Глава IV. "Первые разочарования"
Образование тройственного союза было тем шагом, который прекратил долгое противостояние ордена служителей и ордена хранительниц. Распри, а иногда и кровопролитие, сопровождали рождение этого союза. Около сотни лет понадобилось, чтобы те, кто был против его создания, приняли разумные доводы или покинули бренный мир Шаэдара. Ходили слухи, что некоторым из них помогли это сделать.
Служители до образования союза были теми, кто создал крепкую, надёжную организацию и, в отличие от хранительниц, с огромным количеством адептов по всему Ахерону. И, хотя, они и считались последователями Равновесия, это не помешало им поддерживать культы других Богов. Андер – покровитель усопших и Тайрина – Богиня возмездия, Расгар – покровитель неправедных и Мискал – покровитель влюблённых, были одними из многих, чьи культы были официально разрешены императором и орденом хранительниц и поэтому поддерживались служителями. То, что эти культы процветают сейчас, немалая их заслуга. Накопленные служителями богатства, сравнимые с казной самого императора, были пущены на фактическое содержание этих только недавно зародившихся и испытывающих бедственное положение культов. Такая политика принесла свои плоды, и вскоре орден служителей пользовался их полной поддержкой.
Поражавший своим великолепием храм Равновесия этого ордена находился менее чем в километре от Таргола и являлся шедевром архитектурного мастерства строителей Ахерона. Постройка в форме исполинских весов, чаши которых поддерживались сотнями колонн. Резные колонны, около трёх метров в обхвате и уносящиеся ввысь на не один десяток метров, даже спустя тысячу лет после их возведения оставались гладкими как стекло.
Сами чаши были площадью не менее пяти квадратных километров, а на них, в свою очередь, были возведены здания. На левой чаше весов располагался храм Порядка и храм Света, на правой – храм Хаоса и храм Тьмы. На вершине весов возвели храм Равновесия, называемый иногда храмом сумерек.
Над каждым из этих огромных зданий день и ночь горели установленные специально для этой цели гигантские факелы. Ночью даваемый ими свет освещал верхнюю часть весов и обе его чаши, создавая иллюзию того, что эти весы висели в небе.
Самое высокое здание Ахерона приезжали посмотреть миллионы паломников со всех концов Империи и нередко даже из-за её пределов. Желая вознести дары Равновесию или его составляющим, они днями простаивали на площади перед храмом в надежде быстрее приблизиться к желаемому. Тысячи посетителей каждый день входили во чрево этой исполинской постройки и тысячи выходили обратно. Храмы не могли вместить всех желающих, но те, кто не смог попасть туда сегодня, смиренно ожидали следующего дня, надеясь на то, что и этот день не будет ими потерян впустую и они, наконец, смогут преклонить колени у выбранного ими алтаря.
Ритуалы поклонения происходили ежедневно и без остановки. Дары, оставляемые паломниками, были столь велики, что для них были построены специальные подземные хранилища, расширявшиеся каждый год.
Великолепие царило как внутри, так и снаружи. Огромные, с голову ребёнка драгоценные камни, среди которых преобладали изумруды, были вделаны в стенки храмов и служили курильницами для различных благовоний. Вкрапления драгоценностей во многих местах образовывали своеобразные, непонятные другим людям письмена, но любой, взглянувший на них, ощущал облегчение. Отягощённый заботами и суетой окружающего мира всякий входящий сюда чувствовал, что никогда он не был так близок к Богам, как в этом храме. Спокойствие и умиротворённость, не нарушаемые шарканьем тысяч ног, царили здесь. Спокойные и размеренные песнопения, творимые в храмах, разносились на многие километры вокруг, внушая те же самые чувства услышавшим их.
Так было на протяжении более тысячи лет, но не сегодня. На площади, где обычно собирались паломники, сейчас стояли, окружив храм Равновесия кольцом, тридцать тысяч гвардейцев императора.
