– Твои бесплатные советы на редкость бесполезны.
– Хм… ты так считаешь? Хорошо, но, поверь, ты сильно пожалеешь, если не последуешь им. – Девочка изящно поднялась. – Вообще-то я пришла не благотворительностью заниматься, а забрать Светоч.
Маг покачал головой:
– Я не достал его, потому что не смог обойти защиту хозяина дворца.
– Ложь, – усмехнулась девочка. – В твоих интересах отдать его мне, пока Эспинс не обнаружил пропажу и не решил поискать ее в покоях своих подозрительных гостей.
Поколебавшись, Юлиан снял с шеи хрустальный кулон в виде цветка с пятью лепестками. Подойдя к девочке, он остановился, завороженно наблюдая, как Светоч, оказавшись рядом с Эвой, начал сиять.
– Все-таки в рабочем состоянии, – удовлетворенно заключила обладательница косичек, тем самым разрушая очарование момента.
– Древняя магия крепче современной, – заметил стихийник.
Девочка фыркнула:
– И древние маги крепче нынешних.
– Кто бы говорил, – пробормотал молодой человек.
Заполучив артефакт, незнакомка подобрела и, приветливо улыбаясь, стала прощаться:
– До скорой встречи, Юлиан. С тобой приятно работать.
Не успели отзвучать слова прощания, как она исчезла. Не ушла через телепорт, а просто растворилась в воздухе.
– Показушница, – воздушник недовольно сморщил нос, – а еще богиня.
В ответ прозвучал мелодичный смех и едва слышный шепот: "Помни, я слежу за тобой. Слежу днем и ночью…"
Некоторое время молодой человек задумчиво стоял посреди комнаты, а потом, словно очнувшись, кинулся к Эве. Взяв со стола новый амулет против кровотечения, осторожно разбинтовал шею спящей и не поверил глазам. Рана исчезла без следа.
Порез, который нанес дрогнувшей рукой слуга герцога Доминни, в первую минуту не вызвал опасений. Из него сочилась, как по-лекарски выразился Лавджой, "кровавая роса", признак неопасного кровотечения. А спустя час царапина превратилась в открытую рану, из которой хлестала алая кровь. Эва мгновенно потеряла сознание и, если бы не собранность и хладнокровие целителя, во цвете лет отправилась бы за Грань. Сутки Лавджой провел у постели больной, но излечить ее не сумел. Вручив Юлиану ворох останавливающих кровь амулетов, он наказал менять их по мере надобности, а сам улетел на ламчерионе искать в библиотеке ордена ответы, как нейтрализовать действие артефакта Мульхема. К слову, уезжать из дворца Эспинсов, куда они с Каримом доставили Эву с Юлианом, ему не хотелось. Задача остановить кровотечение настолько увлекла, что Лавджой забыл об обязанностях хранителя и о том, что магистр отпускал его из школы всего на пару дней.
Юлиан добросовестно делал перевязки, в срок менял амулеты и поил девушку укрепляющим отваром, когда она пробуждалась от лечебного сна. А с наступлением глубокой ночи отправлялся искать тайники рода Эспинс.
И вот сейчас, после бессонных часов у постели Эвы, после десятков магических ловушек, которых он сумел избежать, похищая реликвию приютившего их рода магов, опасность для жизни девушки миновала. И она мирно спала. Юлиан давно перестал верить в бескорыстие окружающих, особенно богов. То, что он сумел украсть Светоч, не могло повлиять на ветреную покровительницу, ведь древний артефакт нужен не ей. И не ради его возможных нежных чувств она спасла девушку. Скорее всего, выглядевшая невоспитанным ребенком богиня знала что-то важное о хэмелле и только поэтому уничтожила заклинание, наложенное на нож Мульхема.
– Кто ты такая, Эва? – задумчиво произнес Юлиан. – Кто ты такая, что одна из Благой Семерки не позволила тебе умереть?
Словно отзываясь на свое имя, спящая попыталась открыть глаза. Целебный сон оказался сильнее, и, перевернувшись на левый бок, она ровно задышала.
