Потом она поднялась, не сказав ему ни слова, просто потому, что время пришло. Прихватив небольшой ридикюль, она встала возле двери. Он шевельнулся, поднялся на ноги, приблизился к ней. Они вышли.
Неторопливо подошли к пологому ухоженному склону. У подножия его мальчишки играли в футбол. Она все время внимательно изучала его лицо и, заметив, что он никак не реагирует на игру, взяла его под руку и повела дальше. Они набрели на пруд с утками. Извилистые песчаные дорожки вели к нему, петляя между цветущими клумбами. Сорвав примулу, она воткнула цветок ему в петлицу. Потом они отыскали скамейку, возле них остановился мужчина с чистенькой яркой тележкой. Она купила Гипу гамбургер и бутылку содовой. Он молча принялся за еду.
Неторопливо тянулось время.
Когда стало темнеть, она проводила его назад, в комнату. Оставила одного на полчаса, а когда вернулась, увидела, что он словно окаменел в той же позе. Она разворачивала покупки, разогревала еду, нарезала салат, варила кофе. Поев, он начал зевать. Она немедленно поднялась на ноги, произнесла: "Спокойной ночи", - и исчезла.
На следующий день они проехались на автобусе и зашли в ресторан.
Ну а еще на следующий - задержались попозже, чтобы пойти на концерт.
Как-то утром шел дождь, и они отправились в кино. Фильм он смотрел молча - не улыбаясь, не хмурясь, не оживляясь.
"Вот кофе", "Это нужно отдать в прачечную", "Пойдем", "Спокойной ночи", - других слов она не говорила. Только наблюдала за ним, ничего не требовала и ждала.
Он проснулся - было слишком темно. Он и не понимал, где находится. Перед ним возникло лицо, широколобое, худощавое, с острым подбородком, глаза прятались за толстыми стеклами очков. Он вскрикнул и тут же понял, что лицо это - в его памяти, а не в комнате. "Кто же это?" - спросил он себя и не нашел ответа. Его прошиб пот. Он почувствовал, что кто-то, на этот раз реальный, взял его за руку, за другую, свел вместе ладони… это была девушка, она почувствовала его боль и пришла. Он не один.
Не один… от этой мысли он чуть не зарыдал. Перехватил ее руки в свои, и она склонилась над ним, а он сквозь тьму глядел на лицо ее и волосы…
Она осталась с ним. Наконец он расслабился и долго потом еще держал ее за руку и разжал пальцы, только когда уснул. Девушка, укрыв спящего одеялом до подбородка, вышла из комнаты.
Утром он сидел на краю постели, наблюдая за тем, как тает, растворяясь в солнечном свете, тонкая струйка пара над чашкой кофе. Когда на столике перед ним появилась яичница, он поднял глаза. Девушка, как всегда, стояла в позе ожидания.
- Как вас зовут? - впервые поинтересовался он.
- Джейни Джерард.
Она внимательно поглядела на него, а потом потянулась к спинке кровати, где на ремешке висела ее сумочка. Открыв ее, она достала что-то блестящее, какой-то кусочек металла. На первый взгляд, это была алюминиевая трубка - дюймов восьми длиной, овальная в поперечном сечении. Только гибкая, сплетенная из тонких проволочек. Обратив вверх ладонью его правую руку, покоившуюся возле чашки, она опустила на нее короткий цилиндрик.
Он не мог не видеть этого - глаза были опущены вниз. Но пальцы его оставались разжатыми, выражение лица не изменилось. Наконец он взял в руку ломоть обжаренного хлеба. Трубка упала с ладони, покатилась к краю стола, свалилась вниз. Он принялся намазывать хлеб маслом.
Завтракали они вместе, и с тех пор все пошло по-другому. Он не приступал к еде, пока не присоединится она. Начал оплачивать всякие мелочи: билеты в автобусе, угощения, потом стал пропускать ее первой в дверях, брать под локоть, когда они пересекали улицы. Сопровождал ее в магазины, носил оттуда пакеты.
Он вспомнил свое имя и даже то, что Гип было уменьшительным от Гиппократа. Но прочего, что обычно связано с именем, даже места рождения, припомнить не мог. Она не торопила и не расспрашивала его. Просто день за днем была рядом с ним и ждала. И все время старалась, чтобы алюминиевая трубочка попадалась ему на глаза.
