Вторник, 18 марта
Утром мать отвезла меня в больницу. После терапии я навестил Салли и рассказал ей, что у моей жены роман с местным землевладельцем.
- Это похоже на латиноамериканский сериал, - заметила Салли.
- Нет, скорее на женский роман. Больному раком интеллектуалу изменяет жена, наполовину мексиканка, с вальяжным хозяином поместья и страстным любителем охоты на лис.
Мы посмеялись, хотя, уверен, никто из нас не находит в этой истории ничего смешного.
После ужина позвонил Гленн сообщить, что "это не он, который погиб". Я не понял, о чем он, и Гленн пояснил: его бронетранспортер шел третьим в колонне, а на придорожной мине подорвалась вторая машина. Один из его товарищей убит, другому ампутировали ногу.
- Это покажут в вечерних новостях, папа. Я подумал, ты посмотришь и решишь, что это меня убили.
- Но, Гленн, военные всегда сначала сообщают родственникам и только потом дают сведения в СМИ.
Гленн долго молчал, а потом сказал:
- Я просто хотел тебя предупредить, пап.
- Наверное, это было ужасно.
- Угу. В Англии я со всеми лажу. А здесь все кругом тебя ненавидят и хотят убить, и это не очень-то приятно.
Мы попрощались, и я уже собирался выключить телефон, как Гленн выпалил:
- Стой, пап, погоди, напомни-ка мне, за что мы воюем в Афганистане. А то я все время забываю.
Я вкратце перечислил основные пункты: демократия, свобода, права женщин, победа над Талибаном и тренировочные лагеря, где, если верить Гордону Брауну, готовят террористов для засылки в Англию.
- Но, папа, разве они не тренируют террористов и в других странах тоже?
Я был вынужден согласиться с сыном: вероятно, так оно и есть.
- Спасибо, пап. Пока.
Жена вернулась с работы подавленной. Глаза опухли, тушь размазана - похоже, она плакала несколько часов, не переставая. Я спросил, что с ней.
- Ничего.
Георгина достала бутылку вина из холодильника, взяла с полки два бокала. Разлив вино и закурив, она села и принялась обводить пальцем узор на скатерти.
У меня сердце сжалось:
- Это из-за Хьюго, да?
Георгина уронила голову на скатерть и зарыдала.
- Ты его любишь, Георгина?
Она кивнула и посмотрела на меня:
- Я больше так не могу. Эта любовь не приносит радости ни мне, ни Хьюго. Мы страшно беспокоимся о тебе.
- Сожалею, что порчу вам удовольствие, - саркастически заметил я.
- Давай без гадостей, Ади. Мы искренне переживаем. Хьюго считает, что правда убьет тебя.
- Может, он надеется, что правда убьет меня.
- Ты его совсем не знаешь, Ади. Он очень ранимый и заботливый. Мы ведь не собирались влюбляться друг в друга, но так вышло.
- Ты уверена, что он тебя любит?
- О да! С ним никогда ничего подобного не случалось. Он полюбил меня, стоило ему увидеть, как я курю на улице у "Медведя". Говорит, я самая красивая женщина, какую он когда-либо встречал. Он обожает меня. И мы с ним разговариваем, Ади. Он восхищается моим умом.
- Ну, своего-то у него кот наплакал.
- На самом деле Хьюго очень смекалистый, - возразила Георгина. - Вот ты, к примеру, сумеешь освежевать кролика? А управлять квадроциклом? И держать в узде штат в двадцать пять человек? Только потому, что он не сидит день-деньской, уткнувшись в книгу…
- По тебе видно, - перебил я, - что ты сегодня много плакала.
- Да, я плакала в его объятиях. Он предложил переехать к нему. Я ответила, что не могу тебя оставить. Только не сейчас, когда ты так тяжело болен.
