- Раша, - не без мстительности в голосе ответил майор. Он понимал, что этого языка эти женщины знать не могут.
- О! Раша! - воскликнула немолодая марокканка и начала рыться в сумке. И достала оттуда большую залистанную тетрадь и, радостно приговаривая "раша, раша", стала ее мусолить, что-то ища.
И нашла. И, водя пальцем по транскрипции, прочла:
- Ми-лый, мы пое-дем с то-бой в Во-ро-неж!
Как попала на средиземноморский берег эта фраза, и отправился ли майор с марокканкой в сторону Воронежа, - история тактично умалчивает.
Breaking news…
Та самая Лена, которая в своей ленинградской молодости любила засорять раковины черной икрой (см. с. 194) - уже двадцать лет водит экскурсии по всему миру, начиная с Иерусалима.
Однажды ей привезли автобус с туристами из Липецка, и она повела их по христианским местам. Экскурсанты не были перегружены ни Лукой, ни Матфеем, но и на этом нехитром фоне выделялась чистотой души девушка Дуся. На каждом иерусалимском углу она охала и всплескивала руками, воспринимая столбовой сюжет как свежий триллер.
Дошли до Гефсиманского сада.
- Вот, - сказала Лена, - здесь арестовали Иисуса Христа…
Дуся от неожиданности даже вскрикнула:
- Как! Его арестовали?
Это называется: свежие новости из Иудеи…
Вертикаль власти
А вот история другой тургруппы. Новый русский, уцелевший в процессе взаимного отстрела девяностых, остепенился и привез в Иерусалим братков следующего поколения.
Типа культур-мультур.
Привез - и предупредил: если чего в экскурсии не поймете, спрашивайте у меня, я переведу…
Хотя экскурсия шла по-русски.
И вот у Стены Плача братки поинтересовались: а чего у этих - кружке́ на головах?
- Головной убор на ортодоксальном еврее, - пояснила Лена, - называется кипа и означает, что еврей признает над собой власть Господа.
Братки дружно повернули головы к старшому - за переводом. И старшой перевел блистательно:
- Типа ты не самый крутой, - объяснил он. - Есть круче тебя!
Вопросы на засыпку
- Скажите, это правда, что вы пишете справа налево?
- Да.
- А читаете?
Не туда пришли
На просьбу оказать материальную помощь конференции, посвященной еврейской Катастрофе, олигарх N. ответил, как отрезал:
- На Холокост у меня денег нет!
Разочарование
- Ну не знаю, не знаю… - призналась американка, выходя с экскурсии. - Я ожидала от Освенцима большего!
Традиции пивоварения
Мы ехали по автобану, вечер плавно переходил в ночь, пора было устраиваться на ночлег. И я, путешествующий на правах штурмана, увидел указатель на подходящий городок по ходу движения…
Всем был хорош городок, кроме названия.
Назывался он - Дахау.
Спасибо, не надо.
Проехав еще немного, остановились по соседству. Гостиниц не было - были (и за то спасибо) комнаты для постояльцев, в пивной, на втором этаже.
Утром мы спустились на завтрак.
На стене, в паре метров от распятого Христа, висела поясная фотография мордатого бюргера - надо понимать, предка нынешних хозяев пивной. Под портретом, на полке, красовались кубки за победы в пивных фестивалях - 1934, 1938, 1939 годов…
Хорошее пиво варили в паре километров от Дахау дедушки нынешних жителей города! Были первыми по профессии.
Внуки продолжают этим гордиться.
Контекст
Я стоял в мюнхенской Пинакотеке перед батальным полотном.
Сюжет картины, написанной в ХIХ веке, отсылал ко временам Тридцатилетней войны, и называлось все это - "Атака при Дахау"…
Увы. Что бы ни происходило в истории возле этого населенного пункта, - после сороковых годов прошлого века это уже не имеет значения. Дахау - это Дахау. Особенно если фамилия художника - Гесс.
Аналогичные чувства я испытал когда-то, прочитав в газете о достижениях советского автомобилестроения в Елабуге…
Общий знаменатель
Фотография: Нюрнбергский трибунал, скамья подсудимых. Военные преступники во главе с Герингом откровенно веселятся - улыбаются, переглядываются, прыскают в кулак, смеются в голос…
О Господи, - над чем?
А вот над чем. Речь в выступлении прокурора зашла о троянском коне, и советская переводчица забормотала: какая-то лошадь… причем тут лошадь? И скамья подсудимый зашлась смехом вместе с охранниками.
В этом есть некоторый ужас, если вдуматься. Чувство юмора - столь универсальное человеческое чувство, что заставляет тебя отнестись к любому, кто его проявил, именно как к человеку!
Даже если это убийца.
