Я мучился от беспомощности, мучился не только потому, что вся земля и мои друзья, и сам я вот-вот буду уничтожен - но ещё я чувствовал, что они, мои спутники, уже сделали всё возможное, всё, что было в их силах - и с невысказанной надеждой ждали чего-то от меня. Я поворачивался к ним, но не успевал получить подсказку - полог Огня разрывался, и то, что обрушивалось на мир, каждый раз заставляло умирать от страха и просыпаться со сдавленным скулением.
Я не решался рассказать о снах деду, подозревая, что их тайна - слишком серьёзна, сны были одновременно и мукой, и даром. Однако дед скоро догадался - обо всём или о достаточно многом. Он прикоснулся ко мне - что делал редко - и тихо сказал:
- Значит, правда… Терпи ещё неделю, выдержишь?
Я кивнул. И с этого дня дед посвятил меня в грандиозный замысел, тайну, самое значительное событие на Островах, быть может, за последние несколько сотен лет.
Сны, неотличимые от яви. Явь, смешавшаяся со сном…
На рассвете, когда сознание начинает пробуждаться, образуются самые странные миры, сотканные из наплывающих друг на друга пространств - памяти и сна. Дирижирующий симфонией, не делает никаких устремлений к тому, чтобы смешение оказалось убедительным - оно всё равно будет таким - в мгновения пробуждения, растянутые во вселенные иной жизни, мы подобны детям, верящим всему сильному и яркому.
Я мог бы считать это путешествие сном. Чтобы найти причины, по которым оно должно быть чем-то большим или меньшим - нужны усилия. Я не вижу смысла.
На Островах не знали об экспедиции. Корабли поднимались в разное время и с разных стоянок. Мы, как это обычно делается, прибыли на "Ласточку" перед рассветом, а едва край солнца поднялся над Океаном, затрепетал ветер, и "Ласточка" неслышно скользнула в белизну.
"Ласточка" была большим кораблём, возможно, самым большим на Островах. Мне она представлялась отдельным островом, городом деревянных площадей-палуб, верёвочных арок и мостов, мачт-башен, в которых затаились облака-паруса.
"Ласточка" направлялась точно на восток. Восходящее солнце виделось огромным, и я не сомневался в том, что если мы сможем лететь быстро и успеем приблизиться к светилу раньше, чем оно превратится в обычное, доброе солнце Островов, мы будем поглощены вратами белого сияния, оказавшись перед ними ничтожными точками - и почему-то осознание этого вызывало во мне не ужас, а восторг.
Я, наконец, нашёл силы оторвать взгляд от солнца и повернулся назад, к Островам. Несколько секунд радужная тьма колыхала перед глазами свои занавесы, и я едва не закричал - а потом, почему-то внезапно, зрение вернулось.
Какой-то миг я думал, будто Острова тонут. Скалы поднимали распяленные вершины в немом крике, белое сияние волн создавало иллюзию дрожания - а затем откуда-то изнутри мира вывернулся глухой гром, будто лопнуло что-то в утробе. Картинка обрела чёткость, и гордые пики Островов прощально впечатались в небо.
Я решил, что звук мне почудился - он действительно был потусторонним. Но он повторился, и я повернулся и побрёл к нему, точно меня тянули.
Я видел, как матросы в страхе отступали куда-то, сливаясь с кораблём. На баке стоял как будто большой треножник с закопченным котлом. Кто-то невероятно гибкий и тонкий выметнул руку с "поварёшкой" - и снова по кораблю разошёлся гул и стон удара.
- Что это?.. - прошептал я, не рассчитывая услышать ответ - палубы были пусты.
- Молот Грома. Древний барабан… Его назвали так в честь другого древнего творения - корабля Тогородора… Или, возможно, наоборот…
Дед сжал мне плечо до боли - но мне нравилась эта боль - она помогала оставаться в этом мире - какую-то секунду я верил, что с очередным ударом Молота меня разорвало бы на части.
