– Тысяча восемьсот восемьдесят шестой! – на всякий случай уточнил Арсений. – Иллюстрации Жана Гранвиля, они считаются классическими… твердый переплет, тисненая кожаная обложка… посмотрите, это не ваша книга?
Вета перегнулась через его плечо, взглянула на страницу каталога. Здесь было помещено изображение книжной обложки. Гулливер тащил за собой на веревках целую эскадру лилипутских кораблей.
– Нет, на обложке той книги был другой рисунок! Там Гулливер наблюдает за военным парадом лилипутов…
– Значит, ищем дальше! – Арсений перевернул страницу. – Ну вот это – более редкое издание. Типография Маркса, девяносто второй год. Иллюстрации Хогарта… Интересно, я о них даже не знал!
Вета склонилась над книгой.
На этой обложке был изображен Гулливер, связанный сотнями тонких нитей и безуспешно пытающийся их разорвать.
– Нет, я же вам сказала – на той книге, которую я ищу, изображен военный парад!
– Ладно… продолжаем поиски. Хотя я бы на вашем месте удовлетворился Марксом или Сытиным – отличные издания и не слишком редкие, так что их можно приобрести по вполне умеренной цене, около тысячи…
– Тысяча? – переспросила Вета удивленно. – Надо же, дешевле, чем современное издание! Я сегодня за новую книгу заплатила полторы тысячи…
– Около тысячи евро! – перебил ее Арсений. – Это все же антикварные книги!
– Тысяча евро?! – испуганно воскликнула Вета, широко открыв глаза. – Вы, наверное, шутите?
– Такими вещами не шутят! – строго возразил Неелов. – Ну что, будем смотреть дальше?
– Будем! – вздохнула Вета.
– Так… ну это издание Сойкина, девятисотый год… Думаю, это не то, на обложке нет рисунка, только название. Хотя внутри иллюстрации Гранвиля, как и у Сытина. Будете смотреть?
Вета взглянула и покачала головой:
– Нет, и это не то!
– Тогда у нас остался последний шанс. – Неелов перевернул страницу. – Это действительно очень редкое издание, думаю, что до наших дней сохранилось не больше десяти экземпляров. Тысяча восемьсот семидесятый год, небольшое издательство Карла Шлемиля, иллюстрации Джона Степлтона…
– Но я ищу русское издание!
– Русское, русское! – успокоил Вету Арсений. – Издательство Карла Шлемиля находилось в Петербурге, на Васильевском острове. Там ведь до революции немцев было больше, чем в Германии, даже вывески на магазинах и ресторанах были немецкие. Издательство Шлемиля просуществовало всего три года, потом хозяин разорился, продал его конкурентам, а они его закрыли и в помещении типографии устроили красильный цех… Этот цех, в свою очередь, тоже разорился, просуществовав всего год…
– Ну это все мне не очень интересно, – перебила его Вета и взглянула на картинку в каталоге.
Это был хорошо знакомый ей рисунок – Гулливер с любопытством разглядывает марширующих лилипутов…
– Это она, точно, та самая книга, которую я ищу! – радостно проговорила Вета.
– Рад за вас, – хмыкнул Неелов. – Но, как я и говорил, это издание более редкое, чем предыдущие, значит, более дорогое.
– Сколько оно может стоить? – испуганно спросила Вета.
– Все зависит от того, сколько экземпляров сохранилось до наших дней, но никак не меньше двух тысяч…
– Двух тысяч евро?
– Ну да… как – будем искать?
– Будем… – Вета тяжело вздохнула. Она не представляла, где раздобудет такие деньги, но не хотела отступать.
– Сейчас я посмотрю, есть ли что-нибудь в моей базе данных… – Арсений включил ноутбук и начал просматривать файлы.
