Сколько времени Золотов кемарил на жердочке, как курица на насесте, трудно сказать. Однако задницу себе отсидел напрочь. Но, когда наконец со стороны яблони, из кустов послышались шум и рычание, сон как рукой сняло. В испуге липовый следователь принялся всматриваться в шевелящиеся кусты. Вскинул ружье. Решил, что будет стрелять. Медведь-то не липовый - настоящий. Никакая красная книжица не спасет. Чтобы было удобней, Золотов попытался немного повернуться на своем насесте. Занемевшие ноги слушаться не хотели. Шаткая лестница заходила вдруг ходуном и приготовилась упасть. Слава взмахнул руками, чтобы удержать равновесие. Равновесие было восстановлено, но ружье из рук выскользнуло вместе с оптическим прицелом и упало в траву. А рычание между тем становилось все громче.
Лишенный спасительного оружия, охотник в панике спрыгнул с лестницы и со всех ног пустился в бега. Побыстрее, чем от охранника Слепня. Намного побыстрее.
Леший с Кишкой, призванные охранять и оберегать, не дремали. Кишка, сидя верхом на толстом суку, играл на айфоне в "Косынку". В Лешем же проснулся вдруг охотничий азарт, он сидел и всматривался в темноту, крепко сжимая ружье. Приятели негромко переговаривались.
- Завязывай. Спугнешь, - прошептал Леший недовольно, - экран у тебя, как прожектор.
- Кого ты своей пукалкой завалишь? - резонно возразил Кишка, не отрываясь от игры. - Эх… Лучше б в бане с девками парились. Только зря их тащили.
- Не ты ж платил.
- Может быть, этот московский того самого, а? - подозрительно поинтересовался Кишка. - Раз про девок ни разу не сказал.
- Какого самого? - Не понял сразу Леший.
- Ну это, того… Говорят, у них в Москве теперь почти все такие. Типа опущенные.
- С ума сошел? Он же прокурорский! Кто его опустит, если он не сидел?
Великозельск был городом патриархальным, здесь подобные новшества в интимной жизни не приветствовались. Это еще мягко говоря.
- Так они по собственной воле задницу подставляют. Голубые. Что думаешь?
- Тьфу, паскудство какое! И думать не хочу. Вот ты сказал, а я не смогу больше с ним за столом сидеть, - Леший задумался, оценил перспективу, потом возразил, сам себя успокаивая: - Не, нам бы сказали. Лузан предупредил бы, чтобы напрасно на девок не тратились…
С другой стороны поляны, оттуда, где на лесенке сидел непонятный гость, донеслись звуки. То ли что-то упало, то ли кто-то шел.
- О! Медведь! - развеселился Кишка. - Давай наставляй пулемет!
- Придурок! - обиделся Леший. - Если медведю в глаз попасть, то и дробью можно. У меня брательник так кабана взял… Не, ты слышишь? Точно медведь! Он почему-то к нам вышел…
Леший взял ружье на изготовку. Он тоже не слыл в народе опытным охотником, но с огнестрельным оружием обращаться, разумеется, умел.
Со стороны поляны послышался шум раздвигаемых кустов и топот ног или лап. Это, не разбирая дороги, несся на свет айфона незадачливый охотник Золотов. Немного не добежав до спасительного дерева, он остановился, прислушался, попытался разглядеть - преследует ли медведь. Чтобы лучше слышно было, Золотов пригнулся.
И тут же отсиженное на лестнице место отозвалось нестерпимой болью.
* * *
Лечащий врач еще раз заверила Плетнева в том, что все будет хорошо, открыла дверь в коридор и впустила в палату особу лет тридцати с объемным пакетом в руках.
Ко всему равнодушный Плетнев на этот раз проявил интерес. Перевернулся в кровати и в нерешительности замер, не решаясь поднять глаза. Сейчас ему предстояло встретиться со своей настоящей жизнью. Вдруг эта жизнь ему не понравится?
Жена оказалась высокой и стройной. Короткое узкое платье выгодно подчеркивало ее формы. Длинные светлые волосы стянуты в хвост. Даже очки в тонкой золотистой оправе ее не портили.