Дневник, совершенно спокойно я произнес:
- Мне не нужно, чтобы каждое утро, не успев проснуться, ты щупала мне пульс. Переезжай к нему, Георгина, так будет лучше. Мой рак - еще не причина, чтобы удерживать тебя здесь против твоей воли, верно?
Я упрашивал ее уехать, она отказывалась. Когда Георгина заперлась в ванной, чтобы поправить макияж, я вынул ее мобильник из сумочки и набрал номер Фэрфакс-Лисетта.
От ответил мгновенно:
- Дорогая?
- Это не ваша дорогая, это муж дорогой.
- А! Чудесно! Как вы, дружище?
- Я все знаю. И отправляю к вам жену. Можете забирать ее.
- Послушайте, Моул, это очень достойно с вашей стороны. Когда первая жена бросила меня ради жокея из Охотничьего общества, я гонялся за этим гномом с плеткой. Мерзавец не мог сесть на лошадь до конца сезона.
- Мы, Моулы, на рожон не лезем, но гнев наш обладает разрушительной мощью, и горе тому, на кого он направлен. Кассирше из "Спара", обсчитавшей мою мать, пришлось перебраться в соседнюю деревню.
- Нам надо поговорить как мужчина с мужчиной, - вкрадчивым тоном предложил он. - Могу я к вам приехать?
Дневник, меньше всего на свете мне хотелось перепалок на повышенных тонах, истерических признаний в любви и слезных просьб о прощении. Но именно это я и получил. Когда приехал Фэрфакс-Лисетт, начали мы с ледяной вежливости, но очень скоро докатились до вивисекции - резали по живому наш брак.
Упреки сыпались один за другим, и кроме многого прочего, выяснилось, что мои "вечные разговоры о политике" причиняли жене "невыносимые душевные страдания".
- Меня абсолютно не волнует, кто и что сказал на заседании какой-нибудь парламентской комиссии, - бушевала она. - Наверное, ты единственный человек во всей Британии, который смотрит трансляции из парламента. А смотришь ты их только потому, что жаждешь охмурить эту наглую тварь, Пандору хренову Брейтуэйт.
Дневник, она была права лишь отчасти. Меня и в самом деле живо интересуют мельчайшие подробности утверждения ежегодного бюджета.
- Когда я только влюбилась в тебя, я думала, ты - прикольный придурок, но с тех пор я поняла: в тебе нет ничего прикольного, ты просто придурок!
Вот тут я утратил самообладание, схватил любимую кружку Георгины с логотипом "Тейт Модерн" и швырнул о стену.
- Скотина, как ты мог! - завопила Георгина. - Эта кружка была единственной ниточкой, связывающей меня с прошлой жизнью!
Фэрфакс-Лисетт по большей части помалкивал, но когда на шум явилась моя мать узнать, что у нас происходит, и обозвала его "звездюком и жертвой инцеста с банановой пипкой вместо подбородка", он взревел:
- Я забираю Георгину из этого адского гадюшника!
Георгина обернулась к моей матери:
- Вы ведь присмотрите за Адрианом, Полин?
- Я присматриваю за ним почти сорок лет, - ответила мать. - Я рожала моего сына тридцать шесть часов в страшных муках из-за его необычайно большой головы. Так что вряд ли я его сейчас возьму и брошу.
Георгина отправилась в нашу спальню, и я услыхал, как она снимает чемодан с верхней полки гардероба.
Вернулся Бернард (он был "в гостях у приятеля") и застал на кухне такую картину: я, мать и Фэрфакс-Лисетт сидели за столом в полном молчании. Бернард как ни в чем не бывало пожарил себе яичницу с беконом и сел ужинать с "Англосаксонскими манерами" Энгуса Уилсона; книжку он прислонил к вазе с фруктами. Как ни странно, поведение Бернарда подействовало на нас отрезвляюще, и, когда Георгина спустилась из спальни с двумя явно увесистыми чемоданами, мы попрощались достаточно благопристойно. Впрочем, Бернард сказал-таки Фэрфакс-Лисетту:
- Я еще помню времена, когда мужчина, укравший чужую жену, был вынужден убираться вместе с ней из Англии в одну из наших колоний. Вы жалки, сэр.
