* * *
Стоило Алексею Михайловичу переступить порог и увидеть оцепеневшего перед монитором Славика, стало ясно, что за время пребывания Мыльного в Доме литераторов ситуация вновь изменилась к худшему.
С секундным запозданием молодой сотрудник оглянулся на звук открывшейся двери. Глаза у Славика были очумелые.
- Вам письмо, Алексей Михайлович, - с запинкой доложил он, уступая место у компьютера.
Алексей Михайлович Мыльный сел, подался к экрану.
"Dear Boss", - нахмурившись, прочёл он.
Далее, впрочем, неведомый корреспондент перешёл на русский.
"Судя по лепету средств массовой информации, Вы не только не напали на мой след, но даже и не поняли моих истинных мотивов. Признаюсь, Вы изрядно насмешили меня своей версией о внутрикорпоративных разборках на телевидении. Я и впредь намерен уничтожать тех, кто уничтожает мой Великий и Могучий, Правдивый и Свободный Русский язык. Я и впредь намерен уродовать тех, кто уродует Его. К сожалению, мне не удалось сделать в этом письме буквы красными, однако сути это не меняет".
Старший оперуполномоченный покосился на Славика. С таким лицом только на похоронах присутствовать. В почётном карауле. Мыльный крякнул и вновь сосредоточил внимание на экране.
"Говорят, что каждая строка Устава писана кровью. Заверяю вас, Dear Boss, скоро так начнут говорить и об орфографическом словаре. Зная Вашу детскую шкодливую привычку скрывать всё, что можно скрыть, я направляю копию этого письма во все газеты, на телевидение, а также выкладываю её в Интернете.
Весь Ваш
Jack the Ripper".
Стиснув зубы, старший оперуполномоченный перечитал послание ещё раз.
- Слушай… - бесцветным голосом позвал он. - Текст какой-то знакомый, а? Тебе это ничего не напоминает?
- Напоминает… - столь же бесцветным голосом отозвался Славик. - Разрешите, Алексей Михайлович?..
Опер Мыльный чуть отодвинулся от компьютера, пропуская Славика к клавиатуре. Вскоре на экране возникло:
"25 Sept. 1888.
Dear Boss…"
И дальше всё по-английски. В предпоследней строчке мелькнуло только что читанное "Jack the Ripper".
- Что это? - отрывисто спросил Мыльный.
- Письмо Джека Потрошителя начальнику Лондонской полиции… - виновато объяснил Славик.
- Русский перевод есть?
- Вот…
Достаточно было беглого взгляда, чтобы убедиться в очевидной схожести двух посланий. Несомненно, новоявленный Джек использовал в качестве образца письмо своего знаменитого предшественника.
Старший опер порывисто сунул руку в карман - и что-то там зашуршало. Извлёк вместе с носовым платком взятую на перекрёстке листовку. Скомкал, хотел кинуть в урну, но не кинул - расправил вновь. Посерёдке мятого бумажного прямоугольника жирно чернела одинокая буква "ё".
- Славик! - позвал Мыльный. - Ну-ка поди перейди дорогу - там одна малолетка такие вот штуки раздаёт.
- Задержать?
- Нет, не надо. Выясни, кто такая, от кого, с какой целью…
* * *
Общей теории маньячества, как и общей теории поля, ещё никто не создал. Считается, что серийный убийца - прежде всего извращенец. Однако стоит призадуматься, и это расхожее утверждение перестаёт быть очевидным.
Скорее уж извращением следует признать то, что мы называем культурой поведения. Когда замученный цивилизацией горожанин мечтает вновь слиться с природой, она представляется ему неким идиллическим царством Красоты и Гармонии. Он просто никогда не видел, как выпрыгнувший из пруда лягух в три приёма заглатывает майского жука. Заживо. С хрустом.
Естественный отбор неприличен уже в силу своей естественности, и только отказ от неё делает нас приятными в общении существами. Такое, скажем, простое и чистосердечное действие, как сексуальное насилие, за тысячелетия человеческой истории, обрастая условностями, переродилось в любовь, убийство - в правосудие, грабёж - в сервис. В наиболее рафинированном виде эти явления зачастую утрачивают первоначальный смысл, обращаясь чуть ли не в собственную противоположность: чувства становятся платоническими, вводится мораторий на смертную казнь, обслуживание делается бесплатным. Взять, к примеру, тот же гуманизм, то есть мировоззрение, проникнутое любовью к людям (читай: ко всем людям). Что это, если не особо изощрённая форма измены Родине, религии, семье? Тем не менее гуманизм живёт, а иногда даже и побеждает.
