпагу и вернуть ее под присмотр Николауса.
- Я ничего не рассказывал вам о себе! - кричал Виллем. - Ни названия своего родного города, ни мест, где учился! Ничего! Откуда вы столько обо мне знаете? И кто дал вам право так глумиться над моей жизнью, над жизнью моих родителей? Я никогда не предавал их! Несмотря на то, что многие прочили мне великую карьеру, я бросил учебу только ради того, чтобы быть рядом с ними, заботиться о них. Признавайтесь, Хорст, зачем вы распространяете эти оскорбительные выдумки?
Хорст и Эльза ошарашенно воззрились на Виллема, собираясь что-то возразить, но тот уронил руки вдоль тела, обмяк всем телом, его глаза остекленели. Писарь дернулся, как если бы хотел схватиться за голову, но не мог, и рухнул на колени, которые неизбежно разбил бы, если бы не Михаэль Бреверн.
Купец усадил Виллема на скамью, подоспевшая Эльза приложила ко лбу писаря смоченный в холодной воде платок и принялась поглаживать его дрожащие руки.
- Дорогой Виллем, не ищите в повести Хорста злого умысла, - пояснил Николаус. - Он в любом случае рассказывал не о вас конкретно.
- Когда мы спали, то пережили видения, в которых кто-то или что-то продемонстрировал каждому из нас некие варианты наших судеб. Наше настоящее разнится с ними, но было бы именно таким, если бы мир сложился чуточку иначе, если бы мы были капельку другими.
- История Альбрехта, поведанная господином Бреверном, - сказал молодой фон Граусбург, - это вариант моей судьбы.
- Я так понимаю, даже два варианта? - высказал предположение Пауль.
- Даже два, - согласился Михаэль. - А история купца, которую изложили вы, - вариант моей жизни, где я выбрал иное место жительства и оказался не столь рассудительным.
Виллем растерянно хлопал глазами, смахивая с ресниц невесть откуда накатившие слезы.
- Этого не может быть, - выдавил он через силу.
- Да, пожалуй, не может, - ответил Михаэль. - Сперва я решил, что все происходящее - мое личное сумасшествие, потом понял: нет, оно общее для всех нас, запертых непогодой в чертовом трактире на этом дьявольском перекрестке. Теперь же я полагаю, что помешательство здесь и вовсе ни при чем.
- Виллем, - добродушно смеясь, обратился Пауль Рейхенштейн, - считайте, что вам еще повезло: на ваш сон хотя бы нашлась история. Я вот, например, чувствую себя незаслуженно обделенным, потому что никому из вас, друзья, незнакома история из моего сна. Это обидно.
- Мне знакома ваша история, - донеслось из темного угла около входной двери. - Если для вас это принципиально, почту за честь изложить ее вам.
В свете свечей через трактирный зал прошествовал худой жилистый мужчина с крючковатым носом, глубоко посаженными глазами, длинными темными волосами, спадавшими на черный плащ со странным ворсом. Следом за ним неловко семенил ястреб, постукивая когтями по полу.
Часть вторая
Глава тридцатая
Ястреб восседал на столе перед озадаченными и настороженными Келлерами. Можно было бы сказать, что он важно возвышался, если бы птица не косилась на блюдо с кусочками заветренной ветчины и периодически не посматривала на супружескую пару с неутолимым голодом в глазах, словно с нетерпением дожидаясь разрешения.
- Не обращайте внимания на этого вымогателя. Сейчас он не представляет опасности, - поспешил успокоить всех невесть откуда взявшийся мужчина, минут десять простоявший в гробовой тишине в центре зала.
Собиравшийся что-то ответить Хорст не смог выдавить из легких нужной порции воздуха для короткой фразы и просто кивнул, на всякий случай пододвигая к ястребу ветчину, вроде бы предлагая, но не настаивая. Птица коротко глянула на своего господина, одновременно с этим бережно подтягивая к себе блюдо.
В целом же в трактире сложилось захватывающее зрелище, как на полотнах, где все застыли в абсурдных позах, тем не менее призванных показать полноту чувств и эмоций, не передаваемых ни образами, ни словами. Виллем выглядывал из-за Николауса, замершего со шпагой и готового вот-вот броситься в атаку, стоит только Михаэлю подать сигнал, убрав ладонь с его плеча. Пауль Рейхенштейн с оценивающим прищуром изучал таинственного незнакомца, однако был готов кинуться вверх по лестнице в любой момент. Эльза и Хорст сидели за столом, вообще не зная как реагировать на человека в плаще, явившегося в сердце снежной бури с птицей в качестве компаньона.
А мужчина продолжал стоять, и его лица не покидала милая улыбка, свойственная человеку, постигшему все секреты мира, но оказавшемуся среди редких дураков.
