– Знаю, знаю. Тебе, с твоим юридическим умом, ясно, что это проступок, если не преступление. Что поделаешь! Деньги нужны Полли. Помню, Пудинг сказал, что она для меня как дочь, и не ошибся. Я чувствую к ней точно то же самое, что чувствует Эмсворт к свинье. До законов ли тут? Да, я кроток, я щепетилен – но ради нее с удовольствием стану злодеем. Словом, деньги мы берем.
– Почему "мы"?
Лорд Икенхем удивился:
– То есть как – почему? Поразительно! Я думал, это честь.
– Нет, – сказал Мартышка. – С меня хватит. Собачьи бега – ладно. Приехать без приглашения – допустим. Красть я не буду.
– Дорогой мой, подумай! Если бы не ты, у Полли были бы деньги.
– А, черт!
Мартышка густо покраснел.
– Значит, пойдешь?
– Д-да.
– Прекрасно. Я в тебя верил. Не надо так шутить со старым человеком, я чуть не испугался. Мне одному не справиться. Ты в голосе? Ах да, ты только что пел как соловей. Это хорошо.
– Почему?
– Потому что тебе придется ходить по газону и петь "На дивном, дивном, дивном берегу Лох-Ло-мон-да".
– Как это?
– Так. Очень просто. Данстабл почему-то сидит у себя. Его надо выманить. Даже такой неопытный вор, как я, видит, что красть лучше, когда нет хозяина. На благородную песнь о Лох-Ломонде он мгновенно отзывается. Ты будешь вроде сирены или Лорелеи. Приманив его, ты убежишь во тьму, а я – залезу в комнату. Все ясно?
– Тебя увидят.
– Ты вспомнил о Бакстере? Правильно, не забывай ни о чем. Но и я о нем не забыл. Я дам ему снотворное.
– Где ты его возьмешь?
– У Пудинга. Раньше он с ними не расставался. В этом своем клубе он не смог бы установить без них такой порядок.
– Как же ты его дашь?
– Уж придумаю. Наверное, он у себя?
– Возможно.
– Тогда я к нему зайду, спрошу о здоровье. Тут доверься мне. Ты вступишь в игру после обеда. Час "Х" – в 21.30.
Увидев Бакстера, граф сразу понял, что тот очень изменился. Как у Наполеона, у секретаря слабым местом был желудок. К вечеру стало полегче, но сейчас мысли о свинье снова все разбередили. Когда вошел лорд Икенхем, восемнадцать диких кошек уже как следует вгрызлись в его утробу. Поэтому он и не улыбнулся гостю. Как улыбнешься, если надо тащить Императрицу из ванной?
– Да? – спросил он сквозь зубы, переставая массировать жилет.
Лорд Икенхем ничуть не обиделся. У него хватало приветливости на двоих.
– Как здоровье? – спросил он. – Вы, наверное, думали, что ж это я не захожу, но столько дел, столько дел! То одно, то другое… Так как же здоровье? Живот схватило? Нехорошо, нехорошо. Все сокрушались о вас, я – первый.
– Обойдусь.
– Нет, что вы! Без жалости никто не обойдется, даже самый смиренный. Но я ею не ограничусь. Вот лекарство. – Он вынул таблетку. – Положите в воду, и как рукой!
Бакстер замялся, он не верил в жалость. Но вдруг он повеселел. Нет, он не думал, что герцог добр, – мало того, он думал, что герцог не узнает доброты, если ее подать на блюдечке, – но предполагал, что теперь, после такой услуги, тот не выгонит его из-за какого-то бала. Значит, шантажировать нечем.
– Спасибо, – сказал он. – Все понятно. Хотите меня обмануть…
Лорд Икенхем огорчился:
– Как вы подозрительны, Бакстер! Доверяйте людям.
– Вам что-то нужно.
– Только ваше здоровье.
– Хотите проверить, велика ли ваша власть?
– Какой слог!
– Нет, не велика. Все изменилось. Я оказал герцогу большую услугу, и он меня не уволит. Так что я вас выдам. Ык!
Лорд Икенхем посмотрел на него с сочувствием:
– Дорогой мой, вы страдаете. Примите таблетку, а?
