- Но почему же - ты так и не объяснил этого, - проговорил Стерн.
- Ты что - дурак? - спросил я.
Стерн промолчал. Я повернулся на живот и поглядел на него, подпирая подбородок руками. Трудно было понять, что он чувствует, но мне показалось, что он озадачен.
И я вдруг понял, что слишком многого от него хочу. Тогда я медленно произнес:
- Все мы просыпались в одно и то же время. И все время выполняли чужие желания. Целыми днями мы жили не так, как хотели, думали чужие мысли, говорили чужими словами. Джейни рисовала чужие картинки. А Малыш молчал. И мы были счастливы. Ну, понял теперь?
- Нет еще.
- О, Боже! - я подумал немного. - Мы не слидинялись.
- Слидинялись? Ах, да. Но после смерти Дина этого ведь не было.
- Но из-за другого. Словно в машине кончился бензин, но сама машина была цела. Просто ждала. А когда нами занялась мисс Кью, машину разобрали на части. Понял?
Теперь уже ему пришлось задуматься. Наконец он сказал:
- Иногда рассудок заставляет нас делать разные забавные вещи. Причем некоторые полностью безумны, смешны, ложны. Но краеугольный камень всей нашей работы таков: все, что делает человек, подчиняется строгой и непреклонной логике. Зачерпни поглубже - и найдешь в нашей науке причины и следствия, как и во всякой другой. Заметь, я говорю "логике" - не "истине", не "справедливости", не "правоте".
И когда разум бывает обращен внутрь себя, человек ощущает смятение. Я вижу, что ты имеешь в виду: для того, чтобы сохранить или возобновить ту особую связь, что объединяла вас, тебе необходимо было устранить мисс Кью. Но логики не улавливаю. Не понимаю, почему осуществление этого "слидинения" стоило гибели обретенного вами покоя, раз ты сам признаешь, что вел приятную жизнь. С отчаянием в голосе я проговорил:
- Может, и не стоило.
Стерн наклонился вперед и указал на меня трубкой.
- Нет, стоило, раз ты это сделал. Потом, конечно, дело приобрело другой оборот. Но в тот миг тобою руководило именно это побуждение: устранить мисс Кью, чтобы возобновить вашу особую близость. Но вот причин этого импульса я не понимаю, да и ты запутался.
- А мы можем докопаться?
- Это как раз и есть та самая "неприятная вещь", но если ты хочешь…
Я лег.
- Готов.
- Хорошо. Теперь скажи мне. Что же произошло перед тем, как ты убил ее?
Я начал восстанавливать в памяти тот день, пытаясь припомнить вкус пищи, звук голосов. Одно и то же ощущение уходило и приходило вновь - крахмальная жесткость простыни. Я постарался прогнать его - ведь так было с утра, но оно вернулось, и я понял, что помню уже вечер.
Я сказал:
- Я ведь говорил тебе - мы занимались чужим делом вместо своего собственного, а Малыш молчал, и все были счастливы, поэтому я и убил мисс Кью. Я долго добирался до этой мысли, долго думал, прежде чем приступить к делу. Помнится, я тогда лежал в постели и думал - целых четыре часа. А потом встал. Было темно и тихо. Я вышел в коридор, вошел в комнату мисс Кью и убил ее.
- Как?
- В том-то и дело! - заорал я изо всех сил. А потом успокоился. - Там было ужасно темно… до сих пор не знаю, как я это сделал. И не хочу знать. Она ведь любила нас. Я уверен. Но мне пришлось убить ее.
- Хорошо, хорошо, - отозвался Стерн. - И нечего теперь поднимать такой шум. Ты ведь…
- Что?
- Ты ведь довольно силен для своего возраста, Джерри.
- Да, этого хватает.
- Скажи мне, а что ты делал после убийства… пока не пришел ко мне?
