Пока бездомные, зажав в трясущихся руках ложки, торопливо вычерпывали суп, старый Веннамун забрался на невысокую кафедру и принялся читать им отрывки из Священного Писания. Затем последовала проповедь. Она пришлась как раз на то время, когда посетители дожевывали пирог, запивая его кофе. Глаза священника полыхали огнем благочестия. Голос его гремел, а ритм и паузы завораживали. Ближайшие к нему слушатели находились уже в полной его власти. Миссис Тремли обвела внимательным взглядом лица нищих. Кое-кто уже задремал, ощутив приятную тяжесть в желудке и прикорнув в теплом уголке. Однако большинство нищих внимали священнику. Их лица светились. Один старичок даже прослезился.
После обеда миссис Тремли подсела к Веннамуну за опустевший стол. Она подула на горячий кофе в кружке, над которой клубился пар, и отхлебнула глоток. Сложив на столе руки, Веннамун задумчиво уставился на них.
- Карл, ваши проповеди восхитительны! - воскликнула миссис Тремли.- У вас настоящий дар.
Веннамун не ответил.
Миссис Тремли поставила кружку на стол.
- Подумайте, может быть, вам стоит возобновить публичные выступления,- продолжала она.- Уж сколько времени прошло. Все давно забыли о той трагедии. Вам надо снова выступать перед людьми.
Некоторое время старый Веннамун не шевелился. Наконец он поднял голову и, взглянув на миссис Тремли, тихо произнес:
- Я как раз об этом думал.
ПЯТНИЦА, 18 МАРТА
Глава тринадцатая
"Говорят, у каждого человека есть двойник,- размышлял Киндерман,- совершенно идентичный субъект с точки зрения физиологии, реально существующий на белом свете. Может быть, здесь и следует искать разгадку?" Лейтенант посмотрел вниз на могильщи ков, которые с мрачным видом выкапывали гроб Дэмьена Карраса.
У Карраса не оказалось близких родственников, которые могли бы пролить свет на невероятное сходство между ним и тем мужчиной из психиатрического отделения. Не сохранилась и медицинская карта иезуита: после гибели Карраса ее уничтожили.
Другого выхода не было, думал Киндерман. Это единственное, что Дэмьен мог сделать. И сейчас, стоя вместе с Аткинсом и Стедманом у края могилы, лейтенант молился про себя, чтобы тело в гробу оказалось останками Карраса. Но если вдруг случится иначе, то ужас, слепой и сводящий с ума своей безысходностью, вот-вот нависнет над Киндерманом. Нет. Не может быть, решил он. Невозможно. Однако ведь даже отец Райли принял Подсолнуха за Карраса.
- Вот вы говорите "свет"...- задумчиво произнес Киндерман.
Аткинс, застегивая воротник своей кожаной куртки, прислушался. Полдень был в разгаре, но холодный ветер свирепствовал вовсю. Стедман не отрывал взгляда от могильщиков.
- Мы наблюдаем лишь часть спектра,- вслух размышлял Киндерман.- Крошечную щелочку в гамма-излучении, толику света.
Он прищурился и посмотрел на серебристый диск солнца, просвечивающий сквозь серое облако.
- Когда Бог молвил: "Да будет свет",- продолжал следователь,- он имел в виду: "Да будет реальность".
Аткинс не знал что и подумать.
- Они закончили,- объявил Стедман и уставился на Киндермана- Ну что, открывать?
- Да, пусть откроют.
Стедман отдал распоряжение могильщикам, и они аккуратно отодвинули крышку гроба. Киндерман, Стедман и Аткинс молча смотрели на гроб. Ветер, трепавший их одежду, усилился.
- Выясните, кто это,- наконец выдавил из себя Киндерман.
Тело в гробу не принадлежало отцу Каррасу.
Киндерман и Аткинс вошли в отделение для буйных.
- Мне необходимо видеть больного из палаты номер двенадцать,- потребовал Киндерман. Он двигался как во сне и не мог бы с полной уверенностью сказать, кто он такой и где сейчас находится. Его лишь удивлял тот простой факт, что он вообще еще до сих пор дышит.
