Рыбаки не один раз предупреждались строгим Председателем о недопустимости хищения рыбной продукции. Те клятвенно заверяли о своей непричастности к присвоению артельного продукта, при этом честными глазами глядели в суровые, пронзающие насквозь зенки начальника. А те у него подобно рентгену, казалось, вот-вот пронзят "генералов" насквозь, и выявят припрятанную ими "продукцию" в мусорной куче на выходе из территории завода.
Помощники затосковали от невесёлых предчувствий, сидели съёжившись, подперев спинами замызганную, в ободранных обоях стену каптёрки, и преданно поедали бугра "честными" глазами.
– Значит, так… – начал Харитон серьёзным тоном.
"Всё, сейчас спросит, кто из вас спрятал пять килограммов икры в мусорной куче за воротами территории", – застрадал один из "генералов", щуплой наружности, с необычным для этих мест именем Эраст. Кто так назвал мужика, не знает никто, а родители его давно вымерли от государственной "продовольственной корзины".
Несмотря на щуплость, Эраст воровал артельную продукцию в несравнимо больших объёмах против своих "коллег" по цеху. Ожидая оплеухи, на всякий случай "грешник" втянул голову в плечи. Знал, что сегодня только его банка с икрой спрятана в мусорке. Он обшарил завалы, но других схронов не обнаружил. Отчего и страдал виноватостью. Однако начальник вдруг выдал совсем неожиданное:
– Из края пришла бумага – наша артель вышла в передовики.
При этих словах Эраст высвободил голову из плеч, словно черепаха из панциря, и уставился на "бугра": уж не шутит ли тот. Но нет, тот вроде бы говорил нормальным голосом, не матерно.
– По этой причине, – продолжил Председатель, – к нам направляется японская делегация по обмену опытом работы в рыбопромысловых артелях.
"Уж не по укрытию ли украденной продукции в мусорной куче?" – озаботился Эраст. Сегодня он словно на иголках. У него не выходила из головы припрятанная банка с икрой, он обязательно должен унести её домой. Ещё вчера к ночи из Находки приехал двоюродный брат, Эраст обещал тому эту проклятую икру. Почему проклятую? Да потому, что мужик был застенчив и "честен" по внутреннему самоопределению.
Артельный "генерал" честно сравнивал себя с крокодилом. Удивительный случай, но деревенскому мужику с мудрёным именем откуда-то стало известно о свойстве зубастой твари. Тот, схавав мимо пробегавший обед, потом, полёживая на бережке, горько оплакивает проглоченную жертву.
Эраст испытывал состояние собственной души подобно крокодиловым переживаниям: тот сжевал и плачет, Эраст – украл и кается, матерно осуждая себя за нечестность, выпрашивая у Заступника прощения.
Ну, да ладно, ничего уже не вернуть. Банка с икрой спрятана в мусорной куче, не возвращать же её обратно в цех, да и брат заждался, чтобы увезти "продукцию" в Находку, а там "толкнуть" её барыге за приличные бабки.
– Приказано нашей артели не ударить лицом в рыбные отходы, а достойно встретить япошек, связно и понятно доложить о технологии промысла. Всё обстоятельно им показать, культурно рассказать о переработке сырья и организации труда. В связи с тем, что среди нас нет людей, обладающих культурными словами кроме "майна" и "вира", пересыпанных непотребностью… – продолжал вести "бугор" непонятную речь.
Никто из присутствующих не понимал, к чему тот клонит, поэтому все сидели в особом напряжении, не курили, не матерились, и Харитона не перебивали.
– Значит, нам следует назначить такого человека, который сможет внятно и доступным, без матерных выражений, нормальным человеческим языком рассказать делегатам о наших достижениях, – выпалил Кузьмич, и все с облегчением вздохнули. Слава Богу, чаша разоблачения грехов в хищении морской продукции пролилась мимо.
Однако "генералы" не подозревали, какую подлянку для них приготовил их заумный бугор.
