Вот уже дважды нас навещали сухогруз и водолей. Вроде выездного морклуба. Видели ЖЕНЩИН. Стояли бортами на кранцах. На время "майна-вира" малость потравили и сбросили почту. Корабли шли в СОЮЗ. Домой, значит. Не на Камчатку, но все-таки. С непривычки вроде и речь у них иная.
В тот день, однако, минуло семь месяцев, как мы в этих диких закоулках на шарике. Как рыбка на прикорме для субмарин супостатов.
Перископов не видать: мы не спецы в оптике, так что своих от чужих только по торпеде бы и отличили. Свои– то не тронут! А тут на горизонте появилась некая посудина. Мы её почти всей командой ходили смотреть в бинокуляр на мостик. Уж больно зачуханное судёнышко. Но со всех сторон, аки вилы из стога сена торчали антенны. По их конфигурации и величине нетрудно было понять назначение корабля. Такие именуют кораблями ОСНАЗ.
За всю мою службу мне не доводилось видеть этот "квазиголландец" не то что в базе, но и вблизи наших берегов. Слышал, будто даже при замене экипажа они не заходят в базу.
На вторые сутки ощетинившийся "рыбак" ошвартовался у нашего борта. Их леера едва доставали до моего иллюминатора.
Вполголоса переговорили с матросиком. Он в океане уже ВОСЕМЬ месяцев. Харчатся возле наших гидрографов, либо вояк, типа нас. Даже ремонтировались у какой-то плавбазы. В общем, не корабль, а некий плавучий секрет. Пожалуй, что и писать– то о нём если и можно, то вскользь. И команда с "гулькин фиг" на палубу метров сорок в длину, да четыре в ширину: не разгуляешься. Наверное в космическом корабле и то веселее. Вот где врачам– психологам поле деятельности! Каких и как подбирать сюда людей! И что ДЛЯ НИХ Родина! Они поплавали в нашем бассейне и пообедали у нас же, но явно отдельно: контакт, как видно исключён.
Скитальцы отдыхали в отдельном кубрике до ужина, после чего ихнее судёнышко отчалило навстречу штормам, пространству и времени. Ну а мы, даже не общаясь с ними успели их по-мужски полюбить. Это поистине сильные духом парни! Мы для них были хотя и кратковременной, но Родиной. И вот они безо всяких обиняков забрали на борт свои чалки и, как бы нехотя, отошли прочь. Затарахтели их дизеля, брызнув соляровым дымом. Набрав обороты, кораблик начал описывать круги прощания. И изо всех динамиков верхней палубы грянуло:
Прощай, отчий край,
Ты нас вспоминай!
Прощай, милый взгляд,
Не все из нас придут назад!
Наш старпом, будто спохватился и сказал радисту тоже дать "Славянку" на полную мощь наших ГГС (громкая связь). А наш знакомец, описав третий круг дал стрекоча к горизонту, где и пропал из виду, но не из памяти. По сей день слышится нам:
Летят, летят года,
А песня, ты с нами всегда!
Тебя мы помним
И в небе тёмном
Горит матросская звезда…
Не лепо ли нам, братие…
Они долго стояли на пирсе после ухода за горизонт родных кораблей. Нет, на этот раз многочисленные провожающие собрались здесь не в их честь. Теперь не им предстоит дальний поход к странам тропическим, не им будет светить Южный Крест в Индийском океане. И уже не их будут восторженно встречать на родном пирсе жёны и дети после очередного дальнего похода. В их грудь уже никогда не ударит, меряясь силой, шторм "сороковых ревущих". И не их сердца будут переполняться радостью при виде на горизонте белоголовых вершин вулканов Камчатки. Их отрешили от моря. А корабли, ставшие для них родным домом, лишили воинской чести и угоняют на чужбину. Там их растерзают на рваные куски металлолома. А души кораблей, мечась и стеная средь стихий, будут искать успокоения в царстве Нептуна. За что их так?! Ведь столько лет верой и правдой вершили они свой долг перед людьми! Могли бы вполне послужить ещё, а уж потом с честью передать морскую вахту молодым и крепким морским судам. Но нет…
И слышится этим людям в просоленных чёрных шинелях тревожный набат от самых древних инструментов на Руси: боевых рогов. Это они встарь поднимали дружины княжеские: "Вставайте люди русские!" Видно и впрямь говорят, что история мировая по спирали развивается. Пожалуй. Вот оно, "Слово о полку Игореве…"
Стоит лишь заменить три-пять слов, как ситуация подобно зеркалу отобразит сегодняшнюю действительность.
