Лекс
Лишь получив силу игрока, принадлежащего с совершенно другой весовой категории, Лекс осознал, насколько до этого ничтожны были его собственные возможности. И ему осталось только удивиться тому, как, имея подобные возможности, его враг все-таки проиграл. Сила решала здесь, в конце концов, далеко не все.
При последующем размышлении, Лекс предположил, что поверженный им враг даже и не осознавал, сколько возможностей не использовал. Сколько вариантов применения его мощи остались нетронутыми. Мальчик надеялся, что подобной глупости он сумеет избежать.
Вместе с полученной силой к нему пришли и новое понимание пространства вокруг. Он почувствовал "соседей". Далеко не всех, пустоты вокруг до сих пор оставалось более чем достаточно. Но все же.
Лекс словно всегда все это знал. Чувствовал. Видел. Но до этого словно не обращал внимания, и только теперь его взгляд прояснился. Он точно знал, как ему добраться до Каллиграфа. Он понимал, как попасть в мир Мусорщика, хотя путь туда оказался непрямым. Да и ничего, как раз туда он совершенно не торопился. Он определил местонахождение вокруг себя еще десятка игроков, незнакомых ему, неизвестных. Скорее всего, враждебных. Но теперь он, хотя бы, знал об их существовании.
Он рассматривал эти точки на мысленной карте, плескаясь в реке. Пытаясь смыть вонь со своего тела и своей одежды. Неподалеку, вежливо отлетев чуть ниже по течению, в воде нырял дрэйк. Похоже, запах ему нравился не больше, чем хозяину, так что ради того, чтобы от него избавиться, он смирился с водными процедурами.
Лекс находил все новых и новых игроков, но скоро понял, что не успевает удержать всех их в голове. Он завершил купание и двинулся в замок.
Там, в подземелье замка, он выбрал зал побольше, и начал оборудовать его в нечто похожее на коммуникационный центр. Поставил круглый белый стол прямо посередине. Разместил вдоль стены, тоже круглой, много-много дверей. Он не знал, куда они вели. Знал только про две – одна дверь, окованное железом дерево, вела в замок и мир долины. Вторая, шлюз с космического корабля, – выводила его прямо в мир больших планет. Туда, где на небе господствовали Хозяйка и Кирпичуха. Остальные двери пока оставались обычными серыми плитами, прислоненными к кирпичной стене. Они не вели никуда, но Лекс надеялся, что он со временем использует каждую из них.
Почему бы и нет? Если он собирался создать множество миров, то лучше было иметь одно место, переход, которое позволяло связать все эти миры в один узел.
А над столом он начал рисовать карту своих соседей. Точки, похожие на крохотные звезды, плавали прямо над поверхностью стола. Сначала Лекс запутался, стер все и начал заново. Он понимал, особенно после очередной победы, как действует многомерная система координат в этих краях. Понимал, чувствовал, ощущал. Но изобразить ее, даже в объеме, не мог. В конце концов он плюнул и остановился на трехмерной модели, использовав еще то, что модель могла двигаться, и тем самым учтя время, как четвертое измерение. Как раз оно осталось в этой вселенной прежним. Он это чувствовал. Знал, что если прыгнет к Михаилу сейчас – то это будет один прыжок, а если решит переместиться к нему же чуть позже, то искать его наставника придется немного в другом месте.
Игроки здесь перемещались, дрифтовали, ни на мгновение не застывая. Хотя, это было не самым главным.
Еще одно открытие, которое Лекс сделал, создавая свою карту, было то – что знание здесь тоже можно было приравнять к измерению. Например, Мусорщика он никогда не видел, но его упомянули при нем, и теперь Мусорщик сразу стал ближе. Мусорщик к нему – но не он к Мусорщику.
Упомянул его "бомж" – и Лекс чувствовал, что пока что, если ему вдруг захочется увидеть Мусорщика, то попасть к нему он сможет только через раскаленный мир – бывшую свалку.