- Не так уж много, - все случилось только вчера. Я взял ее чековую книжку. И, словно в столбняке, вернулся к себе в комнату. Потом оделся, но не стал обуваться. Ботинки я держал в руках. А потом бродил, пытаясь все обдумать, и направился в банк к открытию. Снял одиннадцать сотен. Решил посоветоваться с психиатром и целый день выбирал, к кому обратиться. Вот и все.
- А деньги по чеку получил без трудностей?
- Я всегда могу заставить человека сделать именно то, что мне нужно.
Он что-то удивленно буркнул.
- Я знаю, о чем ты подумал. Но мисс Кью я заставить не сумел.
- Так, - согласился он.
- Ну а банкир… я только велел ему… - Я поглядел на него и вдруг понял, зачем он все время возился с трубкой, - чтобы опущенные веки скрыли его глаза.
- Ты убил ее, - проговорил он, - и погубил нечто важное для себя. Дорогое, но все-таки менее ценное, чем то, что ты испытывал в компании этих детей. Но до конца ты еще не выстроил свою систему ценностей. - Он поднял глаза: - Правильно я тебя понял?
- Более или менее.
- Знаешь ли ты истинную причину, по которой люди убивают? - Я молчал, поэтому он сам и ответил: - Чтобы выжить. Чтобы спасти себя или нечто, отождествляемое с собой. Но в твоем случае закон не срабатывает - с точки зрения выживания, мисс Кью была для тебя и всей группы куда ценнее, чем то, другое.
- Значит, у меня просто не было причин убивать ее?
- Были, раз ты убил. Просто мы еще не добрались до них. То есть причину мы знаем, только непонятно, почему она оказалась настолько важной, решающей. Ответ таится в тебе. Где же? - он встал и начал расхаживать по комнате. - Имеем вполне последовательное жизнеописание. Фантазии в нем, конечно, перемешаны с фактами, о некоторых областях нет подробной информации, но конец и начало уже видны. Без излишней самоуверенности могу сказать - скорее всего ответ может оказаться на мостике, который ты недавно не захотел переходить. Не забыл?
Я вспомнил и возразил:
- Разве нельзя попробовать что-нибудь еще?
Он невозмутимо заметил:
- Вот ты сам и признался.
- Не стоит придавать такое значение пустякам, - отвечал я. Этот тип время от времени начинал раздражать меня. - Я чувствую смущение. Не знаю, почему.
- Там что-то скрыто, и ты боишься, что все выйдет наружу. Но скорее всего, оно-то нам и нужно.
- Ну да, - пробормотал я. И разом прекратил сопротивление. - Давай дальше. - И лег.
Он долго молчал, чтобы я хорошенько разглядел потолок, а потом сказал:
- Ты в библиотеке. Ты только что встретился с мисс Кью. Она расспрашивает тебя, а ты рассказываешь о детях.
Я лежал тихо. Ничего не происходило. Потом я услышал, как он встал, подошел к столу. Покопался в нем, раздался щелчок, а за ним последовал шелест. И вдруг я услышал собственный голос:
- Есть еще Джейни, ей одиннадцать, как и мне. Бини и Бони по восемь, они близнецы. Еще Малыш. Ему - три. - И звук собственного вопля…
А потом - ничего.
Я вывалился из темноты, размахивая кулаками. Сильные руки ухватили мои кисти. Они не пытались удержать меня на месте, только ограничивали движение. Я открыл глаза. Было мокро. Термос лежал на боку. Стерн согнулся надо мной, не выпуская моих рук. Я успокоился.
- Что случилось?
Он отпустил меня и медленно выпрямился.
- Боже, - сказал он, - какой разряд!
Я взялся за голову и застонал.
- Что это было?
- Я все время записывал твои слова, - пояснил он, - и раз ты никак не мог вспомнить, я попытался подтолкнуть тебя, воспользовавшись твоим же собственным голосом. Иногда это творит чудеса.
- Чудо состоялось, - проворчал я, - только во мне все пробки, кажется, перегорели.
- По сути дела, да. Ты колебался на границе нежелательного воспоминания и предпочел потерять сознание, лишь бы не входить туда.