После отъезда Георгины с Фэрфакс-Лисеттом мать всплакнула:
- Я любила ее, как дочь. Мы с ней были родственные души.
- А я одно время любил принцессу Маргарет. Писал ей письма каждый день и каждый четверг посылал дюжину темно-красных роз. Но она вышла за этого колченогого коротышку, Энтони Армстронга-Джонса, и я был в отчаянии. Поехал на побережье, написал Маргарет прощальное письмо и уже собрался броситься в море со скалы, но тут пошел дождь. Тогда я сел в машину и вернулся домой. - Бернард глянул на меня: - Не грусти, цыпленочек. У тебя еще остались мы с твоей матерью.
Итак, дорогой дневник, кошмар начинается. Отныне мое здоровье и счастье в руках моей матери, Бернарда Хопкинса и государственной медицины.
Среда, 19 марта
Рано утром спустился на кухню, а там - моя жена. Она сидела за столом, пила кофе, сваренный в большом кофейнике.
- Ты вернулась, - сказал я. - Я знал, что так и будет.
- Мы не обговорили ситуацию с Грейси. Я хочу забрать ее. Ты ведь сейчас не можешь заботиться о ней, верно?
Я представил, как дочка скачет на Нарциссе и кричит: "Папа, смотри!" - Фэрфакс-Лисетту кричит.
- Нет, - тряхнул я головой, - Грейси останется здесь, со мной.
Георгина налила мне кофе:
- Без меня ей будет не очень хорошо. И честно сказать, Адриан, не думаю, что твоя мать или Бернард Хопкинс годятся в воспитатели маленькому ребенку. Я разбужу ее минут через пять, одену и отведу в школу, а днем заберу ее оттуда.
Четверг, 20 марта
Нельзя было сдаваться без боя, но, с другой стороны, не мог же я вырвать девочку из рук матери. Пришлось соврать Грейси, что она отправляется в Фэрфаксхолл на каникулы, и с вымученной улыбкой помахать ей вслед.
Отныне в доме нас осталось только двое - я и Бернард Хопкинс. И как мы дожили до такого?
Днем зашел Бретт с предложением хлопнуть Фэрфакс-Лисетта.
- По плечу или по заднице? - спросил я.
- На фене "хлопнуть" значит "убить", - вставил Бернард.
- Да знаю я, что это значит. Читал про братьев Крей, сначала они хлопали, потом отсиживали.
- Я всего лишь хотел помочь, братан, - сказал Бретт.
- Просто интереса ради, сколько стоит хлопнуть кого-нибудь? - полюбопытствовал Бернард.
- В провинции-то? - скроил гримасу Бретт. - Непозволительно мало.
Когда мы ехали в больницу, мать с уверенностью заявила:
- Георгина скоро устанет от Фэрфаксхолла, там столько прислуги! - Обогнав трактор на крутом повороте, мать продолжила: - И зачем, спрашивается, таскаться в Париж за шмотками, когда в Лестере можно купить почти то же самое?
- В Париж? - эхом отозвался я.
- Да, они едут туда на выходные. Он "хочет видеть ее в "Диоре"".
- Она мне и в "Монсуне" нравилась, - пробормотал я.
Мать погладила меня по руке:
- Хотелось бы мне посмотреть на его физиономию, когда он войдет в спальню и увидит все это шикарное барахло разбросанным по полу.
Дома меня ждало письмо - приглашение на свадьбу от Найджела и Ланса, адресованное мистеру Адриану и миссис Георгине Моул. В приписке требовали подтвердить наше участие в церемонии, поэтому я ответил:
Дорогие Найджел и Ланс,
Спасибо за приглашение для меня и моей жены. Я с радостью приду на вашу свадьбу 19 апреля. Однако за жену ручаться не могу, поскольку она теперь живет со своим любовником. Ее новый адрес: Фэрфаксхолл, Мангольд-Парва, Лестершир.
