Четыре мушкетёра (сборник) - Лион Измайлов 10 стр.


По ровному шуму воды в ванной Король догадался, что его жена звонит по телефону. Сам он, когда делал то же самое, одной рукой держал телефонную трубку, а другую подставлял под струю воды и двигал ею туда-сюда, имитируя своё пребывание под душем. Король послушал некоторое время ровный шум воды и пошёл обратно в кабинет. Там он сел за стол и начал думать. Но думалось не о том, о чём надо было. Лезли на ум какие-то обрывки подозрений и разговоров о том, что якобы его жену в последнее время иногда видели с каким-то красавцем делового типа. Называли даже имя - Жора. Пока красавец был один на один с Анной Леопольдовной, Короля это волновало мало: ему ничуть не было его жалко. Но теперь всплыла пропажа подвесок, и Король невольно начал склеивать обрывки своих подозрений.

- Жора, Жора, - стал он даже бормотать про себя, - как бы эта индюшка не распарилась и не снесла ему подвески. Анна! - Король выбежал из кабинета и застучал в дверь ванной. - Анна, отопри, есть дело!

Шум воды затих, и дверь открылась.

- Ты что-нибудь придумал? - почти радостно спросила Анна Леопольдовна.

- Да, кажется, придумал! - зло сказал Король. - Я должен увидеть подвески завтра!

- Через неделю!

- Через неделю? Да ты с ума сошла!

- Это ты сошёл. Сам же говорил!

- Через день!

- Через шесть дней!

- Через два дня!

- Через пять дней!

- Через три дня, и ни часу дольше!

- Через четыре дня, и ни минуты раньше!

- Через три дня и двенадцать часов!

- Через три дня и двенадцать часов!

- Ну, смотри! - И Король выбежал из дому, громко хлопнув дверью.

Анна Леопольдовна с минуту постояла в задумчивости и бросилась на телефон. Набрала номер Бэкингемского, ответил женский голос.

- Мне нужен Бэкингемский, - сказала Анна Леопольдовна максимально нежным голосом. - На работу не пришёл? А мне пять минут назад сказали, что куда-то вышел. А что с ним? Командировка. А куда, не скажете? Нет, ну ладно!

Она встала и начала ходить по комнате, обхватив голову руками. Потом пошла на кухню и принесла стакан. Села к телефону и набрала номер. Ответил тот же женский голос.

- Бэкингемский? - спросила Анна Леопольдовна, поднеся ко рту стакан. - Как то есть нет? Это минразпром? Из арбитража говорят. Мне нужен Бэкингемский. А где он? Какая ещё командировка, когда у него здесь такие дела? Куда он уехал? Ах, в Одессу! Когда? Сегодня? Пять минут назад? Ладно, отдыхайте!

Она положила трубку и всё поняла. Её провели как девочку. Ясно, что этот стервец поехал греть руки на сиянии её алмазов.

Ах он сволочь! - Анна Леопольдовна опять забегала по комнате. - Ведь как про любовь навешивал! Ах, дуры мы, бабы, дуры! Я ему" подлецу, самое дорогое отдала - душу свою, сердце, а ему, паскуде, ещё н подвески вынь да положь. "Для измерения глубины чувства, в доказательство любви". Теперь понятно. Ну ладно, голубчик! Я тебе покажу любовь, я тебе измерю глубину чувства!

И Анна Леопольдовна, быстро одевшись, выбежала из квартиры. Но в лифте она вспомнила, что не знает, как он поедет в Одессу - самолётом или поездом, и, доехав до первого этажа, снова нажала кнопку своего. Вошла в квартиру и опять набрала номер Бэкингемского.

- Девушка, - сказала она неожиданно тонким девичьим голосом, как бы не знавшим ещё ни табачного дыма, ни тонких вин, - скажите, а Жорик уже уехал? Уехал. Какая жалость! Это его двоюродная сестра говорит. А вы не знаете, во сколько у него самолёт? Ах, поездом. А во сколько поезд? А-а, спасибо, спасибо. Просто мне надо ему кое-что передать. До свидания.

Анна Леопольдовна положила трубку и посмотрела на часы. Оставалось полчаса. Она снова выбежала из квартиры и помчалась на вокзал.

