Никогда не смирятся Ярославичи с отторжением родового наследия, потому и доведётся скоро кривской земле со всей Русью ратиться, и пока не сядет Всеслав Брячиславич на великий стол в Киеве, война не окончится. И ничем иным она окончиться не может. Альбо - наоборот - пока не избавится Ярославле племя от полоцкого оборотня.
Князь открыл глаза и встретился взглядом с Яруном. Чуть улыбнулся, самыми уголками губ, и сказал, что думал:
- Горячку в сём деле пороть невместно. Разошли гонцов, воевода, чтоб бояре и гридни свои дружины могли собрать в поход вмиг. И всё - отай.
- Сделаю, - понятливо кивнул воевода.
- И в первую голову - Плесков упредить, - подумав, добавил князь. - Буяна Ядрейковича. Хотя… может, ещё и пронесёт господь, - Мстислав, вслед своему кметю, размашисто перекрестился в сторону тябла с иконами.
3. Белая Русь. Окрестности Витебска. Лето 1065 года, изок
Лес темнел угрожающе, мрачно глядел из-под надвинутых козырей еловых лап, щетинился сосновой хвоёй, что-то грозно шептал берёзовой листвой. Кривая тропа бросилась навстречь, упруго и послушно легла под ноги. Мелькнули мимо придорожные кусты, сердце билось где-то в горле, ветер бил в лицо, сбивая дыхание. В затылок дышал Страх. Погоня висела за спиной.
Лес вдруг расступился, выгнулась горбом поляна с пожухлой травой. Посредине высился резной столб. Капь. В самую душу ударил пронзительный взгляд из вставленных в глазницы самоцветов.
- Жди-и… - прокатился по поляне гулкий шёпот.
- Жди-и, - отдалось в кустах.
- Жди, - отозвался шелест листвы.
Волхв Славимир вздрогнул и открыл глаза. В узкое окно бил свет, пели снаружи птицы. Утро уже наступило.
Волхв сел, обхватив руками седую голову.
Сон тяготил. Пугал. Теребил душу. Странный сон, непонятный. Наверняка, знамение. Давно Исток Дорог, Отец Зверья, не посылал своему слуге знамений.
Но чего ждать?
Неясно. Неведомо.
Избушка Славимира была маленькой. Да и к чему волхву большой дом-то? Пусть князья да бояре величаются богатством да зажитком, высокими хоромами да обильными стадами, мехами да узорочьем. Волхвам того не надо, они проводники воли богов, на них лежит Их благословение. Волхв должен всё уметь и мочь сам. Один. Вот когда ослабнет до того, что едва ноги заможет таскать - тогда, волей Велеса, и появится у него ученик-помощник. А после и Велес сам волхва призовёт.
Волхв вышел на высокое крыльцо. Дом был хоть и мал, да казист - крытый тёсом, полотенца, причелины и наличники в затейливой резьбе.
Славимир метнул по сторонам грозный взгляд. Шурша иголками, торопливо уполз под крыльцо ёж, заполошно взмахивая крыльями, метнулась к лесу сова.
Душу тяготило ожидание. Ожидание чего-то непонятного и важного. Чего?
Славимир подошёл к храму, пробежал пальцами по рубленым стенам, погладил тугие валики мха в пазах, глянул на солнце, льющее золото поверх конька.
Не добрались ещё в эти края христиане, - подумал Славимир, всё ещё поглаживая мох. - Глядишь, и не доберутся, князь-Всеслава-то чаянием…
О Всеславе подумалось с неожиданной теплотой. Кто бы мог подумать, что у князя Брячислава, внука Отступника, истинного христианина, будет ТАКОЙ сын. Преданный родной вере. Не зря же Велесова воля в нём.
В храме было полутемно и прохладно. Суровый лик Велеса глядел на волхва с двухсаженной высоты непроницаемыми глазами.
- Вразуми, господине, - тихо прошептал Славимир, подходя.
Сможет ли князь Всеслав выполнить задуманное?
Воспрянет ли родная вера, отринув наносную плесень христианства?
Воротится ли на земли русичей власть родных богов?
И чего сегодня Ты велишь ждать мне, волхву Славимиру?
