Скрестилась сталь, высекая искры, но князь, с малолетства навыкший владеть мечом (сначала деревянным, а после - и боевым!), легко выбил меч из руки чужака, обратным движение клинка сшиб с его головы набивной шелом. Парень чуть прикрылся рукой, в робкой попытке защититься, а второй рукой тем временем судорожно рвал с пояса нож, не замечая, что захватил одновременно и рукоять, и шитые мелким тьмутороканским бисером ножны, и ножа ему теперь не вырвать и до самого Корочуна.
Но князь замер, глядя на прикрытое рукавицей лицо парня, и меч в руке княжьей опустился. И невесть с чего вдруг остановился и весь бой, все глядели на князя - и свои кмети, и чужаки.
Тот самый мальчишка из дружины Ростислава, "козарин" донской!
- Шепель? - удивлённо спросило Глеб, не веря своим глазам.
- Я не Шепель, княже, - сумрачно ответил парень, и теперь Глеб тоже ясно видел - не он. Очень похож, но не он. - Я брат его, близняк.
- Вон что, - протянул князь, не спеша вновь вздевать меч. Но и в ножны его кидать не спешил. Парень же всё-таки совладал с ножом - серая узорная сталь стремительной рыбкой метнулась в его руке, и Глеб понял: теперь, если парень дока ножи метать, они в равных - ему в такой близи от хорошо брошенного ножа нипочём не уклониться, и мечом не отбить.
- Зовут-то тебя как, близняк?
- А тебе-то для чего, княже? - дерзко бросил парень, перехватывая нож для броска. Храбёр. На князя-то?
Хотя степные - люди вольные. Над донскими "козарами" лет сто уж как никого нет, никоих князей, откуда ему благоговения-то набраться?
Да и на Руси сейчас - у многих ли сыщешь, благоговение-то? И князья-то сейчас не те…
- Да просто, - пожал плечами Глеб. - Ты же вот откуда-то знаешь, что я - князь.
- Знаю, - буркнул парень всё так же хмуро. - Глеб Святославич ты, я тебя в Тьмуторокани видел.
Вон даже как…
- Меня Неустроем люди кличут, - сказал парень, опуская нож. Впрочем, метнуть можно было и снизу, даже не размахиваясь - раз! и в гортань!
- И чего же, Неустрое батькович, вы в нашей земле ищете? - чуть подпустив в голос яду, спросил князь.
- Заблудились мы, - непроницаемо ответил Неустрой, глядя князю прямо в глаза. - Метель-то какая…
Врал Неустрой.
Князь усмехнулся, глянул на "козарина" исподлобья.
- Ладно… убирайтесь!
За войлочными стенами шатра завывал ветер, бил в стены - вздрагивали и крепления шатра, и сами стены. Пламя светцов плясало так, что становилось страшно за огонь - погаснет.
Но внутри шатра было тепло. Уютно потрескивали огоньки, хотелось взять в руки книгу… да только откуда тут, в походе, книга-то?
Глеб Святославич невольно усмехнулся собственному неразумию. Когда и повзрослеешь только, княже, - сказал сам себе тьмутороканский князь. Да и какой ты теперь тьмутороканский князь - стол у тебя Ростислав отнял, а самого Ростислава с Тьмуторокани согнать сегодня не выходило.
Полость шатра чуть приподнялась, внутрь проскользнул отец, весь облепленный снегом. Отряхнулся как пёс, невесело глянул на Глеба.
- Так вот, сыне, - сказал, словно не зная, что сказать ещё.
- Ворочаем рать, отче? - тихо спросил Глеб, глядя в сторону.
- Ворочаем, Глеб, - твёрдо и горько ответил Святослав. - И на месте стоять… кмети уж ворчат. А через мёрзлую степь вперёд идти неможно, кони обезножеют вконец да и попадают, корма окончатся - тут нам и конец всем… тем более, "козары" донские за Ростислава! Всю рать за Доном положим, в Сальской степи! Надо ворочаться…
У Глеба затеплели уши - изгнанный тьмутороканский князь понял, что отец прекрасно и без него знал, кто такие донские и кубанские "козары". Но сына, довольного тем, что может поучить отца, не остановил.