- Чем же ты доволен?
- Осталась последняя траншея, - отвечал он.
- Мы уже у цели. Попробуем еще разок.
- Хватит. А то в ней и помру.
- Отнюдь. Ведь этот эпизод долго жил в твоем подсознании, и ничего, ты оставался жив.
- А на этот раз останусь?
- Давай попробуем.
Я поглядел на него сбоку, искоса и вдруг понял - он знает, что делает. Врач тихо пояснил:
- Теперь ты узнал о себе больше, чем прежде. Обратись к интуиции. Сам почувствуешь, как пойдут дела. До конца можешь не идти, оставь резерв для защиты. И не беспокойся. Доверься мне. Если станет совсем худо, я помогу. А теперь расслабься. Гляди на потолок и помни о больших пальцах ног. Не гляди на них, гляди вверх. Пальцы, большие пальцы. Не шевели ими, постарайся ощутить каждый. А теперь начинай считать пальцы по одному. Один, два, три. Ощути этот третий палец, ощути его, почувствуй, как он расслабляется, расслабляется, расслабляется. А потом следующий за ним на обеих ступнях расслабляется. Расслабляется, потому что расслабились и все прочие пальцы, все расслабились…
- Что ты делаешь? - закричал я.
Он отвечал тем же шелковым голосом.
- Ты мне веришь и пальцы твои тоже. Они расслабились, потому что верят мне. Ты…
- Ты пытаешься загипнотизировать меня. Я не согласен!
- Ты сам себя гипнотизируешь. Я просто направляю тебя на нужный путь. И никто не заставит тебя идти туда, куда ты не хочешь, но ты сам желаешь следовать в ту сторону, где твои пальцы расслабились, где…
И так далее. Где раскачивающийся золотой медальон на цепи, где яркий свет, где таинственные пассы? Я даже не видел Стерна. И не ощущал сонливости, о которой всегда говорили! И я захотел стать пальцем. Расслабленным пальцем. Безмозглым, идущим, одиннадцать раз, одиннадцать, мне одиннадцать.
Я раскололся надвое, и это меня нисколько не смущало. Одна часть следила за другой, возвращающейся в библиотеку, а мисс Кью наклонялась ко мне, шелестела газета на кресле, и я сидел в одном ботинке, шевеля пальцами другой ноги… я только слегка удивлялся всему этому. Гипноз гипнозом, но я оставался в кабинете Стерна. Лежал на кушетке, а Стерн гудел за моей спиной, и я в любой момент мог перевалиться на живот и сесть, и выйти отсюда. Только я не хотел. Ну, если гипноз таков - я за него. Поработаем.
Теперь в библиотеку.
…Бони и Бини по восемь, они близнецы. Еще малыш. Ему три.
- Малышу - три, - повторила она.
Сперва надавило, раздвигая, лопнуло, и в муках и блаженстве потонула боль.
Это было внутри. Все свершилось в один миг.
Малышу - три. И моему исполнилось бы сейчас три, только его не было никогда.
Дин, я открылась перед тобою. Открылась… или этого мало?
Его зрачки. Незримым мостом они связывали его мозг с моим. Знает ли он, чего мне все это стоит? Понимает ли? Не знает, не понимает, он опустошает меня, а я его наполняю. И он пьет, потом ждет, пока я наполнюсь, и вновь пьет, не замечая чаши.
Я увидела его, когда танцевала в лесу под солнцем и ветром. Я кружила, а он, замерев в тени, следил за мной. Я ненавидела его за это. Это был не мой лес. Не моя позолоченная лужайка в оправе из папоротника. И он, явившись сюда незваным, отнял у меня мой танец. Я ненавидела его за это. Он стоял, утопая по лодыжку в нежных влажных папоротниках, похожий на дерево, с ногами-корнями и в одежде цвета земли. Я остановилась тогда, он шевельнулся и превратился из дерева в мужчину, рослого, коренастого, с могучей мускулатурой. Грязное животное. Ненависть моя вдруг обратилась в страх, и я застыла.