Все было запутано. Но Лекс не сильно старался усложнить себе жизнь, пока что он просто накидывал прямо в пространство маленькие белые звезды, подписывая их там, где знал имена. И моргал. Карта была невидима. Ее не увидел бы никто, если бы Лекс, сам лично, не решил бы ему ее показать. Два моргания, пауза, еще раз, потом еще два раза. Карта появляется. Потом исчезает, как только Лекс отворачивается или уходит. Все просто. Его знания останутся только для него и ни для кого больше. Хотя попасть в эту комнату без приглашения и нелегко, он не хотело оставлять ни единого шанса.
Лекс оглянулся, и с сожалением посмотрел на расставленные вокруг заготовки дверей. Со значительно большим удовольствием он создал бы сейчас еще один мир. Или хотя бы заглянул в мир Хозяйки.
Но новое нападение могло произойти и через день, и прямо в следующее мгновение. Если ему сказали учиться и дали учителя, то надо было этим пользоваться. Даже не зная, чему, собственно, его собираются учить.
Он сконцентрировал взгляд на одной из звездочек, рядом с которой изобразил крошечный иероглиф "ангел" и переместился.
На этот раз он оказался значительно ближе к китайцу, чем в первый. Пятнадцать минут ходьбы, не больше.
***
Ива – странное растение, странное и загадочное. И те, что создают живую изгородь. И гиганты, достигающие восьми метров в высоту. И скромные тихие экземпляры, склоняющие ветви к самой воде рек и озер. Любой из шести сотен видов, относящихся к роду, несет в себе свою собственную тайну. И собственную красоту.
Лекс где-то слышал или читал, что существует японская ива. Может быть, есть даже и китайская. Но он понятия не имел, как они выглядят.
Да Каллиграф и не специфицировал, аллею из каких именно ив он хочет. А уточнить Лекс не мог – мир Каллиграфа пустовал. Хозяина нигде не было видно. Лекс знал, просто чувствовал, что Каллиграфа нет в мире песка.
Хозяин куда-то удалился, может быть, отправился в гости. Или на войну. Или в какой-то другой мир, о котором Лекс не знал. Предыдущий прецедент с Михаилом наглядно продемонстрировал, что недостаточно знать, как добраться до одного из миров игрока. Другой мир, если он есть, может оставаться такой же загадкой, как и первый. И искать его надо отдельно.
Лекс был уверен, что Михаил тогда нашел бы его, рано или поздно, и в мире Хозяйки, но все-таки это требовало отдельных, дополнительных усилий. А Каллиграфа он не чувствовал.
Зато – теперь пустыня-холст не была абсолютно пуста. Лекс оказался где-то ближе к тому месту, точке, которую сам Каллиграф сделал центром этого мира.
Прямо посреди песков стоял дом-пагода, с классической крышей, чуть заворачивающей кромку вверх. Дом казался крохотным на фоне разноцветных песков, да он и был небольшим. Без стен, лишь с раздвижными перегородками, позволяющими слегка отгородиться от внешней части этого мира.
Для Лекса эта черта начинала иметь значение лишь в том месте, где он стоял.
Мальчик вздохнул. Хозяина, по-прежнему, не было, и некого спросить о том, какие именно ивы он хочет видеть в этой пустыне. Лекс решил, что раз выбор остается за ним – то пусть это будут плакучие ивы. Его любимые.
***
Создавать что-либо в чужом мире, даже в отсутствие хозяина, очень, чрезвычайно сложно. Мысли начинают путаться, желания – не исполняются. Цвета выходят совсем не те, а пропорции почему-то нарушаются.
Поэтому, когда Каллиграф вернулся, лишь четыре ивы стояли подле его дома. Две с одной стороны, и две с другой. Лекс раздвинул аллею, состоящую из одного лишь песка, метров на пять, и решил, что между каждой ивой и справа, и слева, должно было оставаться расстояние метров в пять также.
Еще он решил, что ивы будут "плакать" вовнутрь, полностью закрывая путника, идущего внутри аллеи, от солнца.