Глеб опустил глаза, потом быстро вскинул, встретился взглядами с отцом. И черниговский князь едва заметно подмигнул сыну - он был доволен.
А что не осёк - зачем?
Пусть покажет, что он усвоил, какой урок вынес из первого своего поражения.
Главное - чтобы из этого поражения сын привычку к поражениям не вынес.
Бывает такое.
- Надо так надо, - вздохнул Глеб. - До морозов альбо до весны?
- Думаю до весны, сыне, - осторожно ответил отец. - По весне пойдём и водой, и горой, да и великий князь помощь подошлёт - ему Тьмуторокань в наших руках - иголка, а в Ростиславлих и вовсе - нож острый.
Впервой вот так-то при сыне про старшего брата вымолвилось, до сих пор старался умалчивать. Незачем до времени знать сыну про то, что братья Ярославичи не так уж и дружный меж собой, особенно старшие Ярославичи - Изяслав со Святославом. Повзрослеет - тогда уж, - думалось. А сейчас - куда и взрослеть-то Глебу. И стол получил, и со стола согнали. А которе большой с Изяславом не миновать стать… тогда Глеб отцу и поможет.
Сын в ответ только кивнул - не слепой, мол, сам всё понимаю.
- Ростислав в Тьмуторокани прочнее сядет, - сказал отворачиваясь.
- Против нас ему всё одно не сдюжить, - возразил Святослав, подходя к светцу и грея руки у огонька.
Глеб в ответ только повёл плечом - отец так и не принял во внимание его слова по донских да кубанских "козар". Хотя войны не миновать всё одно, и Ростиславу и впрямь не сдюжить против всей Северской земли. И уж тем более против всей Руси, если за среднего брата старший и младший вступятся - великий князь Изяслав да переяславский Всеволод, тот, что ногой на самой степной меже стоит.
- Я тех "козар" сегодня видел, - вырвалось у Глеба, и он вмиг пожалел о сказанном. Впрочем, отец всё равно бы про то узнал - хоть и от того же Жлобы.
- Где?! - встревоженно встрепенулся князь Святослав.
Ростислав, морщась, коротко рассказал о мимолётной стычке. Отец слушал, выпятив губы трубочкой, словно свистнуть собирался.
- Отпустил? - недоумевающе переспросил он сына, выгнув в удивлении бровь. - С чего это?
Глеб и сам не мог бы объяснить отцу, почему он отпустил Неустроя и остальных. Но Святослав уже его не слушал - сузив глаза, он медленно произнёс:
- Ростиславичи-то каковы?! Неуж с Тьмуторокани до самого Сейма дозоры высылают?! Альбо…
- Что - альбо? - переспросил Глеб, чувствуя, что его доверчивость и ротозейство могут оборотиться какой-то другой стороной.
- Альбо это передовой дозор и вся Ростиславля дружина здесь?! - Святослав уже стоял на ногах, а его рука лежала на рукояти меча. - А то и "козары" с ней?!
На короткий миг Глеб Святославич представил всё, что из того следовало. Ничего невозможного - это черниговцам через мёрзлую степь идти трудно, а Ростиславу что - донские "козары" за него, его рати и отдохнуть будет где, и подкормиться. Ростислав Владимирич - вояка нехудой и ярый. Один переход - и он охватит здесь, у Путивля всю обезножелую пешую отцову дружину. И что станет выкупом за вызволение из полона альбо сохранение жизни? Стол черниговский?!
- Навряд ли, - ответил Глеб, вздрагивая. - Ростиславу черниговский стол не нужен, ему Великая Тьмуторокань нужна, держава в Диком Поле да в Ясских горах.
- Чем больше ешь, тем больше охота! - ощерился Святослав. - Мстислав Владимирич тоже с Тьмуторокани начинал, а после в Чернигове сел, и на Киев тоже целил! Да и откуда ты знаешь?!
- Он сам сказал, - пробормотал Глеб, чувствуя себя ужасно глупо.
Святослав в ответ только рассмеялся.
- И потом, он мог привести рать и для того, чтобы просто нас в Степь не выпустить, - быстро сказал он. - Тогда всё, тогда - конец.
Он быстро нахлобучил шапку и вышел. Пола шатра ещё не успела упасть, а Глеб уже услышал разбойный посвист - отец подзывал коня.