Он знал, что сделал со мной, и не смущался. Не плясать мне больше: теперь я знаю, что у деревьев есть глаза, а лес полон высоких, широкоплечих, грязных животных-мужчин. И не закружиться мне, и не взмахнуть руками, не вспомнив того потрясения, что вызвал его непрошеный взгляд. Как я его ненавидела! О, как я его ненавидела!
Танец в одиночестве - то была тайна новоявленной мисс Кью, чопорной викторианки - полотно с кружевами - и абсолютно одинокой. Теперь же я навечно обречена принадлежать ему, потому что он украл мою тайну.
Он вышел на солнце и приблизился ко мне, чуть склонив огромную голову. А я застыла на месте, мгновенно окоченев до самой сердцевины. Рука моя замерла над головой, стан оставался изогнутым. Он спросил:
- Ты читаешь книги?
Не в силах двинуться, я вросла в траву. Жесткой рукой он тронул мою щеку и поднял мое лицо вверх, чтобы я поглядела в его глаза.
- Придется кое-что почитать для меня.
Я спросила:
- Кто ты?
- Дин, - отвечал он. - Будешь читать для меня книги?
- Какие еще книги? - вскрикнула я.
Он все еще держал меня за подбородок. Я подняла глаза, и они встретились с его зрачками! Мне показалось, что они готовы закружиться.
- Открой, - проговорил он, - и дай мне заглянуть.
Оказалось, что моя голова набита книгами, но он глядел на заголовки, потому что читать не умел. Его интересовало то, что я знала о них. И вдруг я ощутила себя ужасающе ничтожной, потому что знала лишь малую долю того, что ему было нужно.
- Что это? - резко спросил он.
Я поняла. Он выудил это из моей головы. Он отыскал, а мне было невдомек, что я знаю это.
- Телекинез, - отвечала я.
- А как это делается?
- Никто не знает, к тому же вообще не ясно, можно ли передвигать предметы усилием мысли.
- Это можно, - заверил он. - А вот это что?
- Телепортация. Почти то же самое. Когда силой мысли ты перемещаешь собственное тело.
- Да-да, вижу, - закивал он.
- Взаимопроникновение на молекулярном уровне. Телепатия и ясновидение. Я о них ничего не знаю. По-моему, все это просто глупости.
- Почитай об этом. Неважно, поймешь или нет. А это что?
В мозгу проступило, губы произнесли: "Гештальт". [Gestalt (нем.) - форма, образ, структура. Гешталътпсихология, одно из основных направлений довоенной европейской психологии, впервые выдвинула идею целостности психических образований, подчеркивая, что целое есть нечто большее, чем сумма составляющих его частей (Прим. ред.).]
- Что это?
- Общность. Ну как определенная группа лекарств. Или как ряд образов, совмещенных в одной фразе.
- Почитай и об этом. Все прочти. Но это особенно.
Он отвернулся, и, когда глаза его отпустили мой взгляд, словно порвалась какая-то связь, я пошатнулась и упала на одно колено. А он развернулся и, не оглядываясь, пошел в лес. Я подобрала свои вещи и помчалась домой. Гнев владел мною - он разил меня, словно гроза. Страх владел мною - и гнал меня вперед ураганом. И я знала, что прочту эти книги, знала, что вернусь назад, знала уже - более не плясать мне.
И я читала книги и возвращалась. Иногда ежедневно, иногда через несколько дней. А он всегда ждал меня на лужайке, в тени дерева, и забирал все, что я успевала прочесть. Я терялась в догадках: каждый ли день он ходит туда, или неизвестным образом узнает о моем приходе.
Он заставлял меня читать абсолютно чуждые мне книги: об эволюции, о социокультурной организации общества, о мифологии. Сама я его не интересовала, как куст, на котором растут ягоды.
Он спросил:
- А в какой книге может сыскаться такое? - и долго молчал в раздумье. - Ну как термит ест древесину: этим занимаются микробы в его животе, а термиту достаются только объедки после микроба. Что это?