Дежурная медсестра Спенсер проверила его документы. Когда девушка случайно взглянула на него, следователь заметил, что она возбуждена и, очевидно, чем-то напугана. Впрочем, страх поселился теперь в сердцах всех сотрудников больницы. Зловещая тишина проникла в самые укромные уголки здания. Люди в белых халатах передвигались словно привидения на корабле призраков.
- Хорошо,- коротко бросила медсестра и, достав из стола ключи, повела полицейского по коридору. Пока она отпирала палату, Киндерман посмотрел вверх, на потолок, и заметил, что еще одна лампочка перегорела.
- Заходите.
Киндерман взглянул на медсестру.
- За вами запереть? - спросила та.
- Не надо.
Девушка окинула его внимательным взглядом и удалилась. Туфли у нее были совсем новые, и подошвы, касаясь плит пола, громко скрипели. Киндерман проводил ее взглядом, а потом вошел в палату и закрыл за собой дверь. Подсолнух сидел на кровати и безучастно смотрел на следователя. Кран продолжал подтекать, и каждая капля ритмично отдавалась ударом сердца. Заглянув в глаза Подсолнуха, следователь почувствовал в груди неприятный холодок. Он прошел к стулу у стены, отчетливо слыша каждый свой шаг. Подсолнух не сводил с него взгляда. Киндерман рассмотрел теперь и шрам над его правой бровью. А равнодушное выражение лица пациента не давало ему покоя. До сих пор следователь никак не мог поверить в то, что видел теперь собственными глазами.
- Кто вы? - спросил Киндерман.
В этой маленькой, обитой войлоком комнатенке голос его прозвучал до неестественности отчетливо. Ему вдруг показалось странным, что звук этот исходил от него самого.
Томми продолжал молча смотреть на посетителя остановившимся взглядом.
В углу с громким стуком падали из крана капли.
Следователь почувствовал, как где-то в глубине души поднимается противная и липкая волна страха.
- Кто вы? - повторил он.
- Я кое-кто.
Киндерман удивленно вытаращился на Томми и вздрогнул. Подсолнух злобно усмехнулся, в глазах его сверкнула ярость.
- Ну, разумеется, вы "кое-кто",- отозвался Киндерман, собирая в кулак всю свою волю и самообладание.- Но кто? Вы - Дэмьен Каррас?
- Нет.
- Тогда кто вы? Как вас зовут?
- Называй меня "Легион", ибо нас множество.
Дрожь охватила Киндермана. Больше всего ему хотелось убраться сейчас из этой комнаты. Но он словно остолбенел. Неожиданно Подсолнух запрокинул голову и прокукарекал, а потом громко по-лошадиному заржал. Звуки поразительно походили на настоящие. У Киндермана похолодело внутри,
Подсолнух- залился смехом, начав хохотать на высоких нотах и закончив низким басом.
- Да, неплохо я подражаю животным, как ты считаешь? В конце концов, у меня был потрясающий учитель,- промурлыкал он.- И еще уйма времени, чтобы оттачивать свое мастерство. Практика, постоянная практика! Вот в чем секрет. Поэтому-то я и усовершенствовался в убийствах, лейтенант.
- Почему вы называете меня "лейтенант"? - спросил Киндерман.
- Да не ломай тут комедию,- прорычал Подсолнух.
- Вы знаете, как меня зовут? - продолжал Киндерман.
- Да.
- Ну и как же?
- Не надо на меня наседать,- зашипел Подсолнух.- Я буду раскрывать свои силы постепенно.
- Какие силы?
- Ты мне надоел.
- Кто вы?
- Ты знаешь, кто я.
- Нет, не знаю.
- Знаешь.
- Тогда скажите мне.
- Близнец.
Киндерман замолчал, прислушиваясь к падающим каплям, а потом попросил:
- Докажите это.
Подсолнух снова откинул назад голову, но на этот раз закричал как осел.
Следователь почувствовал, как по спине побежали мурашки.