– Вон!
– Как рукой…
– Во-о-он!
Граф вздохнул.
– Что ж, я уйду, если хотите, – сказал он и столкнулся в дверях с лордом Бошемом.
– Привет! – сказал Бошем. – Привет-привет-привет! Пип-пип.
Говорил он с чувством. Ему не понравилось, что злодей – у Бакстера. Детективы он знал не хуже брата, а потому помнил, что бывает, когда злодей зайдет к кому-нибудь. Вроде бы просто заглянул, а на самом деле принес кобру. Сам попрощается, а старая добрая змея сидит за гардиной.
– Привет! – закончил он. – Ничего не нужно?
– Да вот, ждем обеда, – отвечал граф.
– А? Сейчас позвонят.
Граф вышел.
– Что ему понадобилось? – продолжал Бошем. Бакстер вместо ответа бил себя в грудь, как гость на свадьбе.
– Не знаю, – сказал он, когда приступ утих. – Я его выгнал. Принес какую-то гадость. Положил в стакан. А на самом деле, я думаю, хотел умаслить.
– Зачем? – удивился Бошем. – Вы же не можете его выдать.
– Могу.
– Как это?
– Ык!
– Вам плохо?
– О-о-ы!
– Я бы на вашем месте это принял. Одно дело – что он злодей, другое дело – таблетка. Пейте, чего там! Пип-пип. Ну, чик-чирик.
Скрючившись от боли, Бакстер поднял стакан и выпил, хотя чирикать не стал. А уж потом, при всем желании, он и не смог бы.
Внизу, в холле, дворецкий стоял у гонга, держа палку наготове. Леди Констанс заметила его, но любоваться им не могла, ибо к ней на всех парах несся ее племянник. Добежав, он схватил ее за руку и потащил в нишу.
– Джордж! – воскликнула она, хотя давно не удивлялась странностям своих племянников и племянниц.
– Да, да. Что случилось!!!
– Ты напился?
– Конечно, нет. Я испугался. Слушай, ты помнишь этих мошенников? Так вот, главный мошенник усыпил Бакстера.
– Что?
– Усыпил! Дал таблетку. Значит, они приступают к действиям. Ах ты, обед! Идем. Ничего, сразу после обеда беру ружье. Что же это такое? Распоряжаются, как у себя дома! Хорошенькое дело! Ну, я им покажу!
Глава XVIII
В двадцать минут десятого, пообедав в своей спальне, герцог ждал кофе и ликера. Он был сыт, он умел поесть, но душевный мир, столь связанный с сытостью, все не приходил. С каждой минутой он волновался сильнее. Нерадивость Руперта Бакстера вызывала в нем то же чувство, какое вызвала в жрецах Ваала нерадивость их божества. Деятельный секретарь, сжимавший в это время виски, чтобы голова совсем не раскололась, очень огорчился бы, если бы узнал, что думает о нем хозяин.
Когда дверь открылась и вошел Бидж с подносом, герцог немного оживился, но лишь на мгновение – дворецкий был не один. Чего-чего, а посетителей страдалец не ждал.
– Добрый вечер, – сказал лорд Икенхем. – Не уделите ли минутку?
Нет, мы не подумаем, что граф пал жертвой угрызений. Просто он не очень доверял Мартышке. Велишь молодому человеку петь про Лох-Ломонд, а он забудет слова или мелодию. Вот почему еще за обедом великодушный пэр решил прямо воззвать к лучшим чувствам, а не выйдет – опять прибегнуть к таблетке. Бокал бренди, стоявший на подносе, как раз подошел бы.
– Я насчет денег, – продолжал граф, – которые вы сегодня выиграли.
Герцог осторожно заурчал.
– Плум очень расстроен.
Герцог поурчал еще, но в другой тональности – сердито, и графу показалось, что из ванной послышалось эхо. Видимо, шутки акустики.
– Да, расстроен. Понимаете, это не его деньги.
Герцог повеселел:
– А? Что такое? Украл?
– Нет, что вы! Он исключительно честен. Отложил для дочери, на свадьбу. А теперь их нет!..
– Чего ж вы от меня хотите?
