Убийца, размахивая окровавленным лезвием, пробежал сквозь толпу окаменевших от ужаса свидетелей и побежал в том направлении, в котором исчез первый мужчина. Когда он пробегал мимо комнаты с ожерельем, оттуда выбегали посетители. И с ними один из двоих охранников, находившихся там на посту. Они отпрянули, стараясь быть подальше от ножа, некоторые упали. Началась паническая свалка, которую пытался предотвратить второй охранник.
Тем временем на повороте во второй коридор убийца оказался лицом к лицу с компаньоном женщины. Он ударил его, но промахнулся и побежал в оружейную палату, а второй с ножом в руке гнался за ним.
Эти двое схватились и упали, покатившись по крытому плитками полу, каждый старался ударить другого кинжалом. Со всех сторон бежали охранники и посетители, и все превратилось в ад.
Все увидели, как взметнулась рука преследователя. Другой закричал - в его сердце был нож!
Убийца вскочил и бросился бежать. Преследуемый охранниками, он свернул в египетский коридор.
Его загнали в угол и свалили на пол.
Он был избит до потери сознания. Когда его несли в кабинет хранителя, тело его вдруг обвисло и потяжелело. Его положили.
Он был мертв!
Его убил шок или какой-то быстрый и мощный яд, который он принял, убедившись, что бегство невозможно. Что это было, покажет следствие.
Вся трагедия произошла за невероятно короткое время. Меньше пяти минут прошло между первым криком женщины и третьей смертью.
Но этого было достаточно, чтобы похититель ожерелья воспользовался представившейся возможностью.
Среди посетителей музея был мистер Джеймс Киркхем, известный исследователь, который недавно привез в Америку знаменитые юнаньские нефриты, подаренные музею мистером Рокбилтом. Мистер Киркхем напряженно работает над докладом о возможностях добычи полезных ископаемых в Китае для некоего мощного американского синдиката. Последние два дня он работал особенно сосредоточенно и почувствовал необходимость немного отвлечься. Он решил провести несколько часов в музее.
Он зашел в египетскую комнату, где хранилось ожерелье, и рассматривал витрину с амулетами, когда послышался женский крик. Он увидел, как все побежали из комнаты и последовал за ними. Убийства он не видел, но был свидетелем поимки второго мужчины.
Занятый необходимостью закончить доклад и решив, что с него достаточно "разрядки", мистер Киркхем пошел к выходу. Он уже подошел к дверям музея, когда его охватило подозрение. Приученный своей работой к острой наблюдательности, он вспомнил, что, когда он торопился к выходу из комнаты с ожерельем вслед за другими, кто-то мимо него прошел в комнату. Он вспомнил также, что вслед за этим услышал резкий щелчок, как от сломанного замка. Поскольку все его внимание было привлечено к событиям снаружи, он не придал этому значения.
Но теперь это показалось ему весьма подозрительным.
Мистер Киркхем немедленно вернулся назад и приказал включить сигнал тревоги, после чего двери музея сразу закрыли. Поскольку его хорошо знают в музее, ему тут же подчинились.
Именно тренированная наблюдательность и быстрота реакции мистера Киркхема помешала вору".
Далее следовал рассказ об обнаружении вскрытой витрины, подтверждение того, что ни один человек не вышел из музея ни во время, ни после беспорядков, поголовный обыск в кабинете хранителя и вывод одного за другим под наблюдением всех посетителей, чтобы никто не мог подобрать спрятанное ожерелье. Мне интересно было прочесть, что я потребовал, чтобы меня обыскали наряду с другими, несмотря на протесты хранителя.
Наконец я добрался до своего интервью, изложенного во всех газетах почти одинаково.
"По правде говоря, - цитировались в газетах мои слова, - я чувствую себя виноватым в том, что не сразу понял важности своих впечатлений и не вернулся в комнату. Вероятно, я схватил бы вора с поличным. Но мозг мой на девять десятых был занят этим проклятым докладом, который должен быть закончен и отослан сегодня до полуночи. Мне кажется, что в комнате находилось около дюжины людей, но я абсолютно не помню, как они выглядели.
Услышав женский крик, я будто проснулся. Двигался к двери я полуавтоматически. Только когда я уже почти вышел из музея, начала действовать память, и я вспомнил человека, прошедшего украдкой в комнату, и резкий щелчок.
Оставалось только одно: никого не выпускать, пока не будет установлено, что ничего не украдено. Наружная охрана заслуживает похвалы за быстроту, с которой был включен сигнал тревоги.
Я согласен с хранителем, что между воровством и убийством нет никакой связи. Да и какая тут возможна связь? Кто-то - не профессионал, потому что профессионал знает, что такую вещь продать невозможно, - поддался внезапному безумному искушению. Вероятно, он тут же искренне раскаялся и попытался избавиться от ожерелья. Единственная проблема - найти, куда он его засунул.