Подсолнух посмотрел на него и как бы между прочим заметил:
- Время от времени надо менять тему разговора - тебе не кажется? - Он вздохнул и перевел взгляд на пол.- Да, в жизни моей были и приятные моменты. Я успел неплохо поразвлечься.- Томми закрыл глаза, и лицо его приняло блаженное выражение, как будто он вдыхал тончайший аромат изысканных духов.- О-о-о, Карен,- нараспев произнес он.- Прелестная Карен. С милыми желтыми бантиками в волосах. Эти волосы так приятно пахли. Я как сейчас помню этот запах.
Киндерман приподнял брови. Кровь отхлынула от его лица.
Подсолнух, взглянув на него, сразу уловил эту перемену.
- Да, я убил ее,- признался Подсолнух.- Ну, сам пойми, это ведь было неизбежно. Разумеется. Божественная сила определяет нашу кончину и так далее. Я нашел ее в Сосалито, а потом выбросил на городскую свалку. Ну, не всю, конечно, частично. Кое-какие ее кусочки я оставил себе на память. Я же такой сентиментальный! Конечно, это мой недостаток. А у кого их нет, лейтенант? Я отрезал ей грудь и некоторое время хранил ее в морозилке. А как мило она была одета! Такая хорошенькая деревенская кофточка с белыми и розовыми рюшечками. У меня до сих пор в ушах крик этой девчушки. Я-то считаю, что мертвые должны молчать. Если им, конечно, нечего сказать живым.
Томми нахмурился, а потом вдруг затрубил как олень. Звук этот удивительно походил на настоящий крик оленя-самца. Так же внезапно он оборвался, и Томми снова посмотрел на Киндермана.
- А над этим надо еще покорпеть,- недовольно сознался он.
Помолчав несколько секунд, Подсолнух не мигая уставился на Киндермана, а потом заявил:
- Успокойся. Я слышу, как в тебе пульсирует страх. Будто у тебя часы изнутри тикают.
Киндерман нервно сглотнул и прислушался к монотонно падающим каплям, не в силах отвести от безумца взгляд.
- Черномазого парнишку на реке тоже убил я,- продолжал Подсолнух.- Уж как я повеселился! Впрочем, все они доставляли мне массу удовольствия. Кроме священников. Со священниками все было по-другому. Это не мой профиль. Я ведь убиваю просто так, наобум. Без всяких мотивов - в этом-то и заключается вся прелесть. Но вот священники - другое дело. Да, конечно, присутствие в их именах буквы "К" являлось непременным условием. В конце концов, это оказалось даже удобно. Хотя все равно со священниками все получилось как-то не так. Это не мой стиль. Это уже не наобум. Я был обязан, понимаешь, просто обязан свести кое-какие счеты от имени... моего друга. - Томми замолчал, но продолжал выжидающе смотреть на следователя.
- Какого друга? - спросил, наконец, Киндерман.
- Сам знаешь, кого я имею в виду. С другой стороны.
- А вы сейчас с какой стороны?
Внезапно Подсолнух начал меняться прямо на глазах. Напыщенность и развязность как рукой сняло, во взгляде появилось выражение беспокойства и страха.
- Не надо завидовать, лейтенант,- промолвил Томми.- Знаешь, сколько там страданий. Это так тяжело. Да, тяжело. Они причиняют иногда жестокую боль. Чудовищную.
- Кто "они"?
- Не важно. Я не могу тебе сказать. Это запрещено.
Киндерман задумался, а через минуту, наклонившись вперед, поинтересовался:
- Вы знаете, как меня зовут?
- Тебя зовут Макс.
- Неправильно.
- Как сказать.
- А почему вы подумали, что Макс?
- Не знаю. Наверное, потому, что ты здорово смахиваешь на брата.
- Разве у вас есть брат по имени Макс?
- Не у меня.
Киндерман всмотрелся в остановившиеся глаза. Что это - очередная издевка?
Вдруг Подсолнух опять затрубил как олень. Умолкнув, он самодовольно заметил:
- По-моему, уже лучше.
И срыгнул.
- Как звали твоего брата? - спросил Киндерман.
