- Путники случайные, - пожал плечами корчмарь. - Один не то с Турова откуда-то, а другой - из соседней веси.
- Здешний, говоришь? - князь задумчиво свёл брови.
- Да ты не сомневайся, Ростислав Владимирич, - понял его Чапура. - Он дальше своей веси да моей корчмы в жизни не бывал, откуда ему тебя знать.
- Добро, - кивнул Ростислав. - Вот чего, корчмарь… как звать-то тебя?
- Чапурой кличут.
- Горница отдельная есть, Чапура?
- Как не быть, - опять сказал корчмарь.
- Я у тебя в той горнице подожду, - задумчиво сказал князь. - Скоро ко мне человек должен приехать. Отай, понял?
Чапура молча кивнул.
- Так ты, если и его когда видал тоже, не вздумай орать на весь двор. Внял?
Чапура опять кивнул. Чего уж тут не понять… Отай так отай.
- А поспеет путник-то твой?
- А чего? - не понял князь.
- А поглянь-ка, - корчмарь повёл головой к закатному окоёму. Оттуда медленно, но неуклонно надвигались лиловые грозовые тучи. Воздух густел, становилось трудно дышать.
- Гроза его не остановит, - Ростислав Владимирич усмехнулся. - Он человек непростой. Если вообще человек…
За окном равномерно и мощно шуршал весенний дождь. Гроза рокотала и ворочалась где-то в стороне, весело сверкала молниями, и только изредка прямо над корчмой раздавался трескучий и гулкий разряд.
Чапуре скучно уже не было, невзирая на то, что корчма опустела - оба гостя, и туровский путник, и местный весянин, давно убрались за дверь, чтоб продолжить знакомство в ином месте, скорее всего, у весянина дома, к вящей "радости" его жены. Корчмаря грызло любопытство - не каждый день князь отай приедет к тебе домой.
Княжьи кмети сидели в корчме, но не шумели и - удивительное дело! - пили только квас. А когда Чапура спросил, где они будут ночевать, старшой беспечно ответил - а в конюшне! Князь сидел безвылазно в горнице.
Ждал.
А Чапура сидел внизу и думал - кто же это такой, что должен отай приехать к Ростиславу Владимиричу. Что за непростой человек, если его так ждёт в одинокой корчме гордый и самолюбивый волынский князь.
А то и не человек?
Да кто же такой?
Чапура тоже ждал.
За окном сверкнуло так, что в корчме поблекли огоньки светцов. А в следующий миг грянуло - Чапура подпрыгнул и перекрестился, а после ещё и очертил голову, сберегая себя от гнева Перуна. Крест на груди отнюдь не мешал ему, как и большинству русичей, почитать Перуна, Дажьбога и Велеса.
Грохот ещё не стих, когда дверь распахнулась. Поток сырого холодного воздуха едва не загасил светцы. На пороге, словно вынырнув из мутного дождя, возник человек - в длинном плаще и посаженной набекрень шапке.
Незваный гость переступил порог. С него лилась на пол вода, хлюпая, вытекала даже из сапог, будто он не просто побывал под дождём, а окунулся в воду с головой. Дорогой тёплый мятель был безнадёжно испорчен водой и грязью - чистить теперь, не отчистить.
Гость обвёл взглядом пустую корчму, на миг задержал его на княжьих кметях в углу и удовлетворённо хмыкнул. Корчмарь и глазом моргнуть не успел, как чужак очутился у самой стойки.
- Поздорову, хозяин, - он весело улыбнулся.
Чапура озадаченно поздоровался. Гость сразу поставил его в тупик: на вид лет тридцать - тридцать пять, короткая борода и усы цвета дубовой коры. Из-под туго сидящей шапки выбиваются длинные волосы. Одет богато, мало не по-боярски, кое-где и золото блестело. Да и было в нём что-то неописуемое словами и невыразимое, такое, что видавший виды Чапура сразу про себя решил: непрост.
- Тут меня дожидаться должны, - пришлец утёр мокрые усы, зачем-то посмотрел на руку. Оборотясь, он опять скользнул взглядом по кметям, за столом, кому-то кивнул. Снова глянул на Чапуру и твёрдо досказал. - Князь Ростислав Владимирич.