Сложнее всего оказалось взломать базальтовый камень, прячущийся прямо под песком. Не просто сложнее – почти невозможно. Камень оказался не просто корочкой, прилепленной к поверхности – нет, у Лекса возникло ощущение, что Каллиграф и не представил себе под ним ничего. Сплошной блестящий базальт до самого конца.
В конце концов, Лекс перестал пытаться его раскрошить, а лишь аккуратно вырезал в этом камне огромные круглые чаны-горшки-ниши. К сожалению, он не мог себе представить дерево без корней. А корни требовали некоторой глубины. Теперь каждая ива стояла в своем собственном горшке, Лекс, уж заодно, даже представил и почву, которой заполнилась каждая ниша. Тоже песчаную, но все же почву – а не сплошной песок.
Некоторые ветви свисали до самого песка. Зеленовато-серая, гладкая кора ив великолепно подошла к стилю этого мира, во всем остальном – абсолютно мертвого. Даже трещинки, совсем мелкие, у основания стволов, казались здесь к месту. Узкие светло зеленые листья с прилистниками располагались вроде бы слишком редко, чтобы создать настоящую тень. Но их было много, кроны этих деревьев разрастались лет десять, не меньше, и за счет количества тень все же оказывалась достаточно плотной.
Первые два дерева выросли почти на три метра. Следующие оказались чуть пониже, поэтому путник должен был идти прямо среди ветвей и листьев. Даже чтобы увидеть то, что находится по сторонам, ему бы пришлось иногда наклоняться, там, где ветви спускались к земле слишком низко.
Но все это было делом будущего. В момент, когда прибыл Каллиграф, Лекс пытался сообразить, как избавиться от базальтовым цилиндров, которые он вынул из земли и отставил за ненадобностью в сторону. Куда теперь их девать, он просто не знал. Но они точно были не на месте.
***
Учитель молча пошел вокруг ивы, той, что Лекс вырастил первой. Иногда останавливался, присматривался. Подошел почти к самым листьям, даже тронул один – слегка, лишь прикоснулся подушечками пальцев к поверхности листа и сразу отдернул руку. Отошел назад и посмотрел снова.
Лишь когда он сделал полный круг у первого дерева, он рассеянно посмотрел на следующее – с другой стороны аллеи. Каллиграф словно ожидал, что второе будет просто точной копией первого и только хотел в этом убедиться.
Что бы он ни думал, ему пришлось изменить свое мнение. Лекс просто не мог себе позволить повторяться.
Конечно, общие элементы были, многие листья, если сорвать их отличить один от другого оказалось бы сложно. Хотя, Лекс думал, что если постараться, подобные мелочи, отличающие два внешне похожих листа, можно бы было найти. Он не копировал. И даже если он рисовал заново, создавая следующее дерево и пользуясь всем тем, чему научился при создании первого, все равно – это было новое дерево. Не копия первого.
Другое размещение ветвей, другой возраст, другая кора и другие жуки, оставившие когда-то на ней свой след. Другие листья и другой сок, позволивший этим листьям вырасти.
Каллиграф обратил внимание на предмет терзаний Лекса лишь после того, как обошел все четыре дерева.
– Они тебе нужны? – указал он на вынутый базальт. Лекс молча помотал головой.
Каллиграф кивнул. Посмотрел куда-то за спину Лекса, видимо, на ту пару цилиндров, что мальчик вынул и поставил с другой стороны. Лекс повернулся вслед за его взглядом, но вынутого базальта уже не увидел. Он повернулся обратно и тут же понял, что то время, которое он потратил на поворот головы, Каллиграф использовал, чтобы избавится и от оставшихся двух цилиндров.
– Больше так не делай, – без всякой эмоции сказал учитель. Может, какие-то эмоции и были, но они потерялись при осознавании чужого языка. – Покажи, где, и я подготовлю тебе ямы. Лекс кивнул.
– И спасибо за первые четыре чудесных дерева моей аллеи. – Китаец слегка поклонился.
Лекс поклонился в ответ, стараясь сделать наклон более глубоким. Где-то он слышал, что так требуется. Или там речь шла о японцах?