– Кому-то из вас следует смотаться в Находку, найти там моего кума, он работает сторожем в Доме офицеров флота. Там имеется массовик-затейник. Малый шустрый и чешет языком без остановки, словно помелом. Я сам слышал, когда ездил к куму в гости. Он провёл меня через служебную дверь, и я слышал трепотню того затейника. Не успеешь сообразить, о чём он только что брехал, как у него уже готова новая глупость. В общем, малый языкастый.
Вот его-то и надо заполучить к нам для беседы с японцами. Конечно, мы не поскупимся. Заплатим. Либо деньгами, либо продукцией. Действовать по вербовке болтуна следует через кума. Я думаю, что, Петька, ты у нас самый молодой, сумеешь справиться с заданием.
– Да ты что, Кузьмич! У меня же геморрой! Как я поеду с ним в Находку? Он ведь меня постоянно мучает, как нудная баба, – запротестовал рослый широкоплечий малый.
– Когда это у тебя объявился геморрой? Я что-то раньше об этом не слышал? Что ты городишь, Степанов!
– Я однажды намекал о своём увечье, а ты сказал, что очень хорошо, и не обратил внимание. Я лечусь дома травами. Мне мамка специально настаивает ведро с травою, я сажусь в ведро и лечусь, – выдумывал хитрец доверчивому начальнику свою инвалидность, о которой малый не имел ни малейшего представления. А про ведро с травой сказал для солидности. Знал, Харитон всё равно не допетрит методику лечения. – Приезжаю я обычно в конце работы, а у мамки уже готовое ведро стоит, – добил он начальника доказательством своей убогости.
– Ладно, геморройный больной, с тобой всё ясно, – сердито поведя нахмуренными бровями, недовольно проворчал Харитон. – Давай ты, Мирон Прокопьевич, собирайся в путь. Ты у нас человек серьёзный и ответственный. Тебе и карты в руки.
– Кузьмич, да я бы с удовольствием, но с недавних пор страдаю потерей памяти. У меня этот, как его… вот видите, забыл. Ну…
– Геморрой, что ли? – в сердцах сказал Харитон.
– Не, не геморрой, геморрой у Петьки, а у меня, это, когда ничего не помнишь. Во! Вспомнил! Маразм.
Что такое маразм, Мирон не знал, и не имел о нём представления. Но он одним ухом слышал, когда вызванная медичка к его девяностолетней бабке сказала, что из дому старуху не выпускать, у той предположительно маразм, а может и склероз, добавила фельдшерица. Вернее всего, склероз, повторила та. Мирон этими данными и воспользовался. Чтобы откосить от "посольства".
– Что это такое! – возмутился бугор. – Что за маразм! – он туманно разбирался в медицинской терминологии.
– Маразм – это когда понос, – подсказал кто-то из "генералов".
– Не, не понос… – начал Мирон. С таким позорным диагнозом он не согласился.
– А золотуха! – в сердцах сказал Харитон. – Вот Господь наградил работничками! Послушать вас, так всем вам пора на инвалидность. – При этих бичующих словах "генералы" виновато потупились в замызганную крышку стола.
Мирон, мучаясь виноватостью, никак не мог вспомнить название болезни, которой истинно страдает его бабка. И о которой говорила фельдшерица, явившись к ним на дом по вызову.
– Во! Вспомнил! Ну, этот "клирОс"!!! – словно проснувшись, вдруг выкрикнул Мирон, чем немало перепугал присутствующих. – Всё забываю, начисто. Приеду в Находку, а зачем – тут же забуду. Толку от меня никакого, – подвёл мужик черту своей негодности в качестве парламентёра по вербовке Находкинского массовика-затейника.
– У тебя "клирос" только на поездку за клоуном в Находку, а вот дорогу к кассе ты не забываешь, – попенял ему начальник. – Я смотрю, от вас никакого толку. Всё, едет Кувшинкин Игнат! – Председатель, сердито нахмурив брови, строго посмотрел на молодого мужика с лукавыми и хитро бегающими глазками.
– Кузьмич, но ты же знаешь, я слаб в моральном плане. Не воздержан в напитках. Сам же неоднократно делал мне замечания. И даже есть письменный выговор. Я могу принести из бухгалтерии выписку, – плёл хитрец отговорки, избавляясь от нежелательной поездки неизвестно куда и неизвестно за чем.