- Он наверху, - опустил глаза Чапура. - По лестнице подымись, господине. Там всего одна дверь.
- Добро, - гость шагнул к лестнице, бросив через плечо. - Пождите, други.
Тут только Чапура заметил, что дверь на крыльцо всё ещё отворена, а у порога стоят ещё люди - трое. Бритоголовые и длинноусые, по русскому войскому обычаю. Но один явно не кметь, а, самое меньшее, гридень. Да и по возрасту пора бы ему в гриднях ходить. Чапура прекрасно знал, что не всякий кметь к старости гриднем становится, но тут что-то так и шептало - гридень. То ли взгляд - отстранённый и твёрдый, то ли выражение лица, навыкшего приказывать.
- Чего подать-то, господине? - успел спросить корчмарь, глядя, как подымается по лестнице гость.
- А сбитня горячего, - хладнокровно ответил тот на ходу.
Спутники гостя уселись за стол - не рядом с волынскими кметями, но и не совсем в стороне.
А Чапура, велев жене отнести наверх горячий сбитень, вновь задумался. Да кого же такого ждал в его корчме Ростислав Владимирич, отай, киевских подсылов опасаясь?
А там, наверху, в горнице двое несколько времени мерили друг друга взглядами.
- Ну, здравствуй, князь-брат, - сказал, наконец, Ростислав Владимирич, волынский князь.
- И ты здравствуй, князь-брат, - ответил Всеслав Брячиславич, полоцкий князь, тоже подходя ближе.
И впрямь, были они друг другу братьями.
Троюродными.
Ростислав не ждал от встречи чего-то особенного - всё уже было предварительно обговорено послами - гридни ездили меж Полоцком и Владимиром уже не один месяц - больше года. Но Всеслав в письмах уклонялся от того, чтобы обговорить действия подробно. Он и настоял на том, чтоб встретиться лично. Волынский князь вдруг вспомнил, морщась, как ему говорил гридень Колюта - жилистый старик с неприятным взглядом:
- Князь Всеслав Брячиславич хочет встретиться с тобой лично, господине. И только тогда он решит - быть альбо не быть дружбе меж вами.
Вот и прячутся два князя на окраине Волыни, на постоялом дворе, которых по всей Руси пока что - раз-два и обчёлся.
- Тьмуторокань, значит, - задумчиво сказал полоцкий князь, наклоняя над серебряной чарой волынского князя поливную ендову со сбитнем. Пряный запах щекотал ноздри. - Да… это вы с Вышатой умно решили. Через Тьмуторокань можно и весь юг к рукам прибрать…
Ростислав протянул руку, поискал взглядом, куда же Всеслав будет наливать сбитень себе и невольно замер, чувствуя, как у него медленно отваливается челюсть.
У Всеслава в руке была полукруглая невзрачная чаша - сероватая кость, оправленная в чернёное серебро. Полоцкий князь налил сбитень в чашу, поставил ендову на стол.
- Это… - Ростиславу не хватало воздуха, он задыхался, вдруг ощутив себя в далёком прошлом - там, где герои пили на пирах из…
- Да, княже Ростислав Владимирич, - чуть заметно усмехнулся кривич. - Это - чаша из человечьего черепа…
- Наследство? - слабым голосом с надеждой спросил волынский князь - его всё ещё не отпускала лёгкая оторопь.
- Отчего? - Всеслав усмехнулся. - Я эту чашу сам сделал - когда литовского князя в поединке убил. Мне тогда лет двадцать было ещё…
Ростислав почувствовал, что оторопь переходит в откровенный страх - правду, выходит, говорят про полоцкого князя.
- Ты… ты как можешь?
- А почему нет? - Всеслав Брячиславич чуть приподнял брови, плеснул из чаши в огонь в очаге, что-то негромко сказал - волынский князь не расслышал, что именно. И почти тут же над корчмой грянуло - до того гром неразборчиво рокотал где-то вдалеке. Всеслав довольно покосился в сторону узкого волокового окошка, глотнул из чаши и сел к столу. - Храбрость врага переходит в меня и моих детей. Так говорили наши с тобой предки, Ростиславе Владимирич.
- Да когда же это было… - растерянно бросил Ростислав и тоже отпил из своей чаши - рука заметно подрагивала.