Редко, крайне редко встретишь сейчас человека, способного на естественный поступок - пусть даже в результате острого приступа искренности. Признайтесь честно: мало ли кого нам хочется порой порезать на лоскуты? Однако мы так не поступаем! Скованные правилами и нормами, с неловкостью выбираемся из-за руля и ханжески мямлим: "Командир, ну, может, договоримся?" Маньяк же действует по велению сердца, ужасные последствия чего вы наверняка не раз видели по телевизору.
Маньяков никто не любит - даже киллеры, ибо профессионалу претит сама идея безвозмездного убийства. Не жалуют их и прочие представители криминалитета, поскольку взбудораженные начальством стражи правопорядка принимаются хватать кого попало, чем сильно мешают работе. Что уж там говорить о вас, дорогой читатель! Признайтесь, прямота и чистосердечность милы вам лишь на словах, а стоит столкнуться с движениями человеческой души в их изначальном, неизвращённом виде, вы тут же бежите на помощью в милицию, причём не всегда добегаете.
По идее, сотрудник органов, выслеживающий маньяка, должен пользоваться общенародной поддержкой, а местами даже и любовью.
Если бы не одно обстоятельство.
Изловить маньяка очень трудно.
* * *
Вскоре на стол Алексея Михайловича Мыльного лёг так называемый профиль преступника, принесённый редкозубым блондинчиком, веры которому не было ещё с позапрошлого года, когда этот, прости господи, спец представил развёрнутый психологический портрет серийного убийцы, а убийца-то оказался даже и не личностью вовсе, а группой дебильных подростков…
Впрочем, любое сообщество, от хулиганской компании до народа в целом, тоже, согласитесь, своими действиями напоминает дебила с маньяческими поползновениями. Немудрено и перепутать.
Тем не менее старший оперуполномоченный внимательнейшим образом изучил представленный документ.
"Несмотря на то, что на местах происшествий не найдено следов спермы, - терпеливо читал Мыльный, - сексуальные мотивы преступления очевидны. Вырезая на груди жертвы правильный вариант слова, убийца испытывает наслаждение, возможно, даже оргазм. Нечто подобное, предположительно, ощущают и некоторые учителя при проверке письменных работ учащихся. Цвет крови, несомненно, напоминает маньяку используемые педагогами красные чернила. Вывод: искать следует пенсионера, бывшего преподавателя русского языка и литературы в средней школе, тоскующего по прежней работе, вероятно, одинокого, не исключено, что состоящего на учёте в психоневрологическом диспансере. Лишённый возможности исправлять ошибки на бумаге…"
Дочитать выдающееся произведение редкозубого блондинчика Мыльному не дали.
- Алексей Михалыч!
Перед старшим оперуполномоченным стоял Санёк по прозвищу Карубция. Словечко это, употреблённое слушателем Высшей следственной школы в дипломной работе, прилепилось с тех пор к нему намертво и следовало за Саньком повсюду.
Ростом Саня-Карубция был невелик, но очень развит физически. У него даже мордень была мускулистой. И мордень эта сияла. Что-то, видать, раскопал.
- Ну?
- Порядок! - выпалил молодой оперок. - Не надо никакого фоторобота. Можно прямо фотографию размножать.
- А подробнее?
- Вот! - на стол Мыльного лёг лазерный диск. - У них там, оказывается, в интернет-кафе камера слежения. Засветился наш Потрошитель! Jack the Ripper! Пятнадцать ноль восемь. Тик в тик. Показать?
- Показывай.
Санёк-Карубция кинулся к компьютеру, вставил диск, заелозил мышкой по коврику, но увидеть старшему оперуполномоченному так ничего и не удалось, потому что дверь отдела распахнулась вновь.
- Алексей Михалыч! Тут к вам маньяк с повинной пришёл…
* * *
Старательно перемалывая зубами таблетку анальгина, опер Мыльный в течение вот уже семи с половиной минут выслушивал излияния раскаявшегося серийного убийцы. Явившийся с повинной доверия не внушал ни малейшего. Особенно настораживало слово "чо".