Через несколько минут он повернулся к Вете и сообщил:
– На ваше счастье, нам не придется ехать в Сибирь или на Камчатку. В этом случае вам пришлось бы оплачивать, кроме самой книги, мою командировку – дорогу, гостиницу, суточные… не пугайтесь, в нашем городе есть, по крайней мере, четыре экземпляра этого издания. Не считая, конечно, того экземпляра, который принадлежал покойному Сперанскому. Так что мы с вами уже завтра можем приобрести книгу. Одна выставлена в магазине "Раритет" у Вилли Раковского, с него мы и начнем. Магазин открывается в десять…
– Мне еще нужно достать деньги! – вздохнула Вета.
Разумеется, свекровь провела большую работу, расписала поведение Веты такими красками, что муж поверил во все. Зная свекровь, Вета примерно представляла, как это звучало. Невестка стала совершенно невозможна, грубит, огрызается и обзывается. Ничего не делает по дому, а она, свекровь, не молоденькая, чтобы убирать за ними, стирать и готовить на трех человек. И самое главное – пришла сегодня и так не вовремя, вместо оправданий начала ругаться, а потом собралась и куда-то ушла, ничего не объяснив. И что ей думать? Куда может пойти молодая женщина поздно вечером?
"На панель, – усмехнулась Вета, – неужели она думает, что я пошла на панель? Очень смешно…"
Вета нарочно не стала звонить и открыла дверь своим ключом. И что бы вы думали? Разумеется, свекровь стояла на своем обычном месте прямо напротив двери. И руки на этот раз были сложены на обширной груди, и узкие губы плотно сжаты, и брови грозно нахмурены – все как положено. Ей бы шляпу-треуголку – ну точь-в-точь Наполеон глядит на горящую Москву!
"Вот-вот, – подумала Вета, – вроде бы одержал победу при Бородине, а Москва-то не далась. Никто с ключами от города встречать императора не вышел, праздников и чествований не устраивали, город подожгли, продовольствия и других припасов не было… Так что, дорогая свекровушка, нечего из себя Наполеона корчить, как бы тебя на остров Святой Елены не сослали…"
Мысленно представив свекровь в наполеоновском мундире, Вета едва удержалась от смеха.
– Володя! – гаркнула свекровь во всю силу легких. – Она пришла!
– Где ты была? – тотчас в прихожую явился муж.
Брови у него были насуплены точно так же, как и у свекрови. Вета подумала, что сейчас он тоже сложит руки на груди и будет у нее в прихожей два Наполеона. Но прихожая у них была не слишком большая, так что у стены просто не было места для двоих разгневанных французских полководцев.
– Где ты была? – повторил муж в прежнем запале.
И, видя, что она отвернулась, снимая туфли, повысил голос:
– Иветта, я тебя спрашиваю!
И даже имя ее произнес на манер свекрови, через "э"!
Вете захотелось бросить в него туфлей. И попасть прямо по носу. А свекровь угостить ударом в челюсть. Пускай потом жидкую пищу через трубочку втягивает!
Но… "мечты, мечты, где ваша сладость…" – цитировал, бывало, Глеб Николаевич в хорошем настроении. Вета прекрасно понимала, что, вздумай она схватиться со свекровью врукопашную, победа будет не за ней. Тетка здоровая, не зря много лет на заводе отработала! Опять же пиво пила, калорийно…
– Изволь отвечать, когда тебя спрашивают! – от волнения муж пустил петуха.
Странно, а раньше она никогда не замечала, какой у него некрасивый, визгливый голос. Не кричит, а прямо визжит, как дисковая пила… Нет, все-таки хорошо бы запустить в него сапогом. И чтобы завтра под глазом лиловел здоровенный синяк… И он с этим синяком пойдет в свою суперпупергимназию к богатым деткам… И ужасно интересно, что скажет ему директор…
– Ну что ты кричишь, – мирно сказала Вета, – ну ходила я по делу…
И это была чистая правда. Но ей никто не поверил.
– Ты думаешь, что мы поверим в твои оправдания? – спросил муж.
