- Стой, - отвечал Лир, - скажу я слово вот с этим фивским мудрецом. Наедине хочу сказать вам. - И он потянул Тома в угол. - Он мудр и знает, как жить надлежит. Хочу спросить: что есть причина грома?
Кент повернулся к Глостеру и пожал плечами:
- Рассудок в нем мутится.
- И не диво, - ответил тот. - Забредишь, если дочери его задумывают гибель государя! Так Лир, ты полагаешь, помешался? Есть от чего. Я тоже за себя совсем не поручусь. Имел я сына. Я от него отрекся и изгнал. Он умышлял на жизнь мою недавно. Совсем на днях. А я его любил, как никого. И вот тоска об этом мне не дает покоя…
- У вас, у благородных, на жизненные трудности бывает хоть какая-нибудь другая реакция, а? - не выдержал я. - Или вы только и можете, что лишаться ума, трогаться мозгами да бегать голыми и жрать грязь? Яйца в горсть и вперед, будьте добры? Кент, что с Харчком?
- Я оставил его прятаться в портомойне, но Эдмунд его отыщет, ежели ему шлея под хвост попадет. Пока ж он занят тем, чтоб не попадаться сестрам и сталкиваться с Корнуоллом.
- Сын мой Эдмунд по-прежнему нам верен, - промолвил Глостер.
- Ну да, милорд, - рек я. - Осторожней только, не споткнитесь в следующий раз о сладку жимолость, что у него из зада произрастет. Вы можете провести меня в замок так, чтобы Эдмунд об этом не прознал?
- Могу, должно быть. Но твоим приказам, дурак, я подчиняться не стану. Ты холоп, и к тому же - предерзкий.
- Ты еще злишься на меня за то, что я потешался над твоей покойной женой?
- Делай, как шут сказал, - громыхнул Лир. - Его слово - все равно что мое.
Сие заявление так меня потрясло, что в тот миг меня могло сшибить наземь слабейшим дуновеньем ветерка. Огонь безумья в стариковских глазах никуда не девался, но в них пылало и пламя власти. То он немощный лепечущий рамолик, то из неведомых его глубин огнем пылкает дракон.
- Слушаюсь, ваше величество. - Глостер вытянулся по струнке.
- Он неплохой парнишка, - сказал Кент, чтобы хоть как-то смягчить укус королевского приказа.
- Стрый, бери своего голого философа и пошли уж наконец в эту его лачугу под городской стеной. А я заберу из замка своего недоумочного подмастерье, и мы все вместе отправимся в Дувр на встречу с лягушиным королем Пижоном.
Кент потрепал меня по плечу:
- Меч помощи не нужен?
- Нет, спасибо, - ответил я. - Ты останешься со стариком, доставишь его в Дувр. - После чего я увлек старого рыцаря к очагу, нагнул его и прошептал в самое ухо: - А ты знал, что Лир прикончил собственного брата?
Глаза графа расширились, затем сузились - его словно болью обожгло.
- Он дал такой приказ.
- Ох, Кент. Верность - порок старых дураков.
Явление восемнадцатое
Кискины когти
Мы вступили в Глостерский замок украдкой, а это меня, как можно догадаться, не устраивает. Мне больше подходит врываться на арену колесом, с трещоткой, рыгая, пердя и оря: "Доброго утречка, обсосы!" Я оснащен бубенцами и куклами, язви вас в душу. Все эти трусливые уловки меня утомляют. Через тайный люк конюшни я пролез вслед за графом Глостерским и оказался в тоннеле, который шел под рвом. Во тьме мы двинулись по холодной воде, залившей его на фут, и я не только позвякивал на ходу, но и похлюпывал. В такой узкий проход Харчок бы ни за что не уместился, пусть я даже разгоню тьму факелом. Тоннель заканчивался другим люком в полу подземелья. Граф откланялся в той самой камере пыток, где мы встречались с Реганой.
- Пойду обеспечу переезд твоего хозяина в Дувр. Еще остались верные мне слуги.
Я чувствовал себя в долгу перед стариком за то, что провел меня в замок, особенно если учитывать его прежние обиды.
- Держись подальше от ублюдка, светлость. Я знаю, он твой любимец, но не по праву. Он негодяй.
- Не принижай Эдмунда, шут. Мне известно твое вероломство. Вечор он встал со мною против Корнуолла за честь и достоинство короля.