Юлиан решил, что и ему не помешает немного отдохнуть, и уже устроился на второй кровати, как в спальню бесцеремонно ворвался Вариор Эспинс. И хотя магистра огневиков эмоции захлестывали, голос в комнате больной он не повысил.
– Где Светоч? – злым шепотом поинтересовался маг.
Юлиан, вальяжно раскинувшийся на кровати, даже не подумал встать.
– Светоч? Вам нужен светильник? Что происходит?
– Не зли меня, юнец! Ты понимаешь, о чем я!
Следопыт делано нахмурился, будто размышляя о чем-то.
– Я не ошибусь, если предположу, что у вас что-то пропало?
Вариор Эспинс побагровел от гнева – и белый шрам на щеке проступил сквозь загар отчетливее.
– Во дворце лишь два чужака. Девушка не могла совершить кражу, остаешься ты.
Молодой стихийник, гневно сверкнув темными глазами, оскорбленно предложил:
– Тогда обыщите меня! Обыщите комнату! Но если ничего не найдете, вы принесете свои извинения.
Спустя несколько часов тщательного обыска всего дворца Вариор, нервно постукивая пальцами по бедру, наблюдал за тренирующимся племянником.
Пропустив разминку, старший Эспинс долго смотрел, как Карим отрабатывал рубящие удары мечом в положении с колена. Затем настал черед тренировочного поединка. Партнером молодого мага выступал его зеркальный двойник, отличающийся от оригинала лишь пугающими глазами без радужки и зрачков и едва заметной скованностью в движениях.
"Дзы-ы-ынь!" – звонко пропел, упав на шершавые плиты пола меч, выбитый из рук обманным приемом.
Обезоруженный двойник замер, ожидая новых приказов.
– Благодарю за бой, ты свободен, – как с живым существом, попрощался арбитр с магически созданным соперником.
Вариор подавил вздох облегчения, вот теперь они смогут поговорить.
Магистр рано радовался – Карим, продолжая игнорировать присутствие дяди, перешел в оружейную комнату, которая давно превратилась в музей. Заклинание на входе мгновенно высушило кожу и одежду мага от пота, защищая экспонаты от губительной влаги. Другие заклинания поддерживали в помещении сухую атмосферу с постоянной температурой.
Младший Эспинс обожал холодное оружие и собирал его по всему Межграничью. Здесь даже самый простенький кинжал имел свою историю. Стены оружейки увешивали мечи, сабли, шашки, шпаги, палаши и прочее колющее, рубящее и режущее, так любимое знатью. Рядом – орудия труда разбойников и наемных убийц: кастет, дубинка, кистень, палица, стилет, дротик, сюрикэн. Несколько стоек Карим отвел под оружие крестьян и охотников на нечисть: боевые косы, цепи, молоты, топоры, тесаки и рогатины.
Молодой огневик не входил в число тех, кто уповал лишь на дар. Он знал, что магия когда-нибудь может подвести, и следил за своей физической формой. Карим одинаково хорошо владел мечом и дубинкой, без промаха метал ножи и мог выстоять против профессионального кулачного бойца.
Словно не видя родственника, арбитр принялся осматривать недавно приобретенный меч. Достался он ему в плохом состоянии: из дугообразной гарды какой-то святотатец вытащил украшающие ее камни, да еще и пятна ржавчины покрывали сталь вдоль долов. Последний дефект новый владелец исправлял, регулярно смазывая клинок дорогим маслом, хотя, по мнению Вариора, магия справилась бы гораздо быстрее.
– Я понимаю, что извиняться, мой дорогой племянник, ты не собираешься?
Рука арбитра, сжимающая промасленную ветошь, замерла на спинке клинка.
– А ты, мой дорогой дядя? – вопросом на вопрос язвительно ответил он.
– Признай, что не прав, Карим, – напористо произнес магистр ордена Огня, – ты обязан был сообщить о Призрачных торгах. Братство схватило бы всех нарушителей и спасло людей.
Арбитр скептически усмехнулся.
– Как и в прошлые разы, всех бы не схватили. И не надо напоминать о запрете на телепортацию. Убежден, какая-нибудь крыса, спасая свою шкуру, рискнула бы открыть портал. И неизвестно, как бы это сказалось на Грани. К тому же я поклялся, принц Искандер тоже дал слово.