И Вета тут же завелась.
– А кто тебе сказал, что я оправдываюсь? – спросила она обманчиво тихим голосом. – И что значит это "мы"? "Мы, Николай Второй…"?
– Мы с мамой… – буркнул муж.
– А маме-то, интересно, какое дело, куда я ходила? – громко удивилась Вета.
Что удивительно, так это то, что свекровь до этого молчала, как воды в рот набрала. Но тут она не выдержала.
– Ты живешь в нашем доме! – высокопарно начала она.
– Да? – прищурилась Вета. – А я думала, что дом у нас общий…
И с необъяснимым злорадством увидела, как на лице мужа проступает воспоминание… И понимание. А через некоторое время дошло и до свекрови.
Когда девять лет назад Вета с Владимиром решили пожениться, свекровь упорным трудом заработала себе от завода однокомнатную квартиру. До этого они с сыном жили в коммуналке – огромная комната с двумя большими окнами и высоченными потолками. В коммуналке было таких изначально три. То есть совсем давно, больше двухсот лет назад, когда был построен дом, на лестничной площадке была одна квартира из пяти комнат. До революции она принадлежала инженеру, работающему на Обуховском заводе. Все это Вете рассказывал муж, который, будучи студентом исторического факультета, заинтересовался историей квартиры и даже написал статью в какой-то журнал. Статью, правда, не напечатали, но работу муж проделал и жаждал поделиться полученными сведениями с Ветой. А она в то благословенное время внимала с радостью всему, что он говорил, будь это перечень фамилий из телефонной книги или расписание пригородных электричек.
В общем, квартиру у инженера, разумеется, отобрали, то есть оставили две комнаты, а в остальные три вселился разный люд – милиционер с женой и тещей, две сестры, работающие на ткацкой фабрике, и даже учитель из школы для трудновоспитуемых детей с семьей. Возможно, учитель этот, последователь Макаренко, был хорошим педагогом, но он все время пропадал в своей школе, потому что трудновоспитуемых нельзя было оставить ни на минуту. А жена его не принимала методов Макаренко и воспитывала их сына по-своему. В результате вырос здоровенный детина, которого вся квартира звала Котей, учился он отвратительно, вечно устраивал в квартире то пожар, то потоп и однажды выбросил в окно тарелку горячих макарон. Случай вошел в анналы истории квартиры только потому, что макароны попали на новый костюм управдома, и он, зная всех жильцов, мигом вычислил Котю. Потом Котя окончательно вырос и стал попивать и поколачивать несчастного своего отца-педагога, который от тяжкого труда на ниве воспитания малолетних преступников ослабел и рано состарился. Перед войной Котю посадили за кражу, родители его умерли в блокаду.
Инженер, бывший владелец квартиры, сгинул году в тридцать седьмом, его дети разлетелись по свету, и после войны вернулся только один – летчик, Герой Советского Союза. И государство выделило ему отдельную квартиру, перестроив для этой цели коммуналку. Из двух комнат, занимаемых раньше семьей инженера, большой прихожей и кухни получилась приличная двухкомнатная квартира, а остальное оставили в коммуналке. Отгородили кусок коридора и сделали темную кухню, в остальном все осталось как было. Жильцы менялись – кто-то умирал, кто-то переезжал, кто-то женился и разводился, из старожилов остались только будущий муж Веты с матерью – дочкой одной из сестер, работавших на ткацкой фабрике.
Будущая свекровь как раз собралась переезжать из коммуналки в свою новую квартиру, тут сын решил жениться. У Веты не было своей площади, она после смерти родителей жила с семьей брата, поэтому родственники просто выплатили ей энную сумму, и она выписалась. Доплатили и поменяли квартиру свекрови на двухкомнатную, комнату в коммуналке пока решили не трогать. Рассчитывали на то, что дом хоть и старый, но красивый, с большими окнами и лепниной, эркерами и витыми решетками на балконах. И даже портик у парадного подъезда поддерживают две кариатиды. Поэтому рано или поздно обязательно расселят коммуналку, уже кое-где новые жильцы въехали.
