…Шелест, шепот - мириады струек воздуха ожили. Огромный зал вокруг был почти пуст. Но существо вдали - оно встрепенулось, оно как будто узнало нас - меня, Нимо…
- Вы в главном соборе королевства - соборе Белого Перста. Маги Воздуха, Нимо и Альт. Ваше Величество. Ваше святейшество!
Король подался к нам, исполненный какого-то мальчишеского любопытства. Я чувствовал, как ему хочется протянуть руку и пощупать нас, точно мы были диковинными игрушками. Сделалось смешно, и я чуть-чуть улыбнулся. Нимо понял и, кажется, улыбнулся тоже.
- Дивно! Я рад. - Отрывистым, трескучим голосом произнёс король. Голос патриарха был глубоким, и от него что-то вибрировало внутри.
- Мир вам, светлые создания! Солнце встало. Подайте чашу.
Лёгкие шаги. Ребёнок.
- Благослови, Господь, мир для них!
- Пей! - шепнул мне Нимо. Случилась какая-то заминка - я чувствовал удивление короля. Пальцы мои обхватили чашу. Пространство встрепенулось. И чистый, пронзительный, взрывающий тьму и рвущийся за пределы мира мальчишеский голос запел…
Я представить не мог, что на свете кто-то может так петь.
Сияние исходило изнутри меня, лилось. Нимо взял чашу, а я раскинул руки, чтобы выдержать, не умереть. Удержать ветер, который вот-вот ударит и сметёт всё - весь город, Столицу с её храмами и домами. И я сжал ветер, как обхватывают расшалившегося ребёнка - а потом снова отпустил, и он был уже другим - всколыхнув стены собора, он заставил их дрожать, дышать, жить и…
Громадное существо вдалеке содрогнулось. Звук, похожий на звучание едва-едва родившегося мира, обнимал меня. Оглушительный, страшный и прекрасный.
Я испугался за мальчика, который пел. Я подумал, что рёв и грохот Существа разрушит его песню, но оказалось - грохот был музыкой, а ребёнок в вышине ни чуточки не смутился бешеным аккордам Существа, даже наоборот, его ослепительный голос стал сильнее - хотя, как это было возможно?! - и выше.
…- Кирис, который тебя так удивил - мой внучатый племянник, Альт. Между прочим, он знает о вас с тех пор, как научился понимать слова и слушать сказки. Как и я… Я не слышал о тебе, но всегда знал о Нимо.
- Троготт…
- Он тут ни при чём, прости, Нимо, но я должен рассказать об этом… Мой прапрапрадед… в общем, жил когда-то в Городе-на-Холме маленький сирота по имени Сэри…
- Я помню, - прошептал Нимо.
- Он рассказывал своим детям историю о том, как однажды его спас мальчик, прибежавший по волнам. Эта история добралась и до меня, а потом и Кирис её услышал. Сэри говорил, что когда пришло время выходить в море, он думал только о том, чтобы стать очень хорошим матросом, а может быть, даже и штурманом - тогда загадочный волшебник из-за Океана возьмёт его на свой корабль. И он ушёл в первое плаванье, затянувшееся надолго… очень надолго. Вернувшись, он не нашёл тебя - люди к тому времени успели привыкнуть к мысли, что в Башнях живут древние маги, а о мальчике по имени Нимо никто не мог рассказать. Только один, "печальный человек из башни", сказал Сэри, что Нимо ушёл далеко-далеко на восток, за горы, и след его потерян…
* * *
- Кирис будет с нами?
- Если ты не против.
- Нет, это хорошо… Я только почему-то удивился… Как странно - удивляюсь и удивляюсь. Будто сон. Это ты придумал, чтобы стэнция была в чаше?
- Троготт. Так, правда, получилось сильнее. И он договорился с патриархом, что Кирис будет петь под орган. "Бабочка" отправится завтра, если ты захочешь.
- На рассвете?
- Да.
…Просыпаться во тьме. Открывать глаза и думать: всё это на самом деле, правда?
Еле различимо сереет окно. Песня Кириса и храм, и рёв органа, и вспыхнувшие в золоте и самоцветах искры - это было так, словно я сам стал кусочком небесного салюта! - если всё это не приснилось, то ещё не скоро наступит рассвет.
Но может быть, сейчас позднее утро, и солнце давно встало, а я вижу только серое пятно. Может быть, я снова видел эти сны, яркие, настоящие.