– Поклялся? Дал слово? Что значит оно, если на кону чужие жизни?
– Я решил, что спасти людей можно, и не пятная свою честь, – попытался объяснить свою позицию арбитр, но Вариор грубо его перебил:
– Честь – ничто в сравнении с человеческой жизнью и свободой! Поставив честь выше, ты сравнялся с теми, кто покупал рабов. Ты – не арбитр, ты преступник, Карим!
Горячечная отповедь старшего Эспинса, особенно последние обвинения лишили молодого мужчину душевного равновесия. И он ударил по-больному:
– А ты – не целитель, дядя. Ведь вместо того чтобы искать с Лавджоем способ спасти девушку, ты увлеченно исследовал ее кровь. Как удобно для тебя все сложилось, да, дядя? Кровь хэмелла – целые реки, и не нужно просить нацедить мензурку, как было с Александром. Странно, что он так долго терпел отца-экспериментатора.
Вариор Эспинс побледнел. Обескровленными губами прошептал-попросил:
– Не вмешивай сюда Александра.
– Почему? Ведь история повторяется? – Карим криво улыбнулся. – Как и твой сын, наша гостья хэмелл-полукровка. Я сотни раз пожалел, что привез ее сюда. Ведь ты ее не отпустишь, верно? Ты не пожелаешь добровольно расстаться с подопытной.
– Прекрати! Все не так!
– Давно хотел сказать, что ты был плохим отцом Александру. Именно из-за твоих экспериментов он сбежал, а не в поисках приключений. Именно из-за тебя он и попал в руки сначала башевистов, а потом – работорговцев.
Магистр, гневно раздувая ноздри, приблизился к Кариму.
– Как и все, ты не понимаешь важности этих исследований! Поняв механизм защиты организма хэмелла от болезней, мы сможем победить лихорадку Мульхема. И не только ее. Я думаю о людях, Карим, об их будущем!
– Лучше думал бы о собственном ребенке, – горько возразил племянник. – Мне навсегда врезались в память слова Александра, что он для тебя в первую очередь объект изучения, лишь потом – сын. И знаешь, даже спустя столько лет я помню, как девятнадцатилетний парень с трудом сдерживал слезы обиды.
Гнев магистра стих. Не глядя на племянника, он глухо сказал:
– Мои ошибки – только мои, и расплачиваться за них мне. А по поводу девушки не переживай. Как только Эва поправится, я прослежу, чтобы она благополучно добралась домой.
Вариор успел перешагнуть порог оружейной комнаты, как Карим поспешно проговорил ему вслед:
– Я повесил на них следилки.
Дядя обернулся и недоуменно приподнял бровь.
– К каждому человеку, выставленному на Призрачных торгах, я прицепил следящее заклинание. И младшие арбитры всех разыскали.
– Замечательно. Счастлив, что ошибался в тебе, племянник. – Вариор и не пытался казаться радостным. – Прости за несправедливые обвинения.
Проводив неестественно прямую спину дяди виноватым взглядом, Карим мысленно поздравил себя с чрезмерной жестокостью. Правда, казнился он недолго – из лап разбушевавшейся совести вызволил слуга, сообщив, что гостья проснулась и хочет видеть своего спасителя.
Глава 11
Потомки Антара
Оазис Мектубиан, дворец рода Эспинс,
57-й день пришествия Эвгуста Проклятого
"Эва! Просыпайся, Эвангелена! Хватит дрыхнуть", – занудно звенел голос Грэма в голове.
С закрытыми глазами я резко вскочила и, путаясь в приятно прохладной простыне, шлепнулась с кровати. Потирая ушибленное мягкое место, огляделась, вспоминая, где я и почему здесь нахожусь.
Карим Эспинс, арбитр Мектуба, выкупил меня на Призрачных торгах. Затем меня схватил Фирон и, по неосторожности ранив артефактом Мульхема, бросил умирать. Но кузен арбитра, похоже, сумел залечить рану, и лишь благодаря его стараниям я жива…
Итак, я во дворце Эспинсов, притом в качестве гостьи, а не рабыни. Да благословят боги благородных магов и справедливых арбитров!