Всеми планами и расчетами занимались свекровь с мужем, Вета со всем соглашалась.
– Конечно, я понимаю… – вздыхала свекровь, – молодым хотелось бы одним пожить после свадьбы, а тут я… Но, сами посудите, если комнату продать да Ветины деньги прибавить, только однокомнатную купить можно. А так если расселять станут, то за такую комнатищу-то, тридцать два метра, да окна огромные, без всякой приплаты однокомнатную квартиру дадут!
– Что ты, мама, – ввернул тут муж, – ты нам нисколько не мешаешь!
А Вета тогда только кивала головой, глупо улыбаясь, она хотела любить всех.
Так и случилось, что Вета со свекровью прописались в этой вот двухкомнатной квартире, а муж официально остался в коммуналке.
– Это ненадолго, – ободряла Вету свекровь, – вон, уже больше половины квартир расселили, скоро и до нас очередь дойдет.
Вета только отмахивалась – какая разница!
И надо же было такому случиться, что рядом с тем красивым старым домом начали строить новый – такой же красивый, архитектор постарался. Но когда вбивали сваи под фундамент, от сотрясения вдоль всего дома пошла трещина. Всполошились, вызвали комиссию, которая тянула время и определенного заключения не давала. Вроде бы дом рухнуть не должен, а если рухнет, то лет через сто, а может, и раньше. А пока суд да дело, риелторы решили не связываться с расселением квартир в этом доме. Потому что покупают огромные квартиры люди не бедные и со связями, таких обмануть – себе дороже обойдется. Они ведь по судам бегать не станут, сами с неугодным человеком разобраться смогут…
И вот уже десятый год ни одной квартиры в тот доме не было продано. Коммуналка та совсем обветшала, жильцы там меняются с быстротой калейдоскопа, сдать комнату – и то проблема. И вот как раз три месяца назад свекровь сдала ту комнату на полгода, причем деньги вперед взяла, поскольку до этого жила там развеселая девица, которая съехала, не заплатив за месяц.
Все эти мысли промелькнули в голове Веты со скоростью курьерского поезда.
– Так что там насчет дома? – поинтересовалась она самым невинным тоном. – Ты, дорогой, имеешь что-то против? Тебе не нравится здесь жить?
– О чем ты говоришь? – было видно, что муж отказывается верить своим ушам. – Ты намекаешь, что я…
– Я ни на что не намекаю, – прервала его Вета, – я говорю как есть: прекрати на меня наезжать. И не смей говорить со мной таким обвиняющим тоном! Ты не прокурор, и я не подсудимая!
Тут она вспомнила, что хотела поговорить с мужем насчет денег, ей срочно нужны две тысячи евро на старинную книгу, а своих сбережений немного. А теперь, после того, как разругались, он вряд ли пойдет ей навстречу.
"Ну уж нет, – подумала Вета, – я своего добьюсь во что бы то ни стало! У меня просто выхода другого нету!"
– Антонина Павловна, – обратилась она к свекрови, – время позднее, вы бы шли к себе, отдохнули, телевизор поглядели. А мы уж тут сами разберемся. Мне нужно с мужем серьезно поговорить.
Свекровь вместо того, чтобы повысить голос и заорать, что невестка ей не указ и она сама знает, что ей делать, вдруг как-то стушевалась и пробормотала:
– Да я ничего. Вы сами чаю попейте. Там на плите сырники…
– Мама, – муж отчего-то забеспокоился, – может быть, с нами чаю попьешь?
– Иди, сын, – твердо сказала свекровь, – любишь кататься, люби и саночки возить!
"Заговаривается", – подумала Вета и скрылась в ванной. Ей надо было обдумать предстоящий разговор.
