– Она меня в жизни не видела до того вечера. Они там были с этим Кармоди, он вышел, а я подсел. Что тут такого, а?
Ронни тяжело дышал, думая о том, разбить ли шкаф ногами. Жаль пальцев, и дядя Кларенс того и гляди обидится…
– Нет, вы мне объясните, – продолжал голос, – почему нельзя подсесть и представиться?
– Могли бы раньше сказать.
– Я бы сказал, мы не виделись.
– Сказали бы?
– Да.
– Вот давайте и увидимся.
Пилбем уже задыхался. Опасность его вдохновила.
– Вот что, – начал он снова, – вы Ронни?
Ронни стал еще розовее и не ответил.
– Нет, вы поймите! – настаивал голос. – Если вы Ронни, она приехала из-за вас.
Ронни молчал.
– Она мне сама сказала. Назвалась мисс Скунмейкер и приехала.
Раздался крик.
– Что такое?
– Выходите! – завопил Ронни.
– Выйти я выйду, но…
– Выходите немедленно! Надо поговорить.
– Мы говорим.
– Не так. Честное слово, я вас не трону.
Пилбема убедило не столько доверие к чести и слову Фишей, сколько чувство, что у него сейчас будет удар. Он вылез. Фиши не сплоховали. Судя по Ронни, они сложили оружие.
– Что вы сказали? Она здесь?
– Вполне.
– Что значит "вполне"?
– Здесь. Тут. В замке. Разве вы ее не видели?
– Нет.
– А она здесь. Ее комната выходит прямо в сад. Если пойдете туда, перехватите до обеда. В жизни не видел, – с чувством продолжал Пилбем, – чтобы кого-нибудь так любили! Назваться мисс Скунмейкер, это надо же!
Ронни не ответил, он онемел. Совесть жалила его, как змий или, если хотите, аспид.
Молча повернувшись, он кинулся к двери не хуже Перси Пилбема. А тот перевел дух, направился к туалету, взял щетку и стал приводить в порядок волосы: как-никак кругом – аристократы. Потом он подкрутил усы и пошел обедать.
3
В комнате, откуда вела лесенка в столовую, никого не было. Хозяин не встретил его укоризненным взглядом, гордая хозяйка не пощелкала языком. Минуты шли, никто не входил, и он забеспокоился.
Обойдя комнату и осмотрев картины, он принялся за фотографии на столиках. Одна из них являла лорда Эмсворта лет тридцати в форме Шропширского ополчения. Пилбем глядел на нее ошалело (как и всякий, кто ее видел), когда дверь отворилась и вплыл Бидж.
Мгновение-другое сыщик смотрел на дворецкого с той тревогой, с какой все мы смотрим на людей, которые, в свою очередь, смотрят на нас как на скисший соус. Но ничего не случилось. Тогда он обрадовался.
Кто-то умный заметил, что природа дает противоядие на каждый яд. Если вошел дворецкий, значит – он принес коктейли. Увидев их, Пилбем изменил отношение к Биджу.
– Коктейль, сэр?
– Благодарю.
Он взял полный бокал. Жидкость была темная, многообещающая. Он выпил ее и по-иному увидел жизнь. Дворецкий? Да хоть дюжина! Что до Биджа, он вообще улучшился. Взор его был стеклянным, но не напоминал о василиске. Вообще в нем появилось что-то такое, из-за чего владелец "Аргуса" решил начать беседу.
– Какой хороший вечер!
– Да, сэр.
– Гроза вот прошла.
– Да, сэр.
– А как гремело!
– Ливень был исключительно сильный, сэр. Еще коктейль?
– Спасибо.
Пилбем понял, что ошибался в этом дворецком. Он принял его за гордого, высокомерного человека, а он просто друг и брат. Исключительно похож на короля Коля.
– Я промок, – сказал сыщик.
– Да, сэр?
– Да. Лорд Эмсворт показывал мне фотографии этой свиньи. Кстати, можно вам доверить секрет? Я о ней кое-что знаю.