Красотка небрежно пристроила на стол мешавший пакет, бросилась к кровати Плетнева:
- Родной мой! Вот ты где!
Она без приглашения уселась на одеяло, положила на грудь беспамятного прохладные руки с длинными пальцами и аккуратным маникюром.
Прикосновение это Плетневу понравилось, как понравилась и сама особа. Но не более того. Он ее не узнавал.
- Милый мой! Юрочка!
Особа наклонилась над ним и принялась нежно целовать. В щеки, в глаза, в шею. В аромат дорогих духов прокрался запах дешевого дезодоранта. Губы были сухими и холодными, как у Снежной королевы.
- Куда же ты пропал? Что с тобой стряслось? Мы все с ума сошли…
Должно быть, от Плетнева ждали чего-то большего. Какой-то другой реакции.
Потому что дама перестала его целовать и тихо, испуганно спросила:
- Ты меня не узнаешь? Юра! Юрочка…
За ее спиной с видом зрителей шоу "Пусть голосят" наблюдали сцену воссоединения доктор и сосед по палате. Плетневу показалось, что лечащий врач сценой недовольна. Зато сосед в восторге уверенно показывал большой палец. Наверно, имея в виду достоинства его объявившейся жены.
- Ну? Это же я, Лера. Твоя жена. Узнаешь? - Дама настаивала, но делала это без нажима, деликатно. Как будто боялась его напугать.
- А я - Юра? - спросил обалдевший Плетнев.
Почему-то он готов был ей верить. Скажет Юра, значит - Юра.
- Конечно! - подтвердила она, и Плетнев почувствовал, что ему стало легче. - Ничего. Ты все вспомнишь. Обязательно вспомнишь, родной мой, - она дотронулась до его лба прохладными пальцами, - мы поедем домой, и там ты все обязательно вспомнишь. Ты непременно поправишься.
Красивой женщине - а Плетнев видел, что она красивая, - хотелось верить. И домой из больницы тоже хотелось. Надоело слушать, как храпит по ночам сосед. Надоело нюхать отвратительную больничную еду. Может быть, жена умеет вкусно готовить?
- Я тебе покушать принесла, - она метнулась к столу, достала из пакета завернутый в теплый шарф сверток, выудила оттуда контейнер с каким-то кушаньем. Пахло из контейнера аппетитно, - твое любимое. Открывай ротик…
Она с ложкой и контейнером устроилась на кровати, поднесла к его рту полную ложку ароматного варева.
Плетнев не стал спорить и открыл рот. Действительно очень вкусно. Что - непонятно, но, наверное, в самом деле - его любимое.
- Я тебе дома еще приготовлю.
Сосед по палате с нескрываемой завистью наблюдал семейную идиллию. Не каждому так везет - жена красавица и отлично готовит! Лечащий врач тоже выглядела почти счастливой.
- Вы не волнуйтесь, травма неопасная. Все будет хорошо, - снова заверила она воссоединившуюся семью стандартной формулировкой.
* * *
Боль не проходила. И ладно если б это была зубная боль. Или головная… А то - не знаешь, как правильно и сказать… Если политкорректно - южно-поясничная. То есть крайне непрестижная.
Вячеслав Андреевич зажмурился от досады. Как жить с таким позором? А если это навсегда? Словно верная любовь.
- Не дрейфь, через неделю сядешь.
Как-то двусмысленно звучит…
Он осторожно повернул голову. На него в упор глядела белка. Хорошенькая такая белочка с остренькими ушками и кисточками на концах. Только почему-то из-под пушистой шкурки у нее вываливалась молочно-белая грудь и глаза были ярко накрашены, а малиновые губы шевелились.
- Спокойно лежи, - приказало животное.
"Допился, - констатировал раненый, - не думал, что она так быстро наступает, да еще от вина. Наверно, это не только от алкоголя, но и от нервов".
После последних переживаний не то что белочки - динозавры мерещиться будут.
- А ты не дергай рукой! Свети лучше! - Второй женский голос раздался сверху.