– Прежде чем я начну тебя учить, тебе следует понять правила этого мира. Моего мира. Он такой, какой он есть – не случайно. В нем есть правила – мои. Он такой, потому что вокруг слишком много глупых и недальновидных людей, желающих мне смерти. Поэтому именно в этом мире самым сильным всегда будет каллиграф. А так как ни одного каллиграфа вокруг я больше не знаю, то в этом мире всегда самым сильным буду я.
Мастер взялся за свою кисть, выбрал место на песке, чистое от следов Лекса и абсолютно ровное, и быстрыми, легкими движениями добрался до базальта. Здесь каменная подложка оказалась абсолютно черной, темной и даже не блестящей. И иероглиф вышел именно таким. Черным, без малейших поползновений в сторону других цветов. Четыре разноразмерных диагональных мазка, один загибающийся вертикальный, ограничивающий нижние два и последний – крохотная неуклюжая гантель между верхней диагональю и второй – самой длинной.
Песок в этом месте тоже был каким-то тусклым. И в нем встречались черные песчинки, много. Смешиваясь, они создали блеклый фон, который нельзя было назвать белым, и черным назвать его тоже было бы неправильно. Серый тоже не подходил – может, фон и стал бы серым, если бы песчинки смешались равномерно. Но среди них тоже не было полного порядка. Поэтому фон менялся, от блекло-белого до тускло-черного. Лишь отчетливый черный след из шести элементов отличался ярко, сильно, вызывающе.
Лекс не знал этого знака, но если бы спросили его, он бы сказал, что это – иероглиф серого дождя тусклым осенним вечером. Правда, он больше отреагировал на выбранный песок, нежели на сам рисунок. Его не спросили.
– Это – иероглиф единорога, – промолвил учитель, отступив на шаг назад от своего мимолетного творения. И перевернул кисть. Перевернул так, что теперь внизу оказался конец ручки, как только теперь заметил Лекс – тупой и выструганный в форме квадрата. Печати.
– А это – мой знак. Я имею право поставить его рядом с любым из своих творений. – Учитель ударил по песку, сильно, чтобы добраться до базальтового основания.
На абсолютно черном базальте осталась квадратная рамка с крохотным символом внутри. Знак мастера. Печать, которая тут же начала краснеть, словно от удара из-под базальта вырвались силы ядра этой планеты.
Через мгновение иероглиф единорога исчез. Его замело песком, как и печать Каллиграфа.
Зато вместо знаков на песке рядом с ними встал на дыбы белый единорог. Не совсем белый, словно сероватый. Кое-где, местами, его шкура казалась черной, а глядя на него под другим углом, можно было сказать, что он абсолютно белый. Лишь грива у него была отчетливо серая, пепельная, как и рог. И глаза – глаза оказались огромными, черными, такими же, как базальтовая подложка символа.
Каллиграф махнул рукой, и единорог послушно поскакал от них прочь, по песку, почти не оставляя на нем следов. Куда-то в сторону далекого горизонта.
– Единорог – хороший воин, и хороший защитник, если понадобится. Тебе понятно основное правило моего мира? Лекс кивнул.
– Тогда начерти на песке единорога. Сделай это столько раз, пока я не сочту, что твой рисунок достоин оживления.
***
Похоже, Михаил приспособился узнавать, когда Лекс возвращается в мир долины.
Иначе как еще можно было объяснить странное совпадение – Михаил явился к мальчику через минуты после того, как тот оставил Каллиграфа. Так и не получив, кстати, ни единого оживления. Простые символы на песке оказались не такими уж и простыми, в конце концов. Когда важно все, все вплоть до случайных мазков кисти, когда важно даже то, как съехавшая в сторону от нажима ворсинка заденет песок – не полностью, не до самого базальта, но делая песок полупрозрачным, давая возможность подложке стать едва видимой, когда все это важно – учиться приходится усердно. И долго.
– Пережил нападение? – буднично спросил Михаил, подходя и устраиваясь под дубом. – Кто это был?
На этот раз он принес с собой матерчатый мешок, небольшой такой, с веревкой у горловины. Похожий на те, в которые пакуют обувь.