Чёрный петух безголосо разевал рот - страхом голос отсекло. Славимир уцепил птицу за связанные лапы, примостил к подножью капа и одним движением отсёк петуху голову. Кровь щедро облила подножье, тонкой струйкой стекла в огонь небольшого костра. Волхв подставил ладонь под струйку, набрал полную пригоршню и щедро обмазал лицо капа. От жертвенного огня привычно пахло горелой кровью.
- Вразуми, господине, - повторил Славимир, кланяясь. - Помоги не ошибиться.
Человек показался на опушке, едва только Славимир вышел из храма. Он шёл не от восхода, как ждал волхв, а с полуденного заката. И едва волхв завидел его, как в сердце тут же стукнуло - он! Тот, кого ему было велено ждать - от самого Велеса.
Человек шёл от опушки медленно и устало, не спеша приближался к ограде святилища, а Славимир всё так же молча ждал у ворот храма. Волхв тоже не спешил, а недостойное служителя Велеса любопытство подавить не стоило особого труда.
Человек подошёл к изгороди, на мгновение задержался и двинулся к воротам. Волхв готов был поклясться - у пришедшего на миг возникло желание махнуть через забор, но тут же и пропало. И правильно - в святилище через забор не ходят, в святилище попадают только через ворота.
Волхв ждал.
Человек приблизился на несколько шагов и поклонился:
- Гой еси, волхве.
- И ты здрав будь, человече, - таким же голосом отозвался волхв, не двигаясь с места. - Люди зовут меня обыкновенно Славимиром. Говорят ещё, что я - сын Боряты.
- Ты меня зови Калиной, - коротко усмехнулся пришедший, и волхв невольно залюбовался им. Высокий жилистый мужик с тугим мясом на плечах, руках и ногах - ни капли жира. Лицо - жёсткое, словно топором из дуба вырубленное. Длинные тёмные усы, стрижка в кружок и густые косматые брови. Глаза серые и глядят холодно.
- Идём, - коротко кивнул волхв в сторону храма.
- Идём, - так же коротко согласился Калина и двинулся впереди Славимира.
Шёл он по-войски и одет был по-войски - кожаная безрукавка, некрашеные холстинные порты, поршни с длинными оборами. За пояс заткнут небольшой топор на длинном кыю. А за спиной накосо подвешен длинный свёрток холстины и кожи. Волхв готов был поклясться, что это - меч. Но отчего - в свёртке?
Простые вои мечами не бьются. А витязи-кмети - топорами гнушаются.
Славимир прикрыл на ходу глаза, нимало не опасаясь споткнуться - чего там опасаться, если за сорок лет вся поляна святилища исхожена вдоль и поперёк, поневоле знаешь, куда в следующий миг ногу ставить - и мысленно потянулся к мечу. И тут же отпрянул - взаболь отпрянул, не мысленно. От меча повеяло силой - не человеческой силой, первобытной мощью, предвечной силой богов.
Боги, - смятённо подумал волхв, открывая глаза, чтоб не споткнуться - умение ходить по поляне святилища враз куда-то подевалось. - Да знает ли этот человек, ЧТО он так простецки несёт за спиной?
Калина оборотился, словно услышал мысли волхва. Коротко усмехнулся и, чуть пригибаясь, пролез внутрь храма.
Меч лежал у подножья капа, на двух постелях - холстине и тонко выделанной бычьей коже. Ножны старой кожи, крашеные под морёный дуб, серебряная оковка со священным узором, ухватистая рукоять тиснёной бересты, серебряное оголовье в виде головы сокола.
Древняя работа.
- Древняя работа, - словно откликаясь на мысли Калины, обронил волхв задумчиво. - Очень древняя. Очень.
Калина молчал.
- Мне даже трудно представить, насколько древняя, - всё так же задумчиво сказал Славимир, коснулся рукой ножен и меча, чуть вытянул из ножен клинок, полюбовался струями бурой стали.