"И да благословят боги арбитров с провалами в памяти", – хмыкнул сатуриец, и в кои-то веки я с ним сразу согласилась.
Когда я увидела лицо своего спасителя, то испугалась чуть ли не до икоты. Я видела его в "Перекрестке ветров"! В трактире, на который напали демоны, а мы с Юлианом оттуда позорно сбежали, не предупредив об опасности остальных посетителей. Я боялась, что арбитр вспомнит нас. Но почему-то этого не произошло. Вероятно, он видел нас мельком. Или всему виной ранение, полученное в бою. Как бы там ни было, а я сама до конца жизни буду корить себя за тот бесчеловечный поступок…
Сев на кровать, обратила внимание на постельное белье. Нежно-лазоревый вискурский шелк – а не бедная семейка, эти Эспинсы. Да и все остальное в комнате вопило о роскоши и вкусе. Огромная кровать из темного дерева меня вообще покорила. И я сдалась на милость покорительницы – забралась обратно на мягкую перинку. Стоило голове коснуться подушки, как ко мне тотчас вернулась сладкая дремота.
"Эва, это не смешно", – не выдержал телохранитель.
"А я разве смеюсь?" – Занудство Грэма вырвало из сонной неги в унылую реальность.
"Пора вставать и думать о том, как попасть в храм Судьбы. Мы от него в паре часов пути и в то же время дальше, чем когда-либо".
"С чего вдруг? Вчера Карим пообещал сопроводить к жрицам, как только я почувствую себя лучше. Значит, завтра и двинемся в путь".
"Даже боги порой не держат обещания, – напомнил известную истину сатуриец. – Открой глаза и посмотри на магическую защиту дворца. Тебе ни за что не выбраться отсюда, если вдруг хозяева пожелают оставить себе молоденького хэмелла. Приобретенного, кстати, за неимоверно огромную сумму, тебе с ними вовек не расплатиться".
"Грэм, ты во всем ищешь подвох. Мне, наоборот, спокойно. Такое чувство, что я вернулась домой".
"Ну-ну, домой она вернулась! Послушаю, что запоешь, когда тебя пустят на опыты, и лабораторная клетка станет твоим домом навечно".
"Грэм, давай без гадостей, а? И вообще я спать хочу". – Зевнув, чуть не свернула себе челюсть.
"Эвка, подъем!"
От мысленного командирского окрика, сравнимого лишь с ведром холодной воды, я снова вскочила с постели. Ну и побудка! Вот так всегда. Бедной девушке толком поспать не дадут.
"Хватит, выспалась на годы вперед. Столько времени провалялась – и мало?!"
Неужели Грэму непонятно, что исцеляющий сон не считается? Хочется понежиться на безупречно чистых простынях, томно потянуться, получить завтрак в постель, без спешки выпить чаю с чем-нибудь сладким…
"Какой, к демонам, завтрак?! Какой чай?! Вокруг творятся странности, а ты о чае мечтаешь! Собралась, прочистила голову от глупостей и внимательно слушай меня!"
– Есть, мой генерал! – как солдафон на плацу, гаркнула я вслух, не сдержав возмущения.
"Юлиан – сателлит одной из богинь, и его покровительница вчера явилась к нам с визитом", – огорошил сатуриец.
Бодрящее начало. Сон как рукой сняло.
"А почему я узнаю об этом лишь сегодня?"
"Да потому что ты вырубилась сразу после разговора с Каримом".
Оправдываться не собиралась, сон и еда – лучшее лекарство для хэмелла.
"Рассказывай, Грэм, что произошло вчера и, пожалуйста, с подробностями, а не кратко, как ты любишь".
"Будут тебе подробности, сапфироглазая, будут. – Сатуриец говорил зло и резко, словно в новых неприятностях опять виновата я. – Я тебя не виню, – резко отбрил он, – не выдумывай".
А затем он пересказал события прошедшей ночи, и мы стали гадать, что за богиня почтила нас присутствием: Судьба, Искусство, Стихия или Любовь?