– Стоит мне попасть в город, как тут же меня потянет в ресторан, а там я уже не удержусь: могу выпить лишнего… девочки… то да сё… и забуду про поручение. Ты же и останешься недовольным, – льстился лукавец с одной лишь целью: откосить от сомнительной поездки. – Да и разговариваю я матерно. Другим словам не обучен. Кто станет со мною разговаривать в таком случае? – схитрил Кувшинкин.
– То, сё… на всё у вас есть отговорки. У одного геморрой, у другого памяти нет, третий пьяница. Я что-то тебя, Игнат, не видел на промысле пьяным, – подозрительно уставился на самооговорщика начальник.
– Я свой порок скрываю от общественности, – стыдливо опустив блудливые глазки на обшарпанный стол, с надрывом в голосе проговорил Кувшинкин.
– А у тебя какая причина, Игнашкин?
– У меня корова никак не растелится. Ветеринар сказал, чтобы дежурили в хлеву и, если что, то немедленно позвали его на помощь. Я только что хотел сейчас у вас отпроситься с работы на два дня. Баба не справится одна.
– Нет, не помощнички, а команда заговорщиков. Краюшкин! – вскинув густые брови, Кузьмич, уставившись на Эраста. – Завтра с утра собирайся в Находку и никаких отговорок.
– Кузьмич, мы завтра деда хороним, вот справка с морга. – Он даже полез в пазуху под пиджак, где, кроме его застиранной рубахи ничего не было. – Деду уже могилку копают. Как же я поеду за каким-то затейником, а тут такая скорбная ситуация. – Эраст маленько загнул с похоронами родственника. Никакого деда у него и в помине не было. Всё его поколение давно повымирало как класс. Он сообразил: коль его товарищи нашли каждый для себя отговорку, чтобы не поехать, то тут же придумал похороны. Благо что ни один из "генералов" на данный период никого не "хоронил". Вот он и ухватился за идею. И сработало.
– Ладно, похороны не отменишь, – сказал доверчивый начальник, а Краюшкин с облегчением вздохнул.
– Я считаю, что поехать должен человек изворотливый, умный и хитрый. И чтобы не матерился. Таким послом может быть Гришанкин Мишка из второго цеха. Он малый умный и умеет разговаривать. Хвастался: недавно прочёл какую-то книжку, – подал интересную мысль мудрый Мирон Прокопьевич.
– Это икроносец, что ли? – В том, что Харитон назвал Гришанкина "икроносцем", был резон. Парень однажды свалился в чан с икрой, выправляя над ним заевший рычаг поворота.
Мишку вытащили, отскребли от икры, но даже после душа и переодевания Гришанкин долгое время ходил с икринками, прилипшими то к робе, то к спине, то к подолу. С тех пор и стали парня называть "икроносцем".
– Решено, – подвёл итог летучки председатель рыбного хозяйства, поддержав Мишкину кандидатуру. – Расходимся по рабочим местам и готовимся к встрече делегации.
Все радостно кинулись к двери.
Мишка Гришанкин, двадцати пяти лет от роду, не женатый, чуть выше среднего роста, с медлительными движениями, довольно симпатичным добродушным лицом, на предложение Председателя даже не вякнул, чтобы отказаться от поручения – в силу привычки исполнять приказы вышестоящего начальства. Малый отслужил армию.
Не обременённый геморроем, склерозом, коровой, алкоголизмом и похоронами деда, на слова Харитона Кузьмича малый согласно кивал головой. Мишкины родители, довольно молодые люди, работали тут же, в цехе, вместе с сыном, на закатке икры в банки.
Получив от Председателя адрес, имя-отчество кума, "командировочные" деньги на проезд туда, а обратно уже на двоих с затейником, Мишка благополучно отбыл на электричке в славный портовый город Находку. Накануне отъезда парень от Кузьмича получил строгий наказ: одеться поприличней, всё же едет в люди, а не болтаться в деревенском клубе на танцульках.