Плеснуло в глаза огнём, ломано полыхнул стремительный переплёск клинков, мелькнула в тумане и дыму чья-то волосатая морда с разъятым в крике ртом, потом всё снова затянуло кровью и пламенем…
- Работа самого Сварожича, - чуть слышно прошептал Калина, не отрывая глаз от благородной стали и ломающихся на лёзе искр света. - Это меч… из зброярни самого Перуна…
Волхв метнул на Калину быстрый взгляд, но ничего не сказал, вдвинул меч обратно в ножны и уложил обратно на кожу.
- Сто лет тому подобный меч носил Святослав Игорич, Князь-Барс, - всё так же тихо сказал Калина. - Это необычный меч.
- Вестимо, - так же тихо сказал волхв. Мечи богов простыми не бывают. Тысячи воев пойдут за обладателем этого меча, смерти не страшась, на стрелы и копья, под мечи и топоры. На них обоих, на волхва и воя вдруг снизошло что-то огромное и могучее, словно рядом с ними неслышно возник кто-то громадный, непредставимо сильный и мудрый, смотрел на них, слышал и ждал. А в таком присутствии не принято говорить громко. - Такое оружие сходит на землю редко. Откуда у тебя этот меч?
- От отца достался, - Калина говорил, с трудом находя верные слова. - А ему - от его отца.
- А ему?
- Я не знаю, - Калина вздохнул. - Дед никогда об этом не рассказывал. Тут тайна какая-то. Есть только вот это…
Сухая тонкопалая рука уронила на холстину перстень. Тонкая серебряная скань, искусно выделанная в виде волчьей головы с малюсенькими осколками рубинов в глазах.
Славимир слегка побледнел.
- Вижу я, владыко, тебе перстень этот ведом, - негромко сказал Калина.
- Да, - глухо произнёс волхв, протянул к перстню руку, но коснуться не решился. - Ведом. Не думал я, что хоть один ещё есть сейчас на земле…
- Это тоже… память из Святославлих времён.
- Как звали твоего деда? - внезапно спросил волхв.
- Некрас Волчар, - не задумываясь и не сомневаясь, ответил Калина. - Он осел в кривской земле восемь десятков лет тому. Такова была воля меча…
- Воля меча… - задумчиво протянул Славимир, ничуть не удивляясь. Конечно, меч непрост, он почти живой. У него есть своя собственная воля… - Твой дед жив?
- Нет, - Калина покачал головой. - Он погиб на Судоме.
Волхв задумчиво покивал.
- А отец?
- Он тоже умер. Двадцать лет как.
Волхв задумался.
- Наша семья - хранители, - продолжал Калина. - Мы не можем пользоваться мечом сами, мы должны передать этот меч достойному.
- И… - волхв почувствовал, что задыхается - он вдруг понял.
- Сегодня ночью мне было видение, - прошептал Калина.
Горы вздымались к низкому, свинцово-серому небу, упирались в него заснеженными пиками, высились непредставимыми громадами, навевая лёгкий страх и мысли о непредставимом величии.
В серых тучах мелькнули молнии, прокатился лёгкий рокот. Потянуло грозой - сыростью и огнём.
В клубящихся тучах проступил чей-то лик - сначала едва различимо, потом всё яснее - чуть прищурясь, на землю, на подножья гор, на оторопелого Калину сурово глядел могучий бритоголовый длинноусый муж.
- И что тебе было велено? - спросил поражённый волхв. Впрочем, чему дивиться - воля богов есть воля богов.
- Мечом должен владеть полоцкий князь Всеслав Брячиславич, - всё так же тихо, но твёрдо сказал Калина и опустил глаза.
Деревья расступились, и князь увидел святилище. А вместе с ним - и толпу вокруг холма.
Взлетел многоголосый торжественный крик. И тут же смолк.
Мало не вся витебская волость собралась к утру около храма. Всеслав невольно ахнул, но тут же понял - чем больше народу увидит то, что сегодня предстоит ему, тем лучше. Весть о том, что случилось в святилище, тонкими ручейками растечётся по всей кривской земле - не только по Витебской, Полоцкой и Минской волостям, но и в Смоленск, в Плесков… в Новгород. И искра надежды, ещё тлеющая в душах ревнителей родной веры, при этих вестях возгорится ярче…
Всеслав в полном молчании проехал к воротам святилища, ощущая на себе пристальные взгляды кривичей - мужиков и баб, детей и стариков, кметей и бояр, воев и даже холопов.