Он перевел взгляд и обнаружил рядом с собой камуфляжные брюки.
- Антон Романыч! Не со зла я! - покаянно склонил голову один из помощников мэра, нагибаясь и с робкой надеждой заглядывая гостю в глаза. - Рука дрогнула. Думал, медведь. Не губите…
Золотов не ответил. Попытался проанализировать ситуацию. После выстрела он на пару минут потерял сознание. Очнулся в трясущемся джипе. На животе, в багажнике. Решил, что это финиш. Его разоблачили, подстрелили и теперь везут прикапывать. От безысходности снова впал в обморок. Но пришел в себя не в яме, а на обеденном столе Коли. И снова задницей в небо.
- Ой, не дергайтесь, - попросила женщина, - еще немного.
В отражении самовара Вячеслав Андреевич рассмотрел, что колдует над ним медработник совершенно диковинной наружности. Без халата, зато в белом кружевном белье и с заячьими ушами.
- Пинцет! - приказала Зайка, отнимая от ягодицы Золотова окровавленную марлю.
Белочка тут же протянула ей щипчики для маникюра.
- Ну че? - с неподдельной тревогой поинтересовался Леший.
- Хорошо, дробь мелкая, - не отрываясь от работы, отозвалась Зайка, - и расстояние большое. Не кучно легла. Но все равно в больницу надо. Я бы и сама справилась, но инструментов нет.
- Ты "лепилка", что ли? - удивился Коля.
- Сам ты лепилка! Недоучилась немного на фельдшера, - рассердилась Зайка и скомандовала Кишке с Лешим: - Все, несите…
Разбуженный среди ночи Ланцов, всклокоченный и красный, как бычья тряпка с корриды, бегал в пижаме по спальне, до боли сжимая трубку мозолистой рукой.
- Вы понимаете, бараны, какую он нам теперь проверку устроит?! Понимаете?! Быстро его в больницу, в люксовый номер!
Ох, все нужно делать самому! Никому ничего доверить нельзя! От предчувствия возможных неприятностей, от осознания безвыходности положения купидон Ланцов почувствовал, как сдавило сердце. Нужно жену разбудить, пусть капель накапает сердечных. Но тут же вспомнил, что жена у него новая, молодая. Это старую можно было будить среди ночи, заставлять за каплями бегать. А эта не пойдет. Этой вообще не стоило говорить, что ее бурундучок здоровьем слаб. Не поймет. Да - и здесь придется все самому…
От осознания полного, абсолютного отсутствия поддержки с любой из сторон Иван Михайлович еще больше рассвирепел:
- Я вас языком заставлю ему задницу вылизывать! Каждую дробинку! Кретины! Мигом в больницу! Да, и еду ему обеспечьте там приличную! И все остальное чтобы было!
Теперь же надо как-то начальству докладывать о происшествии. По всему выходило, что Ланцов завалил доверенный ему участок работы. На текущий момент - очень важный.
Больница в Великозельске выглядела так, что жить в ней совсем не хотелось, а умирать было страшно.
Золотова занесли в приемный покой, напоминавший прокаженного, с которого слезает последняя кожа, уложили на допотопную каталку, зато накрыли чистой простынкой.
Кишка отправился на переговоры с дежурным врачом.
- Куда я его положу? - отнекивался тот. - У нас всего две коммерческие палаты, обе заняты. В них люди, за которых сам Марусов просил. Куда я их дену? На улицу выставлю?
Кишка открыл дверь в первую попавшуюся палату. Там, вплотную друг к другу, стояли пять коек, застеленных ветхим серым бельем. Все они были заняты. Пахло нестиранными носками и еще чем-то до боли знакомым и неприятным. Брезгливо поморщился и поспешил закрыть дверь.
- Это обычная, - без тени смущения просветил врач.
- Их можно куда-нибудь переселить?
- Ну если только уплотнить с соседней. Или кого-то в коридор.
- Уплотняйте, - распорядился помощник Ланцова, плохо представляя, как это можно реализовать. Только если вторым ярусом. Как на зоне.