"А не пристало ли нам, братья, начать повесть о походах наших дальних и славных! И пусть ныне придёт и станет во главе соединения достойный мореход и учёный, коим был наш командир– основатель адмирал Ю. Максюта! И былая ракетно– космическая слава России возродится аки птица феникс из пепла! Пусть начнётся же песнь славная по былям нашего времени, а не по замышлению иносказателей!"
Мы, оставшиеся не по своей воле на берегу, верим, что из-за горизонта, скрывшего навеки наши легендарные корабли, в скором времени возникнут новые суда КИК. Водрузят на их мачтах боевые вымпелы, кои понесут наши преемники по мировому океану!!
Флотские байки
Суперстолик по блату
– Вы прибыли на Камчатку, в дивизию атомных подводных лодок! Дозиметристы будут направлены в службу радиационной безопасности (СРВ) и по экипажам, – объявил нам начальник СРВ капитан 3 ранга Найдель. И тут же зачитал списки. Мы, то есть я, Стае, Серёга и Лёша шли в экипажи Вереникина и Рябова. Но лодка пока была на дежурстве в океане и всех нас определили на "творческую работу" к тому же Найделю.
После муштры учебного отряда нам казалось, что попали в некий санаторий военного типа. Во-первых, в бане никто не орал, чтобы мылись пошустрее, а "кто не помылся, не постирался– пусть пеняют на себя: построение через 45 минут на улице". Да и этого времени позже может почти хватало, так ведь тазиков выдавали чуть больше половины от необходимых. Здесь даже можно было всласть попариться.
Правда, уже неспешно одеваясь в предбаннике, услышали:
"Эй, молодёжь, наверное есть хотите? Давайте на камбуз, там вам столы накрыли. Дежурный проводит!" Конечно хотим! Ведь трое суток впроголодь шли на теплоходе "Советский Союз". Много ли съешь в ресторане на рубль пять копеек в день!
И привели нас тут же, на ПКЗ (плавказарма) в столовку. Сразу предупредили: "Моряки, с голодухи не объедайтесь! А то попадёте в санчасть. Здесь вам не учебка и паёк автономный: всё даже при хорошем аппетите не съедите! Вечером ещё ужин и вечерний чай."
И действительно, еды было невпроворот. И после почти годичного бдения – поста здесь голова шла кругом: обалденная закуска, борщ со сметаной, причём сметану наливали САМИ! От второго шёл пряный запах добротного мяса, Компот натуральный и сколько хочешь, смачные куски малосольного янтарно-алого кижуча, а в довершении миска красной икры с сиротливо торчащей ложкой. Если честно, то изобилие всего граничило с издевательством. Плюс хлеб белый и чёрный, бородинский.
Но предупреждению вняли и на больничную койку не попал никто. Хотя многие не удержались и, скорее по привычке прихватили красной рыбки и белого хлеба: "Не распробовали!"
"Безлошадную" братию, то есть тех, кто пока без лодки, собрали в СРБ по принципу: "Алло, мы ищем таланты!" Нас причислили туда же на почти три месяца до конца похода нашей К-45. Стае вызвался художничать, я – чертить, а Филиппов с Брызгаловым сдуру решили, что соображают в столярном деле. Да так бы всё ничего, но только с этими самозванцами пришлось работать над общей идеей: оформление лабораторного корпуса. Михайлов тут же занялся росписью стен на подводные темы, мне не в диковину было чертить наглядные пособия. А вот эти балбесы, ни черта не смыслящие в столярном деле, титуловались краснодеревщиками. Уж мне ли не знать, бывшему столяру – краснодеревщику, насколько непросто сделать ту же табуретку! Поэтому и промолчал "в тряпочку".
А условия нам создали царские: огромная столярная мастерская, солнечные комнаты для черчения и рисования. И дела пошли… У нас со Стасом. А с ребятами пришлось повозиться "с нуля", иначе бы остались бедолаги как минимум без пальцев. Стоило мне включить циркулярку или другой станок, как они испуганно отскакивали от него. И правильно делали: нечего лезть не зная ничегошеньки. Даже как включается агрегат. И Найдель хорош: допустил этих олухов, даже не проверив.