– Да, сэр?
– Да. Как ваше имя?
– Бидж.
– Так вот, Бидж, посмотрел я фотографии и вышел в сад. Пошел дождь. Не обессудьте, но мне захотелось высушить брюки.
Он сердечно рассмеялся.
– Еще коктейль, сэр?
– Всего будет три?
– Да, сэр.
– Круглое число, – сказал Пилбем.
Он посидел, послушал звон духового оркестра, видимо, игравшего неподалеку, и мысли его снова прибило к великой тайне.
– Так вот, Бидж, я сколько времени жду! Где обед?
– Обед готов, сэр, но я отослал его обратно. Гости не очень точны в летнее время.
Пилбем над этим подумал. Хорошая строчка. "Гости не очень точны в летнее время, в летнее время, вре-емя! Ту-ру-ру ри-ри-ру-ри, тяжкое бремя, тяжкое бремя, бре-емя!.."
Он попытался связать это с музыкой оркестра, но ничего не получилось.
– Где они все? – спросил он.
– Его светлость, ее светлость, мистер Галахад и мисс Миллисент обедают в Матчингем-Холле.
– Как?! С папашей Парслоу?
– У сэра Грегори Парслоу-Парслоу, сэр.
Пилбем щелкнул языком.
– Да-а!.. Шустер старый Грегори! А, Бидж? Не успеешь посоветовать, все и сделано. А, Бидж?
– Я недостаточно знаком с сэром Грегори, чтобы судить об этом, сэр.
– Кстати, про этого Парслоу… Сказать вам одну штуку?
– Как вам угодно, сэр.
– Нет, нельзя. Профессиональная тайна. Обману доверие клиента.
– Да, сэр?
– Именно, да. Там не осталось выпить?
– Немного осталось, сэр. Но я бы не советовал.
– А я советую. Давайте!
Ему становилось все лучше. Он понял, что обрел в Бландинге родственную душу, истинного друга, которому можно доверить любую тайну. Хранить ее он больше не мог.
– Чего я вам только не расскажу! – начал он. – О ком угодно. Обо всей семье. Как зовут этого, белобрысого? Ну, секретаря.
– Мистер Кармоди, сэр.
– Да. Кармоди. Никак не запомню. Я такое про него знаю!..
– Неужели, сэр?
– Будьте уверены. Где он?
– По-видимому, сэр, они с мистером Роналдом сейчас придут.
– Роналд! – обрадовался сыщик. – Ну, это тип! Ронни, как говорится. Знаете, что он хотел сделать? Убить меня!
Бидж не осуждал это желание. К тому же он чувствовал, что надо бы поскорее уйти, – но почему-то не уходил, словно его околдовали. Такое воздействие, вспомнил он, оказывали "Светские сплетни", на которые он регулярно подписывался. Неприятно, да, но так и кажется, что сейчас будет сенсация.
Он был прав. Допив четвертый коктейль, сыщик взглянул на Биджа и чуть не заплакал – как можно хоть что-то скрывать от такого человека?!
– А знаете, – спросил он, – почему он хотел меня убить?
– Не знаю, сэр, – покривил душой дворецкий, полагавший, что это вполне естественное желание.
– То-то! А я вам скажу. Слушайте. Он влюблен в певичку, такую Сью Браун, и решил, что мы с ней были в ресторане.
– Да, сэр? – спокойно спросил Бидж, хотя был оскорблен. Обитатели замка мало что от него скрывали.
– Да. Ну, я попотел! Знаете, что меня спасло?
– Нет, сэр.
– Присутствие духа. Я ему объяснил, что тогда бы она не ездила сюда в виде мисс Скунмейкер.
– Сэр!
– Да. Это Сью Браун. Приехала ради вашего Ронни.
Бидж не смог произнести "Неужели, сэр?". Он еще не пришел в себя, когда появился Хьюго Кармоди. На сыщика он посмотрел, как мясник из Шопенгауэра – на ягненка.