Святослав Ярославич разослал дозорных на сотню вёрст вокруг, сумев-таки собрать сотню кметей на добрых конях. Всадники обшарили все балки, яруги и перелески, но не нашли ни "козар", которых и след простыл, ни Ростиславлей рати.
Никого.
Поход провалился, и это было ясно уже каждому кметю, а не только князьям да гридням. Рать приходило распускать, а поход сворачивать и отложить до весны.
Глава вторая Беспокойство
1. Белая Русь. Окрестности Витебска. Весна 1065 года, травень
Три всадника вынеслись из леса, и Несмеян на миг задохнулся - тёплый ветер хлестнул навстречь, упруго надавил на грудь, властно и ласково перехватил дыхание. Утоптанная дорога глуховато отзывалось под коваными конскими копытами, боязливо жалась к лесной опушке, пряталась под развесистые ветки сосен и елей, ныряла в березняки.
Дорога был знакома. Знакомей некуда.
Всеслав Брячиславич вдруг наддал, словно уходя от погони - любимый Всеславль конь взял с места вскачь. Несмеян и Витко встревоженноринули вскачь следом - не случилось ли чего. Но Всеслав уже остановил коня и, смеясь, оборотил к кметям разгорячённое жарой лицо.
- Хорошо-то как, Несмеяне?! - крикнул он, любуя зеленью леса. - Любота!
Кметь понимающе кивнул, подъезжая вплоть. И впрямь хорошо было. Лето уже ступало по густолесой кривской земле, яркая зелень ещё не пожухла, прибитая зноем, не тёк ещё по лесным полянам духмяно-пряный запах созревающих ягод. И любо же в такой день, забыв по княжье достоинство, поскакать навстречь ветру…
- Любо, княже, - подтвердил Витко, бросая косой взгляд на опушку - мало ли чего. Были уже научены кмети горьким опытом - зимой, как ворочались с полюдья, вот так же скакали по лесам, когда взгляд Несмеяна вдруг зацепился за одинокую фигурку на опушке недальнего леса.
Что-то ему не понравилось, он даже не понял - что именно, а сам уже рванулся к князю и обхватил его за плечи, валя с коня. Взвизгнула над головой стрела, чиркнув широким срезнем по самой луке седла. Несмеян и князь рухнули на дорогу, вздымая мелкую снежную пыль. Витко с миг ещё был в каком-то оцепенении, и вторая стрела метнулась алчной гадюкой. Но Несмеян уже успел подняться на колено и подставил щит. Глухой стук сменился звонким треском - стрела, пробив бычью кожу, расщепила прочный вяз щита и высунула жадную бронебойную головку с обратной стороны.
Стрелец удирал вдоль опушки - нырнуть прямо в лес ему мешал густой колючий чапыжник - а Витко нёсся следом, кидая на скаку стрелу за стрелой, и всё никак не мог попасть. Наконец, кметь остановил коня, приподнялся на стременах и выцелил беглеца. Щёлкнула тетива, короткий визг - стрелец споткнулся и сунулся носом в сугроб.
Кто таков был неведомый стрелец - так и не дознались. А только не мог даже и безвестный побродяжка не признать во всаднике хозяина Полоцка - в кривской земле Всеслава Брячиславича знали в лицо, хоть десять раз переоденься безвестным кметём.
Князь, видимо, тоже вспомнил про тот, уже полузабытый случай, бросил кметю:
- Не хмурься, Витко… уж тут-то в меня стрелять некому…
Но поехал всё же медленнее.
- Ну-ну, - неопределённо бросил кметь. И вдруг добавил. - До сих пор локти кусаю, княже… живым надо было брать стервеца…
- Много чести, - сказал вдруг Несмеян. - С тем, кто исподтиха стрелял, ещё и добром говорить. И без того ведомо, кто таков, да из-под чьей руки…
Смолк, остановленный княжьим взглядом, недовольно втянул ноздрями воздух.
А князь задумался.
Несмеян, конечно, прав, как же без того. И так ведает князь полоцкий, кто острил на него стрелы в туле неведомого стрельца, убитого Витко на двинском берегу. Потому он и едет сейчас к волхву Славимиру, что знает и сам - христиане его в покое не оставят.