Нихт ферштеен
В немецком посольстве в Москве раздался звонок.
- Добрый день, - сказал старичковый голос в трубке. - Меня зовут Иван Сергеевич, у меня есть старые фотографии, может быть, они вас заинтересуют…
Сотрудники посольства не поняли: какие фотографии?
- Я работал на ваше государство… - застенчиво пояснил тихий Иван Сергеевич.
Сотрудники не поняли опять:
- Когда? Где?
- Я работал на ваше государство в сорок втором году, под Донецком…
Практичный полицай Иван Сергеевич хотел наладить небольшой бизнес, но чуток приотстал от исторических процессов.
Посольские потом отпаивали друг друга валерьянкой.
Ущемление прав
Для получения статуса беженца кандидат на заветную американскую "грин-карту" должен был доказать, что его ущемляли как еврея. Это был тот редкий случай, когда погром мог улучшить материальное положение.
И приходит на интервью в американское посольство немолодой человек с характерной выправкой. Сотрудник посольства смотрит на него, смотрит в его бумаги и интересуется:
- Ну вот, вы - полковник советской военной авиации, награждены медалями… Расскажите, как вас ущемляли по национальному признаку?
Летчик был готов к вопросу и пожаловался без раздумий:
- Когда в семьдесят третьем наша эскадрилья готовилась бомбить Тель-Авив, меня не взяли!
Без подробностей
- Вам тут целый день рассказывали всякие ужасы, - сказал глава семьи. - Так вот, у нас все было гораздо хуже!
Ошарашенный консульский работник без единого вопроса шлепнул всем четверым статус беженцев.
С подробностями
Уже в Штатах одного выходца из Прибалтики - сугубого блондина, вдруг пожелавшего запротоколировать свое еврейство, спросили ненароком: сколько в его городе было синагог?
- Две! - уверенно ответил беженец. - Одна православная, другая католическая.
Платная медицина
Доктор Кашпировский в эти годы много гастролировал по русскоязычному белу свету.
- Сначала, - вспоминал об этом антрепренер N., - я хотел сделать билеты по пятнадцать долларов, а потом подумал и сделал по тридцать пять. Лечиться так лечиться!
Силы природы
Знакомый рассказывал: выхожу, говорит, из подъезда, а во дворе стоит над машиной Алан Чумак. Капот открыт.
- Что случилось? - спрашиваю.
- Аккумулятор разрядился.
- Так зарядите! - говорю.
Не может.
Как вас теперь называть?
Я любовался родными просторами, стоя на носу теплохода "Федор Шаляпин", и взгляд мой случайно наткнулся на судовой колокол. На колоколе черным по медному было написано: "Климент Ворошилов".
"Если на клетке слона прочтешь надпись "буйвол""…
На ближайшей стоянке версия подтвердилась: перед словом "Федор" на корме совершенно отчетливо читались следы букв, бывших здесь раньше: "Климе…"
Вскоре случай свел меня с главным механиком судна, и от него я узнал замечательную историю этого корабля.
В 1990 году, когда Санкт-Петербург еще был Ленинградом, но процесс уже пошел, в высоких кабинетах решено было "Ворошилова", от греха подальше, переименовать, и экипажу предложили поплавать под именем "Николай Карамзин".
Тут - целая интрига. Историк родом из Ульяновска (который, в свою очередь, долгое время был Симбирском), а ульяновский первый секретарь дружил с первым секретарем нижегородским (в ту пору горьковским).
Вы следите за логикой?
Корабль, приписанный к горьковскому пароходству, стал залогом партийной дружбы: нижегородский секретарь Горьковского обкома, чтобы сделать приятное коллеге, пообещал ему, что "Ворошилов" будет "Карамзиным". Так сказать: от нашего стола - вашему столу!
Однако в дело вмешалась перестройка: экипаж, которому имя Карамзина ничего не говорило, написал письмо чуть ли не в ЦК со своим рабочим условием - либо "Федор Шаляпин", либо вообще "Владимир Высоцкий"! В девяностом году начальство трудящихся побаивалось, но о Высоцком еще не могло быть и речи.
Так "Ворошилов" стал "Шаляпиным".
А чтобы ульяновскому руководству не было обидно, в "Карамзина" переименовали пароход "Советская Конституция". После такого имени экипажу было уже все равно, хоть Чаадаевым назови…
Знаки времени
В начале девяностых, на дне рождения моей шестилетней дочери, с именинницей чинно беседовали два ее кавалера - сын журналиста и сын бизнесмена.
- У тебя есть визитная карточка? - поинтересовался сын журналиста.
- Кредитная, - не переставая жевать, поправил сын бизнесмена.
Врасплох
"Авангарду, - сказано у Тургенева, - очень легко сделаться ариергардом… Все дело в перемене дирекции". Перемены в обратную сторону тоже иногда происходили довольно стремительно.