Славимир ждал в воротах - длинное одеяние из медвежьей шкуры со священной вышивкой, гроздья оберегов, священный шелом из медвежьего черепа с лосиными рогами. Резной посох рыбьего зуба, распущенные космы седых волос, пронзительный взгляд из-под косматых бровей.
Князь спешился.
Земно поклонился волхву.
- Гой еси, владыко.
- И тебе поздорову, княже Всеслав Брячиславич, - Славимир излучал величие. На миг князю показалось, сам Велес сейчас стоит перед ним. Только на миг.
Волхв чуть поворотился, открывая князю дорогу в святилище.
- Пожалуй, княже.
И снова толпа вокруг храма взорвалась торжествующими криками.
Небольшой - всего несколько сажен - двор святилища был пуст - народ толпился за оградой, не смея ступить на храмовую землю без особого дозволения. И только волхв да князь сейчас были на дворе святилища. Одни.
Волхв повёл косматой и рогатой головой - в этот миг он был как никогда похож на самого Велеса, такого, каким его резали мастера из дерева - могучий старец, воплощение звериной силы и мудрости, предвечной мощи Владыки Зверья. В его руках невесть откуда появился длинный свёрток кожи холстины.
Что это? - смятённо подумал Всеслав Брячиславич, но вслух спросить не успел - волхв протянул свёрток князю, легко, одной рукой - вторая занята посохом - держа на весу немаленькую тяжесть. Взгляд волхва, пронзительный и всезнающий встретился с взглядом князя. Да, княже, - молча сказал волхв, и Всеслав Брячиславич - князь! - молча склонил голову перед волхвом, медленно опустился на правое колено и протянул руки, принимая дар.
Под холстиной свёртка оказалась кожа. А под кожей…
Меч!
Толпа притихла - слышен был только неумолчный птичий гомон в лесу.
Всеслав осторожно потянул из ножен меч. Тускло блестели серебро и сталь, ласкала глаз кожа ножен и перевязи. И тут же душу князя наполнило ощущение силы.
Меч был непрост.
Очень непрост.
Князь медленно поднёс нагой клинок к губам, прикоснулся к благородной бурой стали.
И тогда невесть откуда пришло имя. Имя меча.
РАРОГ.
В храме было полутемно. Только плясали в полумраке языки пламени - от горящих на стенах храма факелов.
- Я не совсем понимаю, владыко, - встревоженно блестя глазами, говорил князь. - Я с пятнадцати лет знал, что я избран Велесом…
- Так, - кивнул космато-рогатой головой волхв - он и до сих пор был в священном убранстве. Кажется, предстояло ещё что-то.
- Но это же меч Перуна! - выкрикнул шёпотом Всеслав.
- Ну и что? - волхв пожал плечами, рога на его голове чуть колыхнулись. - В этом мече - правда богов. И, стало быть, она - с тобой. И потом - богам виднее.
Рядом с лавкой, на которой сидели волхв и князь, стоял прислонённый к стене посох Славимира. Князь невольно остановил на нём взгляд. Дуб украшала резьба - сплетались на нём змеи, становились птицами, щерились звериные морды, там и сям пестрели священные знаки.
Древняя работа.
Очень древняя.
- Княже… - голос волхва вывел Всеслава из странного полузабытья, и князь поднял голову.
- Я готов, владыка.
- К чему? - глаза Славимира смотрели неотступно, требовали ответа, ждали.
- Ко всему, - князь ответил не менее неотступным взглядом. - Я с самого детства знаю, что избран Велесом к восстановлению веры. Теперь я вижу, что и воля Перуна - в том же.
Во взгляде волхва светилось одобрение.
4. Белая Русь. Полоцк. Лето 1065 года, изок
На Софии бил колокол - размеренно и звонко. Князь невольно поморщился и затворил окно.
За спиной скрипнула дверь - в горницу просунул голову доверенный холоп.
- Княже…
- Чего ещё? - недовольно бросил Всеслав, теребя в руках конец пояса, хотя и так знал - чего.
- Прошают быть на службе в церкви.