Я мог бы рассказать Глостеру о письме, которое подделал рукою Эдгара, о том, как ублюдок планировал скинуть своего брата, но что он тут поделает? Скорее всего ворвется в покои Эдмунда, и тот прикончит его на месте.
- Ну тогда другое дело, - молвил я. - Все равно будь осторожен, господин. Корнуолл и Регана - четырехзубая гадюка, и если яд свой обратят на Эдмунда - не мешай им. Не помогай ему, не то и тебя оцарапает смертоносными колючками.
- Последний верный сын мой. Стыд и позор, дурак, - молвил граф, фыркнул и умелся прочь из подземелья.
Я подумал было уговорить не одного бога, так другого, дабы защитили старика, но если боги льют воду на мою мельницу, то мне они помогают и без понужденья; а коли они против, то и знать им незачем. Сердце обливалось кровью, но пришлось разуться и снять колпак. Я запихал их под камзол, чтоб не звенели бубенцы. Кукан остался в лачуге вместе с Лиром.
Портомойня располагалась в нижних ярусах замка, поэтому туда я направился в первую очередь. Прачка с помянутыми выше дойками сногсшибательного свойства развешивала сорочки у огня, тягая их из корзины.
- Где Харчок, солнышко? - спросил я, войдя.
- Спрятан, - рекла она в ответ.
- Я знаю, что спрятан, едри тебя, иначе спрашивать было б избыточно, нет?
- Хочешь, чтоб я его так просто взяла и выдала? А откуда мне знать - может, ты его ухайдакаешь? Старый рыцарь, который его сюда привел, велел не говорить, где он, никому.
- Но я пришел вывести его из замка. Спасти, так сказать.
- Ну да, все так говорят…
- Слушай, окаянная ты иеродула, а ну-ка, выдай мне придурка сей же миг.
- Эмма, - сказала беломойка.
Я сел у очага и закрыл лицо руками.
- Солнышко, я провел всю ночь под проливным дождем с ведьмой и двумя бесноватыми. Мне еще десяток войн вести, а также разбираться с совокупным надругательством над двумя принцессами и последующим рогонаставленьем паре герцогов. У меня разбито сердце, я опечален утратой друга, а огромный слюнявый долбоеб, служащий мне подручным, явно слоняется где-то по замку, ищет, где б ему на меч наткнуться. Пожалей дурака, солнышко, - еще одно неочевидное высказывание, и мой хрупкий рассудок разлетится в щепу.
- Мое имя Эмма, - рекла портомойка.
- Я тут, Карман, - произнес Харчок, встав во весь рост в огромном котле. На голове у него громоздилась кипа стирки - она и маскировала этот пустой сосуд, пока мой подручный таился в воде. - Дойки меня спрятали. Она солнышко.
- Видишь? - сказала Эмма. - Он по-прежнему зовет меня дойками.
- Это комплимент, солнышко.
- Это неуважительно, - возразила она. - Меня зовут Эмма.
Никогда не пойму женщин. Возьмем, к примеру, мытею - обряжена так, что бюст ее подчеркнут, да что там, прямо скажем - восславлен - нарядом: утянутая талия подпирает молочные железы так, что они прямо-таки прут из глубокого выреза, точно тесто из квашни, - однако стоит обратить на них внимание, и она уже в обиде. Никогда такого не пойму.
- Тебе же известно, что он до безобразия безмозгл, правда, Эмма?
- Все равно.
- Отлично. Харчок, извинись перед Эммой за то, насколько сногсшибательные у нее дойки.
- Извиняюсь про дойки, - покорно молвил Харчок и покаянно склонил голову. Колпак стирки соскользнул с его тыквы обратно в бульон.
- Устраивает, Эмма? - уточнил я.
- Положим.
- Хорошо. Ладно, ты знаешь, где сейчас может быть капитан Куран, командир Лировых рыцарей?
- Еще бы, - ответила Эмма. - Лорд Эдмунд и герцог не далее как сегодня утром консультировались со мной по военным вопросам, как это за ними водится: раз я портомойка, то лучше всех разбираюсь в стратегии, а также тактике.
- От сарказма у тебя сиськи отвалятся, - сказал я.
- А вот и нет, - возразила она и рукою подкрепила утвержденье.
- Это известный факт. - И я для пущей убедительности закивал, поглядывая на Харчка, который тоже исправно и убежденно затряс башкой. - Благодарю, что присмотрела за Самородком, Эмма. Если бы я мог тебе чем-то…
- Кокни Эдмунда.