Почти каждое утро она оказывалась возле его тарелки. Или в ванной - там из нее торчала зубная щетка. Однажды она обнаружилась в боковом кармане пиджака вместе со скатанными в трубочку счетами. Достав бумажки, он рассеянно выронил металлическую штуковину. Словно для него она была прозрачной, невидимой. Сама Джейни никогда не заводила речи об алюминиевой штуковине. Только продолжала настойчиво оставлять ее на видном месте.
В жизни его стали появляться вчерашние дни, а потом оказалось, что каждый день начинается с утра. Пришли воспоминания: скамья, на которой им уже доводилось сидеть, театр, где они бывали. Он мог уже находить дорогу домой. День ото дня она все меньше руководила им. Наконец он стал даже планировать, как они проведут день.
И поскольку память его ограничивалась днями знакомства с ней, каждый новый день приносил с собой открытия: пикник, новый маршрут автобуса, лебеди в пруду.
Случались и открытия другого рода. Как-то, остановившись у витрины магазина, он сначала внимательно посмотрел на стекло, потом на кривой шрам, рассекавший его ладонь, и медленно, произнес:
- А я окно разбил. - Потом добавил: - И меня упекли за это в тюрьму, а ты вытащила оттуда… Я был болен, а теперь выздоровел, потому что ты привезла меня сюда. Зачем ты это сделала?
- Захотелось, - отвечала она.
Он проявлял признаки беспокойства. Подошел к шкафу, вывернул карманы обоих пиджаков и спортивной куртки. Пересек комнату, принялся ощупывать комод, открывать и выдвигать его ящики.
- В чем дело?
- Та штуковина, - рассеянно отвечал он. Зашел в ванную, вышел обратно. - Помнишь, трубка такая из металла.
- Да, - отвечала она.
- Была же, - недовольно проворчал он, еще раз сделал круг по комнате, а потом, едва не задев Джейни, сидевшую на постели, потянулся к ночному столику. - Вот она!
Он глянул на трубку, согнул ее, сел и откинулся назад в кресле. - Боюсь потерять, - заметил он с облегчением. - Страшно привык к ней.
- Ее сохранили тюремщики, пока ты был в камере, - пояснила Джейни.
- Угу-угу, - он сгибал трубку в пальцах, потом ткнул ею в сторону Джейни, словно указующим перстом. - Эта штука…
Она ждала.
Он качнул головой.
- Привык к ней, - повторил он. Поднялся, зашагал, вновь уселся. - Я искал парня, который… Ах, ты! - пробормотал он, - забыл.
- Ничего, - мягко успокоила она. Он обхватил голову руками.
- Я почти отыскал его, - прошептал он сухими губами. И внезапно спросил:
- А где была та пещера?
- Пещера? - отозвалась она. Он очертил руками пространство:
- Что-то похожее: наполовину пещера, наполовину избушка. В лесу. Где же это было? Не помню…
- Не волнуйся.
- А я вот волнуюсь! - возбужденно проговорил он. - Знаешь что, а вдруг эта штука - самая нужная вещь для всего мира, но я не могу даже вспомнить, что это такое!
- Ты заводишься прямо на глазах, - произнесла Джейни.
- Да-да, именно! - взорвался он. Потом огляделся, яростно затряс головой. - Что это? Что я здесь делаю? Кто ты, Джейни? Зачем тебе все это нужно?
- Мне приятно видеть, как ты выздоравливаешь.
- Да, выздоравливаю, - проворчал он. - Я должен выздороветь! Назло тому, кто велел мне умереть.
- Кто сказал тебе это? - вскрикнула она.
- Томпсон, - бухнул он и откинулся назад с тупым изумлением на лице. И высоким ломким голосом подростка простонал: - Томпсон? А кто это - Томпсон?
Она пожала плечами и будничным голосом произнесла:
- Тот, кто велел тебе умереть, как ты говоришь.
- Ага, - вновь проскулил он. - Ага-а-а, - протянул снова, уже в порыве откровения. - Я видел его, Томпсона этого. - Тут взгляд его вновь привлекла плетеная трубка. Он покрутил головой, закрыл глаза.