– Оставьте нас, Бидж, – сказал он глубоким голосом.
Дворецкий очнулся.
– Сэр?
– Ушли бы, а?
– Сию минуту, сэр.
Дверь закрылась.
– А я вас ищу, – сказал Хьюго сыщику.
– Ищете? А я ищу вас. Хочу кое-что сообщить. Значит, ищем друг друга! Ха-ха! Валяйте! Как же я вас люблю! Сил никаких нет.
Если бы упомянутый ягненок выказал такую любовь к мяснику, тот растерялся бы меньше, чем Хьюго. Но он взял себя в руки. Что такое слова? Дела – вот что нужно!
– Вы чуть не разбили мне жизнь, – сказал он.
– Что я разбил?
– Жизнь. Мне.
– "Испанец разбил мне жизнь, разбил мне жизнь", – запел Пилбем, как жаворонок по весне. – А как я ее разбил?
– Вы не разбили.
– Что ж вы говорите "разбил"?
– Я говорю "чуть не".
– Не путайте, дорогуша!
– Какой я вам дорогуша?
– А кто же еще? Вот меня называйте как хотите.
– Я вас сейчас так назову!
Пилбем заметил, что собеседнику не хватает дружелюбия.
– Что-то случилось? – осведомился он.
– Я вам скажу, что случилось!
– Скажите, скажите, дорогуша. Скажите мне все. Вы мне нравитесь.
Спасло его то, что он откинулся в кресле и закрыл глаза. Спортсмен и джентльмен таких не бьет.
– Несколько дней назад, – начал Хьюго, – я зашел в вашу контору. Сразу после моего ухода вы послали следить за мной своих мерзких шпиков. Тем самым вы чуть не разбили мне жизнь. Сейчас, когда вы встанете, я буду вас бить, пока вы не уберетесь. Сунетесь обратно – откручу голову.
Пилбем открыл глаза.
– Понятно, – сказал он. – А свиней все равно нельзя красть.
Хьюго часто читал о том, что кто-то упал бы, если бы за что-то не схватился, но не думал, что это случится с ним самим. Схватился он за кресло.
– Свинокрад! – сказал сыщик и снова закрыл глаза.
Чтобы прийти в себя, Хьюго взял фотографию лорда Эмсворта, обалдело на нее посмотрел и поставил обратно.
– Что вы имеете в виду? – выговорил он.
– Что? А вы как думаете? Это надо же, красть свиней и держать в фургонах!
Хьюго опять взял фотографию, но уронил. Он часто читал о великих сыщиках, но никогда не видел их в деле. Тут ему пришла в голову интересная мысль.
– Вы меня видели?
– Видел, – игриво отозвался Пилбем. – Под-гля-дел!
– Когда я сажал ее в фургон?
Пилбем кивнул одиннадцать раз подряд.
– Как не видеть! Я там сидел. Спрятался от дождя. Сушил штаны, у меня воспаление седалищного нерва.
– А я вас не видел.
– Куда вам! И вот почему: я услышал женский голос. Разве я позволю девушке застать меня без штанов? Так нельзя, дорогуша. Это неприлично. Вот я и забился в угол.
В эту минуту открылась дверь и появился Бидж.
– Простите, сэр, вы ждете мистера Роналда?
– Э? – сказал Хьюго.
– Никаких я Роналдов не жду, – сказал Пилбем. – Подумаешь, Роналд! Что тут у вас, лечат голодом? Я хочу есть. – Он властно встал. – Пошли, Кармоди? Ням-ням.
Хьюго опустился в кресло.
– Я не хочу, – угрюмо сказал он.
– Обедать?
– Да.
– Не хотите обедать?
– Да.
Пилбем пожал плечами и направился к лесенке.
– Ну и дурак.
– Принести вам сандвичей, сэр? – спросил Бидж.
– Нет, спасибо. Что такое?
Слова эти относились к довольно страшному грохоту.
– Мистер Пилбем упал, сэр, – сообщил Бидж.
Надежда осветила на миг измученное лицо.