По моим чертежам они "делали" витражи. В первый же день "деревообработчики" пытались лишить СРБ чуть ли не четверти запасов сухих досок. И напилили они гору чурочек, которые по их замыслу (и моим чертежам) должны были стать деталями будущих рам-створок. После моих замеров они так чурочками для растопки печей и остались: ни у одной "детали" не было припуска на обработку. Как Серёжа, так и Алексей впервые в жизни держали рабочие чертежи, возможно даже вверх ногами. Иначе увидели бы табличку размеров для заготовок.
Так и пошло: учёба, пробная работа и… в итоге приходилось переделывать заново самому. Кому понравится, тем более, что учениками мои подопечные были аховыми. Так что первый, комплексно изготовленный витраж был успешно предъявлен почти в срок. Но… развалился на демонстрационном столе. И был скандал. Нашей "фирме" грозил крах. А жаль, особенно Михайлову и мне, делавших свою работу "на ять". Да и жили мы с офицерским комфортом в отдельной каюте. Есть что терять.
"Объяснили политику момента" нашим соратникам со знанием дела, без синяков. Ведь "академиев не кончали", а коли назвался груздем, так полезай без обиняков в соответствующую тару. Не подводи товарищей. И ведь дошло: витражи стали выходить ежедневно и все целёхонькие. А я освободился для "творческой работы". Нас давно уже обихаживали как офицеры, так и мичманы со всей дивизии: скалки, кухонные доски, полки под обувь, шляпы, а то и книжные. Поделки расходились "на ура". Близился наш "звёздный час". А я решил тряхнуть стариной и сделал одному замечательному каплею за умеренную мзду шилом (спиртом) журнальный столик. Стосковавшись по настоящей работе, столик ваял как произведение искусства.
Целиком он был стилизован под берёзовый лист на трёх изящных сучьях. Стае делал роспись, за мной – сам столик. Да и не было тогда на Камчатке даже намёков на службу быта и сервис.
О нас пошла молва, будь она неладная. И вот однажды случилось нашему шефу "откушать" рюмку – пятую у того самого каплея. Конечно же, шила и в домашних условиях. Гвоздём гостеприимства был изящно сервированный журнальный столик. Начальник СРБ был сражён изяществом увиденного. А их жёны восторгались. Особенно та, которая Найдель.
– Аркадий, разбейся вдрызг, но возымей такое чудо!
– Милая, я завтра же познакомлюсь с мастерами – кудесниками. Будет тебе столик!
Знать бы нашему горе – заказчику, что ведёт он для знакомства "втихаря" нашего же начальника! И ведь привёл, вызвав Валеру, то есть меня… Найдель был огорошен такой презентацией молодых "краснодеревщиков". Неужто эти неумехи могли на самом деле сделать что-то путнее?! Но, вспомнив о том, что его дело приказывать, заключил:
"Мне до лампочки, кто у вас тут "самоделкин", но гарантирую экскурсию в трюма котельной ПКЗ, в случае невыполнения моего заказа. А так… будем считать, что я ничего не знаю". Дурак бы не согласился. Да и с чертежами я уже закончил, как и наш "айвазовский" свои росписи. Хотя через пару недель пришла из автономки наша лодка и "фирма" почила в бозе.
Гейша Люська
В тот день была Масленица. Никто на корабле про сей православный праздник как бы не поминал. Хотя и всуе даже замполит об этом дне не отзывался. Масленица, да и всё тут. Но блины на завтрак коки испекли отменные и подали с духмяным домашним вареньем, явно принесённым кем-то из корабельных. Вполне может, что тем же замполитом, а то и командиром. Всё ладилось на главном, штабном "тазике", как между собой почти ласкательно отзывались о корабле матросы.
Да и не только они. Ко всему к бородачу – Кэпу, то бишь командиру приставали как всегда некстати подчинённые "годки"-матросы. Да и старшины, хотя реже. Вынь – положь им животину на корабль, да и всё тут! Но не гоже, на флагмане разводить "псарню". Тут тебе и из штаба флота могут наехать, а то и вовсе из ГУКОСА (Главное управление космонавтики).