- Вспомнил! - завопил он. - Я увидел его и хотел ударить. Он стоял на улице совсем рядом и глядел на меня, я не закричал, а потом прыгнул и… - Он поглядел на руку в шрамах и сказал с удивлением: - Развернулся, вмазал и разбил окно. Боже!
Он сел.
- Вот за это самое я и попал в тюрьму. Валялся в вонючей камере и гнил заживо. Не ел, не двигался, и мне становилось все хуже и тяжелее, ждал только конца.
- Но конец-то, я вижу, не настал?
Он поглядел на нее.
- Только благодаря тебе. Ну а как насчет тебя, Джейни? Что тебе нужно, а?
Она опустила глаза.
- Ох, извини, извини, пожалуйста. Понимаю, это не слишком… - он протянул к девушке ладонь, уронил руку, так и не прикоснувшись к ней. - Не знаю, что в меня вселилось сегодня. Слушай, давай пройдемся.
- Хорошо. - В ее голосе слышалось облегчение.
Они покатались на "американских горках", полакомились сахарной ватой, потанцевали на открытой площадке. Он удивлялся вслух, где это научился так хорошо танцевать. Но о том, что его тревожило, не упоминал. В тот день общество Джейни впервые по-настоящему радовало его. Он никогда еще не видел ее такой веселой, не слышал ее задорного смеха.
Смеркалось. Они стояли возле озера и глядели на купающихся. На берегу сидели парочки. Гип улыбался, переводя взгляд от одной пары к другой и хотел уже было сказать что-то забавное Джейни, как, обернувшись, был остановлен ее холодным взглядом. Джейни смотрела внутрь себя. Ему было понятно подобное самоуглубление и потому он не хотел мешать своей спутнице. Да и кто сказал, что его общество самое желанное для девушки. Это к нему жизнь вернулась в тот самый день, когда Джейни вошла в его камеру. Но до этой встречи Джейни жила на свете четверть века. Да и он тоже.
Почему она вызволила его? Просто решила совершить благородный поступок? Но все-таки почему выбрала именно его?
Что нужно ей от него? Нечто, погребенное в той, забытой его жизни? Если так, он отдаст ей все, что она пожелает. Ведь нет и не может быть на свете вещи, более ценной, нежели жизнь, которую она заново открыла для него.
Но что она ищет?
Взгляд его вновь обратился к вечернему пляжу, усеянному звездочками влюбленных пар; каждая - свой мирок, скользящий по своей собственной орбите… Нет, Джейни не добивалась его - ни в неразлучных прогулках, ни в умиротворяющем покое совместных трапез, ни в долгом молчании вдвоем. Ни слово, ни жест, ни прикосновение не выдавали романтического увлечения. Любовь, даже потаенная и безмолвная, требует, жаждет, добивается. Джейни не требовала ничего. Она только ждала. И если она похоронила в его прошлом какую-то тайну, то не допытывалась - просто оставалась с ним рядом, чтобы не пропустить ее, если она вдруг вынырнет на поверхность. Но раз ей неизвестно его прошлое, почему тогда она ничего не спрашивает, не выведывает, как то делали Томпсон и Бромфилд? (Бромфилд? Кто это еще?).
Нет, здесь крылось нечто другое, то, что заставляло ее глядеть на влюбленных с такой сдержанной печалью. Так, должно быть, безрукий завороженно наблюдает за игрой скрипача.
Не сговариваясь, они повернулись друг к другу. Две шестеренки: она ведомая, он ведущий. И тогда дыхание покинуло их обоих и повисло между ними символом, обещанием, единое и живое. Целых два гулких удара сердца пробыли они единой планетой, в далеком космосе влюбленных, а потом лицо Джейни внезапно стало сосредоточенным - не затем, чтобы сдержать порыв, но чтобы не ошибиться.
И с ним произошло нечто - словно шарик твердейшего вакуума вдруг возник внутри него. Гип вздохнул, и охватившее их колдовство хлынуло вглубь, заполняя тот вакуум. Оба не пошевелились, лишь по лицу ее пробежала короткая судорога. Солнце садилось, они стояли друг напротив друга, лицо ее было обращено вверх, к Гипу, тут пятнышко тени, здесь блик солнца, и все оно было озарено ее внутренним светом.