- Не так уж и давно, - полоцкий князь усмехнулся.
- Ты хочешь воротить?.. - Ростислав не договорил, - и так понятно, ЧТО воротить.
- Если воля Перуна да Велеса на то будет, - голос Всеслава вдруг изменился - казалось, что вместо него говорит кто-то другой. Кто-то СОВСЕМ другой. На миг показалось. Кто огромный и очень сильный… не по-человечески сильный. - Хотя бы пока только в кривской земле.
А на сеновале, где приютились полоцкие и волынские кмети, говорят про своё.
- А храбёр твой князь, что сам-три с двумя только кметями сюда прискакал, - задумчиво говорили Несмеяну и Витко волыняне. - Не по-княжьи.
И не понять было - осуждают альбо хвалят.
Луна шарила тонкими лучиками по лицам кметей, пробиваясь сквозь дыры в соломенной кровле. Гроза ворчала где-то неподалёку, словно примеряясь. Большая часть волынян уже спала, и только двое всё ещё донимали полочан расспросами.
- Ваш тоже не промах, - возразил Несмеян, натягивая на плечо плащ. Повозился, устраиваясь поудобнее. - Слышал я кое-чего о нём. Да и так… не боится один с малой дружиной вне города жить…
- Тут не то, - отверг седоусый Славята, старшой Ростиславлей дружины. В его словах ясно слышался новогородский выговор, как бы даже и не кривский - в дружине Ростислава было много отцовых кметей, из Новгорода, Ладоги, Руссы, Плескова. - Известно, Ростислав Владимирич не робкого десятка, не то б мы ему и не служили. Но Всеслав Брячиславич всё же в чужой земле. Потому и дивимся, что вас с ним трое всего.
- Больше народу - дольше ехать, - кривич поёжился - одежда едва просохла. - Мы и так припоздали. Нечисть в лесу так и хороводится нынче что-то… не к добру. Ну да с нашим Брячиславичем ни одна нечисть не возьмёт…
- А сколько дней вы сюда ехали? - Славята прищурился - видно было даже в полутьме.
- Пять.
- Чего?! - второй кметь даже привстал, тряхнув чупруном. - Как это - пять?! Из Полоцка сюда - за пять дней?!
- Конечно, водой было бы легче, - пожал плечами Витко. - Да только дольше… А мы о-дву-конь и - напрямик, через пущи.
- Врёте, - уже спокойно сказал молодой кметь, снова ложась. - Ни за что напрямик из Полоцка сюда не проехать в пять дней, даже о-дву-конь. Какие там у вас в пущах дороги? Там же болота одни. Заплутаешь, а там и коней волки сожрут… альбо сами сдохнут, от бескормицы…
- Ай бывал у нас? - весело сощурился Несмеян.
- Доводилось, - буркнул кметь.
- Чего дивишься, Корнило? - усмехнулся Славята. - Это нам с тобой не менее седмицы надо. А то же князь Всеслав Брячиславич! Небось сам волком оборотился, да и кметей тоже обернул. Вот и домчали вмиг…
- Чего молчите, полочане? - весело подначил опять Корнило. - Бают, будто Всеслав, князь ваш, от волхвованья какого-то рождён. И будто бы сам оборотень, с нечистью знается, колдовать умеет. А?
- Не ведаю такого, - Витко загадочно усмехнулся. - Хоть, говорят, дыма без огня и не бывает.
- Да как так быстро-то тогда добрались?! - потерял терпение Корнило.
- ЗНАЕТ он, ясно? - тоже рассердился Несмеян. - Это вы, крещёные, в лесу права от лева не отличите. А нам любая дорожка - помощник, леший верный путь укажет, если надо!
- Я и говорю - колдун, - пожал плечами Корнило.
- Ай некрещён, Несмеяне? - удивился Славята.
- Вестимо, - Несмеян в улыбке показал клыки - злобно и чуть страшновато. - У нас в младшей дружине все не крещёны, ни единого христианина нет. Да и средь гридней…
- И как князь ваш такое непотребство спустил? - удивился Корнило, ехидно улыбаясь. Подначивал.
- А ты что, думаешь - князь крещён? - фыркнул Витко.