Мишкина мамка откуда-то из комодных завалов выудила отцовский свадебный галстук, узенький, на резиночке, и приладила сыну на шею под воротник чистой рубахи. Отчего тот тут же почувствовал себя зажатым и связанным. Батькина шея намного тоньше нынешней сыновней. Однако мамка строго наказала: галстук не снимать, иначе, на её взгляд, к нему будут относиться без уважения.
В жарком душном вагоне электрички Мишка страшно мучился стеснённостью. Помимо галстука, мамка напялила на него отцовский почти новый костюм, который тот надевал лишь по престольным праздникам. Брюки врезались неимоверной сжатостью где только могли, словно мстили парню за чужую принадлежность. Пуговицы костюма натянулись, готовые вот-вот сорваться с места, только бы освободиться от тисков.
Пот заливал Мишкины глаза. Он не привык к подобной форме одежды. Дома расхаживал в старых разношенных джинсах и футболке, а на работе в мягкой хлопчатой робе. Сейчас он чувствовал себя так, будто на него натянули резиновый гидрокостюм на два размера меньше, и застегнули молнию. Носового платка у малого не оказалось.
Вначале он пот вытирал ладонью, но лишь размазывал его по лицу. Тогда, натянув рукав пиджака, стал вытираться обшлагом.
Мучения кончились лишь когда объявили:
– Следующая станция – "Находка".
Мишка хорошо запомнил наказы Кузьмича:
– Для облегчения выполнения задания, – наставлял ходока Кузьмич, – зайди в палатку "Горячая еда – холодная вода", что на привокзальной площади. В ней работает кумова дочь. Она тебе скажет, на каком автобусе лучше всего доехать до её батьки.
Однако Мишку ждало разочарование. На закрытом окне палатки красовалась криво налепленная бумажка с текстом: "Ушла за бленами, преду чирис питнацать менут": Но ни "чирис питнацать", ни через сорок "менут" хозяйка палатки не появилась. Время перевалило далеко за полдень. "Успеть бы на вечернюю электричку, назад", – рассуждал Мишка, тоскливо озираясь вокруг. И решил действовать наверняка, пустившись в свободное плавание.
– Скажите, пожалуйста, как мне доехать до остановки "Кунгасной?" – обратился он к женщине с сумками, проходившей мимо него.
– Вот с той площадки, – ткнула она пальцем в жиденькую толпу людей, переминавшихся с ноги на ногу в ожидании "кунгасного" автобуса. – Номер четыре, – добавила она и потащила дальше свою поклажу.
Выйдя на "Кунгасной", Мишка стал оглядываться по сторонам, отыскивая улицу "Пролетарскую".
– Скажите, – обратился он к пожилой чете, стоящей на тротуаре и о чём-то оживлённо спорящей. – Как мне пройти к улице "Пролетарской"?
– Улица вот она, – указали старики на довольно просторный проезд, упирающийся аккурат в автобусную остановку. – А какой номер вам нужен? – Старики прекратили спорить и вылупились на молодого человека. Он назвал номер.
– Барак с номером двенадцать уже полгода как снесли, и на его месте сейчас строится игровой комплекс. А вам кого там нужно? Мы тоже жили в том бараке, а потом нас всех расселили по настоящим квартирам.
– Макару Кондратьевичу выделили квартиру в новострое, – пояснили старики, когда Михаил назвал кума своего начальника. – Сейчас я вам точно скажу его адрес. – Женщина достала из сумки сотовый телефон и набрала номер:
– Люба, здравствуй, это Валя. Да ниоткуда, с улицы.
– ……
– Да ничего не делаем. Приехали в хозяйственный купить кран на кухню, а такого, как нам нужен, в "Империале" нет. Вот спорим, ехать ли в центр, или походить здесь по каким магазинам.
– …..
– Да когда заходить. Внук должен вот-вот вернуться со школы, надо кормить. Я звоню тебе вот почему. Вы жили в бараке по соседству с Макаром.
– ….
– С каким-каким? Прошкиным, вот с каким!
– …..
– Ты знаешь его нынешний домашний адрес? Вы же там с ним по соседству получили жильё.
– ….
– Да чего бы я к нему ходила? Тут его родственник ищет.