- Я давно желал услышать этот звук, - произнёс дед. - Но на Островах нельзя было и помыслить…
Дед умолк, как будто дыхание перехватило. Я беспокойно посмотрел на него, потом окинул взглядом "Ласточку". Огромный корабль, свободный и лёгкий, сейчас, в моём восприятии превратился в стрелу - ни ветер, никакая иная преграда не имели бы значения, воздушная душа корабля стала волей, собранной и неостановимой.
- А как же два других корабля?
- Они последуют за нами, с обычной скоростью.
Настал день, когда мы увидели землю.
Люди замирали на палубах - бесконечная твердь грозила замкнуть Океан. Океан больше не был основой вселенной.
Солнце падало в закат. "Ласточка" замедлила полёт, и два других корабля чёрными альбатросами повисли позади, справа и слева. На востоке, растекаясь по-над горизонтом тяжестью воспалённой памяти, висели над материком тучи. Их края были подсвечены солнцем, а глубь дымилась тьмой. Из корневищ материка вырастали горы - чужие, совершенно не такие, как на Островах, чудовищно тяжёлые, дремучие, неохватные. Они были впереди, они громоздились на Севере, они тянулись на юг. Иные золотились гаснущим закатом, иные уже были непроницаемо черны и скрывали у себя в глубинах какую-то недоступную жизнь.
- Ложимся на океан, - негромко промолвил дед. Капитан "Ласточки" кивнул и отдал указания боцману. Я почувствовал, как спала волна изумления, охватившего команду - люди возвратились к привычным обязанностям.
Тихо, под нитями сумеречного тумана корабли вошли в узкий залив.
Гулко отдавались звуки - спускали шлюпки, матросы бросали тюки, шлёпали волны о борта. И почти не было слов - короткие, негромкие команды. Океан позади незнакомо дышал - никто из нас не знал его таким, чужие звуки текли отовсюду, как будто в другой земле он говорил с берегами на другом языке.
Для нас с дедом бросили трап.
Сухой, пергаментоликий человек с другого корабля подошёл к деду. С ним был мальчик - я понял, что это Ветряной. Маг Воздуха зябко кутался в голубой плащ. Глаза его чуть расширились, когда он увидел меня, и я его узнал. Узнал не лицо и не взгляд. Что-то поднялось во мне внутри, словно прилив поднял над берегом и перенёс в другой мир.
Пергаментоликий был магом Огня. Он смотрел на деда, говорил о чём-то с дедом, но я знал, что он тоже видит только меня. Второй мальчик из моего странного сна.
Значит, есть и она, девочка-алуски.
И я, сбросив оцепенение, вертел головой. Но больше к нам никто не подошёл. А маги ничем не показали, что знают меня.
Ночь будоражила шорохами, шёпотами, холодным ветром, который пах чем-то острым - наверно, такой запах получался от здешних водорослей и птичьих гнездовий на скалах.
Я не мог уснуть. Деда не было в шатре, и я побрёл по лагерю.
Молот Грома, жуткую, чёрную глыбу уже спустили на берег. Восемь дюжих матросов как раз умостили барабан на деревянную платформу на колёсах.
Дед неслышно подошёл сзади.
- Идём.
Положил руку на плечо, подтолкнул. Мы взбирались по осыпям и остановились, когда лагерь с людьми оказался далеко внизу.
- Ты думал о том, зачем мы прилетели на эту землю?
Я растерянно пожал плечами. Вопрос, наверно, был с подвохом - разве недостаточно простой и очевидной цели - открыть новые земли? Раз дед спрашивает об этом, значит, недостаточно. Даже в те годы я понимал - дед не ждёт от меня повторения очевидного.
- Я думал, но…
Он кивнул.
- Я обманул тебя, Ми. Первый и, надеюсь, последний раз. И я сам не понимаю, что заставило тогда вырваться эту ложь. Она такая же древняя, возможно, как Острова… Её произносили для меня, и когда пришло твоё время - она так же поднялась из глубины… Ты видел мальчика в Храме Кристалла?
- Храме Кристалла?