"Симбиоз", - вспомнила я, перебирая слова. Дин отодрал слова от содержания и отбросил в сторону. - "Два вида жизни, нуждающиеся в сосуществовании".
- Ага. А есть такая книга насчет четырех-пяти видов? Чтобы они существовали как одно целое?
- Он зачерпнул воздух ладонью.
- Ты имеешь в виду гештальтную форму жизни? Но это фантастика.
- Мне нужно разузнать об этом, - веско проговорил он. - Такая штука существует. И я хочу знать, не бывало ли такого прежде.
- Не понимаю, как может существовать такой организм.
- Одна часть добывает, другая рассчитывает, третья находит, четвертая говорит.
- Говорит? Но говорят только люди.
- Знаю, - ответил он, поднялся и удалился. Я искала и искала такую книгу, но не нашла ничего даже отдаленно похожего. Тогда я вернулась и сказала ему об этом. Долгое время он не шевелился - только глядел на темно-синюю линию горизонта. А потом вонзил в меня свои вращающиеся зрачки и учинил обыск.
- Ты читаешь, но не думаешь, - проговорил он. - Все это происходит с людьми, прямо у них под носом, но они ничего не замечают. Есть люди, читающие мысли. Есть люди, передвигающие предметы усилием мысли. Есть люди, которые могут переноситься сами собой. И есть такие, кто может рассчитать все, что угодно, если только их попросить. Вот чего нет, так это личности, способной объединить всех воедино - ну, как мозг распоряжается всеми частями тела, которые и сгибаются, и разгибаются, и ощущают жару, которые ходят и думают, и все прочее…
- Один я, - вдруг закончил он. А потом утих надолго, так что я подумала, что он позабыл обо мне.
- Дин, - спросила я, - а что ты делаешь в лесу?
- Жду, - отвечал он, - я еще не закончен. - Поглядев мне в глаза, он раздраженно фыркнул.
- Не в этом смысле закончен. Я имею в виду - не завершен. Это как если червяка перерубить, он может срастись заново. Я нашел еще не все части. И потому не закончен. И я хочу книгу о том существе, которым я стану, когда завершусь. Получится самое сильное и быстрое тело, но не с той волей. Может быть, это потому, что я - один из первых. Как на той картинке пещерный человек…
- Неандерталец.
- Ага, подумай, - вовсе не из смышленых. Просто первая попытка создать нечто новое. Я буду похож на него. Но может быть, нужная воля найдется потом, когда я все устрою. Тогда получится что-то.
Удовлетворенно заворчав, он ушел.
Я искала, искала целыми днями, но все не могла найти то, что ему было нужно. Я разыскала журнал, где говорилось, что следующий шаг эволюции человека будет сделан не в физическом, а в психологическом направлении, но там ничего не было о том, что можно было бы назвать гештальт-организмом.
И прохладным осенним утром я опять вернулась к нему. Он забрал то немногое, что крылось в моих глазах, и отвернулся с грубым словом, которое я не осмеливаюсь произнести.
- Ты не можешь найти, - сказал он, - не возвращайся.
Потом встал и подошел к растрепе березке, прислонился к ее стволу. Думаю, он уже забыл обо мне. Даже подскочил, как перепуганный зверь, когда мой голос раздался рядом.
- Дин, не вини меня в этом. Я старалась найти. Справившись с удивлением, он вновь обратил ко мне свои глаза:
- Винить? Я не знаю, о чем ты говоришь.
А я не хотела, чтобы он отвернулся. Тогда он уйдет, уйдет и оставит меня, не вспомнив ни разу. Не из жестокости или коварства, как случается среди людей. Просто я была ему безразлична - словно для кошки красный тюльпан.
Я схватила его за руки выше локтей и тормошила - с тем же успехом можно было бы трясти фасад дома.
- Ты не можешь не знать! - визжала я. - Ты знаешь все, что я прочла. И ты должен знать все мои мысли.
Он покачал головой.