27 Мая 6349 года Летоисчисления.
Эра Исполнения Предначертанного. Вечер.
Ахерон. Город Мелоранд. Площадь Равновесия
– Мы не сможем даже подойти к ним. Как вы видите, многие из них расположились на краях чаш, превратив их в башни. Хранительницы говорят, что все служители вооружены. Если мы попробуем подойти к воротам, то лишимся более половины своих солдат. Дротик, пущенный с такой высоты, свободно пробьёт щит и доспехи, – бледное, взволнованное лицо Тиагара, командующего первым соединением гвардии, перекосилось в злобной гримасе, – они словно ждали нас!
– Можно вызвать серых стражей, их доспехи простое оружие не возьмёт, – ответил ему наместник Дагон, только недавно возвратившийся из Резиденции ордена хранительниц.
– Мать дала вам согласие? – на лице Тиагара было написано удивление.
– Да. Хранительницы уже на пути к площади, а мать дала мне разрешение привлечь, если понадобится, к штурму стражей.
– Тогда зачем медлить? Нужно сделать это немедленно!
– Дело в том, мой многоуважаемый брат, что мы не сможем туда никого отправить. Я только что разговаривал с офицерами расквартированных здесь войск. Улицы, к сожалению, перекрыты, и нет никакой возможности пройти к казармам восточного и западного районов. Это можно сделать только по воздуху, поэтому я и ожидаю прибытия хранительниц.
– Перекрыты?! Кем!? – Тиагар снял перчатки, чтобы вытереть со лба испарину.
– Жрецами Тайрины, Расгара, Андера, Сетайры и других культов. Они выступили на стороне ордена служителей и, что не менее странно, они прекрасно вооружены и экипированы. Я думаю, Эсткарх позаботился об этом, будь он проклят! – голос Дагона сорвался на крик и несколько гвардейцев, стоявших ближе всех к нему, повернули головы, но тут же потеряли интерес к происходящему и отвернулись.
– Мы можем попытаться отправить часть наших людей для того, чтобы попытаться разблокировать улицы и… Почему солдаты, которые находятся в этих районах, сами не сделают это? – старался говорить как можно тише Тиагар.
– Потому, брат мой, что ночью почти все они покинули город, – задумчиво прошептал он и, немного помедлив, добавил, – сегодня утром император сообщил об этом своей свите.
– И… куда?
– На юг. Судя по донсениям от наших агентов, керганат собирается разорвать перемирие и объявить нам войну.
– Но они же не глупы и понимают, что не в силах противостоять нам! Пятьдесят лет назад они проиграли нам сражение в пустыне Аргарис, где потеряли почти всю армию. Они должны знать, что повторное нападение, тем более в такой момент, через год войны не оставит от керганата даже воспоминаний! – Тиагар посмотрел за спину Дагона и уже тише продолжил, – вестник. Наверное, за тобой.
Приблизившись почти вплотную, вестник слез со своего триэта и, чуть склонив голову, почтительно ожидал, пока Дагон позволит ему говорить. Увидев разрешающий кивок, он произнёс.
– Хранительницы приземлились на площади Таргола и хотят видеть вас, наместник.
– Отправляйся назад и скажи, что я скоро буду, – Дагон отвернулся, давая понять, что разговор окончен.
– Как скажете, наместник, – с лёгкостью вскочив в седло, вестник тронул поводья триэта и тот сорвался с места.
– Не делай никаких попыток атаковать, брат. Мать не переживёт, если с тобой что-то случится.
– А ты сделай так, чтобы стражи быстрее появились здесь, – Тиагара растрогала такая забота.
– Я постараюсь сделать это как можно быстрее, – подняв руку, он взялся за луку седла. Затем немного помедлил, словно что-то хотел сказать, но передумал и вскочил на спину траэти.