Но колдовство исчезло. Их стало двое, вновь были он и она, так и не слившиеся в одно. По лицу Джейни пробежала тень досады. Гип почти понял - Джейни ждала его, но этот короткий миг миновал и исчез навсегда, растаял в вечернем полумраке.
Они молча вернулись к аллее, к свету жалких тысячесвечевых ламп, к аттракционам и суетливому оживлению вокруг них. Где-то вдали за горизонт опускался истинный свет, совершая единственное сколько-нибудь значащее движение. Пусть игрушечные пушки палили теннисными мячиками в деревянные корабли, пусть вверх по склону бежали игрушечные собачки, пусть летели дротики в воздушные шарики… Подо всем этим Джейни и Гип погребли нечто сделавшееся настолько крохотным, что и холмика не осталось.
На специальном стенде стояла зенитная установка, со всеми поворотными устройствами, как настоящая. Можно было вручную прицелиться в искусственное небо из крошечной зенитной пушки, движения ее немедленно повторяла большая пушка на заднем плане. На полукуполе мелькали силуэты самолетов. Все вместе - и техника, и оформление - выглядело весьма соблазнительно и, надо думать, безотказно выуживало деньги.
Первым взялся за дело Гип. Сперва с легким недоумением, а потом с нарастающим и вовсе уж нескрываемым интересом он следил, как, повинуясь легким движениям его рук, ходил из стороны в сторону ствол зенитной пушки в двадцати футах от него. В первый самолет он не попал, во второй тоже, но двух выстрелов ему вполне хватило, чтобы определить систематическую ошибку прицела, и он принялся по одной щелкать все цели, вылетавшие в небо аттракциона. Джейни, как девчонка, захлопала в ладоши, служитель наградил Гипа памятным призом - глиняной в блестках статуэткой полицейского пса стоимостью едва ли не в пятую долю входного билета. Гип с гордостью принял подарок и пригласил Джейни попытать удачи. Уголком рта он шепнул ей:
- Целься на сорок в правом квадранте, капрал, а то феи дегауссируют взрыватель.
Глаза Джейни чуть сузились. Первую цель она сразила, едва та успела показаться над искусственным горизонтом, вторую и третью постигла та же участь. Гип радостно хлопнул Джейни по плечу. Следующую мишень она пропустила, а потом промахнулась четыре раза подряд. Сбила еще две - одну низко, а другую высоко и, наконец, в последний раз дала промах.
- Да, неудачно, - взволнованно проговорила она.
- Отлично, - галантно возразил он. - Сама понимаешь, как пристреляны эти пушки.
- Но ты-то выиграл приз!
- Ну и унылый барбос, во всем свете такого не сыскать.
Она перевела взгляд от его лица к статуэтке и хихикнула.
- Гип, ты весь перепачкался этими блестками. Знаешь что - может, лучше подарим ее кому-нибудь?
Они довольно долго бродили по парку, пока не отыскали лицо, истинно нуждающееся в подобной ценности, - одинокого мальца лет семи, меланхолично выжимавшего последние остатки масла и соли из кукурузной кочерыжки.
- А это тебе, - пропела Джейни. Ребенок, не обращая внимания на подарок, поднял к ней пугающе взрослые глаза.
Гип усмехнулся.
- Эх, сорвалось! - Он присел на корточки перед мальчишкой. - Давай поторгуемся. Ты не возьмешься за доллар отнести эту штуку куда-нибудь с глаз моих?
Ответа не последовало. Мальчик обсасывал кукурузный огрызок и не отводил глаз от Джейни.
- Крепкий делец, - ухмыльнулся Гип. Вдруг Джейни вздрогнула.
- Слушай, давай-ка оставим его в покое, - сказала она, неожиданно посерьезнев.
- Этому типу со мной так просто не справиться, - добродушно возразил Гип. Он поставил статуэтку возле стоптанных ботинок мальчугана и затолкал долларовую бамажку в складку его одежды. - Очень приятно было встретиться с вами, сэр, - проговорил Гип, пускаясь за Джейни.