Первым опомнился Михаэль, излишне резко спросивший:
- Кто вы, черт возьми, такой?
Глаза незнакомца забегали, он явно растерялся и ответил неуверенно:
- Какой, однако, сложный вопрос. Дело в том, что обычно я появляюсь перед людьми, которые уже прекрасно знают, кто я, черт возьми, такой. Некоторые меня ждут с нетерпением.
Эльза медленно потянула ладошку к поджатым губам, другой рукой больно вцепилась в мужа и простонала:
- Это дьявол. Хорст, это же Люцифер!
Проглотив последний кусочек ветчины, ястреб издал звук, похожий на смешок.
- Нет-нет. Я не дьявол и уж тем более не Люцифер. Он, конечно, повелитель всех дьяволов, искуситель, враг рода человеческого, но, как ни крути, он владыка преисподней. Не подумайте, что я желаю вас оскорбить, но являться лично к смертным вашего уровня Люцифер не станет, - незнакомец развернулся к купцу и чуть поклонился ему со словами: - Даже к такой персоне, как вы, Михаэль. Он вполне доволен своим существованием в мрачных владениях, доволен полученной властью, и на людские миры Люциферу глубоко плевать.
После сказанного фон Граусбург почему-то решил отойти от товарища подальше, а писарь сдвинулся на край лавки. Михаэль Бреверн ничего этого не заметил.
- Мы разве знакомы? - удивился он.
- И да, и нет. Объяснить довольно сложно.
- А давайте-ка вы прекратите эти неуместные игры, перестанете ходить вокруг да около и все-таки представитесь нам! - вспылил Бреверн, решительно забирая у Николауса его шпагу и направляясь к незнакомцу.
Тот сделал шаг назад, предупредительно выставил руки вперед.
- Хорошо-хорошо. Я просто думаю, как это сделать приемлемо.
- Как приемлемо представиться?! - Михаэль принялся демонстративно распутывать перевязь на эфесе шпаги. - Вы что, сударь, издеваетесь?
- Всего-навсего не хочу, чтобы вы попусту волновались. Я сейчас попытаюсь объясниться, - бесстрастно ответил незнакомец. - Усилиями бесчисленного количества людей у меня бессчетное множество имен, ни одно из которых не отражает моей сути. Лично мне нравится называться Малахом Га-Маветом, но вы сохраняете спокойствие, не переживаете видений, потому что это имя вам ни о чем не говорит. В вашем воображении отсутствует что-либо ассоциирующееся с этим именем. Хотя... господин Рангер, пожалуй, мог бы кое-что вспомнить из уроков древних языков в иезуитской школе, из самых азов. Вы все без исключения знаете обо мне: читали в разных книгах, слышали в бабушкиных сказках, видели на картинах, рожденных нелепыми человеческими страхами и нескладными фантазиями. Стоит мне назвать имя, которое вам шестерым было бы понятно, как вы увидите меня таким, каким каждый из вас меня представляет. Именно это чревато для людей потрясением.
Михаэль резко и искусно извлек шпагу из ножен, направил ее острие на визитера и проговорил:
- Вы точно не Господь Бог. Будь вы самим Люцифером, с Божьей помощью и этим клинком мы как-нибудь справимся с вами. Так что говорите свое имя.
- Я... - мужчина подмигнул Михаэлю и назвался: - Я - Смерть.
Протяжно заскулив, Эльза Келлер невольно зажала рот рукой, когда мужчина исчез. Вместо него в центре зала неприятно лыбилась сутулая старуха в кривом балахоне, сшитом суровыми нитками из явно детских саванов. Ее редкие седые волосы были испачканы землей. Так выглядела Смерть в страшилках, которые в далеком детстве любила рассказывать мать Эльзы.
Хорст видел скелет с косой в руке, почему-то ступавший неуклюже, как-то боком, при этом громыхая костями. Мельник и не помнил, откуда в его голове взялся этот глупый образ. Объятый трепетом Пауль Рейхенштейн застыл неподвижно, глядя на молодую женщину с мертвенно-бледной кожей, парившую над столами. Она размахивала серпом, рукоять которого была изготовлена из длинной берцовой кости. Такой он видел Смерть на панно в одном из старинных монастырей.
Словно принужденный чужой волей Бреверн опустил шпагу, так как вряд ли мог причинить вред стоявшему перед ним двухметровому рыцарю, полностью закованному в тяжелые сверкающие доспехи, каких, наверное, уже нигде и не встретишь. Забрало приподнялось, и ледяные глаза мертвеца уставились на купца с оскалившегося черепа.
Виллем ухватился за Николауса, с ужасом разглядывая шаркающего к ним старика со слипшимися длинными волосами, которого он помнил по изображению в некой церковной книге.