- Да, к магам Огня то место не имеет отношения… Но на Островах никогда не говорили вслух об истинном предназначении Храма. Принято считать, что этим Храмом владеют Золотые, наверное, просто потому, что от Золотых держатся на расстоянии, считая их магию слишком опасной. На самом деле, и Золотые зависят от Хранителей Кристалла… или Хранителя - даже мне неизвестно, один он или их несколько?
Кристалл создан тысячелетия назад, одни считают, что самим Тримиром, другие - магом с материка, Тионатом. Что он такое, этот Кристалл - нам до сих пор в точности не известно. Сначала он был един. Кое-кто думает, будто Кристалл - это копия мира, его отражение в прозрачном камне. Когда Кристалл создали, он был пустым. Говорят, там была такая же пустота, какою был наш мир, перед тем, как его сотворили… Тебе что-нибудь понятно, Ми?
- Что-нибудь… - прошептал я. - Но я хочу слушать!
- Так правильно. - Дед кивнул. - Потом разберёшься. Слова будут приходить к тебе, и картинка вырастет, как коралл, из крошечного зародыша…
Зачем создали Кристалл? Может быть, его создатель пожелал сотворить для себя свою собственную вселенную, в которой он был бы богом. Может быть, Кристалл родился случайно, из замысла построить не вселенную, но сознание. А возможно, это был просто инструмент для управления силами стихий… Так или иначе - он есть сейчас и то, и другое, и третье. Точнее, был бы…
- С ним что-то случилось?
- Изначальный, единый Кристалл разъединили. Я не знаю, как это было сделано. Кое-кто считает, что Кристалл разделился сам, когда так пожелали те, кто был внутри. Сейчас существует несколько его частей. Впрочем, некоторые считают, что Кристалл по-прежнему един, ведь части на самом деле едины для тех, кто внутри. Они разъединены для нас, обитателей этого мира.
Маги стихий, Ми, появились благодаря Кристаллу. Только через Кристалл Золотые могут управлять Огнём - прямой контакт уничтожит их сознание в один миг. Магов Воды у нас нет, потому что едва алуски обрели свои новые тела, тела, пригодные для жизни в Океане, они ушли от нас, они живут сами по себе, лишь изредка являясь к нам, как дружественный, но иной народ. Кристалл сотворил и магов Воздуха, алвэ. Только мы, служители Кристалла, знаем, как происходит это действо. Во-первых, у ребёнка должны быть хорошо проявлены наследственные качества мага. Для Золотых лучше всего подходит простой перебор, и все сколько-нибудь подходящие кандидаты проходят проверку Кристаллом. Для алвэ сохранить их свойства оказалось сложнее. Они передаются по наследству, но чрезвычайно капризны. Истинным алвэ может стать только ребёнок самого алвэ, но сложность в том, что алвэ не должны взрослеть, иначе они перестанут быть едиными с Воздухом. Алвэ не должны даже знать о том, что у них есть дети. Они не должны быть привязаны к земному, Ми.
- А есть маги Земли?
- Их нет. Я не знаю, почему. Я вообще не знаю, что такое - магия Земли. Записей о ней нет в наших книгах. Некоторые из нас считали, что так захотели древние карлики, изначальные обитатели тверди. Другие полагали, будто такой стихии, как Твердь, не существует вовсе, что земля - это не стихия, это инертная субстанция. Я читал даже такие предположения, что существует лишь одна стихия - Свет. Твердь, огонь, воздух и вода - это не стихии, а всего лишь формы, способ существования изначальной Силы. А поскольку твердь - самая инертная, самая невосприимчивая форма материи, то наполнять её Силой постоянно не имеет смысла.
Слова деда, каждое понятное в отдельности, слились в конце концов в ровный рокот-шум. Далёкий голос прибоя, чуть ближе - валы, мерные волны слов…
Я честно старался собраться и вникнуть. Но уже не мог. Я боялся, что дед спросит о чём-то - а я отвечу невпопад. И я решился прервать деда, спросив о том, что успел понять:
- Значит, всех магов сделал Кристалл?