- Прошу прощения?
- На мне собирался жениться сын цехового строителя, пока я не пришла сюда работать. Достойный человек. А Эдмунд меня взял против моей воли, мало того - принялся об этом похваляться по всей деревне. И парнишка мой меня уже не захотел. Меня теперь никто уважаемый не возьмет - один лишь ублюдок, да и тот берет, когда захочет. Мне Эдмунд этот низкий вырез приказал носить. Говорит, если не стану его обслуживать, он меня к свиньям поселит. Убей его от моего имени.
- Но, девица моя, я ж просто шут. Олух царя небесного. Да и то не слишком великий.
- В тихом омуте известно что водится, шельма черношляпая. Видала я эти кинжалы у тебя за спиной, да и вообще не слепая - вижу, кто в этом замке за все веревочки дергает. Не герцог, да и не король. Прикончь ублюдка.
- Эдмунд меня побил, - вымолвил Харчок. - А у нее все равно шибательные дойки.
- Харчок!
- Но они ж у нее!
- Ну хорошо, - молвил я, беря прачку за руку. - Но не сразу. Сначала нужно кое-что свершить. - И я склонился над ее рукой, поцеловал ее, а после развернулся и босиком пошлепал из портомойни вершить историю.
- Преподлейшая ебатория, - прошептал Харчок портомойке и подмигнул.
Харчка я спрятал в привратной сторожке среди тяжелых цепей, по которым выбирался из замка перед бурей, в погоне за Лиром. Провести громадного балбеса на стену незамеченным - задачка не из легких; к тому же за ним до самого периметра замка тянулся склизкий след слюней, но стража под дождем сачковала, поэтому на стене нас никто не увидел. Когда я вернулся к огню, ноги у меня едва не обледенели, но иначе было никак. Загонять Харчка в тесноту тайного тоннеля, да еще и в темноту, которой он боится, - такого только врагу и пожелаешь. Я нашел шерстяное одеяло и завернул в него своего подручного, чтоб не замерз, пока меня дожидается.
- Стереги мои башмаки и котомку, Харчок.
Короткими перебежками из одного укромного уголка до другого я через кухню добрался до черного входа в большую залу - в надежде, что застану Регану там в одиночестве. Огромный очаг наверняка привлекает жаркую герцогиню в такой промозглый день: она хоть и любит дела подземельные, но к огню ее тянет, как кошку.
Внешней стены у Глостерского замка не было, поэтому даже в большой зале имелись стрельчатые бойницы - крепость нужно было защищать на всех рубежах от атаки с воды. Даже со ставнями из бойниц отменно дуло, поэтому ниши были завешены шпалерами: отличный обзорный пункт для дурака, тепло и можно выждать удобного мига.
Я скользнул в залу за взводом служанок и тут же нырнул в нишу, ближайшую к очагу. Регана оказалась на месте - сидела у огня, вся закутавшись в тяжелое черное меховое манто с капюшоном. Миру виднелось только ее лицо.
Я отодвинул краешек шпалеры и уже было собрался окликнуть принцессу, когда засов на главных дверях залы заскрежетал и вошел герцог Корнуоллский. Разряжен он был по своему обыкновению - красный геральдический лев на груди, но самое примечательное - на голове его красовалась корона Лира, та, которую старик бросил на стол тем роковым вечером в Белой башне. Даже Регана, похоже, вздрогнула от такого зрелища.
- Милорд, осмотрительно ли носить британскую корону, пока наша сестра еще у нас гостит?
- Ну да, ну да, лучше поддерживать притворство, будто бы не знаем, что Олбани подымает на нас армию. - Корнуолл снял корону и спрятал ее под подушкой у очага. - Я здесь должен встретить Эдмунда и обсудить с ним план сверженья герцога. Надеюсь, сестру твою переворот не заденет.
Регана пожала плечами:
- Коль кинется под копыта судьбы - кто мы такие, чтоб оберегать мозги ее от жома?
Корнуолл окутал ее своими объятьями и страстно поцеловал.
"О, госпожа, - подумал я, - оттолкни его, дабы не осквернить свои уста прикосновеньем к негодяйству". Но тут же мне пришло в голову - быть может, позже, чем следовало, - что вкус негодяйства она ощутит не больше, чем едок чеснока - смерденье розы изо рта визави. Она сама дышала негодяйством.