Я боюсь, что ничего не было взаправду. Но вставать я не хочу - тянусь к небу, приближая и распахивая его кусочек в окне во всю ширь. Ищу солнце и зову его. Оно там, далеко за горами. Оно неспешно и величественно движется, отворяя края земли. Мне хочется его поторопить. Я прислушиваюсь, чтобы почувствовать ветер - ветер спит. Зато над землёю, как большая, невесомая вуаль, дрожит песня. Почти неощутимая. Та песня, которую вчера пел Кирис - но сейчас она истончилась до лёгкости лунных лучей и почти не слышима. Зато она есть везде. Она убегает к горизонту и дальше, в Океан, на запад. Я дрожу от волнения, касаясь её нитей. Что-то очень важное, яркое - я почти догадался, почти осознал…
Распахнулась дверь. Мигаю - отвык узнавать день глазами. Нимо растрёпанный. Мне казалось, он всегда такой аккуратный…
- Вставай скорей! Просто окуни лицо в воду и бежим!
Я делаю так, как хочет Нимо. Некогда спрашивать. Он хватает меня за плечи, говорит горячо:
- Чуть не проспали. Зато теперь ясно, что делать! Почему я не догадался раньше?!
* * *
Волна надвигалась. А тучи на востоке прорвались, будто в тёмном зале театра кто-то внезапно раздёрнул занавес, и сверкнуло солнце, пена на стене воды засияла, Дзынь почудилось, что там, на волне, сидят странные существа.
Попробую!
Захватило дух - сумасшедшая, решилась!
И так жалко, что Брэндли со мною нет! Он запищал бы от восторга, страха!
Ведьмучка стала на краю. Раскинула руки. Когда волна приблизится, будет только мгновение - но Дзынь знала, что времени ей хватит. Мгновение растянется на тысячи упоительных минут. Волна чуть-чуть развернётся, чтобы Дзынь удобнее прыгнуть на гребень, волна не ударит в берег, как они это делают обычно, но мягко уйдёт в невидимые поры, и через миг - полетит назад, в океан!
Как быстро! Как кружится голова! На воздушном корабле всё не так, а тут - дико, неистово, страшно… Дзынь не удержалась, присела на корточки, упёрлась раскинутыми ладонями в тугую, дрожащую, живую волну. Всё кипит и несётся кругом, и нигде нет ни кусочка тверди. На "Бабочке" не так страшно, правда же, не так страшно, даже в грозу!
Дзынь не решалась оглядеться. Пугала бушующая бесконечность. Ха однажды сказала, что далеко в океане волны живут иначе. Наверно, с ними можно говорить. Но ведьмучка не желала уноситься далеко. Только не так, не в абсолютном одиночестве!
А где те, кто оседлали волну? Их не видно. Как будто ветер доносил остатки голосов, возбуждённый смех и перекличку. Мазнул чужим восторгом, вспышкой солнечного зайчика в глазах. Не будь этого зова, ведьмучка, может, и не решилась бы вскочить на волну…
* * *
Чужая память врывалась голосами, точно в огромном дворе хлопали на ветру сотни сохнущих простынь.
Что-то не так. Она не знала, поднимается буря из глубины или несётся снаружи. Буря окажется небывалой - и Большой Ха от неё не спастись. Не спастись туманной сущности, которая сама не знает, кто она есть и чего она хочет. Наступит миг - место Древней Ведьмы Болот должен занять кто-то один… или не останется никого…
Жёсткая судорога изогнула тело, Большая Ха упала на четвереньки, и долину прорвал страшный вой - помимо воли, внезапно, из тёмных, позабытых самою ведьмой глубин выплеснулось самое древнее, самое первое её естество - огромной, седой волчицы, отчаявшейся и умирающей от боли.
* * *
В доме Хлюпастых царил переполох.
Заверенное королевской печатью доставлено Приглашение - младшему, наследнику, юному Брэндли. Официальное Приглашение принять участие в поиске Западных земель в составе экспедиции на "Лунной бабочке".
- Да ведь у них ещё и второй корабль не готов, - пробормотал Гнилень. - Когда-то ещё будет…
- Я сегодня же еду, дед! - твердо глянул водяник. - Мне Альт две строчки от себя приписал - я им раньше нужен.
- Завтра ты едешь, а не в ночь. У меня летучих кораблей нету, не забывай.
Лихорадочное нетерпение прошло, водяник вещи, собранные в дорогу, проверил и перепроверил, и дом обошел три раза. И ужин минул, и надо бы спать пораньше лечь - а не уснёшь. Звенят цикады, каждый звук, как искра, сверкающим ковром светятся холмы. Сверху струятся гирлянды огней - бесконечные голоса ночных птиц. Брэндли заслушался, раскрыв рот, выбежал в сад, дрожа и захватывая воздух и грудью, и глазами, и ладонями…
Вот, значит, как ОНИ всё это видят! А что со мной? Может, и я… становлюсь ветряным магом?