Петр Авен преподавал в тихом австрийском университете, в глубоком "ариергаде", когда получил приглашение войти в правительство Гайдара, министром внешнеэкономических связей!
Он прибыл на Смоленскую площадь, но внутрь его не пустил милиционер. Никаких подтверждающих бумаг не подоспело, а голословные утверждения гражданина с такой фамилией и внешностью о том, что он - российский министр, милиционера почему-то не убедили.
Авен звонил Гайдару, Гайдар - кому-то на Смоленскую площадь… Наконец коммутация состоялась, и Авена провели на новое рабочее место.
Пройдя приемную, он вошел в имперский кабинет. В перспективу уходил стол размерами с небольшую взлетную полосу. Авен прошел, сел в руководящее кресло, осмотрелся и уточнил у встречающих:
- Это я, что ли, Патоличев?
Окно в Европу
На дворе стоял 1992 год.
Россия стремительно входила в семью цивилизованных народов.
На смену советским сберкассам шел - Сбербанк! В показательное, только что евро-отремонтированное здание, на открытие нового отделения, наехали СМИ, в том числе итальянское телевидение!
Ждали первого клиента, и он появился.
Озираясь на телекамеры, немолодой мужчина прошел через зал к окошечку кассира-операциониста и поставил на полочку "дипломат". Достал из "дипломата" два черных, плотно набитых рублями носка и опорожнил их в кювету для дензнаков.
Итальянское телевидение было в восторге.
Процесс приватизации
Мелкий олигарх N. в порыве профессионального сладострастия рассказывал мне, как получил в личное пользование от государства большое химическое производство в области, которую тактично назовем Святогорской.
Следите за руками.
У N. имелось полтора миллиона долларов, а производство стоило двадцать с хвостиком. Но уж больно хотелось! И тогда он пошел в местный исполком к чиновнику, ведавшему приватизацией.
Фамилия чиновника была, допустим, Бублик.
- Бублик, - сказал ему будущий олигарх, - ты мне Родину продашь?
- Всю не продам, - ответил Бублик, - а Святогорскую область - продам.
И они договорились.
Бублик отсеивал конкурентов (типа, не в порядке бумаги) и сливал будущему олигарху информацию о том единственном перце, которого они решили допустить до аукциона (типа, честная конкуренция). Тот, тоже не лыком шитый, имел симметричные планы получить завод на халяву, т. е. за те несколько миллионов долларов, которые бог послал ему на закате строительства коммунизма.
За несколько дней до аукциона "перец"-конкурент узнал, что N. соскочил с торгов, потому что у него не хватает денег. (Об этом "перцу" под страшным секретом сообщил, разумеется, чиновник Бублик, завербованный противником.)
Полагая, что конкурента уже нет, "перец" пожадничал и заявил на аукцион всего миллион долларов, что было меньше полутора, имевшихся у N.
Теперь задача N. состояла в том, чтобы обеспечить внезапность и не попасться на глаза скупердяю-конкуренту раньше времени. Три дня и три ночи он рыскал по Москве и скупал резаную бумагу под названием "ваучер" - и скупил ее на все полтора миллиона.
Скупка завершилась поздно вечером, накануне дня аукциона, и теперь, до десяти утра, мешки с этой макулатурой надо было доставить на торги в Святогорскую мэрию. "Аэрофлот" помочь уже ничем не мог, и резаная бумага имела все шансы так и остаться резаной бумагой…
По счастью для будущего олигарха, в соседней квартире жил военный летчик, которому Родина по неосторожности доверила самолет.
Ночью, с пятью мешками ваучеров, они вылетели в Святогорск с подмосковного военного аэродрома. Стоило это - "штуку баксов". Полагаю, в случае необходимости, "штук" за пять, летчик организовал бы ракетный удар по Святогорской мэрии…
Но они успели - за полчаса до начала торгов.
Защитник неба получил обещанную стопку зеленых, Бублик - оговоренный "откат", а N. - государственное производство в личное пользование на халяву.
Производство это давно накрылось медным тазом, рабочие годами не получают зарплату, все активы выведены в теплые благословенные места, а N. входит в русский список "Форбс" и руководит местным еврейством.
Бублика вспоминает с нежностью.
1993 год
Руки не поспевали за скоростью первоначального накопления капитала, и в пункте обмена валюты начали практиковать уникальный процесс под названием - приемка денег "на ребро".
Тысячные купюры собирали резинкой в "котлету", замеряли толщину "котлеты" линейкой - и меняли в примерном соотношении сантиметра к доллару. Корректировка происходила наутро. Каждый божий день три выпускника Станкина волокли новые мешки с рублями к "обменке", где, с линейкой наготове, их ждал хозяин "обменки", тоже станкиновец.