Герцог не выпускал ее из рук и пылко излагал о том, как ее обожает, - она же украдкой вытерла губы о рукав за его спиной. Когда в залу вступил ублюдок, она отстранила супруга.
- Милорд, - обратился к нему Эдмунд, мимоходом лишь кивнув Регане. - С замыслами насчет Олбани придется повременить. Взгляните на сие письмо.
Герцог принял пергамент из рук байстрюка.
- Что? - спросила Регана. - Что, что, что?
- Франция высадила десант. Пижон осведомлен о раздорах меж нами с Олбани и заслал свои отряды во все портовые города Британии.
Регана выхватила свиток у Корнуолла и прочла сама.
- Адресовано Глостеру.
Эдмунд склонился перед ней в притворном покаянии.
- Само собой, миледи. Я его обнаружил у графа в чулане и принес сюда, едва увидев, о чем оно.
- Стража! - крикнул Корнуолл. - Сыскать изменника Глостера! Его, как вора, свяжите и сюда представьте!
Я прикинул, как мне сбежать отсюда в кухню - быть может, найти Глостера и предупредить, что ублюдок его предал, но перед нишей, где я прятался, стоял сам Эдмунд. Выхода не было. Я открыл ставень бойницы. Если б даже удалось в нее протиснуться, до озера внизу - отвесная стена. Я тихонько прикрыл ставень и задвинул щеколду.
Засов главных дверей вновь громыхнул, и я припал к щели между стеной и шпалерой. Вошла Гонерилья, за ней - два солдата. Они под руки волокли Глостера. Старик, похоже, оставил все надежды и висел меж дюжими молодцами, словно утопленник.
- Вздернуть его на месте! - промолвила Регана, отвернувшись к огню погреть руки.
- Что значит это? Что за злые плутни? - осведомилась Гонерилья.
Вместо ответа Корнуолл протянул ей письмо и глядел герцогине через плечо, пока она читала.
- Вырвать ему глаза! - сказала наконец та, стараясь не смотреть на Глостера.
Корнуолл бережно вынул пергамент у нее из пальцев и положил ей руку на плечо, будто брат-утешитель:
- Предоставьте его моему гневу. Эдмунд, поезжай с моей сестрой. Тебе не годится смотреть на возмездие, которое должно постигнуть твоего отца. Посоветуй герцогу, к которому едешь, приготовиться как можно быстрее; мы обязуемся сделать то же самое. Между нами будут установлены непрерывные и быстрые сношения. Прощай, граф Глостер.
От подобного обращения Эдмунд не сумел сдержать довольной улыбки - он жаждал титула так много лет.
- Уже еду, - рек он в ответ и предложил руку Гонерилье. Она оперлась на нее, и пара двинулась прочь из залы.
- Нет! - воскликнула вдруг Регана.
Все замерли. Корнуолл шагнул вперед и встал между Реганой и ее сестрой:
- Госпожа моя, мы все должны теперь объединиться перед лицом иноземного захватчика.
Регана стиснула зубы и вновь отвернулась к огню, махнув рукой:
- Ступайте.
Эдмунд и Гонерилья вышли.
- Эй, привязать его к скамейке этой! - скомандовал Корнуолл страже. - Крепче вяжи корежистые руки. А потом валите прочь.
Солдаты привязали Глостера к тяжелому креслу и отошли.
- Вы в доме у меня, мои вы гости, - бормотал старый граф. - Опомнитесь!
- Предатель низкий! - воскликнула Регана. - Мерзкий изменник! - Она вырвала письмо из рук супруга и швырнула пергамент в лицо Глостеру. Потом вцепилась графу в бороду и дернула посильней. Старый Глостер взвыл. - Так сед и так коварен!
- Нет, злая женщина, я не предатель, - отвечал тот. - Клянусь богами кроткими, бесчестно седую бороду мою позорить! Я верен королю.
Регана дернула его за бороду еще разок:
- А, сэр! Какие письма от французов ты получил? Что за сношенья ты имел с врагом, ворвавшимся в наш край?
Глостер перевел взгляд на пергамент, валявшийся на полу.
- Положим, письма я и получал, но от того, кто не замешан в дело, - не от врага.
Корнуолл подскочил к Глостеру вплотную и, схватив сзади за волосы, отогнул ему голову назад:
- А короля безумного в чьи руки ты отдал? И не увиливай. Мы знаем правду.
- В Дувр. Я отправил его в Дувр. Несколько часов назад.