- А то - нет? - Корнило удивился ещё больше.
- Мы с князем в один день родились, - гордо ответил Несмеян. - И отцам нашим знамение от Велеса было. Потому они нас и не крестили. А князь наш - он и вовсе самим Велесом избран.
- А епископ ваш полоцкий на это как смотрит? - блеснул зубами в улыбке Корнило. - Неуж сквозь пальцы?
- А чего - епископ? - Витко засмеялся. - Он и в Брячиславли-то времена у князя на дворе жил, носа на улицы не казал. А ныне построили ему терем да собор Софии, вот и будь доволен, что из города не гонят.
Волынские кмети только переглянулись, и Славята многозначительно и одобрительно крякнул.
- Добро тебе, Всеславе, в кривской земле… - сказал хмуро Ростислав Владимирич, щурясь на огонёк лучины. - В крепи-то лесной да болотной.
- Ну это пока… - Всеслав криво усмехнулся. - Доберутся и до меня. Уже добрались бы, если бы не половцы. Взглянь, княже, - как только Ярослав Владимирич, дед твой, от степной грозы избавился, печенегов разгромил, так сразу и Судислава плесковского в поруб засадил. Соперников во власти не терпят.
Ростислав поморщился - деда он любил неложной любовью, и слова полоцкого князя пришлись не в пору.
- Ты не сердись, что я про деда твоего так говорю, - тут же повинился кривич, - да ведь только из песни слова не выкинешь, то тебе не хуже меня ведомо.
Спорить было не о чем - Судислав Владимирич плесковский и впрямь просидел у деда Ярослава в порубе двадцать три года, а выпустили его Ярославичи всего пять лет тому. Выпустили - и тут же в монахи постригли - не мешал бы старейший князь Руси той самой Русью править да как бы на великий стол не покусился.
- Так-то, по тому же закону - по их закону! - по которому ты, княже Ростислав, изгой, на Киеве по Ярославу Судиславль черёд сидеть, он - старейший-то князь.
- Судислав умер, - глухо напомнил Ростислав, чтобы прекратить тягостный для него разговор. - А мы не про то.
- Ну отчего же, - непонятно усмехнулся Всеслав Брячиславич. - Как раз про то.
Волынский князь нахмурился и взглянул на троюродного брата непонимающе - поясни, мол.
- Князь Судислав помер не от старости… хоть и стар был, - отрывисто сказа полочанин. - А перед тем, как на Ту Сторону уйти, он от пострига отрёкся. И от христианства тоже! И мне права свои отписал… и на великий стол, и на Плесков-город.
На великий стол!
- Грамота есть?! - так же отрывисто спросил Ростислав. Ему вдруг показалось, что он сейчас начнёт задыхаться.
- А как же.
На гладко выскобленный стол, шелестя, легло бересто - сухое, чуть желтоватое. И бурые буквы сами бросились в глаза.
Ростислав Владимирич сжал зубы, кожа обтянула челюсти. И тут его обошли. Но, подумав несколько мгновений, он понял, что правда тут за кривскими властелинами. Если закон об изгоях похерить, так за Судиславом, всё одно Ярославичей черёд идёт… а вот потом! Потом и Всеславль черёд как раз!
Но… тут есть ещё кое-что.
Конечно, духовная грамота Судислава очень мало весит в глазах Горы, тем более, что бывший плесковский князь перед смертью отрёкся от христианства. Но она очень много весит в глазах народа! Именно поэтому! Ибо большинство русичей до сих пор Христа чтят неискренне, только буквы ради.
И ещё больше весит она для плесковских и полоцких кривичей - Ростислав знал, что по всей кривской земле не первый год ходят слухи, что Всеслав Брячиславич от богов владыка всей кривской земли.
И ещё.
Две мелочи. Очень значимых.
Ярослав на великом столе не в черёд сидел. А князья-христиане от родных богов отверглись и в глазах земли право на столы утратили.
При таком раскладе Всеслав вполне возможет и на великий стол сесть.
Ладно!
Ему, Ростиславу, великий стол по праву придёт только когда ни Ярославичей, ни Всеслава того на свете не станет! А окончательно рушить лествицу желания у Ростислава не было.
Волынский князь прямо глянул в глаза полоцкому оборотню и решительно протянул ему руку.