Брэндли подумал об этом не всерьёз, ему было сейчас важнее другое - бежать, бежать куда-нибудь, быть кем-то из этой ночи - ветром или звёздным лучом, или ручьём.
До моря было далеко. Брэндли вдруг понял, как отчаянно ему не хватает моря. Когда в груди всё кипит - море примет часть безумной силы, даст уверенность и покой. Оно не позволит воцариться опустошению в душе.
Я готов, я могу попробовать - говорить с ним!
В преданиях сказано, что древние водяные могли раствориться в струйке воды и с быстротой горного потока пронестись подземными порами, очутиться за тридевять земель. Нынешние - не могут. Слишком срослись с привычными телами. Даже могучий Гнилень не пытался исчезать в воде.
Когда-то времена были дики, и между землёй и небом текла сила, обитатели мира черпали её и охотно преображались. С тех пор многое поменялось. Люди показали Древним свой разум, а Древние, увлекшись дарами разума, стали осторожнее играть со стихией - потому что стихия с человеческим разумом неуживчивы. Они несовместимы хотя бы тем, что стихия не может страшиться смерти и разрушения, не может стремиться к постоянству, её суть - вечное преображение.
И сейчас то человеческое, что было в Брэндли, умоляло подождать. Ведь завтра в дорогу, он увидит Альта и Дзынь, он будет окружён Океаном, и там, уже с друзьями он сможет попытаться сделать то, к чему зовёт его стихия. Не получится - ни Альт, ни Дзынь не станут думать о нём с насмешкой, помогут - особенно Дзынь, которая умеет ходить через воду.
Задумай я это хоть чуточку раньше - почитал бы книги Древних, расспросил Гниленя. Но теперь - поздно.
Дом ещё не спал. Светилось окно деда, светились окна слуг, всё собрано в дорогу, но значит, есть у них и другие дела. Место, куда шёл водяник, пряталось в дальнем конце сада, окружённое каменными зубьями высотою в человеческий рост. Сад ручьёв. У корневищ камней били ключи. Струи воды сплетались и распадались. Они приходили из-под земли и исчезали под землёю. Они журчали неясные слова. Брэндли часто представлялось, что если расслышать эту речь и суметь произносить её - то поймёшь и узнаешь всё, что знали ручьи.
…А ведь некоторые из них явились из страшных глубин! Они знают тяжесть корней земли, и мрак, и огонь. Что чувствуют они, вдруг вырвавшись к поднебесному простору? Радость небывалой свободы? Страх? Смятение? Потерянность?
Брэндли присел, положил ладони на серебристый колокольчик ключа. Родник трепетал под кожей, будто чьё-то обнажённое сердце.
- Я твой… - прошептал Брэндли. - Тэллио аливи ти.
И вдруг сделал то, на что ещё не решался, чего боялся, чувствуя себя даже неправильным, ненастоящим водяным - наклонился, окунув в воду лицо, и стал дышать ею.
Темнота подхватила и унесла, но темнота лёгкая, похожая на тёплый ночной ветерок. Брэндли кружило, и он понимал, что не может управлять собой, не может остановиться, он замирал на мгновение от жути - но тут же таяли льдинки, и он снова отдавался ручью.
"Тэллио аливи ти… Тэллио аливи ти…" - журчали вокруг слова. Водяник не знал, что они означают, просто увидел однажды в книге Альта под чудесным рисунком, на котором солнце дробилось в полном сил ключе.
* * *
- Я не вижу ничего плохого в "магии Воздуха", как они это называют… Альт кажется чист душою, а Нимо… Не могу понять, кто же он? Всякий раз, когда пытаюсь беспристрастно порассуждать о нём - будто сияние ослепляет, мысли рассыпаются. Мне остаётся верить… и я почему-то верю.
Другое дело, этот Одоринус. Похоже, он заправляет всеми их делами. Он кажется сплошной стеной тёмного стекла, обсидиановым стержнем. Какие у него истинные желания, планы? Кто он на самом деле? Всё это скрыто.
И эта его просьба переговорить с тобой… мне очень не нравится. Я не стал отказывать ему - для этого вроде бы нет причин. Но прошу - будь осторожен. Не соглашайся ни на что, прежде чем посоветуешься со мной. Мне очень хотелось бы подслушать ваш разговор, признаюсь, и это вовсе не желание совать нос в твою жизнь или в планы Одоринуса. Нет, я боюсь. Я, высший иерарх Церкви королевства, стою перед неведомым, но должен не сам ступить через порог, а отпустить туда тебя, Кирис, самого любимого на этом свете человека, из всех, кто у меня остался… Всё, что могу - предупредить и быть как можно ближе, хотя мне всё равно кажется, что этого мало!