Под шум падающей воды мысли текли нерадостные. Поневоле Вета задумалась о своей семейной жизни.
Как-то странно у них организовался быт. После свадьбы въехали они вот в эту квартиру, сделали ремонт, купили мебель и все необходимое и зажили потихоньку. Общие деньги выдавались только на питание, свекровь, если не хватало, могла добавить свои. А дальше каждый был сам по себе. Вета зарабатывала немного, одевалась на эти деньги и покупала кое-какие мелочи по хозяйству. Вместе с мужем они по магазинам никогда не ходили, разве только за продуктами, да и то нечасто. Свекровь говорила, что домашнее хозяйство – не мужское дело, еще не хватало, чтобы мужик у плиты болтался и трусы дамские стирал!
Как всякий мужчина, муж терпеть не мог магазины, но в отличие от других жен Вета его не заставляла таскаться за ней по бутикам и торговым центрам. Она и сама не слишком приветствовала такое времяпрепровождение. Опять же, когда денег впритык, по магазинам не разгуляешься.
Никаких больших покупок они за время совместной жизни не делали. Вопрос о машине отпал сразу – у мужа оказался дальтонизм, права ему никогда бы не дали. Вета не слишком расстраивалась по этому поводу, ей нравилось бродить с ним пешком по городу, он очень много знал про старый Петербург и пригороды. Сейчас, конечно, было бы неплохо, если бы кто-то возил ее на работу, но опять же пробки…
Одежду себе муж покупал сам, кстати, отметила сейчас Вета, в последнее время он стал очень элегантен. Вещи дорогие и подобраны с большим вкусом.
Вета потянулась в шкафчик за кремом для лица и заметила новую бритву мужа. И одеколон тоже дорогой. Что ж, он всегда следил за собой… В данный момент это Вету радует, стало быть, у него есть деньги.
Зарабатывает он в своей частной гимназии неплохо, а тратит только на одежду. В отпуск они ездили вместе только первые года два, потом как-то не срослось. То он менял работу, и ему не давали отпуск летом, а в гимназии муж ездил в поездки вместе с детьми. Объездили, надо сказать, они всю Европу, так что с Ветой он никуда ехать не хотел, все уже видел. Ей же не каждый год удавалось куда-то поехать – в прошлый раз зубы лечила весь отпуск, два года назад ездили с Лариской в Чехию самым дешевым туром, а еще раньше – с женой брата в Турцию. Вете не понравилось – шумно, народу много и очень жарко.
Она спохватилась, что думает не о том, наскоро нанесла на лицо питательный крем и расчесала волосы. Пора идти, а то муж уснет.
Он ждал ее полностью одетый, даже рубашка не домашняя. Вета села на кровать и ослабила поясок халата.
– Ну? – требовательно спросил муж. – Так где же ты все-таки была? И я хотел сказать, что ты недопустимо грубо разговариваешь с моей матерью!
В другое время Вета тут же стала бы оправдываться или промолчала бы, согласилась со всеми его упреками и доводами. Но сегодня у нее была конкретная цель – добыть денег, две тысячи евро, поэтому она не дала мужу увести разговор в сторону.
– Давай не будем трогать твою маму, – обманчиво мягко сказала она, – думаю, что она сама в силах за себя постоять. Если ей что-то не нравится, мы выясним с ней это сами, разберемся без тебя, как раньше разбирались.
Муж хотел что-то сказать, но промолчал, только глаза его блеснули. Злобно? Нет, в них не было агрессивности. В них была неуверенность и еще, пожалуй… неужели страх? Вета подумала, что она ошибается.
– Теперь относительно того, где я была, – тем же тоном продолжала Вета. – Заверяю тебя, что не делала ничего предосудительного, просто у меня были дела, о которых долго рассказывать. Да тебе и неинтересно.
– Вот новость! – вспыхнул муж. – С каких это пор у тебя завелись какие-то тайные дела?