– Чтоб вы их вернули.
– Вернул?
– Конечно. Какой благородный, великодушный, трогательный поступок!
– Нет. Идиотский, – поправил его герцог. – Вернул, вы подумайте! В жизни не слышал такой чепухи.
– Вспомните, он расстроен.
– Ну и пусть.
Граф догадался, что взывать к лучшим чувствам нельзя, если их нет; и задумчиво вынул таблетку из жилетного кармана.
– Очень жаль, что его дочь не сможет выйти замуж.
– Почему?
– Она любит молодого поэта.
Герцог не забывал обид.
– Пусть скажет спасибо, – посоветовал он. – Поэта! Это надо же! Отбросы общества!
– Значит, деньги не отдадите?
– Нет.
– А то подумайте. Они здесь, у вас?
– Не ваше дело.
– Ну вот, встали бы, подошли к столу… или к шкафу…
Он помолчал, выжидательно глядя на герцога. Тот не шелохнулся.
– Подумайте, а?
– Еще чего!
– О милости взываем, – напомнил граф, положившись на метод мопсообразной дамы, – и молитва нас учит милости.
– Э?
– Учит милости. Как тихий дождь с небесной высоты…
– Что вы порете?
– …она благословляет и того, кто к милости стремится, но стократ – того, кто милует.
– Черт знает что! Спятил. В общем, я занят. Сейчас придет мой секретарь. Вы его не видели?
– Перед обедом – видел, а сейчас – нет. Развлекается где-нибудь.
– Я ему поразвлекаюсь!
– Молодость, молодость…
– Я ему покажу молодость!
– А, вот и он!
– Э?
– Кто-то стучится.
– Не слышу.
Герцог встал и приблизился к двери. Граф разомкнул руку над бокалом.
– Никого нет, – сказал герцог.
– Значит, послышалось. Что ж, если вы заняты, не буду мешать. Не хотите поступить благородно – дело ваше. Спокойной ночи, мой друг. – И граф удалился.
Ровно через минуту в коридор вышел мистер Плум. Из всех, кто напряженно мыслил за недавним обедом, именно он занял первое место, а потому спешил к герцогу. Он надеялся, что уговорит его поиграть в Жулика Джо.
Чем больше думал он о своем поражении, тем больше убеждался, что его обманули. Честный человек, говорил он в сердце своем, его не обыграет. Надо было выбрать не "шаха", где можно и передернуть, а другую игру, верную, вроде этого Жулика.
Подходя к покоям герцога, Пудинг был полон надежд, и тут сам герцог налетел на него.
Надо сказать, что, расставшись с лордом Икенхемом, он посидел и подумал, а потом встал. Ему претило такое унижение, но ничего не поделаешь, в Бакстере он нуждался. Поэтому он и вышел, а выйдя, налетел на этого мерзкого типа.
Тут он увидел, что тип хотя и мерзкий, но другой, а именно тот, кто собирался обыграть его ради какой-то дочери. Герцог многих не любил, но особенно его раздражали люди, которые хотят выжать из него деньги.
– Тьфу! – сказал он, отпрянув от Плума.
Плум улыбнулся – наспех, с трудом, но все ж угодливо.
– А, ваша светлость! – воскликнул он.
– Идите к черту, – ответил герцог.
Обменявшись любезностями, они разошлись; но вдруг Плума осенило. До сей поры он хотел отыграть свои деньги, теперь понял, что есть способ попроще. Где-то у герцога лежат триста фунтов, принадлежавшие ему, Плуму, а сам герцог ушел. Зайди и возьми, чего легче!
Плум был толстоват, но двигался быстро. Словно резиновый мячик, долетел он до двери и только там догадался, что мог не спешить. Да, герцог был занят, но не забыл повернуть ключ в замке.
Многие растерялись бы, многие – но не Пудинг. В конце концов, можно войти и с газона, а в такой теплый вечер дверь, наверное, открыта. Пробежавшись до выхода и обогнув угол, пыхтящий и пурпурный сыщик узнал, что он не прав.