Окинув на прощание взглядом храм Равновесия, наместник направился в сторону дворца, а Тиагар, глубоко вздохнув, опустил голову и плечи, словно на них внезапно навалилась неимоверная тяжесть. Выглянула полная луна, скрытая до этого облаками, и храм заиграл причудливыми бликами. Невольно залюбовавшись открывшимся ему зрелищем, командующий опустил руку на эфес меча и сжал его. "Жаль будет уничтожать такое великолепие" – подумал он.
Неожиданно от правой и левой чаши исполинских весов оторвались две искры, казавшиеся игрушечными на таком расстоянии и, оставляя за собой огненные хвосты, прочертили дугу в небе, окончание которой, как показалось Тиагару, было где-то в районе загонов около императорского дворца. Вслед за этим раздался грохот, закладывающий уши даже на таком большом расстоянии, и в небе появилось зарево далёкого пожара. Мысль молнией пронзила командующего – "киттары"!
Переполох, вызванный пожаром и ударом двух пятитонных камней в стену оружейной и проломивших её, поднял на ноги всех, кто находился там в это время. Хранительницы, достаточно неторопливо прохаживающиеся по двору в ожидании Дагона, сразу же бросились к загонам неподалёку. Тиэри, испуганные неожиданным грохотом и последовавшим за ним запахом дыма, широко раздували ноздри, и слегка расправив крылья, издавали громкие трубные звуки. Увидев широко распахнувшиеся двери и спешащих к ним хранительниц, тиэри двинулись навстречу, и если бы не грозные окрики хозяек, то, скорее всего, не обошлось бы без сумятицы и давки.
Очень быстро распространившийся дым из пролома стал густым и черным, словно горела резина. Гарь проникала в лёгкие и мешала дышать, а едкий дым выедал глаза, заставляя их слезиться. Несмотря на все эти препятствия, хранительницам очень быстро удалось вывести тиэри на площадку и, не медля ни секунды, взлететь. Как впоследствии оказалось, это было сделано вовремя. Две удара, последовавших через минуту после того как тиэри оказались в небе, и две глыбы врезались прямо в загоны, сминая их словно карточный домик.
Сверху хранительницам было видно, как тут и там сновали люди, пытаясь справиться с бушующим пламенем и стараясь вывести из-под, возможно, следующего удара бесновавшихся траэти. Напуганные животные, привыкшие к тихой и размеренной жизни, исключая редкие периоды различных столкновений, бились о стены своими многотонными тушами, стараясь проломить их, и кидались друг на друга. Неуправляемая ярость, вызванная страхом, делала бесполезными попытки спасти их, пока они не увидели группу солдат, спешивших к ним. Признав в них своих наездников, они немного успокоились и начали торопливо покидать своё, ставшее опасным, пристанище.
Дагон, заметивший очередные выстрелы киттар, пришпорил своего траэти и тот, взревев от неожиданной боли и привстав на задние лапы, неожиданно резво побежал вперёд. Скорость животного позволила наместнику оказаться в поле зрения хранительниц раньше, чем последовал третий залп и своды загонов, не выдержавшие колоссальной силы ударов, рухнули, погребая под собой людей и животных. Пламя, пожиравшее до этого лишь треть этой колоссальной постройки, теперь раскрыло свои смертельные объятия для всех, кто находился внутри, не щадя ни живых, ни уже мёртвых. Дикая феерия ужаса, разыгравшаяся для не успевших покинуть горящее здание, отозвалась болью для оставшихся снаружи. Понимая тщетность любых попыток спасти гибнущих среди горящих обломков людей, остальные, молча, стояли и смотрели на разворачивающуюся перед ними трагедию. Осветившие всё вокруг языки бликами отражались в их полных боли и сострадания глазах, в уголках которых застыли скупые слезинки. Почувствовавшие настроение, стоявших рядом людей, траэти низко опустили головы и прятали глаза, словно стыдясь того, что они и их сородичи стали причиной гибели солдат. Крики боли и неистовый рёв обожжённых животных вскоре затихли, и воцарившуюся тишину нарушал лишь треск дерева, пожираемого пламенем, да шум продолжавших рушиться балок перекрытия.