- Грамота-то откуда? - спросил Ростислав уже потом, когда всё было обговорено, и князья понемногу потягивали сбитень и грызли поджаренные орехи. Волынский князь по-прежнему с оторопью косился на чашу в руках Всеслава, но прежнего суеверного страха перед полоцким оборотнем уже не чувствовал.
- Гридень привёз, Колюта, - охотно пояснил полочанин. - Плескович, который от меня к тебе приезжал, помнишь ли? Он при князе Судиславе всё время был, и в порубе, и в монастыре. Он со мной сейчас, здесь.
Ростислав Владимирич задумчиво покивал, вновь покосился на чашу в руках Всеслава и вдруг ясно представил, как Всеслав рубит голову вражьему князю и сдирает с неё кожу. Пожалуй… этот может. Волынский князь вдруг понял, что не удивится, если узнает, что полочанин в юности сердце первого убитого врага съел, а из кожи его калиту себе сделал альбо седло ей обтянул.
Мотнул головой и сделал крупный глоток.
Гости уезжали рано утром. Чапура стоял опричь, глядя, как выводили коня для тех двоих, которые приехали ночью. Наконец, князь вскочил в седло и, гикнув, помчался по дороге. Следом рванулись кмети - всклубилась пыль.
- Да кто же это приезжал-то к князю нашему? - пробормотал корчмарь озадаченно. Кого может князь ожидать в придорожной корчме? Разве что иного князя какого? Ан не похож… обликом-то. Ни чупруна, ни усов…
- Князь Всеслав это, - хрипло сказали сзади.
Чапура вздрогнул, оборотился - в воротах конюшни стоял, почёсываясь, Колот.
- Тьфу на тебя! - разозлился корчмарь. - Орёшь под руку. Какой ещё князь тебе?
- Полоцкий князь, говорю, - всё так же лениво сказал закуп. - Кмети ночью на конюшне болтали. Всеслав Брячиславич.
Чапура озадаченно почесал затылок, опять поглядел вслед всадникам, пытаясь понять, чего же это такое ночью было в его корчме, но так ни до чего путного и не додумался. В досаде корчмарь рыкнул на Колота, прогоняя его обратно на конюшню, и пошёл к крыльцу - наступал новый день, надо было ждать новых гостей.
А про встречу двух князей, одному из которых на Волыни и вовсе бы нечего делать было, в скором времени забылось.
Повесть первая Запах войны
Глава первая Из тихого омута
1. Дикое Поле. Устье Северского Донца. Лето 1064 года, зарев
В темноте фыркали кони, хрустели ломкой, почти уже осенней травой. От Донца тянуло холодом. Шепель поёжился, натягивая на плечи старый отцов кожух.
- А дальше-то что было? - нетерпеливо спросил он, видя, что Неустрой умолк.
Но брат молчал, напряжённо слушая в степи что-то. Шепелю стало не по себе.
Обычно перед осенью в ночное коней не гоняют, но тут близнякам чего-то захотелось в поле. Сейчас Шепель почти жалел об этом - мало ли в степи опасностей. Особо под осень, когда степняки коней откормят… Вестимо, здесь, вблизи от дома, опасность меньше… а всё одно… Слишком близко большой степной шлях.
И точно - из степи доносился дробный конский топот, земля загудела - всадников скакало много, не меньше сотни. Скорее даже, много больше.
Неустрой дёрнулся было загасить костёр - ан поздно. Послышались крики, топот стал приближаться. Парень выдернул лук из налучья, натянул и завязал тетиву. Стрелы под рукой путались в туле, цеплялись оперениями друг за друга.
- Но-но, парень! - остерегающе крикнул из темноты кто-то.
Степь наполнилась гомоном и конским топотом, фырканьем коней и смехом. Около костра вдруг оказалось неожиданно много людей в войской сряде. Ну всё, - обречённо подумал Шепель. - Теперь коней сведут, не иначе, хоть и не половцы, а русичи.
- Оставь лук, парень, - весело бросил Неустрою передний всадник, молодой ещё кметь в длинном красном плаще. В красном? Кметь?!
- Помилуй, княже, - поклонился Шепель, гадая про себя, кого из русских князей принесло к их костру.