Вон и Ольга так думает…
Дверь скрипела. Всеслав оборотился с немалой злобой, но тут же обуздал себя - пришла княгиня.
- Сколько раз говорил холопам - дверь смазать, - процедил он. - Бездельники. Дармоеды.
- Опять буянишь, ладо? - Ольга подошла вплотную, провела ладонью по волосам князя, чуть дёрнула за длинную прядь - Всеслав не брил головы и подбородка по примеру воев, не жертвовал волос Перуну. Велесову потомку это не к лицу.
Всеслав по-прежнему раздражённо дёрнул плечами, освободил волосы из рук жены.
- Р-разгоню всех… - бормотнул он, невольно остывая. - Наушники.
- Грозен ты, княже, как я погляжу, - княгиня улыбнулась. - И куда денешь?
- Пусть к протопопу в прислугу идут, - махнул рукой Всеслав.
Княгиня звонко расхохоталась - она и до сих пор, на четвёртом десятке, сохранила весёлый нрав.
- Войну затеваешь, Всеславе? - внезапно спросила она, положа руку ему на плечо. Князь невольно вздрогнул, поднял на неё удивлённые глаза.
- Ты… откуда знаешь?..
Ольга усмехнулась, села на высокий подлокотник кресла, прижалась к мужеву плечу.
- Альбо ты забыл, княже, кто я такова?..
Нет, он не забыл.
- Слухи и до меня донеслись, - Ольга улыбалась. - Негоже тебе, ладо, таиться от меня. Вон правильно христиане говорят - муж и жена да будут едина плоть.
Всеслав криво усмехнулся:
- Они ещё говорят - жена да убоится мужа своего.
- Не дождутся! - княгиня гордо вздёрнула подбородок.
- Вот так-то лучше, - засмеялся Всеслав. - А то я уж подумал: ну, если и жена моя христианские речи повторять взялась, так надо мне оружие складывать да креститься.
Княгиня засмеялась:
- Не приведи, Макоше.
На том разговор и закончился.
Да, Ольгушка, затеваю я новую войну! - горько бросил про себя князь. И не с иноплеменниками войну, со своими, русичами, мало того - кривичами единокровными! А и как иначе?!
И вот они снова стоят в воротах святилища друг напротив друга, и зубчато-причудливая тень храма падает на них, укрывая от палящего летнего солнца макушку волхва, не прикрытую более ничем. А князь чуть щурится на солнце, глядит вприщур и ждёт - что скажет ему на сей раз старый учитель, волхв Славимир.
- Приехал всё же таки? - со странной усталостью обронил волхв. - Ну, идём, Всеславе Брячиславич.
- Владыко, я… - начинает было князь, но Славимир остановил его коротким движением руки.
- Ведаю, для чего явился, - всё так же тяжело сказал волхв. - Пошли, говорю.
Князь больше не осмелился ничего возразить. Он и сам ещё толком не понял, для чего приехал в святилище - то ли спросить у богов совета, то ли ещё для чего… А волхв - знает.
В храме было прохладно, знакомо тянуло запахами старой смолы, засохшей крови и мёда - приношения богам были разными.
Остановились у подножия кап - справа Перун, слева - Велес.
- Сомневаешься, княже? - в полной тишине шёпот Славимира звучал, как удар грома.
- Нет, владыко! - Всеслав не опустил взгляда - он не лукавит перед ликами богов и перед их служителем. - Нет сомнений в душе моей.
- Воля Велеса и Перуна с тобой, Всеславе Брячиславич.
- Ведаю, владыко Славимире, - и вновь не лукавил Всеслав.
- Так чего же тебе ещё? - в шёпоте волхва ясно прорезался гнев, хотя, казалось бы - какие там оттенки можно уловить в шёпоте…
- Смутна душа моя, владыко, а отчего - не ведаю… - признался князь, на сей раз низя взгляд - не от лукавства, от смущения.
- Волю богов яснее узнать жаждешь? - Славимир чуть приподнял бровь… будь по-твоему…
Волхв поворотился к Перунову капу.
- Сегодня достоит нам с тобой принести жертву, - сказал он, и Всеслав Брячиславич, князь полоцкий, послушно наклонил голову.
