- Я серьезно сомневаюсь, что он сможет одолеть Ёсицунэ, - сказал Дворжецкий. - Но если он станет упрямиться, скажи ему, что решение принял я.
- Ладно, - сказал Воронин, - так ему и передам.
- Да, еще постарайся выяснить, не появился ли наш друг Копаев.
- Попробую. Но что-то подсказывает мне, что Копаев до сих пор не вернулся…
14
Местом проведения дуэли между Ёсицунэ Минамото и принцем Мерлином самураи избрали ту же самую стройку на улице Свердлова, что и в прошлый раз. Должно быть, они имели в виду оказать этим дополнительное психологическое давление на противника.
Не вышло.
Это ведь Воронин приезжал сюда в составе опергруппы, это он видел трупы, а Егор оказался на этом месте впервые и даже не вспомнил, что именно здесь был убит Денис Брагин. Да и сам строящийся дом за последние дни подрос еще на один этаж. Дуэль предполагалось провести на недостроенном пятом.
Принцы Янтарного королевства прибыли к месту скромно - все четверо (принц Мерлин, а также вызвавшиеся быть секундантами принц Корвин, принц Бенедикт и, разумеется, дед-основатель Дворкин) на одном автомобиле - синих жигулях Дворжецкого.
Вдоль дощатого забора, огораживавшего стройку, уже стояли три машины самураев: белая хонда, темно-синий дацун и внушительных размеров черный джип ниссан-патруль.
- Однако, - только и промолвил Воронин, вылезая из тесных жигулей. Остальные промолчали.
Егор зябко ежился, но не от холода, а от нервного возбуждения.
Самураи - их тоже было четверо - уже ждали принцев Янтарного королевства за забором, на территории стройки. Сторожа, памятного Воронину по прежнему приезду, нигде не было видно.
- А где сторож? - спросил Воронин у самураев, несколько обеспокоенный за судьбу человека, непричастного к играм тайных меченосцев.
- Лежит в бытовке, - ответил старший из самураев, кэнси Цукахара Бокудэн.
- Что вы с ним сделали? - Воронин вспомнил, что он, некоторым образом, блюститель закона. - Он жив?
- Конечно, жив, - сказал Цукахара Бокудэн. - Очухается через пару часов, ничего помнить не будет.
И он нежно погладил левой рукой ребро ладони правой.
Егор с интересом разглядывал самураев. Они все были одеты по своей средневековой самурайской моде: куртки хаори, шаровары хакама. Все, понятно, при мечах. Егор даже подивился на них: Надо же, до чего крепки в соблюдении традиций.
Он посмотрел на своих спутников словно впервые и удивился еще больше: Где были мои глаза? - и Дворжецкий, и Ерофеев, и Воронин в одежде соблюдали геральдические цвета принцев Янтарного королевства, чьи имена носили. Из описаний Роджера Желязны Егор помнил, что цвета Корвина были черный с серебром. Вот и Воронин был одет в черное и, за неимением серебра, серое. Цвета Бенедикта были красный и коричневый. Одежда Ерофеева этому вполне соответствовала. Что же касается Дворкина, Егор запамятовал цвета его одежд, но сам Дворжецкий придерживался в костюме строгой черно-белой гаммы.
Егор вернулся взглядом к самураям. Трое из них были те самые продавцы из магазина Проспект. Длинноволосый Ёесицунэ Минамото смотрел на Егора так, словно хотел уничтожить его одним своим взглядом. Двое других держались деланно безразлично. Четвертый же самурай, который был примерно одного с Дворжецким возраста, выглядел настоящим японцем. Возможно, он японцем и был.
- Идем, - сказал Цукахара Бокудэн и махнул рукой куда-то наверх.
На недостроенном пятом этаже, куда неспешно, один за другим, поднялись дуэлянты и секунданты, места для поединка было более чем достаточно - наружные стены дома были возведены примерно наполовину, а за кладку внутренних стен строители еще не принимались. Пара мощных прожекторов, висевших наверху, на стреле крана, освещала место поединка неживым ненатуральным светом, и оттого все вокруг казалось Егору декорацией, а происходящее - сценой из фильма.
Самураи сгрудились у одной стены и принялись приглушенно переговариваться. Точнее, говорил, в основном, кэнси Цукахара Бокудэн, а Ёсицунэ Минамото, длинноволосый, кивал в такт его словам и всего раз что-то коротко ответил. Двое его товарищей стояли молча.
Принцы Янтарного королевства, собравшись у другой стены, принялись за психологическую накачку младшего собрата.
- Ты нам нужен, - сказал Дворкин-Дворжецкий. - Мы на тебя очень рассчитываем. Не подведи.
- Ты хорошо фехтуешь, - сказал Бенедикт-Ерофеев. - Ты справишься.
- Сделай его, - сказал Корвин-Воронин. - Поквитайся с ним за наших братьев.
- Да-да-да, - рассеянно кивал Егор, оглядываясь на самураев. Он чувствовал скованность, он чувствовал страх и напрасно пытался убедить себя, что ерунда, мол, все точно так же, как в парке выходным днем со всеми прочими толкинистами. Все было совсем не так, гораздо серьезнее. Ужасно серьезно. Все было по-настоящему. Он мог погибнуть…
Цукахара Бокудэн все о чем-то наговаривал Ёсицунэ Минамото - то ли советы давал, то ли благословение. Длинноволосый выслушал все внимательнейшим образом и почтительно низко поклонился кэнси. Затем он вышел на середину ристалища, посмотрел на Егора бешеными злыми глазами и отрывисто проорал что-то непонятное - по-японски, наверное, - но явно оскорбительное и брякнул гардой меча о ножны.
- Он бросает тебе вызов, - тихо пояснил Ерофеев.
Егор тяжко вздохнул, обнажил меч и медленно, даже нерешительно, побрел навстречу Ёсицунэ.
Самурай выхватил меч быстрым движением и с воинственным воплем бросился на принца Мерлина. Противники со звоном скрестили мечи.
Егор все еще держался скованно, заторможенно. Атаку самурая он отбил с трудом и несколько неудачно - кончик чужого меча располосовал ему левое предплечье, рукав рубашки мгновенно пропитался теплой кровью.
- Ч-черт, - прошипел Егор.
Ёсицунэ оскалил зубы в злобной усмешке.
Боль в раненой руке словно разбудила Егора, он стряхнул с себя губительное оцепенение и, наконец, как прежде ощутил Сайдвиндер как должно - частью себя.
- Ну ладно.
Ёсицунэ снова пошел в атаку, исполнив нанамэ-гири.
Егор показал, на что способен. Он парировал с легкостью и даже некоторым изяществом, отвел клинок противника в сторону и, внезапно перейдя от японского стиля фехтования к классическому европейскому, сделал глубокий выпад и уколол Ёсицунэ чуть ниже левой ключицы.
На хаори самурая проступило кровавое пятно, а на лице - выражение изумления и растерянности. Ёсицунэ отступил назад и влево; он больше не усмехался.
Егор опустил меч, решив, что с первой кровью поединок завершен. Но самурай снова скакнул вперед, рубя наотмашь. Егор защитился скользящим ударом, шагнул назад, пропуская клинок противника мимо себя, а затем закрутил запястье и резко взмахнул своим мечом, вырывая оружие из рук самурая. Ёсицунэ проводил свой улетающий прочь меч недоуменным взглядом, потом, сообразив, кинулся следом. Но Егор опередил его на шаг, первым подбежал к упавшему мечу и наступил на него ногой. Лицо самурая исказилось от яростной злобы, он заскрежетал зубами и выхватил из-за пояса кодати, малый меч, больше похожий на кинжал.
Цукахара Бокудэн коротко крикнул по-японски, и Ёсицунэ тут же поник, плечи его опустились. Одарив Егора напоследок ненавидящим взглядом, Есицунэ подошел к кэнси. К Егору с двух сторон приблизлись Воронин и другой самурай, короткостриженный здоровяк. Этот самурай тоже посмотрел на Егора очень нехорошо, хоть и без бешенства, присущего взгляду Ёсицунэ.
- Сойди с меча, - сердито прошипел Воронин. - Пусть его заберут.
Егор повиновался и вслед за Ворониным отшел к своим, пряча в ножны верно послуживший Сайдвиндер. Здоровенный самурай, которого звали Ёритомо, бережно поднял с пола меч Ёсицунэ, обтер его полой одежды, как будто очищая от грязных следов, оставленных ногой Егора, подошел к кэнси и отдал меч ему.
- Постой-ка, я же победил, - спохватился Егор. - Меч ведь мне должен достаться, как трофей.
- Нет, покачал головой Ерофеев, - ведь ты не убил соперника.
- Дай-ка я взгляну на твою руку, - сказал Дворжецкий.
- А чего на нее смотреть? - удивился Егор, в пылу схватки совсем забывший о ране, и тут же скривился. - Ах, черт!
Рана на левом предплечье продолжала кровоточить, кровь стекала по пальцам и крупными каплями падала на цементный пол.
Дворжецкий бесцеремонно оторвал располосованный мечом и испачканный кровью рукав егоровой рубашки, достал из своего кармана бинт, перкись и быстро, профессионально обработал рану - порез был длинный, но неглубокий.
- Какая предусмотрительность, - процедил Егор сквозь зубы, стараясь держаться молодцом.
- Опыт, друг мой, опыт, - ответил Дворжецкий, бинтуя порез. - По уму, следовало бы тебя зашить, но и так, я думаю, быстро заживет.
Самураи, между тем, явно готовились к какой-то церемонии.
- Что еще они там задумали? - поинтересовался Егор.
- Сам увидишь, - сухо сказал Воронин.
Самураи вдруг сделались очень похожими на настоящих японцев, даже те, что японцами не были. Ёсицунэ, обнажившись до пояса, встал на колени, затем сел, поджав ноги, и взял в руки малый меч. Кэнси Цукахара Бокудэн встал позади и слева от Ёсицунэ и занес над головой обнаженный меч. Двое других самураев неподвижно застыли, словно изваяния нио у входа в синтоистский храм.
Егор тихо охнул; он понял - ч т о должно сейчас произойти. А поняв - ужаснулся.
- Их надо остановить! - Егор сделал было шаг вперед.
- Стой! - Дворжецкий вцепился ему в плечо железными пальцами. - Стой и смотри.
Такая власть слышалась в его голосе, такая сила, что Егор не посмел ослушаться. Он стоял и смотрел, не в силах отвести в сторону взгляд или просто закрыть глаза. Он стоял и смотрел - пока не свершился весь страшный ритуал сэппуку.
Ёсицунэ, стиснув зубы, вонзил кодати себе в нижнюю часть живота слева и медленно повел меч наискосок вправо вверх, открывая на теле ужасную рану. Кровь лилась ему на колени темным потоком, заливала пол вокруг. Ёсицунэ был бледен, как смерть, но не издал даже намека на стон. Когда он стал плавно заваливаться на правый бок, Цукахара Бокудэн, пронзительно крикнув: Ис-са! - взмахнул мечом. Из перерубленной шеи Ёсицунэ ударил багровый фонтан, голова отделилась от туловища, но не покатилась по полу, а повисла на тонком лоскуте кожи.
Егор перегнулся пополам, и его вырвало.
15
В эту ночь Егор не мог заснуть. Он лежал дома, в душной горячей влажной постели, вспоминал ненавидящие взгляды самураев, уносящих в кровавом мешке останки своего товарища, и снова его била крупная нервная дрожь. Он вспоминал слова Дворжецкого о том, что врагов у него теперь прибавилось.
Почему? - спросил тогда Егор, пытаясь хоть как-то привести себя в порядок.
Дворжецкий не ответил.
Ты наступил ногой на меч самурая - ужасней оскорбление придумать невозможно, - объяснил Ерофеев. - И еще, ты выказал всем свою слабость, когда… - И он указал на отвратительную дурно пахнущую лужу возле ног Егора. - Ёсицунэ проиграл тебе поединок, но сохранил свою честь, приняв достойную самурая смерть. Ты же дважды повел себя недостойно. Теперь все они - твои заклятые враги, и тебе придется убить их всех или тоже совершить сэппуку, иначе они не успокоятся.
Изумительная перспектива, - пробормотал Егор.
Воронин только морщился, а за спиной Егора сказал Дворжецкому: Уж лучше бы здесь был Джулиан.
Да, вот так оно все и было…
Постепенно нервное возбуждение, вызванное яркими и жестокими впечатлениями минувшего дня, прошло. Егор успокоился и впал в некое странное состояние полубодрствования-полудремотности, балансируя на рубеже между сном и явью. Его сознание как будто раздвоилось: одной частью разума он понимал, что лежит в постели у себя дома и безуспешно пытается заснуть; другая же часть разума сообщала ему, что он стоит в сумрачном прохладном подъезде, дверь подъезда полуоткрыта на улицу, и в открытый проем виден фрагмент залитого ярким летним солнцем двора.
Это было очень необычное и интересное ощущение.
Пребывая в двух местах одновременно, Егор лежал в постели и медленно подходил к двери, навстречу свету. Он сделал несколько мелких осторожных шажков, открыл дверь пошире, осязая ладонью мелкие бугорки потеков краски, - и вышел во двор.
Наяву Егор в этом дворе не бывал никогда, но место отчего-то было ему очень знакомо. Справа торчал неровный забор, сбитый из нестроганных и некрашенных досок; впереди и слева стоял кирпичный пятиэтажный дом в три подъезда, изогнутый буквой Г; перед домом росли деревья с темными узловатыми ветвями и узкими острыми листочками; посреди двора имелся деревянный стол и две лавочки; слева, в промежутке между короткой частью Г-образной пятиэтажки и домом, из которого Егор вышел, был узкий проход на тихую, тенистую улицу. И ни одного человека вокруг.
Ощущение реальности иного мира было настолько сильным, что Егор побоялся целиком погрузиться в этот сон и остаться в нем насовсем. Он открыл глаза и резко, рывком поднялся из постели - в свою, родную реальность, домой.
Но картинка двора из сно-мира до сих пор стояла перед глазами, словно впечатавшись в сетчатку.
Прямо наваждение какое-то.
Чтобы освободиться от навязчивого пейзажика, Егор решил нарисовать его, перенести на бумагу - может, он на бумаге и останется, не будет больше надоедать. Не одеваясь, Егор сел за письменный стол, зажег лампу, достал из ящика стола обрезок ватманского листа размером чуть больше ладони, оставленный для эскизов, взял пузырек с черной тушью, тонкое чертежное перо и без предварительного карандашного наброска принялся покрывать бумагу уверенными четкими штрихами.
Он рисовал словно с натуры, так ярка была картинка в мозгу, и на листке бумаги постепенно проступал тот самый дворик, виденный в необычном полусне. И это не было вдохновение, это была одержимость - такая же, наверное, случилась с Дворжецким, когда он создавал Лабиринт. Егор абсолютно точно знал - где и какую черточку провести. Да и он ли сам, своей ли рукой проводил эти черточки? Он забыл про все беды и невзгоды прошедшего дня, забыл про разрыв с Леной, забыл про Татьяну Георгиевну с ее недорасписанным детским садом, забыл про Воронина, Ерофеева, Дворжецкого и прочих неведомых принцев Янтарного королевства с их хитроумными интригами, забыл про принявшего страшную смерть длинноволосого продавца из магазина Проспект и его друзей, точащих зубы и ножи. Он рисовал карту, эмберский козырь. Только сам он этого еще не понимал.
Когда весь дворик был запечатлен на бумаге, и прибавить вроде бы больше было нечего, Егор закрыл глаза, посидел так минутку, затем посмотрел на рисунок и снова закрыл глаза.
Чего-то не хватало.
Егор открыл глаза медленно обмакнул перо в тушь и, решившись, в верхнем левом углу, там, где у обычных игральных карт стоит значок масти, не отрывая пера от бумаги, одной сплошной линией начертил, повторил рисунок Лабиринта.
Вот теперь - все. Теперь козырь был закончен.
За окном уже рассвело.
Егор погасил лампу, потер утомленные глаза и со стоном распрямил затекшую спину. Карта лежала на столе, между пером и пузырьком с тушью, и притягивала к себе взгляд не хуже самого Лабиринта.
- И мы тоже кое-что можем, - пропел Егор, гордясь сотворенной вещью. Он взял карту в руки и принялся пристально рассматривать рисунок, словно он был сделан кем-то другим.
Бумага вдруг ощутимо похолодела, стала как тонкая льдинка, а рисунок углубился, приобрел глубину и цвета.
Егор, встревоженный метаморфозами, выронил карту из пальцев, и она, кружась опавшим листом, спланировала на пол, легла рисунком вниз.
- Да-а, дела-а, - протяжно сказал Егор вслух, чтобы убедить себя в том, что не спит. Голос прозвучал ненатурально, фальшиво.
- Неужели я сподобился нарисовать настоящий эмберский козырь?
Никто, разумеется, не ответил.
- Что же, - сказал Егор сам себе, опять вслух, - не узнаешь ведь, пока не попробуешь.
Следовало только хоть мало-мальски снарядиться для пробного путешествия - кто знает, куда забросит карта?
Прежде всего Егор оделся - не в трусах же странствовать? - конечно, в излюбленные джинсы и рубашку, надел кроссовки. Меч? Может, понадобится, а может, и нет, но Егору просто не хотелось расставаться с Сайдвиндером. Меч нужно было замаскировать - все же нынче не средние века, с мечом на поясе никто по улицам не разгуливает. Но Сайдвиндер - не ножик, в карман его не спрячешь. Футляр бы какой-нибудь, что ли… Ага, есть же такой футляр. Егор вспомнил про большую пластмассовую трубу с ручкой, в каких разные инженеры-конструкторы-чертежники носят свои чертежи. Егор носил в том футляре свои большие учебные рисунки, так было много удобнее, нежели таскаться с громоздкой картонной папкой формата А2. Пластмассовая труба обнаружилась там, куда и была убрана пару лет назад, - в чулане. Егор смахнул с футляра пыль и примерился спрятать внутрь Сайдвиндер. Меч в ножнах замечательно поместился в чертежный футляр.
- Не инженеры, не чертежники, - промурлыкал Егор. - Мы - принцы Эмбера… хм… картежники.
Вот, кажется, и все.
Егор с трепетом в душе поднял с пола карту и устремил на рисунок пристальный взгляд, стараясь даже не мигать. Прошло несколько секунд, и рисунок вновь стал меняться, приобретая цвета и глубину, оживая: на деревьях зашевелились листочки, и вроде как слабый сквознячок подул в лицо. Егор смотрел уже словно через окошко, а окошко увеличивалось, раздвигалось во все стороны сразу. Егор ощутил легкое головокружение, пошатнулся, шагнул вперед - и оказался в том дворе. Посмотрел на карту, которую держал в руке, - рисунок снова стал обычной плоской картинкой, нарисованной на бумаге черной тушью. Егор убрал карту в нагрудный карман рубашки и…
Его сильно толкнули в спину. Егор шагнул вперед и быстро обернулся, хватаясь за крышку чертежного футляра, в котором был спрятан меч. С некоторых, совсем недавних, пор Егор держался очень настороженно и порой был склонен преувеличивать опасность.
Здесь же опасности не было никакой, а был какой-то измятый замусоленный мужик, по виду - алкаш предпоследней ступени, трясущийся и совершенно синий с похмелюги.
Егор расслабился.
- Че толкашься? - недовольно и едва понятно пробурчал синюк. - Смари кдапрешь.
Сам он едва ли чего видел, настолько опух, что был просто не в состоянии поднять тяжелые набрякшие веки - так и побрел со двора, не открывая глаз. Видать, его маршрут был выверен с точностью до сантиметра.
Егор проводил аборигена долгим взглядом, усмехнулся: первый местный персонаж был знаком до боли. Похоже, эмберский козырь перемещает не так уж и далеко.
Егор неторопливо, тщательно осмотрелся. Дворик, безусловно, был тот самый, ограниченный двумя пятиэтажными домами и деревянным забором. Обычный городской дворик, только вот в каком городе он находится?
Пора было расширять географические познания. Егор повернул налево, прошел между домами и очутился в узком тихом переулке. Где-то рядом, немного дальше, шумела моторами машин большая улица. Ориентируясь на шум, Егор прошел по переулку совсем немного, вышел на широкую, шумную, загазованную и запруженную автотранспортом улицу и остановился.
Это место он узнал.
Проспект Октября.