- Мой брат здесь ни при чем,- прорычал Подсолнух. И вдруг с жаром заговорил: - А известно ли тебе, что ты беседуешь с истинным художником? Я иногда такое вытворяю со своими жертвами! Здесь необходима дьявольская изобретательность. Подобным искусством можно гордиться, но, естественно, оно требует определенных знаний. Тебе известно, например, что отрезанная голова молеет еще примерно секунд двадцать видеть? Так вот, если голова моей жертвы оставалась с открытыми глазами, я успевал показать ей тело. И это уже совершенно бесплатно - просто так, сувенирчик на память. Должен признаться, что при этом я каждый раз хохотал от души. С какой это стати все удовольствия получаю я один? Так нехорошо, надо и с другими поделиться. Да и прессе не слишком доверишься. Они про меня только самое плохое печатали. Разве это честно?
- Дэмьен! - резко выкрикнул Киндерман.
- Пожалуйста, не ори,- оборвал его Подсолнух.- Здесь вокруг больные люди. Соблюдай установленные правила, не то я тебя вышвырну вон. Кстати, кто такой Дэмьен, за которого ты меня принимаешь?
- А вы сами не знаете?
- Мне иногда становится интересно.
- Что интересно?
- Почем сейчас сыр и как поживает мой папуля. Там, в газетах, эти убийства называют делом рук Близнеца? Это очень важно, лейтенант. Обязательно должны называть. Надо, чтобы папочка об этом узнал. В этом-то весь секрет. Это и есть моя цель. Я просто счастлив, что нам удалось так мило поболтать.
- Близнец умер,- вставил Киндерман.
Подсолнух бросил на него взгляд, полный ненависти.
- Я жив,- прошипел он.- И продолжаю существовать. Позаботься, чтобы и все остальные узнали об этом. Иначе мне придется наказать тебя, толстяк.
- И как же вы накажете меня?
Неожиданно Подсолнух перешел на дружелюбный тон:
- Танцы - это такое наслаждение. Ты любишь танцевать?
- Если вы Близнец, докажите это,- потребовал Киндерман.
- Снова? Да я, черт побери, уже все доказательства тебе представил,- проскрипел Подсолнух и начал яростно вращать глазами.
- Не может быть, чтобы это вы убили священников и мальчика.
- Я.
- Как фамилия мальчика?
- Того черномазого ублюдка? Кинтри.
- Как лее вам удалось выбраться отсюда, чтобы совершить убийства?
- Меня иногда выпускают,- признался Подсолнух.
- Что?
- Меня выпускают. С меня снимают смирительную рубашку, открывают дверь и выпускают побродить по улицам. И врачи, и сестры. Они со мной заодно. Иногда я приношу им пиццу или воскресный экземплярчик "Вашингтон пост". В другой раз они просят меня попеть им немного. Я хорошо пою.- Томми запрокинул голову и высоким безупречным фальцетом затянул оперную арию. Когда он наконец закончил, Киндерман почувствовал, как в его душу вновь заползает страх.
Подсолнух довольно ухмыльнулся:
- Ну, понравилось? По-моему, совсем неплохо. Как ты считаешь? Мой талант так многогранен! Жизнь - это сплошное развлечение. Жизнь прекрасна, я бы сказал. Для некоторых. А вот бедняге Дайеру не повезло.
Киндерман застыл на месте.
- Ты же знаешь, что это я убил его,- спокойно продолжал Подсолнух.- Это оказалось довольно занятно и непросто, но все же у меня получилось. Сначала немного сукцинилхолина, чтобы не отвлекали никакие посторонние шумы, затем в вену вставляется трехфутовый катетер. Какую вену лучше выбрать - уже дело вкуса, правда? Потом трубочка должна подойти прямо к аорте. А еще надо поднять ему ноги, чтобы выкачать всю кровь из конечностей. Ювелирная работа! Возможно, в теле и осталось чуть-чуть крови, но это уже не так важно. Главное, что общий эффект потряс всех. А ведь именно это и ценится в конечном итоге - верно?
Киндерман не мог выговорить ни слова.
Подсолнух засмеялся.
- Ну конечно же. Это ведь своего рода шоу-бизнес, лейтенант. Самое главное - произвести впечатление. Сила эффекта. Не пролить ни одной капельки, а? Я бы сказал, это стало моим величайшим достижением - своего рода шедевром. Но, естественно, этого-то никто не оценил. Правильно говорят: не мечите бисер перед...