– Шею сломал?
– Вроде бы нет, сэр.
– А! – огорченно сказал Хьюго.
Глава XIV
Живой ум бывшего секретаря
1
Незадолго до половины восьмого Бакстер пошел в курительную, где обрел покой и одиночество. Какое-то время тишину нарушало только тиканье каминных часов. Потом донесся звук, поначалу слабый, набрал силу и зазвенел страстным призывом, как небезызвестная героиня Колриджа, которая рыдала по бесу. Это был гонг, муэдзин усадеб, напоминающий гостям, что надо одеваться к обеду.
Бакстер не шелохнулся. Гонг он слышал, Бидж бил неплохо, он умел именно так вывернуть руку и замахнуться настолько, чтобы сделать поистине мастерский удар, на четверть мили. Но Бакстера звон не привлек. Он не собирался обедать. Он думал.
Мысли были не из тех, с какими приятно остаться наедине, и горькие, и мрачные. Экспедиция в Западную рощу оказалась нелегкой. Вспоминая о ней, Бакстер пылал яростью.
Все были милы с ним, милы и деликатны. Правда, когда выяснилось, что свиньи в хижине нет, легкое напряжение возникло. Лорд Эмсворт сильнее сжал трость и явственно спрятался за Биджа, который сумел одновременно выразить осуждение и жалость. Зато после этого оба вели себя с подчеркнутым тактом.
Лорд Эмсворт рассуждал об эффектах тьмы и света. В грозовой тьме, говорил он под одобрительное урчание Биджа, примешь что угодно за человека, кормящего свинью. По-видимому, это был сучок, торчащий из стены. Для иллюстрации он поведал о том, как в детстве ему привиделась кошка с горящими глазами, а в завершение предложил, придя домой, выпить горячего чаю.
Словом, вел он себя как нельзя лучше, но Бакстер, повторим, пылал яростью.
Дверная ручка повернулась. Вошел Бидж.
– Если вы передумали, сэр, обед сейчас подадут.
Говорил он как добрый друг с добрым другом. Ничто не выказывало обиды. Судя по тону, он все простил и забыл.
Но млеко сладкой дружбы людской еще не принесли к дверям Бакстера. На Биджа он взглянул так враждебно, что человек послабее мог бы и растеряться.
– Не передумал.
– Хорошо, сэр.
– Принесите виски с содовой.
– Сейчас, сэр.
Дверь закрылась мягко, но не так быстро, чтобы Бакстера не пронзила раскаленная игла досады: дворецкий сострадательно вздохнул. Так вздыхает добрый человек, входя в палату сумасшедшего дома.
Бывший секретарь еще терзался злобой, когда лакей по имени Джеймс принес виски, поставил на столик, глубоко вздохнул и вышел.
Этот вздох, да еще и взгляд насквозь пронзили Бакстера. Он чуть не позвал лакея, чуть не спросил, какого черта он смотрит и вздыхает, но сдержался и съел два сандвича. Выпил он и виски.
Ему стало лучше – не совсем, а так, немного. Раньше он с удовольствием убил бы Биджа и Джеймса, а потом поплясал на их могилах. Теперь он мог и не плясать.
Как бы то ни было, он остался один. Бидж и Джеймс пришли и ушли. Остальные – в Матчингеме и в столовой. Никто не отвлечет. Можно думать.
Поначалу мысли были мрачные, все о прошлом. Однако под влиянием виски они повернулись к настоящему, конкретней – к Сью.
Такие люди, как Руперт Бакстер, собственно говоря, не влюбляются. Сью он одобрил, больше мы ничего сказать не можем. Но одобрения этого, вкупе с тем фактом, что перед ним дочь человека, у которого шестьдесят миллионов (в долларах), вполне хватило для особого чувства. Он уже видел в ней миссис Бакстер.
Вот почему его огорчили слова лорда Эмсворта. Мысль о том, что ты безумен, как селезень, мешает ухаживать. Он очень радовался, что так быстро принял меры.