– Не знаю. – Лекс присел рядом. Что-то он подустал, и предпочел бы сейчас не принимать гостей, а хоть немного поспать. – Бомж какой-то.
– С Мусорщиком ты бы не справился. – Недоверчиво произнес Михаил.
– Не, – Лекс помотал головой и прикрыл глаза. – Не Мусорщик, кто-то из его знакомых. А ты знаком с Мусорщиком?
– Нет. Но слышал. Личное знакомство с такими плохо заканчивается. Как ты с ним справился? Устал, как я погляжу?
– Да, – Лекс прислонился затылком к коре дуба. – Надо отдохнуть. Справился как-то, сам не знаю. Сглупил, прыгнул за ним в его мир, а там такая свалка…
– Точно не Мусорщик. Говорят, у него чистота.
– Почему тогда Мусорщик?
– Не знаю, так зовут. Наверное, из-за круга его общения? А в погоню ты конечно зря… Это самый тупой и самый распространенный из всех приемов. Напасть, раздразнить и отступить на свою территорию. Как ты вообще справился? Я бы тебя предупредил, но никак не думал, что ты такой храбрый. Думал, от таких глупостей тебя готовить не надо.
Слово "храбрый" в речи Михаила прозвучало почти как ругательство. Во всяком случае, храбрость в его шкале ценностей явно не относилась к числу положительных качеств. Лекс лишь пожал плечами:
– Говорю же, сам не знаю. Выкрутился. А то, что сглупил – понял сразу, как только… сглупил.
– Ладно, – закрыл тему Михаил. – Тебе действительно надо отдохнуть. Тогда я быстро. Открывай глаза.
Лекс приоткрыл глаза и наклонил голову, чтобы понять, чем занят его друг.
– Вот смотри, – на свет из мешка появилась стеклянная банка, подобная тем, в которых хранят крупу. – Простое упражнение. Вот тебе камни…
С этими словами Михаил выдернул из мешка кулек поменьше, наполненный галькой.
– Надо наполнить банку. Наполняй.
Спорить и разбираться со смыслом происходящего Лексу сейчас хотелось меньше всего. Он послушно схватил горсть камешков и аккуратно высыпал их в банку. Камни были словно только сейчас собранные на берегу реки. Обычная речная галька, но созданная настолько качественно, что сразу становилось понятно – у Михаила с тем берегом той реки особые отношения. Нельзя вот так вот просто запомнить вид этих камней, каковы они на ощупь. Лекс придержал в руке один из камней – галька оказалась даже слегка влажной, словно лежала у самого берега и отсырела с одного, нижнего, бока.
Ему понадобилось пять или шесть горстей, чтобы заполнить банку полностью.
– Банка должна быть полной, полной абсолютно, – подсказал Михаил.
Лекс лениво потряс банку, чтобы слегка утрамбовать камешки, после чего ему удалось положить у самой горловины еще пару галек. Но больше уже не лезло – Лексу казалось, что наполнять банку с горкой будет неправильно.
– Банка полная? – спросил Михаил.
Лекс кивнул. По большому счету, ему было все равно. Он ожидал, что конечно же Михаил каким-нибудь хитрым движением сумеет втолкнуть в нее еще несколько камней, но он слишком устал, чтобы заниматься этим самостоятельно.
– Тогда держи, – ухмыльнулся Михаил, передавая из мешка следующий кулек. – Наполняй дальше.
В кульке был песок. Обычный речной песок, не слишком чистого цвета, в котором преобладали желтые тона. Возможно, собранный у того же берега той же реки, что и галька. Собранный, запомненный, созданный. Лекс разорвал оболочку и начал медленно сыпать песок внутрь банки.
Очевидно, что сухой песок спокойно посыпался между гальки, медленно заполняя пустоты между камешками. Лексу удалось высыпать почти весь кулек, прежде чем песок поднялся до горловины.
– А теперь? – Михаил чуть наклонил голову и посмотрел на мальчика. – Теперь банка полная?