Искренне ваш,
Адриан.
Георгина
Глаза твои, губы - не скрою,
Без них я бы прожил. Но, мой свет,
Без ласк твоих я волком вою,
А тебя здесь нет.
Не профиль твой с розовою щекою
Нарушит сон мой и покой.
Но какую книгу ни открою,
Я слышу голос твой.Газеты листаю,
Смотрю ТВ,
Ни слова не понимаю…
Вернись ко мне.Сожгу кардиганы,
Очки куплю классные,
Хрумкать перестану
И сольюсь с массами.
Научусь рок-н-роллу,
Полюблю сериалы,
Эстраду, и соул,
И транссексуалов.
"Большой брат" в день по два раза -
Прямой эфир и повтор.
Наберусь ума-разума,
Читая "Хелло!".
"Икс-фактору" я больше не враг,
А "Новости" - чушь, следы на песке.
Вернись, Георгина, разожги мой очаг, Стынет твой рыцарь в тоске!А. А. Моул (муж Георгины Моул)
Пятница, 21 марта
Страсти? Ну, не знаю…
С тех пор как Георгина ушла, дом словно мертвый. Это она включала свет по вечерам и ставила цветы в вазу, она поправляла сбившиеся половики и взбивала подушки. Мне не хватает ее многочисленных бутылочек в ванной и глянцевых журналов, которые она держала рядом с унитазом. Их теперь доставляют в Фэрфаксхолл?
И я не думал, что буду так сильно скучать по Грейси. Мне не хватает физического присутствия этой неукротимой девочки, ее энергичной манеры осваиваться в этой жизни. И ее маленьких цепких рук, обвившихся вокруг моей шеи. Ее песен собственного сочинения, которые она распевала в ванной, - мне не хватает незыблемости ее мира. Она знать не знает о распространении ядерного оружия и о том, сколько горя приносит чересчур безоглядная любовь.
Я не могу представить мою жену с другим мужчиной. О чем они разговаривают? Известно ли Фэрфакс-Лисетту, что из альтернативного рока Георгине нравится группа "Pulp", но она терпеть не может "Coldplay"? И что ее любимое число - шесть? И какой у нее порно-ник? (Синди Арнез, между прочим.) И что ее первое воспоминание в жизни - как на пикнике ее ужалила оса? Знает ли он, что она ценит Трейси Эмин, но Дэмиена Херста считает халтурщиком? И что она ненавидит чай с молоком? Сказала ли она новому сожителю, что у нее аллергия на луковицы гиацинтов, стиральный порошок с биодобавками и креветки? И как Фэрфакс-Лисетт справляется с ее предменструальным синдромом и с тем, что она до смерти боится муравьев?
А также в курсе ли он, насколько ему повезло?
Суббота, 22 марта
Позвонил Найджел:
- Жаль, Моули, что у вас с Георгиной так получилось, но прикинь, если мы устроим свадьбу в Фэрфаксхолле, это обойдется нам на порядок дешевле.
- Откровенно говоря, Найджел, ты меня разочаровываешь. Каждый раз, когда я слышу имя жены, от моего сердца откалывается кусочек, а ты только и думаешь, как бы сэкономить горстку пенсов на своей как бы не совсем свадьбе.
- Да ладно, Моули. Я люблю тебя сил нет, но она все равно бы от тебя ушла рано или поздно. Нельзя вырвать тепличное растение вроде Георгины Крокус из тропического Лондона и пересадить в каменистую почву Мангольд-Парвы. Оно завянет и умрет, так-то, приятель.
Я не позволил ему углубиться в эту садоводческую метафору:
- Свяжись с Георгиной по сотовому. - И повесил трубку.
Где тот человек, который бы мне посочувствовал?