Я ещё не говорил тебе, у меня нет тому убедительных свидетельств, но я уверен, Одоринус - не вполне человеческое существо. Я знаю, что он живёт долго, очень долго, он был с магами Воздуха ещё со времен Волны. Кто он? Маг Огня? Но где он берёт силу для нескончаемой жизни? Там, у себя на Западе, пусть он черпал её из недр, огнедышащих гор. А здесь?
Будь осторожен, Кирис, помни, я - рядом. Я услышу, если ты позовёшь.
…Когда решилось, что Кирис отправится с Альтом и Нимо на "Бабочке", Одоринус-Троготт сказал патриарху:
- Есть вещи, о которых должен знать Кирис, прежде чем он может быть посвящён в наши самые сокровенные тайны. Если так случится, что я не буду с ними, следует сделать всё необходимое заранее.
Одоринус был неприятен патриарху с первой встречи. Но странное и сильное для главы Церкви притяжение испытывал он к юным магам Воздуха. Свои сомнения насчёт Одринуса он хотел было обсудить с Нимо - никто не мог знать таинственного советника Людей-из-за-Океана лучше. Но - не успел. Одоринус пришёл к нему внезапно и объявил, что завтра отбывает в Город-на-Холме и просит о разговоре с Кирисом.
Место выбрал патриарх. Это была одна из келий присоборного дома служек. Сам патриарх во время разговора намеревался оставаться в соседней келье. Негромкую беседу услышать оттуда невозможно - да он и не рассчитывал выведать тайны Одоринуса - но крик или шум донеслись бы отчётливо.
Одоринус явился с небольшой шкатулкой, окованной железом.
- Что это у вас? - не удержался от вопроса патриарх. Одоринус наверняка заметил его напряжение.
- Кристалл. Он покажет картины, которые наши маги запечатлели в нём силой мысли. Я хотел бы, в числе прочих сведений, показать Кирису, как выглядели наши Острова. Кроме того, Кристалл может служить навигационным прибором и средством связи. Будет полезно, если Кирис научится использовать Кристалл для этих целей.
- Это безопасно?
Одоринус взглянул удивлённо:
- Если использовать Кристалл правильно - абсолютно.
- А если…
- А если неправильно, ваше святейшество, то опасно. Можно споткнуться и удариться виском.
Ирония была на грани дерзости, но патриарх понимал, что дотошность выглядит уже утомительной. Тем более, Одоринус говорил прежде, что у него не так много времени.
- Кирис… - Ладонь патриарха коснулась волос мальчика.
…Они стались вдвоём.
- Твой дедушка тебя напугал, - сказал Троготт. - Чем скорее ты убедишься, что ничего страшного не случится, тем лучше. Вот Кристалл. В нём ты увидишь… я затрудняюсь сказать точно, чем это будет вначале, но это будет свет. Иди за ним. Ты любишь петь? Пой. Эту песню никто не услышит кроме тебя и Кристалла, она поведёт тебя в путь и поможет развеять страх. Бери…
Что бы ни говорил этот человек, он был жутким. Кирис протянул ладони и понял, что вздрагивает от озноба. Только бы не прикасаться к нему, его рукам - они казались тёмными, почти чёрными, все в мелких трещинках, сквозь которые алела то ли кровь, то ли огонь.
Он как будто из глины. Как будто форма, которую литейщик заполнил расплавленным металлом.
Кирис почти выхватил Кристалл - и едва не уронил. Кристалл оказался то ли слишком лёгким, то ли слишком тяжёлым - сразу, а может быть, он обладал способностью двигаться и первое мгновение попытался вырваться из дрожащих ладоней.
Кристалл отразил свет лампы. Отразил сильно, так что Кирис зажмурился на секунду. Озноб и свет - и Кирису вдруг почудилось, что он стоит во дворе деревенского дома - там жила его бабушка - стоит на границе света и тени, ослепительное мартовское солнце разделило двор на две половины, крошечные льдинки-снежинки невидимой пылью сеялись с ветвей яблонь, с крыши, и, попадая на границу света и тени, наполняли воздух мириадами пронзительных искр.
- Воздух сверкает! - вскрикнул Кирис. Сбросив рукавички, он тянул к искоркам ладони, и ладони сияли всё ярче, пока между ними не заполыхал солнечный шар. Кирис бросился к нему и внутрь его, чувствуя жар, обжигающий и желанный.