"Логика подсказывает, что Стихия или Искусство, – убедительно заявил мой телохранитель. – Сама подумай, для Любви облик девочки некрасив и прост. А все статуи Судьбы в храмах величественны и монументальны, поэтому сопливого ребенка для своего воплощения она также не изберет. Тогда как богиня Искусства многолика и многогранна, почему бы ей не сыграть подростка?"
"Ну а Стихия, Грэм?"
"Эта богиня по своей сути капризна и непостоянна. Она также могла предстать перед глазами своего слуги в непрезентабельном образе, если бы ее потянуло на эпатаж".
"Хорошо, богиню практически вычислили. Дальнейшие наши действия?"
"Делаем вид, что нам ничего не известно. В конце концов, богиня нам не враг, Эва, она спасла тебе жизнь".
Прикоснувшись к шее, где недавно кровоточил порез, оставленный рукой Фирона, я не почувствовала шероховатостей. Отлично, шрама нет, а ведь мог и остаться после артефакта. И регенерация многоликих оказалась бы бессильной.
"Творится непонятное, вероятно, опасное для жизни, а бабы, как всегда, думают о внешности".
Пренебрежительная мыслишка Грэма больно кольнула мое чувство достоинства. Почему? Почему окружающие любят причинять мне боль? У меня на лбу написано "добровольная жертва"? Я просто хочу остаться живой и, по возможности, не уродливой.
"Эва, прекрати выдумывать чушь! Не хотел тебя обидеть – я всего лишь размышлял о различиях между мужчиной и женщиной. Для меня сотня шрамов, если они не мешают исполнять мои обязанности, – не повод для уныния. Прекращай разводить сырость. К нам кто-то приближается".
С грустью подумала о том, что Грэм моими ушами слышит больше, чем я сама. И даже получила объяснение феномену: не умею сосредоточиваться на реальности, витая в поднебесье, тогда как сатуриец собран и насторожен каждый миг.
Постучав, в комнату вошел Юлиан. В правой руке он держал поднос, заставленный мисками, тарелками и пиалами. Вдохнув ароматы еды и свежезаваренного чая, я ответила на приветливую улыбку мага вежливо-голодным оскалом.
– Ты проспала завтрак, – сообщил парень. – И я решил позаботиться о тебе, так как хозяева, скорее всего, позабудут о гостеприимстве из-за суматохи во дворце.
– А что случилось? – спросила без особого интереса, разглядывая своего попутчика.
Тщательно выбритый, переодетый в чистую светлую одежду, молодой человек выглядел довольным, видимо, успел отдохнуть от опасных приключений.
– Точно не знаю, у них что-то пропало. Лучше признавайся, как твое самочувствие? – небрежно ушел от расспросов маг.
И я утолила его любопытство. Рассказала, что до сих пор не верится в то, что выжила. Что воспоминания про то, как, теряя кровь по капле, начинаешь ощущать слабость и апатию, навсегда останутся со мной.
Юлиан слушал молча. Разделив с ним свои страхи, я почувствовала облегчение.
– А теперь ешь, Эва. Выздоровление невозможно без полноценного питания.
Нотация в духе рассудительного дедушки. Я так и сказала, а следопыт, поморщившись, подвинув поднос еще ближе ко мне, заявил:
– Да хоть в духе рассудительной бабушки, только ешь.
– Не хочу, – притворно вздохнула я, – аппетит пропал, так как не терпит принуждения.
– Уж не я ли виноват?
– Вполне вероятно.
– Нахалка, – сделал комплимент маг и торжественно вручил ложку. – Или сама ешь, или буду кормить тебя, как ребенка, внученька.
– Конечно-конечно! Ложечку за маму, ложечку за папу…
Продолжить не дал упомянутый столовый прибор с кашей, который стихийник подсунул мне прямо под нос. Сваренная из какого-то желтого мелкодробленого зерна, щедро сдобренная маслом и специями, она дразнила обоняние, и я принялась за еду.
На самом деле я зверски проголодалась, но дурачиться с парнем весело. В итоге десерт доедала из ложки, которая находилась все-таки в руках Юлиана. В начале завтрака Грэм что-то бурчал о дурочках, флиртующих с опасными личностями, потом мысленно махнул рукой и притих. И на время я забыла о его присутствии.