– ….
– Давай, говори, запомню.
– …..
– Пока, привет деду. – Женщина отключила телефон и Мишке. – Улица Новая, дом пять, квартира тоже пять. Не забудете. Ехать вам на шестёрке. Сейчас садитесь здесь на любой, доезжаете до остановки "Железнодорожный вокзал", а там сразу увидите нужный автобус, едете до остановки "Новострой".
Поблагодарив стариков, Мишка кинулся к остановке. Время клонилось к вечеру. Выйдя на площади, с которой он отправился искать район Кунгаса, малый решил снова сбегать к палатке "Горячая еда – холодная вода", встретиться с родственницей Кузьмича и получить более подробную информацию о начальниковом куме.
Однако его снова ждало разочарование, на окне сиротливо болталась записка: "Пашла в бугалтерею, буду через двацать менут". Наученный написанными "менутами", Мишка не стал ожидать хозяйку, тем более солнце клонилось к горизонту.
Доехав до "Новостроя", Гришанкин, выйдя из автобуса, утратил последние капли мужества, увидав перед собой стадо динозавров, являющие собой дома новостроя, похожих друг на друга, как капли воды при слабом дожде. Монстры толпились в куче, словно защищаясь от угрозы нападения извне. Настолько были скучены и рассредоточены в непонятном для нормального человеческого здравомыслия порядке.
В этом он убедился, едва шагнув во внутренность "стада". Быстро темнело. Номера домов, нанесённые на стены то ли мелом, то ли известью, на высоте человеческого роста, хорошо просматривались.
"Ничего, и без названия улицы найду нужный дом по номеру, – обнадёжил себя Мишка. Первый белеющий в сумерках номер, обнаруженный им, нарисованный на углу дома был цифрой семнадцать. – Значит, через шесть домов будет пятёрка", – сделал подсчёт парнишка.
Темень сгущалась с каждым мгновением.
Когда он добрался до второй высотки, царил уже кромешный мрак. Начавшиеся загораться окна приемлемо освещали Мишкину дорогу. Хотя дорогой назвать то, что он преодолевал, нельзя было даже с большой натяжкой. На пути вставали горы земли и строительного мусора.
Каково же было его удивление, когда по вывороченным надолбам, через "марсианские метеориты", обломки железобетона, канализационные и водяные трубы, в беспорядке разбросанные строителями, наконец добрался он до следующего "динозавра" и обнаружил на его боку цифру двадцать восемь.
Мишка едва не заплакал. Окружающее его безобразие напоминало пейзаж вселенского разорения. Вдоль надолбов и неубранных строительных отходов тянулись глубокие траншеи с незасыпанными трубами подземных коммуникаций.
Перескочив одну из них, Мишка тут же угодил на дно второй, в полтора раза глубже первой. На дне лежали трубы отопления. Когда он выбрался из западни, на костюме не хватало двух пуговиц, галстука, правда, тот потом обнаружился на спине, левого ботинка и самой сумки. В руке у него остался лишь её жёсткий ремень.
Дальнейшее передвижение в полубосом виде и без сумки, в которой остались документы, деньги, и еда, завёрнутая мамкой в газету, не имело смысла.
Пришлось снова лезть в траншею. Сумка отыскалась довольно быстро, а вот с ботинком пришлось повозиться. Мишка почти полчаса ползал в поисках на ощупь, в полнейшем мраке, пока не отыскал стервеца, укрывшегося под трубой в земляном углублении.
Карабкаясь наверх, сумку волочил в руке, ботинок зажал зубами, опасаясь повторной потери супостата. Выбравшись наверх, присел на глинистую насыпь, на ощупь обулся и потащился вдоль траншеи, оступаясь и оскользаясь, к следующему "монстру", светившемуся в темноте многоглазо и коварно. Следующим номером была цифра одиннадцать, затем два… восемнадцать…
У Мишки от номерного беспредела, безысходности, голода и заброшенности закружилась голова. И тут весь район погрузился в беспроглядную темень, начисто лишив поисковика ориентировки на местности. Видать, кто-то выключил рубильник, обесточив "стадо" новостроя.