В свою очередь Малах Га-Мавет не отводил смятенного взора от юного фон Граусбурга, который по непонятной причине наблюдал его истинный облик и даже на несколько секунд покинул трактир, это злое место. Ничего подобного с Малахом Га-Маветом прежде не случалось: живые никогда не видели его настоящим. Он громко хлопнул в ладоши, от чего путники импульсивно моргнули, и вот перед ними вновь стоял мужчина в черном плаще. В следующий миг он быстрее молнии переместился к Николаусу, чем немало усилил потрясение окружающих.
- Я не встречал таких способностей у живых людей, даже у самых сильных чародеев древности, даже у святых, которым было открыто сокровенное, - признался Малах Га-Мавет, внимательно изучая юношу. - Может, так действует приближающаяся гибель? Нет, она ведь не в состоянии изменить ваш разум, покуда саму гибель вы еще не осознаете.
- О чем вы? - напрягся фон Граусбург. - Вы явились за мной, потому что сегодня я должен погибнуть?
Посмотрев куда-то вверх, будто испрашивая одобрения, Малах Га-Мавет медлил, затем он ответил:
- Сегодня утром я заберу с этого перекрестка несколько обреченных душ. Так предрешено, уж простите.
Потеряв сознание, Эльза Келлер откинулась на спинку стула и обмякла.
Глава тридцать первая
Понуро сидя на ступенях лестницы, Николаус исподлобья следил за перемещениями Малаха Га-Мавета, за которым с осанкой заправского солдата, вымуштрованного и деловитого, важно прохаживался ястреб. Юноша молчал, но хладнокровным его нельзя было назвать. В голове теснились гнетущие мысли, вопросы без ответов. Юношу одолевали скорбь и сумбур. Досадно умирать в столь молодом возрасте, думал он. Умирать вообще обидно, и неприятно вдвойне, когда ты в расцвете, но толком еще ничего не видел.
Мало-помалу Эльза приходила в себя, а пока бездумно смотрела то на сидевшего рядом Хорста, то на писаря. Теперь уже Виллем прикладывал мокрый платок ко лбу женщины.
- Он сказал, как это произойдет? - спросила Эльза. - Вьюга усилится, нас заметет, и мы задохнемся?
Хорс погладил руки супруги и ответил:
- Нет, он не сказал.
- Мне кажется, - не к месту встрял Виллем, - это будут разбойники. Они убили хозяев постоялого двора, а теперь вернутся, чтобы расправиться со мной... и со всеми нами.
Келлеры недобро поглядели на писаря. От сверлящих негодующих взоров он подавился словами и не стал продолжать.
Пауль Рейхенштейн казался безразличным ко всему окружающему. Прижавшись щекой к холодной стене, он беседовал сам с собой:
- Бесспорно, мое прежнее предположение правильно. Видимо, в действительности я уже умер, скорее всего, замерз в опрокинутой карете, так и не дождавшись спасения. А может быть, меня разорвали волки. Не так уж, в сущности, и важно. Да, я умер, а это некое место, где умершие ожидают призыва на высший суд. Точно. Хотя, это место больше походит на пародию. Хм, может статься, что я лишь на пороге смерти, и значит...
Михаэль Бреверн прокручивал и прокручивал в голове последнюю фразу Малаха Га-Мавета. И внезапно его осенило. Сорвавшись с места так, что потревожил ястреба, Михаэль рванул к двери, ведущей наружу, и крикнул:
- Николаус, он сказал, что утром должен забрать наши души с перекрестка! Вы понимаете? С перекрестка!
- Верно, - в озарении просипел Николаус, поднимаясь на ноги.
Спустя пару секунд он уже стоял около Бреверна, оживленно обсуждая какую-то хитрую затею и посматривая на безучастного Малаха Га-Мавета. Хорст потянул Виллема за рукав и шепотом осведомился:
- Что они там придумали?
Писарь с силой хлопнул себя кулаком по колену, будто сожалея, что такая здравая и вполне очевидная идея не пришла в его голову. Он пояснил Келлерам:
- Вероятно, они полагают, если уйти с постоялого двора, удалиться от перекрестка подальше и переждать утро, то Смерть не сможет нас забрать. Он ведь ясно выразился: забрать души с перекрестка, и это предрешено.
Эльза кивнула в сторону Малаха Га-Мавета:
- Наверное, стоит его предупредить о такой затее?
На нее с интересом посмотрел сам ангел смерти, спросивший:
- Простите, а вам в трактире не попадались бокалы из прозрачного стекла? И еще нам понадобится пиво.
- Зачем? - Хорст злобно глянул на Малаха Га-Мавета. - Предпочитаете напиться перед тем, как кого-то убить.