Воскресенье, 23 марта
Георгина не подарит мне пасхального яйца в этом году. Я переживаю эту потерю очень остро.
Пока ее мать в Париже, Грейси живет у моих родителей. Вчера получил письмо.
Родителю/опекуну/ответственному за воспитание
Грейси Полин Моул
Вышеупомянутый ребенок записан на прием к педагогу-психологу доктору Мартину на 14.30 в пятницу 27 июня в Хейзлвудской клинике.
Зигмунд-хаус,
Кокфостер-лейн, 113.
Лестер.
Показал письмо родителям. Отец был категоричен:
- С Грейси нет никаких проблем, которые нельзя вылечить хорошей трепкой. Ты слишком мягок с ней, Адриан. Она об тебя ноги вытирает. У тебя на лице следы от ее ботинок.
- Не нужен ей никакой педагог-психолог, - поддержала его мать. - Все дети до пяти лет - полный караул. К примеру, ты в возрасте Грейси разговаривал с луной. Пригласил ее на свой день рождения, а потом плакал, потому что она не пришла. Помнишь, Джордж?
Отец согнулся от смеха и долго не мог слова сказать, но постепенно успокоился и предался уморительным воспоминаниям:
- А когда стемнело и на небе появилась луна, он вышел в сад и бросил ей сосиску в тесте.
В целом, приятно было наблюдать, как им весело вдвоем, пусть и за мой счет.
Понедельник, 24 марта
Утром мать привела Грейси. У бабушки с дедушкой девочка вела себя безупречно. Ни истерик, ни грубостей, ни бредовых фантазий, то есть с луной она в беседы не вступала.
Мать резко помолодела. Я спросил, уж не пользуется ли она защитной, питательной и якобы идеальной для кожи сывороткой "Бутс № 7". (Я слыхал, что женщины без ума от этого снадобья.)
- Нет, - ответила мать, - но я намерена ее приобрести. А выгляжу лучше, потому что сплю теперь по восемь часов. С тех пор как Гордон национализировал "Северную скалу", мы с твоим отцом можем наконец спать спокойно.
- Ты так говоришь о премьер-министре, что можно подумать, будто он твой закадычный друг, - сыронизировал я.
- Я чувствую, что Гордон втайне симпатизирует рабочему классу, и когда он более-менее освоится, то всем покажет, на чьей он стороне.
Я долго смеялся над умозаключениями матери, а потом кое о чем ей напомнил:
- Было время, когда ты похвалялась принадлежностью к среднему классу.
- Я никогда не причисляла себя к среднему классу, - отнекивалась мать. - Это все твой отец. Он полагал, что торговля электрообогревателями открывает ему двери в уборную для директорского состава.
Когда мать ушла, я с пристрастием расспросил Грейси о том, как ей живется в Фэрфаксхолле. Девочка поведала следующее:
- Хьюго и мамочка спят в большой кровати за занавеской… Хьюго подарил мне щеночка, я назвала его Снежок, потому что он весь-весь беленький. Хьюго учил меня ездить галопом на Нарциссе, а сплю я в кроватке для принцессы из ИКЕА.
Я спросил, не скучает ли она по мне, бабушке и дедушке Моул.
- Нет, - был ответ, после чего Грейси целиком переключилась на Бернарда, как раз раздававшего карты для игры в "Счастливую семью".
В самый кульминационный момент (мне оставалось заполучить мистера Булку, пекаря, чтобы выиграть) на кухню ворвался Бретт с криком:
- "Беар Стернз" лопнул!
Бернард, Грейси и я переглянулись в полном недоумении.
- Вы, конечно, понятия не имеете, что это такое? - презрительно спросил Бретт.
- Нет, - признался я, - но ты нам обязательно расскажешь, верно?
- Это один из самых крупных инвестиционных банков Америки, - снисходительно разъяснил мой полубрат. - Одно из наиболее престижных учреждений на Уолл-стрит.
- Свят, свят, свят, - откликнулся Бернард.