Бык был чёрен и огромен - холка мало не в полтора человеческих роста, ноги толщиной с доброе бревно, рога, а вернее, обрубки рогов - почти в локоть длиной. Густая грива стояла дыбом на горбу, налитые кровью глаза дико шарили по толпе, глядя искоса. Могучий подгрудок доставал до земли - воплощённая мощь.
В словенских землях бык - самый могучий зверь. Даже редкий благородный хищник - барс - альбо лесной владыка - медведь - не всегда и не вдруг справятся с таким вот лесным великаном. И издавна самая любезная жертва богам у русичей - бык. Перуну - рыжий, Велесу - чёрный.
А тут не просто бык - полудикий зубр.
Жертва, любезная вдвойне.
Когда-то он гулял на привольных травах кривских дебрей, был господином над целым стадом лесных коров, хозяином Леса. И только, Сильный Зверь был выше. Да ещё сам могучий Велес, Владыка Зверья.
Потом пришли ловцы. Люди нарушили тишину лесов, подняли мелкое зверьё, спугнули птиц. А ему, лесному владыке, опилили рога, продели в ноздри железное кольцо. Полный год держали на привязи, пока не смирился гордый нрав лесного витязя.
Бычья молодость закончилась.
Он ещё долго был после господином - теперь уже над иными коровами, над теми, что и не нюхали вольной воли, не бродили по лесным тропинкам. Эти звери жили под самой рукой человека, к которому бык тоже начинал привыкать.
Но сегодня…
То, что случилось теперь, ему не нравилось.
Ему вновь спутали рога, привязали к какому-то столбу. Снова лишили его воли. И со всех сторон - люди, люди, люди… Ненавистный человеческий запах так и бил в ноздри, сводя с ума, будоража густую тёмную кровь, и бык гневно храпел, рыл землю копытом и пытался выворотить столб с привязкой.
Вкопано было крепко, но Всеслав Брячиславич видел - ещё немного - и бык сумеет. Вырвет столб - и тогда… у князя пробежал по спине предательский холодок постыдного страха, недостойного Велесова избранника. Воображение на миг нарисовало ему жуткое зрелище того, как чёрная глыба бешено несётся по лугу, пыша яростью, топча людей и заливая луг кровью. То-то будет жертва! Всем жертвам жертва!
Но страх сгинул так же внезапно, как и пришёл - не дело ему, Всеславу Брячиславичу, полоцкому князю и избраннику самого Велеса, бояться какого-то быка. Пусть даже и необычного - огромного и сильного.
Князь быстро метнул по сторонам глазами, зацепился взглядом за Несмеяна и Витко. Ага, голубчики, вы рвались послужить князю, небось и в гридни метите…
Всеслав коротко кивнул обоим, и кмети, поняв князя без слов, рывком оказались около быка. Славимир открыл было рот, чтобы что-то сказать, но не успел. Мелькнули ножи, обрезав привязку.
На поляне стало тихо, так тихо, что слышно было, как за перестрел от святилища звонко орёт на ветке ворона.
Бык рванулся, но кмети вцепились в его рога, пригибая голову к земле, огромное чёрное тело налилось силой, готовое вмиг отринуть обоих кметей. Всеслав встретился взглядом с налитыми кровью, огромными выпученными глазами быка, принял в себя ярость Велесова любимца, вцепился в них ответным взглядом, сделал шаг навстречь, чувствуя, как наливаются какой-то неведомой до сих пор силой руки и ноги, как мягко сминается под ногами земля, словно при поступи Святогора, каменистая почва святилища. Спину свело судорогой, глаза всё так же неотрывно глядели в глаза быка. А огромный чёрный зверь медленно двигался навстречь, волоча на своих рогах обоих Несмеяна и Витко - и шёл всё медленнее, словно идти ему было всё труднее и труднее, словно лилась из горящих синим пламенем глаз полоцкого князя некая сила.
За спиной князя встал кто-то могучий и невидимый всем остальным, но Всеслав знал - вот он, тут. Оглянись - и увидишь.
Но оглянуться было нельзя. Чуть оплошай - и бык почует свою силу, и твою слабость.
Бык хрипато взревел и ринулся навстречь князю.
Сошлись около самой капи Велеса, выставленной ради встречи с князем и такой значимой жертвы из храма на широкий двор святилища.