- Да, Ми. Это - суть. Ты, видно, уже устал, но терпеливо слушаешь. И я скоро закончу. Самая главная тайна - это тайна, доступная только нам, Хранителям. Только мы знаем, как были созданы первые маги стихий. Подробно это действо не описано, но суть такова: четверо из тщательно отобранных кандидатов "вошли" в Кристалл. В то время Кристалл был почти пустым, податливым миром - и первые маги имели над ним почти абсолютную власть. Власть, которая исчерпывалась лишь силой их воли и воображением. Их собственным внутренним миром, их сознанием. Из Ничто они творили Нечто.
Затем Кристалл разъединился. Замысел его создателя в изначальном виде не удался. Мир Кристалла был нестабилен, он существовал столько, сколько его питали разумы вошедших в Кристалл людей. Но эти люди не могли жить вечно. Их тела старели, а когда они умирали здесь - их души постепенно таяли и в Кристалле. Зато создатель Кристалла обнаружил важное свойство - тот, кто побывал внутри, необратимо изменялся. Часть сознания оставалась там, в Кристалле. И если человек этот был слаб - Кристалл растворял эту часть в себе, а сам человек, лишившийся какой-то важной части своего "я" - погибал.
Но были и те, кому Кристалл, наоборот, давал силу. Внутри Кристалла, где сознание обретало власть над стихией, человек учился быть божеством. И когда он покидал Кристалл - эта способность отчасти оставалась с ним. Отчасти - потому что стихии нашего мира менее податливы. Маги Тверди так и не смогли управлять своей "стихией". Маги Воды - я сказал уже о них. Маги Огня хотя и получили власть над этой основой - но далеко не полную. Великий Огонь, всепожирающее пламя глубин так и не далось воле. Они мечтают о власти, они раз за разом предпринимают опасные попытки. Самые рискованные прикосновения к Огню возможны только тогда, когда маг частично находится в Кристалле. Это невероятно сложно - держать своё сознание тут и там, контролируя чудовищную мощь. Многие, очень многие погибают.
С магами Воздуха всё несколько проще. Ребёнку, предназначенному стать магом, достаточно лишь один раз увидеть, услышать Ветер, войти в него, дать унести себя в Кристалле.
Пока мы не вывели расу Ветряных, эти опыты, однако, тоже кончались неудачно. Дети, обретшие власть над Воздухом, быстро растворялись в стихии - они сами становились ветрами. И даже истинные маги Воздуха постепенно перестают быть телесными существами. Они уходят в сны и видения ветров. Они слышат ветром, видят ветром, чувствуют…
А теперь главное и последнее, Ми. Чтобы мир внутри Кристалла продолжал существовать, его необходимо питать. Маги, проходя через Кристалл, оказываются лишь гостями. Кристаллу нужны те, чьим разумом, памятью он будет полон. Их должно быть много. Это должны быть создания, полные воли к жизни, воображения, света. Чем больше их будет, тем сильнее станет мир Кристалла. И однажды случится так, что найдётся избранный, Некто, кто, войдя в Кристалл, обретёт над ним полную власть - и обретёт власть над этим миром!
Дед замолчал. Он молчал долго. Его голос ещё гудел во мне так, как будто кто-то ударил в большой гонг.
- На Островах мы не можем этого добиться. Во-первых, если мы потребуем больше детей для Кристалла, люди просто взбунтуются. Во-вторых, народ Островов, давший нам магов Воды, Огня и Воздуха оказались неспособны дать того, единственного…
Наш Орден, Ми, Орден Хранителей решил предпринять эту экспедицию на материк, землю, о которой мы почти ничего не знали. Вернее - забыли. Землю, существовавшую только в легендах, потому что когда-то давным-давно мы посчитали нужным отстраниться. А тебе, Ми, выпала судьба стать главным Хранителем. Кристалл, чью суть или душу ты видел там, в Храме - выбрал тебя. Ты оказался самым восприимчивым и, одновременно, устойчивым.