Поражение свое он принял. Да, в Лондоне были люди, которым хватило бы проволоки, чтобы соорудить отмычку, но он не принадлежал к их числу. Смирившись, словно Моисей, взиравший на Землю обетованную, он приник к стеклу. Комната лежала перед ним, но с таким же успехом она могла отстоять на многие мили. Он смотрел и страдал, пока другая дверь не открылась и не вошел герцог.
Оставалось удалиться, как вдруг где-то рядом во тьме кто-то запел песню о Лох-Ломонде. Когда, распугав птиц на деревьях, припев закончился, стеклянная дверь распахнулась и на газон, словно снаряд, вылетел герцог, громко крича: "Эй вы!" Для Плума то была песня, для герцога – нечто большее.
Да, большее. Он понял сразу, что Бакстер пытается привлечь его внимание. Почему он избрал такой способ – неясно, но размышлять некогда. Быть может, ему пришлось общаться с хозяином тайно и косвенно, кто его знает! Когда-то в детстве герцог читал, что заговорщики подражают уханью совы.
– Эй! – крикнул он. – Где вы там? Где вы, черт вас дери?
Бакстер, однако, не подошел, а куда-то делся. Вскоре знакомые звуки послышались издалека. Герцог кинулся в ту сторону. Пудинг вошел в окно.
Войдя, он услышал шаги. Кто-то гулял по газону. Плум юркнул в ванную.
Лорду Икенхему очень понравилось пение Мартышки. Он ждал робких щебетов, а племянник с истинным блеском уподобился то ли гончей, бегущей по следу, то ли шотландцу, справляющему Новый год. Дядю он выманил, как пробку из бутылки. Даже герцог, и тот не бегал быстрее.
Не успел пятый граф приступить к поискам, как из ванной раздался вопль страждущей души. Дверь распахнулась.
– Пудинг! – воскликнул лорд Икенхем.
– У-ух! – отвечал тот с особым чувством.
Вообще сыщик был человеком сдержанным. Он жил в мире, где чувства не выказывают; но даже стоик закричит, оказавшись в маленькой ванной с огромнейшей свиньей.
Когда он вошел, секунды две он ощущал ее запах. Потом к руке его прижалось что-то холодное и мокрое.
– Пудинг! – повторил граф.
– О-ах! – сказал Пудинг.
Дрожа как осиновый лист (что нелепо, когда весишь двести фунтов), он думал только о том, что надо бы выпить. На столике стоял бокал, налитый до краев.
– Пу-удинг! – заорал граф.
Но поздно. Роковая влага уже скользнула в пищевод. Бокал упал на пол. Если бы двадцать овец укусили сыщика, он не рухнул бы с такой быстротой.
Склонившись над ним, граф поцокал языком. Он знал, что одно лишь время, великий целитель, разбудит его друга. Думая о том, что же делать с телом, он услышал за спиной укоризненное "Пип-пип!".
Послушный наставлениям тети лорд Бошем стоял в дверях, целясь из ружья.
– Привет, привет, привет! – заметил он и вопросительно взглянул на графа.
Тот не ответил. Даже такой железный человек может иногда растеряться, и беседу повел новоприбывший.
– Ну что ж это! – сказал он. – Теперь – Плум! Нельзя так, честное слово. Сыщика нанять – не фунт изюму. А вы их усыпляете.
Он снова замолчал, борясь со своими чувствами. Сказать все, что хочется, он никак не мог.
– Вот что, – посоветовал он, – лезьте в шкаф. Так, так… Так.
Заперев шкаф на ключ, лорд Бошем позвонил. Вскоре появился дворецкий.
– Бидж!
– Да, милорд!
– Пошлите сюда лакеев, пусть унесут мистера Плума.
– Сию минуту, милорд.
Ни дворецкий, ни Чарльз с Генри никаких чувств не выказали. Замок по праву гордился своими слугами. Пудинг исчез, словно использованный гладиатор. Лорд Бошем задумался.
Казалось бы, радуйся своей решительности, но нет – наследник Эмсвортов страдал, не закончив дела. Хорошо, один мошенник временно обезврежен, но где другой? И тут из ванной послышался странный голос.
Героический пэр не колебался ни минуты. Мало того, он не думал, почему мошенники хрюкают. Кинувшись к ванной, он распахнул двери; и после небольшой паузы вышла Императрица, кротко и удивленно глядя на него.