Подсолнух не закончил фразу, ибо Киндерман вскочил со стула и, метнувшись к кровати, что есть силы врезал безумцу по лицу тыльной стороной ладони. Лейтенант дрожал с ног до головы и угрожающе склонился над больным. Из носа и уголков рта Томми закапала кровь. Он злобно уставился на Киндермана.
- Ага, некоторые на галерке пытаются освистать меня. Понятно. Это прекрасно. Да-да, все в порядке. Я же понимаю. Я успел наскучить. Ну что ж, попробуем-ка тебя развеселить.
Киндерман ничего не мог понять.
Слова Подсолнуха утратили смысл, веки его вдруг сами собой начали слипаться, голова поникла... Но губы еще продолжали что-то шептать.
Киндерман нагнулся и прислушался, пытаясь разобрать, что же бормочет этот несчастный.
- Спокойной ночи, мыши... Маленькая мышка Эми. Лапочка... Спокойной ночи...
И тут случилось невероятное. Губы Подсолнуха все еще шевелились, и вдруг из его горла вырвался другой голос, тоже мужской, но гораздо моложе и выше. Казалось, что человек, которому принадлежал этот голос, кричит откуда-то издалека:
- Ос-стан-новите его! - заикался в отчаянии голос.- Н-не д-дайте ему...
- Эми...- снова прошептал Подсолнух.
- Н-нет! - надрывался далекий голос.- Д-д-джеймс! Н-нет! Н-н-н...
Голос стих. Голова Подсолнуха упала на грудь, и он потерял сознание.
Киндерман, охваченный ужасом, наблюдал, не понимая, что происходит.
- Подсолнух,- тихо позвал он. Но ответа не последовало.
Киндерман повернулся к двери. Он нажал кнопку вызова и покинул палату, ожидая, когда появится медсестра. Она тут же подбежала к следователю.
- Он потерял сознание,- сообщил Киндерман.
- Снова?
Киндерман вопросительно поднял бровь, а медсестра бросилась в палату. Когда она склонилась над Подсолнухом, лейтенант повернулся и быстро зашагал по коридору. У него защемило сердце, когда раздался громкий возглас медсестры:
- Боже мой, да у него нос сломан!
Киндерман поспешил к дежурному посту, где его поджидал Аткинс с какими-то бумагами. Он сразу же вручил лейтенанту.
- Стедман велел вам срочно передать,- пояснил сержант.
- Что это? - удивился Киндерман.
- Заключение патологоанатомов относительно трупа в гробу.
Киндерман сунул бумаги в карман.
- У палаты номер двенадцать должен неотлучно дежурить полицейский. Срочно. И передай ему, чтобы он не уходил вечером, прежде чем я переговорю с ним Далее. Найди отца этого Близнеца. Его зовут Карл Веннамун. Постарайся получить доступ к национальному компьютеру. Мне нужен этот человек здесь. Аткинс, займись этим сразу же. Это очень важно.
- Слушаюсь, сэр,- коротко бросил Аткинс и торопливым шагом удалился прочь.
Киндерман устало облокотился о стол и вытащил бумаги. Он бегло просмотрел их, а затем, вернувшись назад, перечитал одну из страниц. Написанное поразило его.
Через некоторое время знакомо заскрипели подошвы. Киндерман поднял голову и увидел медсестру Спенсер. Девушка с укором смотрела на него.
- Вы его ударили? - спросила она.
- Можно мне поговорить с вами?
- Что у вас с рукой? - полюбопытствовала медсестра.- Смотрите-ка, она распухла.
- Ничего, пройдет,- заверил ее следователь.- Может быть, лучше поговорим у вас в кабинете?
- Заходите,- согласилась она.- А мне тут нужно кое-что достать.
Девушка направилась куда-то за угол
Киндерман вошел в маленький кабинет и сел за стол. Ожидая возвращения медсестры, он снова перечитал заключение. И без того потрясенный, теперь он находился в полном смятении.
Медсестра вернулась, держа в руках перевязочные материалы.
- Ну-ка, давайте сюда свою руку.