Поезд ещё стоял на перроне. Она пошла вдоль, ища вагон "СВ" - Жора в других не ездил. Нашла и в третьем окне увидела Жору. Он снимал пиджак. Она постучала ему и, когда он обернулся к окну, ослепительно улыбнулась и послала воздушный поцелуй. Он приветливо улыбнулся ей в ответ и показал знаком, чтобы она зашла в вагон. Она зашла, вошла в купе, но Жоры там не оказалось. Она заглянула в соседнее купе, потом во все остальные, в тамбур, но его нигде не было. Анна Леопольдовна заметалась по вагону, но в это время провожающим велели проверить, не остались ли у них билеты отъезжающих, и покинуть вагоны. "Уехать с ним", - промелькнула мысль, но проводница вежливо напомнила ей, что пора. Она вышла из вагона, недоумевая, куда Жора мог запропаститься, и пошла по перрону, оставив в Жорином купе свою гордую осанку. Поезд тронулся. В это время Жора вышел из туалета, снова запер его своим ключом и пошёл в своё купе, на всякий случай озираясь.

Анна Леопольдовна продолжала идти по перрону, пока не поняла простую истину: "Сутки поездом - час самолётом". После этого она побежала и через пятнадцать минут была уже в квартире Кати Бонасеевой, запыхавшаяся и встревоженная. Но муж был дома, и она так и сидела перед Бонасеевой - молча и тяжело дыша. Та тут же сообразила, что произошло нечто, и громко, но ласково крикнула:

- Миша, ты не сходишь за хлебом? Анна Леопольдовна будет у нас обедать.

- Хорошо, котик, я сейчас, я мигом слетаю, - быстро согласился покладистый профессор и ушёл.

- Слушай, Катя, я погибла. - И Анна Леопольдовна как на духу рассказала Бонасеевой всю историю, опустив лишь те места, где она выглядела не самой проницательной женщиной в мире. Получилось так, что она чуть ли не связала Жору у него на квартире, ворвавшись туда среди ночи, и только после жестокого избиения и пыток, которым она его подвергла, он наконец согласился взять у неё подвески. Истории же с поездом вроде как и не было.

- Нет ничего проще, - ответила Катя. - Пишите ему записку. Миша сейчас придёт из булочной и поедет в Одессу.

- Катя, я всё оплачиваю плюс наградные, но я могу быть уверена?

- Конечно, дорогая. Только где его там искать?

- Надо послать Михаила самолётом. Тогда он встретит Жору прямо у поезда, вагон номер семь или восемь, я точно не знаю, но это неважно, он его сразу узнает: Жора там - самый красивый.

- Ну если так, то даже Миша догадается. Но только какой номер поезда?

- Ой, номера не знаю. Но точно знаю, что самый фирменный. Потому что Жора в других не ездит. Всё же такой работник такого министерства. Престиж и прочее…

- Он всё сделает, как вы велели. Не беспокойтесь. Только что ему делать, если он найдёт Жору, а тот не отдаст эту вещь?

- Ах да, я и забыла! Жоре надо же вернуть деньги. И на дорогу Мише. Как ты думаешь, сколько ему надо на всё, кроме стоимости подвесок?

Катя активно зашевелила губами, потом начала загибать пальцы на руках.

- Я думаю, что не больше тысячи рублей.

- Как тысячи?! - удивилась Анна Леопольдовна.

- Ну как же, Анна Леопольдовна, посчитайте сами. Ведь до аэропорта надо на такси? Правильно?

- Правильно.

- А меньше чем за двадцать рублей туда и обратно никто не поедет. Так?

- Так.

- Билетов нет, доставать надо?

- Надо.

- А там гостиница нужна?

- Нужна.

- Считаем: гостиница пять рублей за сутки плюс пятьдесят за то, что мест нет, а тут найдётся. Так?

- Ой, ладно, я согласна. Пока мы считаем, поезд уже прибудет. Я бегу за деньгами, а ты пока подготовь мужа.

- Хорошо. Ждём вас с полутора тысячами и - в аэропорт.

- Как с полутора? - опять удивилась Анна Леопольдовна.

- А мне за моральные издержки? Ведь три дня и двенадцать часов без мужа. Я же молодая женщина, Анна Леопольдовна.

- Ах, ну тебя! Ты всё шутишь. Я побежала.