Вы говорите: музею повезло, что я оказался там, - улыбнулся мистер Киркхем. - Что ж, еще больше повезло мне. Не хотел бы я оказаться в положении человека, первым вышедшим из музея, может быть, единственного вышедшего.
При этих словах хранитель, несмотря на все свое беспокойство, от всей души рассмеялся".
Было еще много, много другого, но я привел слова, которые приписывались мне. Охранник, которого я видел лежащим на пороге, рассказал, как его сбили с ног и "кто-то дал мне в ухо". Второй охранник участвовал в погоне. В специальном выпуске одной из газет поместили ужасное рассуждение о возможности того, что вор заполз в рыцарские доспехи и теперь умирает там от голода и жажды.
Очевидно, журналист представлял себе рыцарские доспехи железным ящиком, в котором можно спрятаться, как в шкафу.
Все газеты соглашались, что вряд ли удастся установить личности убитых. У них не нашли ничего, что могло бы привести к разгадке.
Вот и все. Мое абсолютное алиби. Шахматные фигуры Сатаны заняли свое место, включая тех троих, которым больше никогда не двинуться. Мне совсем не приятно было читать об этом, вовсе нет. Особенно я морщился, читая, как веселился куратор от предположения, что моя честность может быть поставлена под вопрос.
Но мой двойник хорошо поработал. Это, конечно, он прошел мимо меня, когда я нагнулся, завязывая шнурок; он спокойно занял мое место без всякого перерыва. И это мимо него я прошел за обелиском и занял его место. Никто не видел, как я спускался по лестнице и сел в автомобиль рядом с Евой. Добавочной гарантией этого была отвлекающая драка. В алиби не было ни щелки.
А трое мертвых, которые отвлекли внимание всех в музее и дали мне возможность украсть ожерелье? Рабы загадочного наркотика Сатаны - кефта. Доказательством служили описания их странных глаз и бледности - если мне нужны были бы доказательства. Рабы Сатаны, послушно играющие отведенную им роль в благосклонной уверенности, что наградой им будет вечный рай.
Я перечитывал газетные очерки. В восемь часов ко мне впустили репортеров. Я строго придерживался фактов своего прежнего интервью. Репортеры вскоре ушли. В конце концов, я немного смог им добавить. Доклад, который так занимал меня, я оставил на виду, и они все могли видеть его.
Я пошел даже дальше. Поняв намек, содержащийся в словах двойника, я запаковал доклад, написал адрес и попросил одного из репортеров бросить его в ящик на обратном пути.
Когда все ушли, я попросил прислать обед ко мне в номер.
Но когда несколько часов спустя я лег в постель, где-то внутри меня было болезненное ощущение. Больше, чем когда бы то ни было, я был склонен поверить в рассказ Сатаны о его истинной сущности.
Впервые за все время я испугался.
Глава XIII
На следующий день рано утром меня разбудил телефон. Говорил портье. Срочное сообщение для меня, посыльный ждет, когда я прочту. Я велел послать сообщение ко мне.
Это было письмо. Я вскрыл его и прочел:
"Хорошо сделано, Джеймс Киркхем. Я доволен вами.
Навестите своих друзей в музее сегодня днем.
Дальнейшие инструкции получите от меня завтра.
С".
Я позвонил портье, чтобы отпустили посыльного, а мне прислали завтрак и утренние газеты.
Конечно, это была сенсация, и все писали только о ней… Меня вначале удивило, что очень много говорилось об украденном ожерелье и мало об убийствах и самоубийстве. Потом я понял, что поскольку связи между этими происшествиями нет, газетчики рассудили здраво. В конце концов, что такое три жизни для других миллионов? Они жили - и больше не живут. Есть еще множество людей.
А ожерелье уникально.
Я подумал, что Сатана, несомненно, рассуждал точно так же. Эти три жизни казались ему чем-то ничтожным по сравнению с ожерельем. И, очевидно, газеты были такого же мнения.
Три тела оставались в морге неопознанными.
Музей после поисков, продолжавшихся всю ночь, не смог отыскать ожерелье. Таковы были новости, если это можно назвать новостями.
Я спустился вниз и вступил в неизбежные обсуждения случившегося с другими членами клуба. В час посыльный принес мне еще одно письмо. На конверте был адрес влиятельной юридической конторы, которую возглавлял известный адвокат.
В письме был чек на десять тысяч долларов!
В сопроводительной записке давалась высокая оценка моего доклада. Чек, было сказано в ней, за эту и возможные последующие работы. За последующие, разумеется, лишь как аванс. Они будут оплачены соответствующе.
И вновь Сатана сказал правду. Он платил хорошо. Но что это за "последующие работы"?