Он достал из кармана телефон, набрал номер:
- Акбар, поднимай скоренько своих рукодельников. Надо ремонт забацать. Срочный, до утра. Можно без дизайна. Двойной тариф. Давай!
- Антон Романыча до утра из приемного не привозите, - напутствовал он дежурного врача.
- Ладно, снотворное ему вколем, поспит пока, - со вздохом отозвался доктор, не смея возражать.
Кишка набрал в легкие побольше воздуха и смело шагнул в палату. Включил свет:
- Подъем, граждане! Воздушная тревога! Срочная эвакуация!
* * *
Плетнев с соседом Константином взирали по телевизору на сериал. Точней, смотрел сосед, а Плетнев привычно и равнодушно пялился в потолок. Сериал был геройский, про суровые будни правоохранительных органов.
- Ахинея. Не бывает так у ментов, - вдруг ни с того ни с сего авторитетным тоном заметил Антон Романович.
- Что? Вспомнил?
- Не знаю. Мне почему-то так кажется.
- Слушай-ка, ты ведь не мент, это точно. Иначе нашли б уже. Но в теме. Какой вывод?
- Какой? - попугаем переспросил Плетнев. Никакого вывода ему лично сделать не удавалось.
- Сидел ты. А по башке на разборке получил.
- Где сидел?
- Где и все. В дружном мужском коллективе.
Константину чрезвычайно хотелось, чтобы эту часть биографии попутчик вспомнил. Было бы тогда о чем поговорить. Но Плетнев, похоже, шевелить мозгами не спешил. Тогда сосед зашел с другой стороны:
- И жена у тебя классная. Совсем ее не помнишь?
- Хоть убей.
- Погоди-ка… - При слове "убей" опытный Константин насторожился: - А может, тебя кинуть хотят?
Плетнев взглянул на соседа. Куда еще кинуть? Вроде один раз уже кинули. Головой об асфальт.
- Хату отобрать, - растолковал грамотный в подобных делах сосед, - ты ж без памяти. Сейчас перепишут на себя твою квартиру, а тебя обколят и в дурку. Хотя, откуда они знают, где ты живешь? Тогда другой вариант. На органы продадут. Запросто! Знаешь, сколько на черном рынке печень стоит? А почки? У тебя анализы взяли, проверили. Годен. Сейчас под видом мужа вывезут - и на распродажу. Поэтому симпатичную и прислали…
Дверь в палату в эту самую минуту раскрылась, и на пороге возникла та самая. Снежная королева. Как бы жена. Плетнев чуть было не закричал, что на органы не хочет. Они у него все больные, табаком и алкоголем отравленные.
Снежная королева спокойно подошла к кровати, наклонилась, улыбнулась и снова нежно поцеловала холодными губами.
- Привет, родной, как ты себя чувствуешь?
- Хорошо, - вяло ответил Плетнев.
- Смотри, это тебе, - она достала из сумки фотографию в рамке и поставила на тумбочку. С фотографии на пораженного Плетнева смотрел он сам в обнимку с этой самой женой. Голова к голове. Фон - океан и пальмы.
- Я тебе вещи принесла, нам погулять разрешили, - она достала из сумки мужскую одежду, положила на одеяло, - одевайся.
Принесенные ею вещи оказались впору. Тютелька в тютельку.
* * *
Золотов лежал в кровати на животе - по-другому был не способен - издержки охоты - и рассуждал о положении российского здравоохранения.
Выходило, что в Великозельске вопрос со здравоохранением решен. Окончательно и бесповоротно. На зависть многим регионам. Достаточно посмотреть на местную больницу. И полежать в ней.
Просторная отдельная палата, куда поместили московского гостя, оборудована была по последнему слову науки и техники. Имелись даже плазменная панель и кондиционер, не говоря о вполне приличной мебели и отдельном санузле. В санузле - стопочка полотенец, как в приличном отеле, и махровый халат. Матрас удобный, не пролежанный, белье свежее. Пижаму, ту вообще с бирками дали и по размеру.