Тиэри одной из хранительниц вдруг резко сложила крылья и камнем рухнула вниз. Около самой земли она расправила их и плавно приземлилась около наместника. Майрина, придержав свой изумрудный плащ, грациозно, насколько это позволяли её доспехи, спрыгнула вниз и хлопнула ладонью по раздувавшемуся, словно кузнечные мехи боку своей тиэри, после чего та оттолкнулась от мостовой и, захлопав крыльями, унеслась вверх.
Дагон подошёл к Майрине и сдержанно поприветствовал её. Его высокий статус в империи позволял бы вообще не делать этого. Виделись последний раз несколько дней назад, когда он покидал Резиденцию, но его благоговение перед орденом не позволило ему не выказывать уважение к его представителям каждый раз, когда появлялась такая возможность.
Майрина нравилась наместнику, и как бы тщательно он это ни скрывал, она это знала. С виду совсем ещё молодая девушка, она была кладезем мудрости для многих из живущих людей, как, впрочем, и большинство других хранительниц. Сотни лет она оставила за плечами и теперь не могла не узнавать скрытое в обычном человеке. Жесты, интонации, взгляды, бросаемые в её сторону Дагоном, говорили ей о его чувствах лучше, чем сказали бы его слова. Она уже, в отличие от своих сестёр по оружию, отучилась смущаться и переносила такие вещи как, например, боль утраты или горечь неудач гораздо спокойнее. Не секрет, что мужчинам, практикующим магию, было гораздо легче скрыть свои чувства от окружающих, чем любой из женщин её мира, неважно кем они были – простыми домохозяйками или представительницами ордена хранительниц. Но даже такие известные всей империи люди, как, например, Эсткарх, завидовали её выдержке и пожертвовали бы многим, чтобы научиться так же хорошо понимать окружающих. Постоянная маска невозмутимости скрывала её сущность от окружающих лучше, чем, что бы то ни было. И ни одна живая душа в империи не могла догадаться, что за этой маской скрывается чувственная и нежная натура молодой девушки, которая не огрубела даже спустя две с лишним сотни лет.
Но, невзирая на прожитые годы, Майрина не могла вспомнить ни единого момента, когда она по-настоящему готова была пожертвовать всем ради одного человека. Долг и честь, как столпы её натуры, воспитанные орденом, отступали на второй план, когда она видела его, и несчастья других людей уже были ничем по сравнению с тем, что она испытывала, когда была рядом с ним.
– Наместник Дагон, приветствую вас, – сдержанно, но в тоже время почтительно, ответила она на его приветствие.
– Я был на площади перед храмом. Тиагар ввёл меня в курс дела. Как оказалось, храм очень хорошо защищён, и он не рискует атаковать.
– Да, наместник, как только мы получили сообщение о том, что служители подняли бунт, нам сразу стало ясно, для чего они последние годы усиленно закупали лучшее вооружение и амуницию. Орден, естественно, знал об этом, хотя они и пытались скрывать это на первых порах. Но заявление Эсткарха, в котором он объяснил эти действия тем, что открытие новых храмов требует большего числа охраны, а его оружейные пусты, успокоило нас, – как и всегда, ни один мускул не дрогнул на её лице, и Дагон перестал пытаться прочитать на нём что-либо. – Что же предлагает командующий?
– Он просит, чтобы те немногочисленные серые стражи, которые ещё остались в городе, сломали ворота храма и дали возможность ему и его гвардейцам войти внутрь, – отведя глаза в сторону, словно смущаясь, он продолжил. – Мы знаем, что стражи блокированы в казармах, но, возможно, им удастся пробиться к площади.