И мне сделалось страшно. Я знал, что это - неизбежность. И в голосе моём не было протеста:
- Значит, мне нужно уйти туда, в Кристалл?
Дед неожиданно засмеялся. Я почти не знал его смеха - и замер, растерялся.
- Нет, Ми, не бойся. Ты - хороший Хранитель… точнее, будешь им. Ты будешь самым лучшим из Хранителей за много веков. Так полагаем мы, так определил Кристалл. Однако, от Хранителя не требуется уходить внутрь того мира. Мы надеемся на иное. Ты дашь начало другому существу. Тому, кто соединит мощь всех стихий. Тому, кто оседлает Дракона. Наезднику…
* * *
Уже начинался вечер. Он подступал медленно, таяло небо над редколесьем, в распадке между грядами холмов неподвижный воздух пах пряной октябрьской листвой, свежей сыростью, грибами, крепким грушевым взваром - а порою набегала волна миндального аромата - от старых яблоневых деревьев.
Уже, казалось, наступили сумерки, всё стало серым - и вдруг лес вспыхнул, засиял золотом. Светилась листва - на ветвях, на траве, медовая, рдяная, бордовая; светилась трава - ещё почти по-летнему свежая, налившаяся соком и зеленью от осенних дождей. Как за распахнутыми дверями залов-сокровищниц горели рубинами ветки калины, гнущиеся от тяжести гроздей.
Ивен сам не помнил, как шёл. Ноги ступали мягко. Он как будто плыл над травой, ветки раздвигались, тихо шурша коготками о куртку, прохладно, чуть влажно трогали разгорячённые щёки.
Гроздь калины закачалась у самого лица. Ивен вытянулся на носочках, расставив руки, взял губами несколько ягодок. В середине октября калина ещё не совсем поспела, самая вкусной она будет после первых морозов, когда горечь уже почти растворится в странном, чуть кисловатом вкусе - как будто сама память о лете. Уже совсем не летняя, ничего похожего в ней нет ни на душистую сладость земляники, ни на медовое, горячее дыхание июньских трав.
Ивен давно проглотил и кровяной сок, и кисловатую кожицу - а косточки всё держал на языке, посасывая. И всё касался ладонями то гладких, то шершавых, то обомшелых стволов - словно надеялся, что продолжится чудо, и деревья потеплеют, оживут, солнечный свет окажется по-настоящему горячим…
А на небе, опомнившись, захлопнули закатное окно. Лес в распадке погас. Стало почти темно. Ивен заторопился, зашагал, расталкивая глухие сумерки. Всего ничего времени прошло, косточки калины ещё кислили язык - а из оврагов надвигался туман, сделались ночными звуки, идти пришлось уже почти наугад.
Заблудиться Ивен не боялся. Хотелось выбраться из зарослей до темноты.
На самом краю заросших ивняком луков Ивен как будто толкнуло, как ветряной клубок в сумеречной тишине налетел, страхом обдало, погорячело в голове и упало к ногам - волки! Ивен видел только мелькнувшую тень - и она, может быть, померещилась. Почему подумал на волков, зачем бы им тут появиться, вблизи от людского жилья? Никто никогда их тут не видел, только лисы подбегают к самым дворам.
А кто ещё такой большой и быстрой тенью?..
Привиделось. Или бешеный. Но такой бы наверно напал.
А сердце всё колотилось. Ивен шагал и шагал.
Дома ждал его чужой. Человек, стоять к нему близко Ивен не мог - как будто начинали ныть зубы. И сделалось внутри пусто и тоскливо.
Отчим встал.
Я не должен был возвращаться, подумал Ивен. Солнце недаром так тянуло. Уйти бы сразу. Но я не знал.
- Долго шлялся, - сказал отчим. - Иди, собирайся, утром едешь с господином Оро.
Господин Оро закрыл и открыл глаза.
- Вещей брать не нужно, - бесцветно произнёс он. - Поедем быстро налегке.
Ивен едва не крикнул, что никуда не поедет. Успел сжать зубы. Только отчим, наверно, догадался.
- Иди. Не вздумай дурить.