В дверях лифта она столкнулась с Бонасеевым.

- А как же обед, Анна Леопольдовна? - удивлённо спросил он и развёл руками, в одной из которых болталась авоська с хлебом.

- В следующий раз, - улыбнулась Анна Леопольдовна и исчезла в лифте.

Бонасеев вошёл в квартиру, и Катя с ходу набросилась на него:

- Переодевайся в светлый костюм, вот другие ботинки.

- Так ведь обед отменяется вроде, - недоумевал профессор.

- Какой обед?! Ты едешь в Одессу! Чемодан я сейчас соберу. Вот смотри: плавки, полотенце…

- В какую Одессу? Зачем?

- Так надо. Я всё сейчас объясню!

- Никуда я не поеду.

- Ну конечно, Миша, ты туда не поедешь. Ты туда полетишь самолётом.

- И не полечу. Что у тебя за взбалмошный характер! Это всё она, да?

- И она, и я. Ты сейчас всё поймёшь. Надо встретить в Одессе фирменный поезд и там, в седьмом или восьмом вагоне, найти самого красивого мужчину. Понял?

- Катя, не надо, мне надоели ваши красивые мужчины. Опять какой-нибудь Жора…

- Откуда ты знаешь? - насторожилась Бонасеева.

- Откуда, откуда… мало ли откуда. Я не хочу потакать тебе в твоих махинациях. И товарищ Ришельенко мне советовал…

- Ришельенко? - уже испугалась Катя. - Ты с ним знаком?

- Я - да и тебе советую. Очень порядочный человек. Так что я умываю руки. И ухожу, чтобы ты не утомляла себя бесплодными попытками уговорить меня. - И он направился к двери.

- Ты куда? - в ужасе вскричала она.

- На кудыкину гору! - ответил он и тихо закрыл дверь с другой стороны.

Катя с минуту стояла в растерянности, потом начала набирать телефонный номер, но тут же бросила трубку, встала и забегала по гостиной. Два противоречивых чувства раздирали её на две примерно одинаковые части: ощущение, что просьба Анны Леопольдовны не может быть выполнена, и чувство, не рекомендующее так просто отказаться от наметившихся денег.

"Да, дела, - произнесла она про себя. - Но как же быть?"

В это время послышались шаги по коридору, и в дверях появился человек, снимавший у неё комнату.

Глава 14
Любовник и муж

- Могу вам сообщить, что профессор ваш - изрядное трухло.

- Ой, да я знаю это, что ты меня убеждаешь, - рассеянно отвечала Катя. - Кстати, ты, значит, слышал весь разговор?

- Извините, но невольно пришлось. Всё происходило так громко…

- Зови меня на "ты", мы ведь пили на брудершафт.

- Ну хорошо, ты. Я, может, смогу тебе чем-то помочь?

- Ты - помочь?.. - задумалась Бонасеева. - А впрочем, почему нет? - Она даже обрадовалась. - А ты сумеешь сделать, что требуется? Ты ведь слышал, что?

- Да, пришлось услышать. Так что инструкции не надо.

- Но я боюсь, ты справишься?

- А чего справляться? Жору я знаю, слава богу, виделись, знакомы. - Вартанян приналёг на слово "знакомы".

- Не надо, милый, ты же всё узнал. Это герой не моего романа. - Она впервые назвала его "милый", что пустило по его лицу изрядное количество красной краски. Катя, естественно, это заметила и поняла, что надо и дальше так поступать. - Действительно, тебе будет проще, если ты его знаешь, - продолжала она. - Но трудность в другом. У меня сложилось впечатление, что он не очень хочет отдавать эти подвески, даже если ты будешь возвращать ему деньги.

- А что же тогда делать?

- Вот тут-то и надо будет сообразить.

- Но как бы то ни было, если подвески едут в Одессу, их легче заполучить будучи там, чем будучи здесь. Так что надо ехать, а там разберусь! - Душа Вартаняна лопалась от распиравшей его любви и так оглушительно пела, что слабый голос разума был абсолютно не слышен.

- Но что это?! Кто-то выходит из лифта, мужские голоса.

Бонасеева схватила Вартаняна за руку и заметалась по квартире. Но Вартанян знал, куда бежать. Он увлёк её в свою дальнюю комнату, где оба залезли в большой платяной шкаф. Там ему поневоле пришлось обнять её, потому что было очень тесно и руки иначе в шкафу не умещались.