Немного попахивало краской, но это лишний раз подтверждало догадку, что на здравоохранение средств здесь не жалеют. Вот ремонт делают. Должно быть, скоро и до приемного отделения доберутся, а то оно явно по ремонту соскучилось.
Непонятно было только, для чего Антона Романыча Плетнева сюда с инспекцией сослали, если у них даже обычная больничная палата фору даст иному пятизвездному отелю. Коммунизм, одним словом.
Размышления больного прервала медсестричка в коротком халатике, грациозно вкатившая тележку с едой. Девушка словно сошла с обложки известного журнала для мужчин.
- Ваш завтрак, - с ослепительной улыбкой пояснила она, снимая с тележки салфетку. Таким жестом, словно следующим готова была снять с себя униформу.
Ассортимент опять же не хуже, чем в пятизвездочном турецком отеле, а то и лучше. Там черную икру и свежие устрицы на шведском столе не подают.
- Пожалуйста, здесь гаспаччо, блинчики с икрой, устрицы, - расшифровала сестра, - кофе заварной.
В прошлом году Золотову довелось навещать сослуживца в одной из передовых московских больниц, но там до такого лечить и лечить.
- А овсянка есть?
- Есть, - не моргнув глазом, отрапортовала сестричка, - но свежие устрицы гораздо полезней.
- Но… у меня с собой денег нет, - растерялся Вячеслав Андреевич - прикинул, что все-таки в бюджет устрицы вряд ли вписываются.
Но переживал он напрасно.
- Не волнуйтесь, все за счет города, - заверила медсестра. - У нас так полагается.
- Да? Хм! Круто.
Эх, вот что значит небольшой городок! Все можно отлично организовать, если есть желание. А выделенных средств даже больным на икру хватает. Это тебе не Москва с ее масштабами, захочешь - а за всем не углядеть! И что на местах жалуются, что денег мало выделяют? Воровать не надо!
- Если что-то нужно будет, вы, пожалуйста, звоните, - сестричка кивнула на телефон, стоящий на тумбочке, пожелала приятного аппетита и, одарив пациента ласковым взглядом, удалилась.
С ума сойти! А золотовский сослуживец, когда в московской больнице лежал, жаловался, что никого из персонала дозваться невозможно.
Вячеслав Андреевич, кряхтя, поднялся и, морщась, присел на кровать. Боль пониже спины любого способна была лишить аппетита. Пришлось ложиться обратно и исхитряться есть, лежа на животе.
Отведать блинчиков он не успел - дверь деликатно, с робким стуком открылась, и в палате появился Ланцов с огромным букетом цветов и бутылкой элитного коньяка.
Следом за ним вплыл дородный незнакомец, прижимавший к солидному животу пакет с экзотическими фруктами.
- Антон Романович, не отрываем? - Иван Михайлович с умильной улыбкой - прям отец родной - заботливо разглядывал жующего проверяющего.
- Нет, ничего, - Золотов искренне пожалел, что блины остынут. Но завтракать в их присутствии посчитал невежливым.
- Приятного аппетита! Вы кушайте, кушайте! - Чиновник почтительно представил спутника: - Знакомьтесь, Марусов Виталий Иванович, наш мэр. Лично заехал проведать.
Мэр в два шага подлетел к кровати, схватил руку Золотова, перепачканную маслом с блинчиков, принялся энергично трясти и при этом лучезарно улыбаться.
- Очень рад познакомиться. Очень. Очень. Я сразу к делу. Вас все устраивает? Может, что-то подвезти?
Золотов заверил, что все хорошо, и только собирался выразить мэру свое восхищение состоянием вверенного ему лечебного учреждения, но тот перебил:
- Как самочувствие? Какие прогнозы?
- Вроде нормально. Там дробь под кожей буквально. Все достали, обработали. Завтра выпишут.
- Не спешите! Вы нужны нам целым, невредимым и с хорошим настроением! - Марусов довольно хохотнул собственной шутке и перешел на серьезный тон: - От лица администрации приношу искренние извинения. Сами понимаете, от случайностей никто не застрахован. Геннадию Федоровичу я пока ничего не сообщал.