- Ну и фрукт, - проговорил он, нагоняя спутницу. Гип оглянулся. Ребенок все еще глядел вслед Джейни, хотя они удалились уже на полквартала. - Похоже, он на всю жизнь запомнил тебя… Джейни!
Широко раскрыв глаза, девушка замерла:
- Ах, чертенок! - выдохнула она. - В такие-то годы! - И резко обернулась назад.
Глаза явно подвели Гипа: огрызок, как ему показалось, сам собой вырвался из грязных ладоней и, стукнув огольца по носу, шмякнулся о землю. Дитя отступило шага на четыре с весьма нелюбезным определением на устах и, закончив речь непечатным пожеланием, исчезло в аллее.
- Фью! - с уважением присвистнул Гип. - А зачем тебе такие длинные уши, бабулечка? - спросил он скорее для того, чтобы замять неловкость. - Я, кстати, ничего и не слышал, кроме последнего коленца, которое он пустил.
- Не слышал? - переспросила она. Впервые в голосе ее почувствовалась явная досада. Он взял Джейни за руку.
- Забудем об этом, пойдем перекусим.
Она улыбнулась, и все исправилось.
Ядовито-зеленый павильончик с кое-где облупившейся краской, возбуждающая жажду пицца, холодное пиво. Усталость, тихое довольство, такси, что дожидалось их на остановке.
Они разбудили дремлющего водителя и назвали адрес.
- Интересно, я полностью вернулся к жизни или мне предстоит что-то еще? - бормотал Гип. - Хочу тебе признаться, недавно мир был крохотным закоулком в моей голове, глухим и мрачным. А потом ты сделала из него комнату, затем город, а сегодня что-то огромное, ну как… - И, не найдя слова, он умолк.
Одинокий торопливый огонек встречной машины высветил ее улыбку. Он продолжил:
- Вот я и думаю, какой он на самом деле?
- Много больше, - отвечала она. Он сонно откинулся на сиденье.
- Я отлично себя чувствую, - пробормотал он. - Джейни, я… - голос его осекся. - Мне плохо.
- Ты знаешь, почему, - спокойно отвечала она.
- Ну нет, - напряженно засмеялся он, - никому теперь не заставить меня заболеть. Водитель!
В голосе его хрустнула ветка. Шофер от неожиданности нажал на тормоза. Гипа кинуло вперед, он уперся рукой в спину шофера.
- Едем назад!
- Боже милосердный, - пробормотал шофер, разворачивая такси.
Гип обернулся к Джейни. Она сидела спокойно и как всегда чего-то ждала. Тогда Гип приказал водителю:
- Следующий квартал. Да, здесь. Налево. Еще раз налево.
Потом откинулся назад, припав щекой к стеклу, и внимательно приглядывался к темным домам на черных лужайках. Наконец произнес:
- Здесь. Вон тот дом с подъездной дорогой, там, где высокая изгородь.
- Подъехать ближе?
- Нет, - отрезал Гип. - Остановитесь подальше… здесь, чтобы хорошо его видеть.
Остановив машину, водитель обернулся:
- Приехали. С вас доллар и…
- Шшшш! - от этого звука водитель остолбенел.
Гип вглядывался в очертания слабо освещенного белого здания, осматривал строгий фасад, опрятные ставни, дверь под козырьком.
- Теперь едем домой, - проговорил он наконец.
На обратном пути никто не проронил ни слова. Гип сидел, прикрыв ладонью глаза. В уголке, который занимала Джейни, было темно и тихо.
Машина остановилась, Гип рассеянно раскрыл дверцу перед Джейни. Такси отъехало. Гип замер, уставившись на деньги, пальцем передвигая на ладони монетки.
- Джейни?
- Да, Гип.
Они вошли в дом. Гип включил свет. Джейни сняла с головы шляпку и уселась на кровать, сложив руки на коленях. Она ждала.
Он так углубился в себя, что казался ослепшим. А потом, не отводя глаз от монет, стал просыпаться. Он сжал деньги в кулак, потряс им, а потом выложил монеты перед Джейни.
- Они не мои.
- С чего ты это взял?
Он устало качнул головой.
- Нет, они не мои. И никогда не были моими. И те, что потрачены на карусели, и на все эти покупки, даже на кофе по утрам. Считаю, что это взаймы.
Она молчала.