- Так, - прервал его Алексей Михайлович. - О мотивах потолкуем позже. Давайте по первому случаю. Вот вы говорите: пробили затылок молотком. Где он сейчас?
- Кто?
- Молоток.
- Выбросил.
- Прямо в парке?
- Н-нет… Выбросил в реку.
- Место показать можете?
- Д-да… Да! Конечно.
- Вот карта. Отметьте, где именно.
Поколебавшись, отметил.
- Как попали в парк?
- Пришёл.
- То есть шли пешком от самого дома?
- Нет. От дома - на троллейбусе.
- Маршрут троллейбуса.
- Не понимаю… - оскорблённо произнёс раскаявшийся. - Я пришёл с повинной. Чо ещё надо?
- Ваше дело отвечать, - процедил Мыльный. - Моё дело спрашивать. Маршрут троллейбуса.
Угрохали на убиенного Лаврентия минут двадцать. Взялись за Николая Пешко.
- Чем на этот раз пробивали затылок?
- Я ж сказал! Молотком.
- Тем, который в реку выбросили?
- Нет. Другим.
- И тоже выбросили? - Да.
- Куда выбросили?
И так битых полтора часа.
- Ладно… - молвил порядком уже измочаленный Алексей Михайлович, доставая из ящика стола два листка бумаги. Контрольный оставил себе, а другой, где точки над "ё" проставлены не были, толкнул через стол сомнительному серийному убийце. - Читайте. Вслух.
Тот пожал плечами и стал монотонно читать:
- Осёдланный, оседлый, отчёркнутый, отчерпанный, очёсок, очечник…
- Всё! - не выдержал Мыльный. - Свободен!
- Чо такое "свободен"?
- Свободен - значит чеши отсюда, двоечник!
Не веря своим ушам, явившийся с повинной поднялся со стула.
- Я буду на вас жаловаться, - дрогнувшим голосом пригрозил он.
* * *
И ведь впрямь попёрся жаловаться, придурок. До полковника Непадло дошёл. Узнав о случившемся, Герман Григорьевич явился к старшему оперу лично - до такой степени был взбешен. Или всё-таки взбешён? Да, наверное, так.
- Маньяками разбрасываешься? - гремел он. - К тебе с повинной идут, а ты…
- Псих он, а не маньяк! - огрызался Мыльный.
- А маньяк, по-твоему, не псих? Давай хоть на сутки его задержим!
- Н-ну… на сутки можно… - покряхтев, уступил старший опер, пряча в ящик стола оба листка с проверочными текстами. - Посидит, подумает…
Чёрт знает что! "Осёдланный" - через "ё", "оседлый" почему-то через "е". Свихнуться можно.
* * *
Затем пожаловал толстенький и сильно встревоженный редактор газеты "Провинциальные вести".
- Вот, - с бледной улыбкой проговорил он, кладя на стол вскрытый конверт. - Поступило.
Алексей Михайлович извлёк из конверта всё ту же листовку с одинокой жирной буквой "ё". Чёрная метка.
- Ну. Поступило. И что?
- Анонимка, - чуть задохнувшись, пояснил редактор. - Угрожающего содержания.
- А в чём угроза?
- Ну как же! - вскричал редактор. - Мы же "ё" принципиально не используем! У нас даже такая программа в компьютерах, чтобы уничтожала при вёрстке!
- Кого уничтожала?
- "Ё"! Корректоры в истерике. Плакатик сняли, уничтожили.
- Что за плакатик?
- "Ёшке - нет!" В корректорской висел…
- А я тут при чём?
- То есть как при чём? Мне грозят…
- Где?
- Вот! Там на изнанке даже место и время обозначено!
- Место и время чего?
- Не знаю, - вздрогнув, сказал редактор.
Мыльный перевернул листок. Обозначенные на изнанке место и время были хорошо знакомы старшему оперуполномоченному.
- Делать вам нечего, - утомлённо молвил он. - Какая анонимка? Это реклама нового книжного магазина "Ё". А на изнанке - адрес и дата открытия. Презентация у них.
- Быть не может… - не решаясь поверить, пролепетал редактор.
- А не может - переходите на "ё", - не сдержался и уязвил Алексей Михайлович. - От греха подальше.