Очень скоро главной проблемой бизнеса стало физическое переутомление концессионеров (мешки с рублями были очень тяжелыми), и они подрядили на разгрузочные работы милиционеров из ближайшего отделения… Сдвинув кобуры на жопы, менты честно трудились на благо народа.
А торговали "станкиновцы" - едой. Отправителем была немецкая фирма, а получателем значилась Русская Православная Церковь, что влекло за собой полную акцизную халяву. Крупный отец церкви, ненадолго отлучившись от восстановления духовности в разрушенной безбожниками России, за хорошенький "откат" помогал выпускникам Станкина преодолевать, именем Господа, государственную таможню…
А немцы все удивлялись - зачем русской православной церкви, ближе к посту, столько мороженого мяса?
1994 год
А еще делалось так.
В маленький порт в Питере входил корабль из Роттердама - со спиртом. Одновременно туда же подъезжала милицейская машина с мигалкой.
Таможня, санитарная служба и пограничники резко слепли. Спирт сгружался на ментовскую машину и в полной безопасности отбывал в сторону дальнейшего товарооборота, а кораблик тихо выходил из маленького питерского порта и через пятнадцать минут торжественно заходил в большой порт того же славного города - уже совершенно официально.
И - без спирта.
Самым квалифицированным матросом на этом "летучем голландце" был продвинутый юноша, специалист в области компьютерных технологий. Благодаря ему, корабль, вышедший из Роттердама с документами на спирт, в Петербург приходил с этими же документами, но безо всяких следов спирта.
А Владимир Владимирович Путин как раз всем этим руководил… Я имею в виду: внешнеэкономическими связями Санкт-Петербурга. Потом он стал президентом России, а эти времена начали называться - "лихими девяностыми".
Кругом вода
Как делаются деньги из воздуха, не знаю. Как они делались из воды - могу рассказать. Точнее - пересказать технологию, которой в минуту русского алкогольного откровения поделился один из авторов этого ноу-хау.
Итак: ГДР, Западная группировка советских войск, конец восьмидесятых. Перестройка, "человеческий фактор" и всякое такое…
Делай раз! Энтузиасты из армейской продслужбы берут воду из-под казарменного крана и отправляют ее в немецкую экологическую экспертизу с наводящим вопросом: не вредно ли такое пить? Из немецкой экологической экспертизы приходит заключение, из которого следует, что об пить не может быть и речи.
Делай два! Немецкая бумажка отправляется в Москву с наводящим вопросом: не начать ли (по случаю перестройки и "человеческого фактора") покупать для советских солдат питьевую воду? Смета прилагается. Оптовый литр воды стоит смешные пфенниги, однако ж, перемноженные на пять литров в человеко-день, число дней в году и число солдат в Западной группировке, эти пфенниги образуют цифру вполне ничего себе.
Делай три! Финотдел Министерства обороны, в приступе гуманизма, выписывает искомую цифру. Делай четыре! Тихий немец-оптовик за смешной "откат" пишет бумагу о том, что поставил в Западную группировку советских войск миллионы литров питьевой воды.
И, наконец, хеппи-энд: энтузиасты из продслужбы Западной группировки советских войск и гуманисты из финслужбы Министерства обороны по-честному делят десятки миллионов марок. Советские солдаты пьют, как и пили, воду из казарменного крана. Перестройка и "человеческий фактор" продолжают победное шествие по просторам Родины.
Наш Голливуд
В 1992 году я написал свой первый киносценарий. (Потом я написал их еще несколько, и десять килограммов измаранной бумаги, до сих пор пылящейся на шкафах, - тому вещественное доказательство.)
А в том году я писал первый сценарий - и это был не потный вал вдохновения, а заказ! Через цепь шапочных приятелей на меня вышли какие-то новосибирские братки, занимавшиеся глиноземом, а может, красной ртутью; в общем, что-то у них куда-то шло эшелонами в обмен на "гуманитарку", которая, в свою очередь, на что-то обменивалась…
И вот эти братки типа решили построить под Новосибирском "Голливуд" - и известили мир о своей готовности со страшной силой вкладываться в кино. (Это в те годы была главная отмывка денег). А у меня с моим другом, режиссером, как раз имелся симпатичный сюжет для кино - и мы поняли, что это судьба!
Через какое-то время я был приглашен зайти в их офис поговорить. Офис оказался номером в гостинице "Севастополь", насквозь прокуренным, с бутылками из-под хорошего вискаря у дешевых вдавленных кресел. Я начал что-то рассказывать про сценарий, но инвесторы в тренировочных костюмах только замахали руками: давай, давай, пиши!
Так и не понял, зачем звали.