А уж про лампасников из ГУРВО (Главное управление ракетных войск) и вспоминать тошно: всё не по ихнему. В экипажах соединения зелёномундирщиков иначе как "сапоги" не именовали.
А тут ещё и псину на общий догляд… Да нет, нет и нет! И старпом туда же: "Чего ерепенишься… Салага. Послужи с моё!
Приедет какая цаца и тычет во все дыры. Хорошо на "корытах" (потешное название "Чумикана" и "Чажмы"), – они осадистые и спасаются от супостатов на рейде. А тут отдувайся за всех! Вот и сегодня: устроили ярмарку на плацу! Прямо детвора. Бабу лепят с "бабанятами". Мореманы, мать их в душу! С глаз долой!
– Дежурный, построй-ка эту банду. Да нет, на стенке и построй. Замполита пригласи. Пусть растрясётся!
Тут же по громкой на палубе: "Малый сбор! Команде построиться на плацу. Форма одежды…" И через пару минут над Козаком горланили "Ур-pa!!" Замполит объявил, что сразу после обеда всем свободным от вахты – культпоход! С произвольной программой и по подразделениям. Значит не всем табором и куда хотят. А "хотеть" можно было в кафе и во Дворец культуры в кино. Хотя не возбранялось и на лыжах с креплениями на сапогах.
Муторно, но всё лучше, чем сидеть в кубрике или "ударно чистить снег от забора и до ужина".
Боцман трактовал на свой манер: "Любовь к морю прививается невыносимой жизнью на берегу!"
А в подтверждении своего кредо мичман Сероштан всегда задумчиво воспринимал зимние многомесячные походы в тропические широты: "Эта ж скока снега до конца зимы не вычистим и не вывезем! Опять пузы греть и шкафуты красить!" И провожал с нескрываемым сожалением оставшиеся на берегу трёхметровые сугробы. А тут этот дурацкий культпоход. Не иначе трюмные напьются! Нет, чтобы песочку на гололёд привезти! Эх…
Но строй матросов с "Сибири" неумолимо скрылся за углом ГАИ, удаляясь в сторону ДК "Меридиан". "Топ, топ, топает малыш!!" – Орали где-то уже на удалении лужёные глотки парней переделанный под строевую песню известный шлягер. Воцарилась тишина. И лишь поскрипывали трапы соседних "тазиков" и стучал о стенку неприкаянный лёд. Но ближе к ужину, а ещё вернее – к вечерней приборке "вольница" возвращалась на корабль. Ещё издалека было явно слышно, да и видно, что электрики не в меру возбуждены.
"Вот, поганцы! Всё таки хлебнули! Надо бы бычка (командира эл. мех. боевой части) позвать. Это его ребята ржут и горланят!" – прикидывал дежурный по низам мичман Ситников. Хотя странно как-то, вроде как в цирке над клоуном хохочут.
И лишь на подходе стало видно, что старшина Тимохин несёт Нечто за пазухой шинели. "Нечто" вырывалось и выразительно лаяло. В конечном итоге роба у Тимохи была попросту обоссана приёмышем. А, опорожнив мочевой пузырь на опешившего попечителя, чернявый Бузотёр (так нагло мог себя вести лишь уличный беспризорник) начал скулеть и злобно лаять, требуя снеди. Оказывается, что Тимоха "со товарищи" подобрали в фойе дворца распоясовавшегося щенка. По словам дежурной он беспрестанно "жрал и срал". А убегая от матросов стянул скатерть и разбил графин. В довершении занял круговую оборону в чьей-то помидорной рассаде у оконного витража.
Парни уж было отступились от четырёхлапого хулигана, но Пожилые тётечки – вахтёры умоляли забрать "куда глаза глядят" непрошенного квартиранта. При ближайшем досмотре выяснилось, что погром и свинство в храме культуры устроила дама, сиречь сучка. Васька из ПЭЖа поймал её и сразу определил: "Ах ты, сучка! Я т-те покусаюсь!" И отдал её своему старшине "для принятия решения". Решения он
принять толком не смог, а ОНА сожрала у него весь припасённый на вечерний чай запас медовых пряников. А когтями лапнула его по физии и порвала на робе край боевого номера.