– Поймите, достопочтенный, даже если им это и удастся, то у них уже не останется людей, чтобы идти на штурм. Сверху очень хорошо видно, сколько вооружённых людей стоит на четырёх мостах. Десятки тысяч. Если учесть, что стражей в городе и до этого было мало, то теперь их почти не осталось, и живыми до площади доберутся лишь единицы.
– Поймите и вы меня, достопочтенная. Если они не помогут нам, то киттары на чашах весов, через шесть-семь часов не оставят и камня на камне от дворца Таргол! – наместник старался держаться корректно, но это ему очень плохо удавалось.
Как будто подтверждая его слова, в воздухе послышался свист, и раздалось ещё два удара. Осколки, градом посыпавшиеся на хранительницу и Дагона и заставившие их пригнуться, пронеслись в воздухе, впиваясь в незащищённые части тела и причиняя при этом сильную боль. Несколько из них оставили на лице Майрины глубокие царапины, которые почти сразу исчезли, не оставив и следа. Она стёрла кровь, и немного повернув голову, тихо свистнула. Раздалось частое хлопанье крыльев, и Дагон едва удержался на ногах. Траэти наместника искоса покосился на тиэри хранительницы, но, в отличие от остальных представителей своего рода, привыкший к тому, что они часто находятся рядом, не стал слишком уж выражать своё недовольство, но демонстративно повернувшись к ним спиной сел на задние лапы и принял оскорблённый вид. Майрина встала на услужливо протянутую ей лапу тиэри и вскочила в седло.
– Наместник Дагон! Стражи будут на площади через два часа. Если этого не случится, значит рассчитывайте только на себя, – она немного натянула поводья, от чего её тиэри привстала на задние лапы и расставила в стороны крылья, готовая взлететь. – Мы сделаем всё, что сможем.
– Благодарю вас, достпочтенная. Мы будем ждать, – Дагон отвернулся в сторону, защищаясь от порывов ветра.
Десятки людей покидали объятую пламенем, с огромными проломами в стене, но по-прежнему величественную и неприступную с виду твердыню. Зияющие провалами выбитые стёкла и покосившиеся стены навевали на тех, кто смотрел на этот символ мощи империи, смешанные чувства. Страх перед будущим, ненависть к поднявшим руку на то, что тысячелетиями оберегало людей, разочарование, это лишь то немногое, что они переживали.
Сумерки незаметно переходили в ночь, но для находившихся рядом с дворцом это уже казалось неважным – ночь вокруг превратилась в день.
Два часа спустя
Тиагар поднял руку, и тысяча гвардейцев, плотно сомкнув ряды и подняв щиты над головой так, что их строй превратился в некое подобие панциря, быстрым шагом двинулись к месту, где раньше стояли закрытые ворота храма. Теперь их массивные створки, сорванные с петель и казавшиеся с такого расстояния игрушечными, валялись на земле, словно брошенные туда каким-то разъярённым гигантом. Рядом в неестественных позах, словно сломанные куклы, лежало множество тел в багрово-красных плащах со знаком равновесия на грудных пластинах. Командующий с горьким сожалением отметил, что оборонявшиеся, стараясь забрать с собой как можно больше серых стражей, штурмовавших створки исполинских ворот храма, уничтожили почти всех их. Всего двум сотням удалось пробиться к площади, и Тиагар сомневался, что им удастся даже подойти к храму. Но стражи сделали невозможное, и теперь командующему казалось, что дело осталось за малым.
Сверху на гвардейцев изредка падали небольшие метательные копья и дротики. Очень плотный туман, из-за такого освещения принявший зловещие багровые оттенки, скрывал атакующих, и большинство снарядов летели мимо, не причиняя никакого вреда. Но те из них, которые достигали поднятых вверх щитов, в большинстве случаев пронзали их словно бумагу или, благодаря огромной силе удара, ломали руки державшего щит. Цитадель на секунду останавливалась и, восстановив порядок, продолжала движение.