- Скажи, болен, не иду, - ответил Всеслав. Можно было сказать, что службу отстоит в своей церкви, да только ведь всё равно узнают - поп из княжьей церкви расскажет. Да и не только поп - этот вот холоп, хоть и доверенный, а всё одно христианин. Ни на кого из них Всеславу надеяться нельзя.
Холоп, меж тем, всё ещё торчал в дверях, словно выжидая, что князь передумает.
- Ну, чего стал?! - рыкнул князь, свирепея, и сделал себе на памяти верную зарубку - завтра же избавиться и от этого холопа, и от остальных христиан в терему. Да и в Детинце тоже. Пора уже поменять теремную обслугу, разогнать эту христианскую братию подальше. Сначала жалко было - отцу верно служили, обижать людей не хотелось, потом привык. Но сейчас, когда протопоп уже пять раз назойливо напомнил про пропущенные князем службы - это Авраамий-то, истинный христианин, который и приверженность князя к старой вере искренне почитал только своей виной! Когда затеваются большие дела и зреют большие замыслы, терпеть из жалости наушников в терему не стоит - может большой кровью оборотиться. Там, на посадах, в Окольном городе, да в Старом городе если и есть они где, так мало… пусть их. А кривские бояре… средь них мало христиан, да и те утрутся и промолчат, им их бог велел терпеть и подставить правую щеку после левой.
Ещё до рождения Всеславля, полоцкое вече порешило перенести городскую стену, а князь Брячислав - построить новый Кром. Обновлённая, отстроенная заново Изяславом Владимиричем и Рогнедой кривская столица разрасталась, народ в Полоцк притекал медленно, но верно. Слух про веротерпимого полоцкого князя разнёсся далеко по всей Руси, и народ бежал из-под руки Ярослава киевского и Мстислава черниговского в кривскую землю, чая здесь найти прибежище, где никто не помешает молиться родным богам. Полоцк богател на торговле с варягами и урманами - по Двине с Варяжского моря прямой путь к Днепру.
Обновления город требовал и по иной причине - Брячиславу хотелось городовым строительством показать, что его стольный город не ниже Киева альбо Новгорода, так же богат и красив, так же достоин стать стольным городом. Тогда и предложил ему епископ Мина, присланный из Киева самим митрополитом грек, построить каменный собор. Софийский. Стойно Киеву и Новгороду, где Ярослав только-только построил такие же точно соборы. Стойно самому Царьграду, наконец!
Князь подумал и согласился.
Каменный собор, всего третий на Руси, будет зримо воплощать мощь и богатство полоцкой земли, а имя собора лучше прочих иных слов скажет о княжьем достоинстве полоцких Изяславичей. Разумный поймёт!
Артель царьградских каменных мастеров трудилась без устали, но строительство шло долго - попробуй-ка в лесной да болотистой кривской земле найди потребное количество камня, да подвези его к Полоцку. Потому и достроили собор недавно, всего лет пять тому.
Высилась теперь над городом каменная громада, по христианским праздникам гоняла голубей колокольным звоном, веселя душу всякого истинного христианина, обнимая переливами весь стольный город кривской земли.
А только дальше постройки собора не продвинулось дело у Мины и Анфимия - не спешили кривичи креститься. Даже и полочане, стольного города жители и то крещены были не все. А и кто крещён, так те, как и деды и прадеды, домовым да лешим требы кладут, а в церкви помолясь, домовым чурам плошку с молоком и краюху хлеба ставят.
Когда же вздумал епископ Мина князю попенять, Брячислав Изяславич заявил прямо:
- Ты вот речёшь, что бог есть любовь - так и учи по любви! А нечего чужими мечами размахивать.
И дело веры Христовой в Полоцке остановилось.
На Полоцк спускался вечер.
Зажглись огни в разноцветных слюдяных окнах княжьего терема. Тускло светили лучины в затянутых бычьим пузырём волоковых окошках градских простолюдинов. Стучал колотушки ночных сторожей, шла по улицам в неверном рваном свете жагр, звякая доспехами, городовая стража.
Зажёгся свет в окнах терема епископа Мины и в избе протопопа Анфимия, у самого собора, у княжьего подворья.