– Во, мегера, чисто моя соседка Люська в коммуналке! Вот сучка, я вам скажу! И куда мы с ней, с этой фановой клоакой?
– А давайте её Люськой назовём! А, мужики?! – поддержал разговор стармос Будаков. И свершилось чудо: свежеиспеченная Люська воспряла своей ухмыльной мордашкой и выпрыгнула к ногам вахтенного на юте в шубе и валенках. Повиляла хвостом вроде как в знак согласия и… сделалалужу. Грянул хохот. Люську приняли. "Жюри" по достоинству приняли её антраша на "бис".
Ни секунды не сомневаясь в своей безнаказанности и вседозволенности, Люська смешно виляя задом попрыгала к люку на юте. Люк источал корабельное тепло. Уморительно, эдак нараскоряку, сучка продефилировала по трапу. И лишь команда "Начать приборку" отвлекла матросов от гостьи. Нет, уже, пожалуй не гостьи, а некой корабельной артистки в собачьей ипостаси. Она попросту стала членом экипажа "Сибири".
– Смир-рна! Дневальный на выход! – в суматохе рявкнул кто– то из электриков, увидев вошедшего в кубрик капитана 2 ранга старпома Гаранина. Офицер изумился такому служебному рвению старшины. Хотя все присутствующие явно опешили: начальник такого ранга их посещал если не совсем, то весьма редко.
Не смутился лишь пузатый щенок невесть какой породы с удивительно любопытными миндалинами глаз. Люська приветливо помахивала колечком хвостика и даже вопросительно тявкнула. Понимай: "Чего встал, видишь, люди приборку делают, а ты шлёндаешь по мокряди! Да уж ладно, сказывай, чего надобно!?" И тут же игриво мотнула головой и тявкнула.
– Так вот кого вы принесли на корабль без разрешения! Ты посмотри-ка, – на меня же и тявкает! Ты на кого хвост поднимаешь, цуцик эдакий?! Соображаешь? Я – старпом! Меня следует уважать и побаиваться. By компроме? По-французски ещё не шпрехает? Учите помалу. А вобщем, ладно, уговорил я командира. Пса оставьте. Но сразу к доктору. Где старшина команды? Ты будешь мне за него в ответе. Над животиной не измываться, гадостям не обучать. Всё остальное– по корабельному расписанию. Понял? Выполняй!
Щенок на время нотации предусмотрительно отошёл подальше и выслушал наставления из-под стола. При сём малышка как бы размышляла: "И чего этот пахнущий духами строгий дядька добивается от неё и почему все его так почитают? Но у него в руках не было даже веника, символа власти вахтёрш и уборщиц в ДК. Странно всё таки…"
Так у Люськи появились начальники большие, средние и старшина Терёхин – "папик". К ним добавились боцман со странным именем Сероштан. Ко всему он был мичман и от него вечно пахло краской и "шилом", хотя ни того, ни другого он с собой не носил. Боцман был убеждённый холостяк и считал свой корабельный образ жизни идеальным. А когда по вечерам он источал терпкий аромат "шила", то любил изливать душу Люське. Он гладил щенка и целовал в мордашку. Так они коротали вечера и собачонка виляла хвостиком, поскуливала, а то и подвывала на последнем слоге, когда Сероштан напевал: "Дывлюсь я на нэбо, тай думку гадаю".
Псина безропотно дала себя обследовать корабельному врачу и "приняла ванну". После чего дурашливо лаяла и чудачила. За что с камбуза принесли миску, а в ней мясной мосол. Трапезу молодая закончила компотом. Лакала и смотрела на всех вопросительно: "А что, молока нету?" Конечно нету. Но стали приносить из дому офицеры и мичмана: "Вот, принёс тут, для щенка!"
И непременно гладили смышлёную сучку – юнгу. Многим в благодарность она нежно лизала руку.
Никто не припомнит, чтобы Люську приучали к гальюну.
Не лаяла она и в адмиральский час, а тем более в командирском отсеке. Щенка привечали везде. Но мостик, санчасть и офицерская каюткомпания были для неё изначально табу. Люську представили экипажу на следующий же день на вечернем построении. Щенок полулежал на принесённом для него коврике, высунув язык и выставив пузико на всеобщее обозрение. Старпом не удержался: