Киндерман вытянул руку, и девушка, обложив ее марлевыми тампонами, туго забинтовала.
- Вы очень добры,- поблагодарил следователь.
- Ерунда.
- Когда я сообщил вам, что Подсолнух потерял сознание, вы произнесли слово "снова".
- Правда?
- Да.
- Все правильно. Это и раньше с ним случалось.
Следователь поморщился от боли в руке.
- Что - больно? Не надо обижать других,- назидательно проворчала сестра.
- А как часто с ним случаются такие приступы?
- Ну-у-у... Откровенно говоря, они начались лишь на этой неделе. Если не ошибаюсь, первый раз это произошло в воскресенье.
- В воскресенье?
- По-моему, да,- задумалась Спенсер.- Потом на следующий же день. Если вам надо знать точное время, я могу заглянуть в историю болезни.
- Нет-нет, пока не надо. А еще? - не унимался Киндерман.
- Еще? - Медсестра Спенсер выглядела смущенной.- В среду около четырех утра. То есть как раз перед тем, как обнаружили...
Девушка разволновалась и не смогла закончить фразу.
- Я вас понимаю,- подхватил Киндерман.- Вы очень чувствительны. И большое вам за это спасибо. Кстати, когда с ним это случалось, сон-то у него был нормальный?
- Ничего подобного,- возразила Спенсер, обрезая ножницами бинт и подклеивая кусочком пластыря его кончик.- Автономная система почти бездействовала: я имею в виду биение сердца, температуру и дыхание. Он как будто впадал в зимнюю спячку. И с мозгом творилось что-то невероятное. Мозг, наоборот, начинал лихорадочно работать.
Киндерман слушал, не перебивая.
- Это вам о чем-нибудь говорит? - поинтересовалась Спенсер.
- Вы не знаете, Подсолнуху никто не рассказывал о том, что случилось с отцом Дайером?
- Не знаю. Я-то, разумеется, не рассказывала.
- А доктор Темпл?
- Понятия не имею.
- Он много времени тратит на лечение Подсолнуха?
- Кто? Телшл?
- Да, Темпл.
- Наверное. Он считает, что это исключительный случай.
- Он гипнотизирует его?
- Да.
- Часто?
- Не знаю. Я не могу сказать наверняка. Откуда мне знать?
А когда вы видели, как доктор его гипнотизировал? Вы не помните?
- В среду утром.
- В котором часу?
- Около трех дня. Я подменяла подругу - она как раз ушла в отпуск. Пошевелите пальцами.
Киндерман повертел распухшей рукой.
- Ну как? - осведомилась Спенсер.- Не очень туго?
- Нет, все в порядке, мисс. Спасибо. И благодарю вас за беседу.- Он поднялся.- И еще кое-что,- добавил он.- Можно вас попросить, чтобы вы никому не рассказывали об этом разговоре?
- Разумеется. И про сломанный нос тоже ни слова.
- Как он сейчас себя чувствует?
- Все в порядке. Ему сейчас делают ЭЭГ.
- Вы потом расскажете мне о результатах?
- Непременно. Лейтенант...
- Я вас слушаю.
- Все это так странно...- протянула сестра.
Киндерман встретил ее напряженный взгляд. Он еще раз поблагодарил девушку и вышел из кабинета. Лейтенант быстро миновал коридоры и вскоре очутился перед кабинетом Темпла. Дверь была закрыта. Киндерман поднял было забинтованную руку, чтобы постучаться, но затем, вспомнив о своей травме, сделал это другой рукой.
- Войдите,- услышал он грубый голос Темпла и отворил дверь.
- А, это вы,- буркнул Темпл.
Он сидел за столом, и его белый халат был сплошь осыпан пеплом. Темпл тут же достал новую сигару и послюнявил ее кончик. Затем указал Киндерману на стул:
- Присаживайтесь. Какие у вас проблемы? Эй, а с рукой-то что случилось?
- Пустяки. Царапина,- отмахнулся следователь и плюхнулся на стул.
- Большая, должно быть, царапина,- съязвил Темпл.- Чем могу служить на этот раз, лейтенант?
- У вас есть право не отвечать,- сообщил ему Киндерман ровным голосом, повторяя давно заученную фразу.- Все, что вы скажете, может быть использовано против вас в суде. Вы имеете право на помощь адвоката и можете требовать его присутствия во время допроса Если вы хотите прибегнуть к услугам защитника, но не имеете средств, адвокат будет назначен вам бесплатно. Вам понятно?
Темпл был потрясен.
- О чем вы говорите, черт возьми?
- Я задал вам вопрос,- рявкнул Киндерман.- Отвечайте!
- Да.
- Вам понятны ваши права?
Психиатр не на шутку перепугался.
- Да, все понятно,- тихо пробормотал он.
- Вы занимались лечением мистера Подсолнуха из двенадцатой палаты в отделении для буйных больных?
- Да.
- Вы делали это в одиночестве?
- Да.
- И применяли гипноз?
- Да.
- Часто?
- Один или, может быть, два раза в неделю.
- В течение какого времени?
- Уже несколько лет подряд.
- Для чего?
- Просто, чтобы заставить его говорить, а потом выяснить его личность.
- И вам это удалось?
- Нет.
- Не удалось?
- Нет.
Киндерман замолчал. Наступила напряженная тишина. Психиатр ерзал на стуле.
- Ну, больной утверждает, будто он Близнец,- в конце концов выпалил Темпл.- Но это же безумие!
- Почему?
- Да потому что Близнеца убили.
- Доктор, а не могло ли так получиться, что под гипнозом вы сами внушили пациенту Подсолнуху мысль о том, будто он и является убийцей Близнецом?
Лицо психиатра побагровело. Он резко мотнул головой и коротко отрубил:
- Нет.
- Этого не могло случиться?
- Ни в коем случае.
- Вы рассказывали мистеру Подсолнуху, как именно убили отца Дайера?
- Нет.
- Вы называли ему мою фамилию и звание?
- Нет.
- Вы сами подделали пропуск на имя Мартины Ласло?
Телшл вспыхнул и, немного помолчав, решительно произнес:
- Нет.
- Вы в этом уверены?
- Да.
- Доктор Темпл, правда ли то, что в Сан-Франциско вы работали в полицейском участке консультантом как раз по делу Близнеца?
Темпл был поражен.
- Работали или нет? - повысил голос Киндерман.
- Да, я там работал,- упав духом, промямлил психиатр.
- Мистер Подсолнух обладает сведениями об убийстве женщины по имени Карен Джекобе, которое Близнец совершил в тысяча девятьсот шестьдесят восьмом году. Эта информация была доступна только полицейским в участке. Вы сообщали подробности мистеру Подсолнуху?
- Нет.
- Вы абсолютно уверены?
- Абсолютно! Клянусь вам.
- А могли вы путем гипноза внушить человеку из двенадцатой палаты, что он и есть убийца Близнец?
- Я же сказал -нет!
- Вы хотите изменить кое-что в своих показаниях?
- Да.
- Что именно?
- Насчет пропуска,- еле слышно выдавил из себя Темпл.
Следователь приставил руку к уху.
- Насчет пропуска,- уже громче повторил Темпл.
- Вы сами его подделали?
- Да.
- Чтобы доставить неприятности доктору Амфортасу?
- Да.
- Чтобы навлечь на него подозрение?
- Нет, не для этого.
- Тогда для чего же?
- Я его не люблю.
- Почему?
Темпл поколебался и, наконец, выложил:
- Из-за его поведения.
- Поведения?
- Он ставит себя выше других.
- И вы решили таким образом его проучить, доктор?
Темпл угрюмо молчал.
- Когда в среду мы с вами беседовали об отце Дайере, я упомянул о том, как действовал настоящий Близнец. Вы оставили это без замечаний. Почему? Почему вы скрыли свое прошлое, доктор?
- Я ничего не скрывал.
- Почему вы сами ничего не рассказали?
- Я боялся.
- Боялись?
- Конечно, я перепугался. Ведь вы бы начали подозревать меня.
- Вы получили достаточную известность во время расследования дела Близнеца, а потом исчезли из поля зрения. Может, вам теперь захотелось воскресить убийства Близнеца?
- Нет.
Киндерман сверлил психиатра немигающим, пронзительным взглядом. Он замолчал и не шевелился.
Темпл побледнел как полотно, а потом неуверенно пробормотал:
- Вы ведь не арестуете меня, правда?
- Личная неприязнь,- чеканя слова, твердо заявил Киндерман,- к сожалению, не является поводом для ареста. Вы бесчестный, ужасный человек, доктор Темпл, но сейчас единственной мерой пресечения может явиться лишь изоляция вас от мистера Подсолнуха. Вы не будете ни лечить его, ни даже заходить к нему в палату до получения дальнейших инструкций. И лучше не попадайтесь мне на глаза,- добавил Киндерман.
Он поднялся и, с треском хлопнув дверью, покинул кабинет.
Долгое время Киндерман бродил по коридорам, ожидая, когда же пациент из двенадцатой палаты придет наконец в себя. Но ждал он напрасно. Примерно в половине шестого Киндерман ушел из больницы. Мостовая блестела от воды. Лейтенант свернул с О-стрит на 36-ю улицу и направился к югу, в сторону дома Амфортаса. Киндерман и звонил, и стучал в дверь, но ему никто не открыл. Тогда лейтенант поднялся по О-стрит и вскоре очутился перед университетом. Он сразу отправился в кабинет к отцу Райли. В приемной никого не оказалось - секретарша, видимо, отлучилась. Киндерман посмотрел на часы.
И в этот момент из кабинета донесся знакомый негромкий голос:
- Я здесь, друг мой. Заходите.
Иезуит сидел за столом, сложив руки на затылке. Он выглядел очень усталым и измученным.
- Сядьте и расслабьтесь,- предложил Райли следователю.
Киндерман кивнул и устроился в кресле рядом со столом.
- С вами все в порядке, святой отец?
- Да, спасибо. А как у вас?
Киндерман опустил глаза и кивнул, а потом вспомнил, что забыл снять шляпу.
- Простите,- пробормотал он.
- Чем могу помочь вам, лейтенант?
- Я бы хотел узнать кое-что об отце Каррасе,- откликнулся следователь.- С того момента, как его увезла "скорая помощь". Что было дальше, святой отец? Вы не помните? Мне надо знать буквально все, до мелочей. Начиная с момента смерти и вплоть до окончания похорон.
Райли рассказал все, что было ему известно.
Когда он завершил свое повествование, оба погрузились в долгое молчание. Завывал ветер, и в здании напротив то и дело хлопали ставни. На город навалилась бесконечная зимняя ночь.
Иезуит достал бутылку виски. Наступившую тишину резанул короткий скрип отвинчиваемой пробки. Райли плеснул в стакан немного виски и, отхлебнув пару глотков, поморщился.
- Уму непостижимо,- вздохнул он и уставился в окно, словно наслаждаясь видом ночного города.- Я больше ничего не могу понять.
Киндерман кивнул, будто соглашаясь, затем наклонился и, сцепив пальцы, сложил руки на коленях. Он пытался выстроить хоть мало-мальски разумную логическую цепочку.
- Итак, его похоронили уже на следующее утро,- подытожил он.- В закрытом гробу. В полном соответствии с вашими традициями. Но кто последним видел его, отец Райли? Вы не помните? Я имею в виду, когда он находился уже в гробу?
В задумчивости Райли поболтал стакан, наблюдая, как переливается в нем янтарная влага. Он собирался с мыслями.
- Фэйн. Брат Фэйн,- наконец промолвил Райли и на какое-то время заколебался, будто сомневаясь, правильно ли он назвал фамилию. Затем кивнул и уверенно подтвердил: - Да, именно он. Ему поручили переодеть покойника и запечатать гроб. Но с тех пор его никто не видел.
- А что произошло?
- Я же говорю, его больше никто не видел.- Райли пожал плечами и покачал головой.- Грустная история.- Иезуит вздохнул.- Он всегда ворчал и жаловался, что орден к нему несправедлив. У него была семья где-то в Кентукки, и он просил, чтобы его перевели поближе к семье. К концу жизни он...
- К концу? - перебил его Киндерман.
- Брат Фэйн был уже старенький - восемьдесят... нет, восемьдесят один. Он любил повторять, что позаботится о том, чтобы умереть дома. Мы подозревали, что он сбежит от нас, ибо старик чувствовал свою близкую кончину. К тому времени он перенес уже два инфаркта.
- Именно два?
- Два,- повторил Райли.
По телу Киндермана поползли мурашки.
- Помните останки мужчины в гробу Дэмьена? - глухо произнес Киндерман каким-то чужим голосом.- В одежде священника.
Райли кивнул.
Киндерман немного помолчал, а потом продолжил:
- Так вот, патологоанатомы утверждают, что этот человек был престарелым и перенес три инфаркта - два при жизни, а третий стал причиной смерти.
Они молча уставились друг на друга. Отец Райли ждал, понимая, что следователь еще не все выложил. Киндерман выдержал взгляд священника и тихо добавил:
- Они уверены, что третий инфаркт наступил от испуга.
Мужчина из палаты номер двенадцать пришел в себя только на следующее утро, часов в шесть. А через несколько минут в пустой палате отделения невропатологии было обнаружено тело медсестры Эми Китинг. Живот ее был вспорот, все внутренности вынуты, а брючная полость набита электрическими выключателями. После этого убийца умудрился тщательно зашить рану.
Глава четырнадцатая
Амфортас сидел в комнате и слушал магнитофон. Когда-то музыка, записанная на этих кассетах, доставляла им обоим такое наслаждение! А сейчас он находился совсем в другом измерении, где-то между ужасом и ожиданием. Он не понимал, что происходит нынче там, в реальном мире,- ночь теперь или день. Тускло мерцали лампы, и все, что существовало на самом деле, навеки растворилось в тумане за пределами этой комнаты. Амфортас не знал, сколько просидел здесь. Может быть, пару минут, а может быть, и долгие часы. Реальность в какой-то фантасмагорической пляске клочьями кружилась перед ним. Амфортас смутно помнил, что последний раз удвоил дозу лекарства, и боль пульсировала теперь в голове. Но что делать, ведь это требовалось, чтобы разрушить мозг. Амфортас уставился на диван и заметил вдруг, как тот прямо на глазах начал таять в размерах. Вот он уже уменьшился вдвое. Когда Амфортас увидел, что диван улыбнулся ему, он счастливо смежил веки и полностью отдался музыке. Звучала одна из его самых любимых песен:
Коснись меня. И уходи.
Пускай лишь грезы остаются
О днях, связавших нас с тобой...
Песня обволакивала, полностью захватывала его воображение, она словно убаюкивала израненную душу. Амфортасу захотелось увеличить громкость. Он начал на ощупь искать рычажок и вдруг услышал, как кассета выпала из магнитофона на пол. Амфортас нагнулся за ней, и тут еще пара кассет соскользнули с его колен и шлепнулись рядом с первой. Амфортас открыл глаза и увидел прямо перед собой человека. Он сразу же понял, что человек этот - его собственный двойник.
Двойник, ссутулившись, сидел прямо в воздухе, находясь в той же самой позе, что и Амфортас. Одет он был в такие же джинсы и синий свитер. Он с недоумением таращился на настоящего Амфортаса.
Амфортас отпрянул, и то же сделал двойник. Амфортас прикрыл лицо рукой, аналогичное движение повторил и фантом. Амфортас сказал "привет" и тут же услышал "привет". Он почувствовал, как колотится сердце. О двойниках частенько упоминали в случаях серьезного повреждения височной доли. Но, пристально вглядевшись в глаза напротив, он испытал самый настоящий страх. Амфортас зажмурился и постарался глубоко дышать. Постепенно сердце успокоилось. "Если сейчас открыть глаза, увижу ли я двойника?" - задумался Амфортас. Он приоткрыл глаза - двойник оставался на прежнем месте. Внезапно доктор испытал жгучий профессиональный интерес. Ведь ни один невропатолог наверняка не переживал ничего подобного. Вот поэтому-то все известные описания случаев появления двойников весьма поверхностны и противоречивы. Амфортас вытянул ноги. Двойник не преминул проделать то же. Тогда доктор принялся дергать ногами, стараясь не соблюдать определенного ритма. Он производил эти движения невпопад, однако двойник повторял их с безупречной точностью.
Амфортас прекратил свои попытки и задумался. Потом на ладони поднял магнитофон. Двойник скопировал и это движение, взметнув руку с воображаемым магнитофоном. Амфортас удивился: как могло случиться, что в галлюцинациях воспроизводится только сам человек, без окружающих предметов, например без того же магнитофона. Ведь доктор ясно различал на двойнике одежду, и в то же время тот сжимал сейчас в руке воздух. Амфортас так и не смог логически объяснить этот парадокс
Он взглянул на ноги пришельца. Тот был обут в его же собственные бело-синие кроссовки фирмы "Найк". Амфортас перевел взгляд на свои кроссовки и начал осторожно сводить вместе носки, стараясь не смотреть, повторяет ли это движение двойник. Будет ли тот делать то же самое, если на него не смотреть в это время? Амфортас незаметно глянул на ноги двойника. Они находились в том же положении, что и его собственные.
Пока Амфортас раздумывал, что бы ему еще предпринять для дальнейших опытов, он вдруг заметил на шнурке левой кроссовки двойника чернильное пятно. Доктор посмотрел на свою ногу и разглядел точно такое же пятно, и тоже на шнурке. Это уже выходило из ряда вон. Он никак не мог вспомнить, было ли у него это пятно раньше. Так как же он смог увидеть его на шнурке двойника? "Наверное, мое подсознание запомнило это пятно",- решил Амфортас.
Доктор заглянул двойнику в глаза Они сверкали. Он придвинулся к пришельцу, и тут ему показалось, что в глазах двойника отражается лампа. "Как же это?" - изумился Амфортас. Опять ему стало не по себе. Двойник внимательно наблюдал за ним. Амфортас отчетливо слышал веселые голоса студентов, доносящиеся с улицы, потом они внезапно смолкли, и теперь ему казалось, будто он так же ясно внимает и ударам своего сердца.
Внезапно двойник, застонав, схватился за виски. Амфортас не смог уследить за происходящим, ибо страшная боль словно тисками сжала вдруг его череп. Доктор зашатался, магнитофон и кассеты с грохотом посыпались на пол. Все поплыло у него перед глазами. Рванувшись к лестнице, Амфортас опрокинул настольную лампу и сильно ударился о край журнального столика. Застонав, он ввалился в спальню, рывком раскрыл саквояж и вытащил оттуда шприц и лекарство. Боль становилась невыносимой. Амфортас рухнул на кровать и дрожащими руками наполнил шприц. Он ничего не видел перед собой. Доктор с размаху всадил иглу прямо сквозь плотную джинсовую ткань и ввел двадцать миллиграммов гормона. Все это произошло в считанные секунды, поэтому укол в большей степени походил на удар молотком по мышце. Однако очень скоро боль начала стихать, и разум наконец прояснился. Амфортас тяжело вздохнул и, расслабив пальцы, выпустил из руки шприц. Тот шлепнулся рядом с кроватью и, легонько звякнув, откатился по полу к стене.
Открыв глаза, Амфортас снова увидел двойника Он висел в воздухе, терпеливо ожидая пробуждения доктора Амфортас заметил, что двойник - а значит, и он сам - улыбается.
- Я чуть было не потерял тебя,- произнесли они одновременно. -
У Амфортаса закружилась голова.
- Ты умеешь петь? - спросили они и тут же в один голос затянули адажио из рахманиновской симфонии. Оборвав мелодию, они рассмеялись.- Чудненькая компания,- подытожили оба.
Взгляд Амфортаса наткнулся на фарфоровую уточку, стоящую на тумбочке. Взяв ее в руки, он с нежностью принялся разглядывать статуэтку. Воспоминания нахлынули на него.