- Во-первых, я никого не убиваю. Ваше представление об ангеле смерти категорически неверно. Люди гибнут сами, по вполне естественным для вас причинам. Я всего лишь собираю души и доставляю их по назначению. Во-вторых, пиво нужно не мне, а вам, но не для того, чтобы пить.
- Сдается мне, от вас мы ничего не добьемся, - огорчилась Эльза и предложила мужу и Виллему присоединиться к Михаэлю и Николаусу.
Распахнув дверь, купец ступил в непогоду. В теплом, уютном трактире не чувствовалось, как усилилась вьюга: ветер стал злее, крупинки снега острее кошачьих коготков резали незащищенные одеждой части тела. Сделав только три шага, Михаэль услышал окрик Виллема, просившего подождать его. Голос доносился издалека, как если бы людей разделяла целая миля, что удивило Михаэля, но он списал это на ненастье.
Он обернулся и стал выискивать глазами писаря, как вдруг тот толкнул его в спину и сказал:
- Я боюсь, нам не выжить в такую лютую метель.
- Есть шансы. Главное - уйти поглубже в лес и развести огонь. Я пойду в конюшню. Там была длинная веревка, которой всем нужно будет обвязаться, чтобы не потеряться в пути. Когда мы осматривали карету, мне показалось, я видел санки и несколько досок. Их тоже обязательно следует взять с собой. Разведем огонь и как-нибудь дотянем. А вы, Виллем, вернитесь в трактир, пусть все соберутся у двери с минимумом вещей и будут готовы немедленно выдвигаться.
- Хорошо, - отозвался писарь и пошел обратно, но Михаэль ухватил его.
- Куда вы, Виллем?
- В трактир, - непонимающе пожал плечами писарь.
- Но трактир там, - указал Михаэль в противоположную сторону, прекрасно помня, как развернулся, когда услышал призыв Виллема от дверей.
- Нет, - запротестовал Виллем. - Я же только что пришел оттуда. Трудно заблудиться в двух с половиной шагах.
- Ну, допустим. Когда вернетесь, сразу же крикните мне, и я пойду в конюшню, а вы ждите, - велел Михаэль.
Писарь растворился в пелене мечущегося снега, и скоро раздался далекий-далекий крик, сигнализирующий, что Виллем достиг здания. Купец уже стоял, как ему казалось, лицом к конюшне, вот только крик Виллема донесся почему-то спереди. Михаэль не верил своим ушам, но еще раз развернулся на сто восемьдесят градусов и пошел.
В трактире Виллем прикрыл за собой дверь и только после этого по-настоящему осознал, до чего же холодно снаружи. Он подробно описал задумку Михаэля, на которую Келлеры после сомнений согласились, лишь бы не оставаться наедине с Малахом Га-Маветом. По-прежнему пребывавший в прострации Пауль заметил:
- Идти так идти. Дальше, чем я уже зашел, все равно зайти не получится.
На ощупь отыскав дверь в конюшню, Михаэль потянул ручку на себя, и его обдало волной тепла. Он не успел толком задуматься над этим, как нос к носу столкнулся с Виллемом.
- Мы уже готовы, - отрапортовал писарь.
Вместо ответа купец яростно выругался, не объясняя никому причину расстройства, махнул рукой и вновь исчез за пеленой пурги. На этот раз он отсутствовал дольше, и вошел в трактир с окоченевшими членами, в одежде, сплошь залепленной снегом, с широко открытыми безумными глазами.
- Чертовщина! - завопил он, кидаясь к Малаху Га-Мавету. - Это ваших рук дело?
Ангел смерти усмехнулся:
- Вот еще один досужий вымысел. Здесь ничего не может быть делом моих рук, потому что я не наделен даром творить или хотя бы незначительно изменять сотворенное кем-то. Для этого я не предназначен, поскольку рожден с единственной целью - собирать души мертвых. Это все, в чем вы всерьез можете меня обвинить.
В бессильной злобе Михаэль скрипел зубами, сжимал и разжимал кулаки до хруста в пальцах. Закрыв глаза, он с шумом выдохнул.
- Что-то не так, Михаэль? - аккуратно спросил Николаус.
- Все не так. В какую бы сторону я ни шел, как бы бесконечно долго не пробирался через чертову метель, я ни разу не достиг конюшни или сарая. Это оказалось невозможным. Через четыре шага я просто возвращаюсь к двери трактира. Снова и снова.
Сначала Виллем, потом Николаус, а потом они вместе проверили сказанное Михаэлем Бреверном, всякий раз не достигая ожидаемой конюшни, а возвращаясь в трактир к остальным. Они выбились из сил и очень замерзли.