Неужели и из других редакций побегут? Их же в городе штук десять, не меньше! Весело…
* * *
В тот день к делу было подшито ещё три маньяческих письма (две распечатки, одно бумажное) примерно того же содержания, что и первое, однако вряд ли они принадлежали настоящему преступнику, поскольку содержали грубые орфографические ошибки. Грамотному прикинуться безграмотным относительно легко. А вот безграмотному грамотным - несколько сложнее. Впрочем, нет худа без добра, поскольку круг подозреваемых резко сужается. Настоящих-то грамотеев ещё во время перестройки повыморили.
Странные, ей-богу, времена. На что только не решится человек, лишь бы присвоить чужую славу! Взять боевиков. Уж казалось бы, на что серьёзные люди - и те при случае так и норовят приписать себе на халяву чужой террористический акт.
Вместо четвёртой главы
Часа за два до заседания литстудии её нынешний глава Сергей Овсяночкин (тот самый, с кем старшему оперуполномоченному довелось побеседовать в баре) заглянул к секретарю и застал его шумящим по телефону. Исай Исаевич был в сильном волнении и как никогда походил на серийного убийцу. Редкие седые прядки стояли дыбом над блистающим черепом секретаря.
- Да, настаивал!.. - зычно ухал он в трубку. - А теперь раздумал… Почему-почему… По кочану!!!
Овсяночкин подсел к столу и, бесцеремонно забрав из-под носа начальства пепельницу, закурил. Из угла кабинета на литераторов сурово смотрел метровый бюст Пушкина, выполненный из белого мрамора. Впрочем, Александра Сергеевича в данном случае можно было опознать лишь по бакенбардам. Скульптор (видимо, большой патриот) ухитрился придать лицу великого арапа откровенно арийские черты.
- Вот и давай… лёгким движением пальцев. - Секретарь разразился сатанинским смехом и бросил трубку. - Всё! - радостно объявил он Сергею. - Чик - и нету…
- Кого? - не понял тот.
- Буквы "ё".
- Как это? - искренне подивился поэт. - Где её нету?
- В тексте. У меня ж книжка в издательстве верстается. Роман. "Спаси, сохрани и помилуй!".
- И что?
- Газет не читаешь? - Круглые немигающие глаза уставились в упор. - Маньяк-то на букве "ё" свихнулся! Попомни мои слова, всех теперь подозревать начнут… А бережёного, знаешь, Бог бережёт… - Секретарь снял очки и перекрестился. Он всегда так делал. Странная эта привычка возникла у него ещё в 1991-м. Уверовав истово и бесповоротно, Исай Исаевич метал крестное знамение с таким размахом, что постоянно сбивал очки. - Тут пару месяцев назад, - понизив голос, сообщил он, - какой-то громила приходил. Сто баксов предлагал…
- За что?
- Объяснить, где "ё" пишется, где "е". Вот думаю сейчас: не дай Бог его работа! Скажут потом: проконсультировал…
- Исаич, - глядя на него в изумлении, сказал поэт. - Ты что, блин, ментовки больше, чем маньяка, боишься?
- В смысле? - встревожился тот и вновь впрягся в линзы.
- Ну вот, блин, купит наш убийца твой роман, а там, блин, какой-нибудь "манёвр" через "е"…
- А он через "ё"? - всполошился секретарь.
- Через "ё". Не веришь - у Ожегова посмотри.
Секретарь оцепенел в раздумье.
- Где купит? - неуверенно всхохотнул он наконец. - Тираж - тысяча экземпляров, в продажу не поступает, по библиотекам распихиваем…
- Или в библиотеку зайдёт.
- Да ладно там! - занервничал Исай Исаевич. - Будет тебе маньяк по библиотекам ходить!
- Этот - будет.
- Да пока роман выйдет, его уж поймают…
- А Чикатилу сколько ловили?
Секретарь со страхом посмотрел на поэта и схватился за телефон.
- Володя? - взвыл он в трубку. - Ты там ещё букву "ё" не убрал? Нет? Слава те Господи… Отбой, Володя! Пускай неё остаётся, как есть… Да! И вот ещё что!.. Рукопись кто вычитывает? Элеонора? Слушай, скажи ей: если увидит слово "маневр", так его, оказывается, тоже через "ё"…
Белокурая бестия Пушкин смотрел из угла и, казалось, надменно усмехался краешками мраморных губ.