В это время дверь отворилась и послышались уже более отчётливо два мужских голоса, один из которых принадлежал профессору.

- Она уже ушла"- констатировал этот голос* Давайте посмотрим в других комнатах, - не терял надежды другой голос.

Они ходили по квартире, неумолимо приближаясь к комнате Вартаняна. Бонасеева начала дрожать, и Вартаняну, чтобы не было заметно извне, не оставалось ничего другого, как начать дрожать в противофазе.

- Да, не видно, - сказал другой голос" когда оба зашли в комнату Вартаняна. - А чья это комната? Тот самый жилец?

- Тот самый, - подтвердил профессор,

- А где он сам?

- Да учится, поди. Он малый вроде ничего.

- Все они ничего. Ух ты, какой у вас шкаф! В антикварном покупали или но наследству достался?

- Это супругиной бабки шкаф.

- Да, знатный шкаф. Ну, ладно. Если её нет, то давайте хотя бы попробуем понять ещё раз, чего она от вас хотела в Одессе.

- Так я, товарищ Ришельенко, вроде всё рассказал.

Обладатели голосов вышли из комнаты и, громко топая, удалились.

Бонасеева в шкафу первая очнулась от оцепенения, в которое оба впали во время разговора о бабушкином шкафе, и прошептала:

- Ах, подлец! Так он Ришельенко привёл!

Вартанян очнулся от Катиного шёпота и, ввиду того что шептаться было опасно, крепко, но неумело поцеловал её. Старый шкаф на миг вздрогнул - но только для соблюдения приличия - и затих на весьма продолжительное время, что было очень полезно для требуемого в данной ситуации режима тишины. А профессор и Ришельенко там, вдали, продолжали беседу.

- Ну, я понимаю, - говорил Ришельенко, - лететь в Одессу, встретить красавца мужчину. А если у вас и у вашей супруги разные вкусы? Тогда вы встретите не того мужчину?

- Ну, она ведь, наверное, знала, что там такой один на два вагона.

- Ладно, допустим, один. Вы к нему подходите, а он вам говорит, что он не красавец. Вы ему: "Вы красавец", - а он вам: "Нет, я не красавец". И что тогда?

- Не знаю. Я об этом и не думал. Я считал, что он знает, что он красавец.

- Да, странная просьба, - задумался Ришельенко.

- Хорошо, что я не успела рассказать ему всё, - снова зашептала Бонасеева, но тут же губы её оказались заняты страстным поцелуем Вартаняна, который после первого поцелуя готов был лететь куда угодно, причём лучше, если вместе со шкафом.

- Вы немного поторопились, товарищ Бонасеев, - сделал наконец вывод Ришельенко. - Если бы вы ещё чуть-чуть её послушали, нам теперь было бы куда проще.

- Поймите, я не мог её больше слушать. Мне надоели эти махинации. Я и вас привёл сюда не для того, чтобы распутывать паутину заговора, а для того, чтобы вы её как следует припугнули.

- Боже, сейчас должна прийти Анна Леопольдовна, - в ужасе прошептала Бонасеева. - Что же будет?

Ответом ей было то, что и должно было быть: Вартанян снова принялся её целовать. Причём делал он это добросовестно, как в детстве учили его делать любое дело, за которое берёшься.

- Да, может быть, вас это заинтересует, - вспомнил вдруг профессор. - Как раз перед этим разговором у Кати в гостях была Анна Леопольдовна.

- Так-так, - оживился Ришельенко.

- Это её подруга, жена директора магазина.

- Анна Леопольдовна, её подруга? Интересно. И зачем она приходила?

- Я не знаю, я как раз в булочной был.

- А в булочную вы сами пошли или жена вас попросила?

- Катя попросила. Сказала, что Анна Леопольдовна будет у нас обедать. А она передумала и ушла.

- Ну что же вы сразу не сказали? - обрадовался Ришельенко. - Теперь кое-что прояснилось.

- Доверься дураку, - начала Бонасеева, но вовремя замолчала, чтобы не дать повода Вартаняну поцеловать её ещё раз - не потому, что ей это было неприятно, просто она боялась, что он с непривычки объестся помадой и не сможет лететь в Одессу.