Руперт Бакстер принадлежал к тем, в чьем словаре нет слова "неудача". Он понимал, что у такой богатой наследницы хватает поклонников, но их не боялся. Только бы она подольше погостила в замке, а уж он своего добьется. Ему показалось, что он слышит свадебные колокола. Однако это был телефон.
Он раздраженно взял трубку.
– Алло?
Вероятно, гроза подпортила провод. Голос был замогильный.
– Говорите громче! – гавкнул Бакстер и ударил телефон о столик. Это помогло.
– Бландингский замок? – спросил голос, уже посюсторонний.
– Да.
– Говорят с почты. Телеграмма для леди Констанс Кибл.
– Я приму.
– Леди Констанс Кибл, Бландингский замок, Бландинг, Шропшир, Англия. Место отправления – Париж.
– Что?
– Париж.
– А!
– Огорчена новостями…
– Что?
– Новостями.
– Да?
– Точка. Возвращаюсь Америку точка. Надеюсь приехать будущем году точка. Майра Скунмейкер.
– Кто?!
– Майра Скунмейкер.
Бакстер раскрыл рот, уставясь неизвестно куда.
– Повторить текст?
– Что?
– Прочитать еще раз?
– Нет, – просипел он.
Он повесил трубку. Из Парижа! Майра Скунмейкер! Кто же тогда эта девушка? Авантюристка? Да, не иначе.
Если он ее выдаст, она покажет письмо лорду Эмсворту.
Письмо!..
Значит, надо им завладеть как можно скорее. Девятый граф – человек кроткий, но, прочитав все это, не уступит даже своей сестре. Всему есть пределы.
Бакстеру очень хотелось вернуться на прежнее место. Где он только не служил, и платили ему больше, но ни в одном доме не ощущал он так своей власти, своей силы и значимости.
Итак, письмо надо забрать. Девица обедает. Время есть.
Через тридцать секунд он шел по лестнице. Очки сверкали. Добрый ангел, провидящий то, что будет, почему-то его не удержал.
2
В Бландингском замке, как во всех зданиях такого размера, были роскошные спальни, которыми не пользовались. Кровати со столбиками, гобелены, прекрасные, но невеселые обои оставались в одиночестве с той поры, когда королева Елизавета, беспокойно переезжавшая из поместья в поместье, почтила их своим присутствием. Из тех комнат для гостей, в которых все-таки жили, лучшую отвели Сью.
В нежном вечернем свете она была особенно красива. Но Бакстеру было не до красот. Он презрел резную кровать, мягкие кресла, картины, пушистый ковер. Небо за окном во всю стену тоже не пленило его. Не теряя времени попусту, он направился к секретеру.
В разных отделениях оказались бумага (одинарные листы и двойные), открытки, конверты, бланки и даже небольшой бювар. Письма там не было.
Он выпрямился и оглядел комнату. Его привлек туалет. Он пошел к нему.
Поскольку у туалета надо хорошо видеть, их ставят соответственным образом. Этот исключением не был. Он стоял так близко к окну, что ветерок шевелил оборку на абажуре; и Бакстер увидел террасу.
Сердце у него подскочило. У перил, глядя на гравий перед входом, окаймленный кустами рододендронов, стояла девушка. Стояла она к нему спиной, но он ее узнал.
Сперва он рассердился, потом ощутил, что все пропало, и пошел на цыпочках к двери, с удовольствием отмечая толщину и мягкость ковра. Но тут до его слуха донеслось какое-то звяканье. Так звякают тарелки, когда их несут на подносе гостье, которая спросила, нельзя ли ей поесть у себя.
Практика – путь к совершенству. За последние три часа Бакстер во второй раз оказался как бы в ловушке. Прежде, в комнате за библиотекой, он прыгнул из окна. Сейчас это было невозможно. Не было и шкафа. Оставалась тактика ныряющей утки.
Когда ручка задвигалась, Руперт Бакстер встал на четвереньки и юркнул под кровать так, словно упражнялся не одну неделю.