Вообще в обычное время она не удивлялась. Девиз ее, как у Горация, был "Nil admirari". Но при всей своей отрешенности она задумалась о том, почему в этой странной комнате совершенно нет еды. Такого с ней еще не бывало. Когда пред ней предстал лорд Бошем, она, немного хмурясь, доедала крем для бритья. Увидев пену на прекрасных устах, виконт не только отскочил, но и дернул курок.
Грохот (такой сильный, словно взорвался арсенал) окончательно убедил Императрицу, что приличным свиньям здесь не место. С младенческих дней она ходила неспешно, но сейчас Джесси Оуэнс ей бы позавидовал. Ткнувшись с размаху в кровать, стол и кресло, она вылетела на газон в ту самую секунду, когда вбежал лорд Эмсворт, а за ним – его сестра.
Увидев исчезающий хвостик, граф мгновенно забыл о такой ерунде, как канонады. Горестно крича, он кинулся в сад. Из темноты донеслись нежные призывы.
Леди Констанс прижала к груди тонкую руку. Она давно поняла, что Бландингский замок – не для слабых, но даже ее закаленный дух немного пошатнулся.
– Джордж! – едва проговорила она.
Лорд Бошем вполне оправился.
– Все в порядке, – сказал он. – Небольшое происшествие. Прости, если напугал.
– Что… что случилось?
– Так я и думал, что ты спросишь. Ну, я вхожу, а мошенник усыпил этого сыщика. Загоняю его в шкаф – не сыщика, мошенника, а в ванной кто-то хрюкает. Думаю, другой мошенник – ан нет, отцовская свинья! Понятно, удивился. Спустил курок.
– Я решила, что убили Алариха.
– Куда там! Кстати, где он? А, вот и Бидж. Он нам скажет. Где герцог, Бидж?
– Не знаю, милорд. Простите, миледи.
– Да?
– Прибыла мисс Твистлтон.
– Что?
Лорд Бошем славился своей памятью.
– Это девица, которая отшила Хореса, – напомнил он.
– Знаю, – нетерпеливо произнесла леди Констанс. – Я не могу понять, почему она приехала.
– Увидим, спросим, – сказал ее племянник. – Куда вы ее сунули, Бидж?
– Она в гостиной, милорд.
– Значит, пошли в гостиную. Я так думаю, хочет мириться с Хоресом.
– Бидж!
– Да, милорд?
– В шкафу сидит мошенник. Вот вам ружье. Попытается выломать дверь – стреляйте. Вы меня поняли?
– Да, милорд.
– Ну, тетя Конни, берем ноги в руки!
Глава XIX
Нетерпеливым и грузным людям трудно преследовать сирен. Через пять минут после того как Бидж встал у шкафа, в комнату вошел измученный герцог и удивился: мало того что здесь дворецкий – еще и ружье! Задумчиво выбрав из усов запутавшихся там насекомых, он обрел дар речи.
– Какого черта? – спросил он. – Что – это – такое? Нет, таких мерзких домов я в жизни не видел! Куда вы целитесь? Опустите пушку!
– Прошу прощения, ваша светлость, – учтиво ответил Бидж. – Лорд Бошем велел мне сторожить злоумышленника, который находится в шкафу.
– Кого?
– Злоумышленника, ваша светлость. По всей вероятности, грабителя. Лорд Бошем сообщил мне, что обнаружил его в комнате и запер в шкаф.
– В шкаф?
Дворецкий указал на шкаф. Герцог вскрикнул:
– Мои костюмы! Выпустите его.
– Лорд Бошем приказал…
– К черту Бошема! Какой-то вонючий вор портит мои костюмы! Кто он?
– Не знаю, ваша светлость.
– Все – в чистку! Выпустите его.
– Сию минуту, ваша светлость.
– Стойте! Я поверну ключ, а вы там стойте с ружьем. Когда я скажу: "Три"… Раз, два, три-и-и. Да это же псих!
– Добрый вечер, мой дорогой, – мягко произнес лорд Икенхем. – Нельзя ли воспользоваться вашим гребнем?