- Ну, спасибо вам, профессор, - стал прощаться Ришельенко. - Вы очень нам помогли.

- Скажите, а Кате ничего не будет? - испугался Бонасеев.

- Скорее всего, ничего.

- Ну ладно, тогда я пойду с вами вместе. Мне вообще-то давно в институте надо быть, а я вот с этим делом тут замешкался.

И они оба ушли. Молодые люди вышли из шкафа, посмотрели друг на друга, но Вартанян уже не смущался от взгляда Бонасеевой, так как чувствовал себя большим. Они прошли в гостиную и ходили по ней, не зная, о чём говорить.

- Так, - опомнилась первой Бонасеева. - Мы совсем упустили из виду, что Анна Леопольдовна не должна знать, что едешь ты, а не мой муж. Как только раздастся звонок, иди в ванную и пускай воду. Я скажу, что это муж принимает душ перед дорогой. Понял?

Она говорила это таким властным голосом, что Вартанян и представить себе не мог, как он целовал эту женщину пять минут назад. Она ещё что-то вспомнила, подошла к зеркалу, поправила причёску и заново накрасила губы, реставрировала на лице оставшуюся косметику и наложила новую в тех местах, где она стёрлась. После этого Бонасеева показалась Вартаняну прекраснее в два с лишним раза. Он снова шагнул к ней, весь охваченный любовью. Она позволила поцеловать себя ещё раз и ещё, а потом, хотя и не без её ведома, получилось так, что они сели на диван и долгое время в квартире стояла полная тишина, нарушаемая лишь стуком капель воды из неисправного крана в ванной.

Но Бонасеева сделала наконец вид, что с трудом взяла себя в руки, из которых на самом деле она себя и не выпускала.

- Милый, теперь не время. Потом, после Одессы.

Она снова подошла к зеркалу и начала приводить себя в порядок. "Воистину, чтобы общаться с этим малым, надо иметь собственную парфюмерную фабрику, - думала она, подновляя в который раз лицо и придавая ему привычное для всех окружающих выражение. - И что это Анька телится с деньгами. Так все самолёты уйдут". Она посмотрела на часы.

Но вот раздался долгожданный звонок. Бонасеева поглядела в глазок, увидела Анну Леопольдовну, знаком скомандовала Вартаняну зайти в ванную и открыла дверь.

- Дорогая, что же вы так долго? Ведь поезд-то идёт всё это время.

- Так получилось. Потом расскажу. Где Михаил?

- Он, пока ждал, вдруг надумал душ перед дорогой принять. Говорите мне, что хотите сказать.

- Вот деньги. - Анна Леопольдовна прошла в гостиную и начала отсчитывать на столе купюры. Все были одна к одной по сто рублей. - Это тысяча двести вам с Михаилом…

- А где ещё триста?

- По возвращении, сейчас не сумела достать. А это, - она выложила ещё две пачки сторублёвок, - Жоре за подвески. Сначала надо дать ему одну пачку - здесь пять тысяч - и сказать, что остальное отдам тут, а если он начнёт артачиться - надо отдать и вторую. Но не всю. Сперва тысячу пятьсот рублей, а потом набавлять по пятьсот, если он будет продолжать артачиться. Поняла?

- Да, я поняла. - Бонасеева вскрыла обе пачки и стала пересчитывать купюры.

- Ты напрасно их пересчитываешь. Неужели ты думаешь, что можно в наше время лететь с такими деньгами в кармане?

- А где же их ещё прятать?

- Их вообще нельзя брать с собой! Мало ли что с самолётом может случиться. А тут такие деньги! Надо, чтобы Михаил отправил их туда аккредитивом.

- Значит, Михаила вам не жалко, а денег жалко, - обиделась Бонасеева.

- Да нет, ты меня неправильно поняла. Михаила тоже жалко. Но если деньги будут при нём, то не будет ни у тебя Михаила, ни у меня денег. А если раздельно, то хоть деньги останутся. Пойми, деньги-то без Михаила в самолёте никак не улетят. И поверь, дорогая, если бы можно было, неужели я не отправила аккредитивом для безопасности и Михаила тоже?

Бонасеева стала лихорадочно соображать. Авантюра грозила вот-вот рухнуть.

Назад Дальше