В три часа я пошел в музей. Без труда прошел заграждения. В сущности, я стал героем. Хранитель был расстроен, но полон надежд. Уходя, я чувствовал себя гораздо несчастнее его, а что касается возможности находки ожерелья, тут у меня вообще надежд не было. С трудом я скрыл от него свое состояние.
День прошел без известий от Сатаны или его служителей. Время шло, и я все больше чувствовал себя не в своей тарелке. Предположим, что это единственное, что ему нужно было от меня. Выполнив поручение, я буду отброшен в сторону! Может быть, его королевство - ад, но пока там находится Ева, для меня он - рай. Я не хотел, чтобы его ворота захлопнулись передо мной. Выброшенный, я не смог бы пройти через них обратно. Я даже не знал, где они находятся. Сон у меня в эту ночь был беспокойным, я разрывался между бессильным гневом и кошмарным ощущением невозместимой утраты.
Когда на следующее утро я вскрыл письмо от Сатаны, у меня было чувство, будто ангел с пылающим мечом отошел от закрытых ворот рая и знаком приглашает меня пройти.
"У меня прием, и компания для вас подходящая. Можете приказать, чтобы вашу почту из клуба пересылали вам ежедневно. По зрелому размышлению, отказа я не приму.
В четыре часа вас будет ждать машина.
С."
Внешне - сердечное настойчивое приглашение немного отдохнуть. На самом деле - приказ. Даже если бы я хотел, мне не стоило бы отказываться.
Совесть перестала меня мучить. С легким сердцем я упаковал дорожную сумку, дал распоряжение портье и с нетерпением ждал, когда подойдет назначенный час. Точно в четыре красивый лимузин остановился перед клубом, так же красиво одетый в ливрею шофер вышел из машины, с почтением приветствовал меня, взял мою сумку и сопроводил меня в машину.
Тут я немедленно получил доказательство, что выдержал испытание, назначенное Сатаной. Занавеси были подняты. Мне позволено увидеть, куда мы направляемся.
Мы проехали по Пятой авеню и свернули на мост Квинсборо. По нему проехали на Лонг-Айленд. Примерно через сорок минут мы оказались у въезда на скоростную дорогу Вандербилта. За пятьдесят минут мы по ней проехали сорок пять миль до озера Понконкома. Далее свернули к заливу на север, проехали Смиттаун и двинулись по дороге Норт Шор. Вскоре после шести мы опять повернули к заливу и через несколько минут увидели узкую частную дорогу, проходящую по густой сосновой и дубовой роще. Мы повернули на нее. Через несколько сотен ярдов остановились у коттеджа, и шофер протянул нечто вроде пропуска вышедшему из дома человеку. Человек был вооружен мощным ружьем; очевидно, это был охранник. Через милю мы остановились у другого коттеджа, и все повторилось.
Дорога начала огибать прочную высокую стену. Я понял, что о ней мне рассказывал Баркер, и удивился, как он умудрился миновать другую охрану. В 6.30 мы остановились у массивных стальных ворот. По сигналу шофера они открылись. Вышли несколько человек, расспросили шофера, осмотрели через окно меня и знаком велели проезжать.
Мое уважение к Сатане постоянно росло.
Через пятнадцать минут мы были у дверей замка. Я решил, что он расположен примерно в десяти милях от Нью-Йоркской стороны порта Джефферсон, в лесистой местности между портом и заливом Ойстер. Построен он был в небольшой долине и почти или совсем не виден со стороны залива, который, как я предположил, находится в трех четвертях мили отсюда. Местность, по которой мы проехали, такая пересеченная и так густо заросла, что я сомневался, можно ли увидеть дом с общественных дорог.
Меня приветствовал Консардайн. Мне показалось, что он рад меня видеть. Он сказал, что меня переместили в новое помещение, и если я не возражаю, он побудет со мной, пока я одеваюсь к обеду. Я ответил, что ничто не обрадовало бы меня больше. Я говорил искренне. Консардайн мне нравился.
Новое помещение служило еще одним доказательством моего повышения. Тут была гораздо большая спальня, большая гостиная и ванна. Все комнаты удивительно обставлены и все имели окна. Я оценил тонкость намека, что я больше не пленник. Меня ждал деятельный Томас. Он открыто улыбнулся при виде моей сумки. Одежда уже аккуратно лежала на постели. Пока я мылся и одевался, мы с Консардайном болтали.
Сатана, сказал Консардайн, не будет с нами сегодня вечером. Тем не менее, он приказал Консардайну передать мне, что я оправдал все его ожидания. Завтра он со мной поговорит. За столом я встречу множество привлекательных людей. Потом бридж. Я, если хочу, могу принять участие. Происшествие с ожерельем мы не обсуждали, хотя, по-видимому, Томас все знал.
Я очень хотел спросить, будет ли за столом Ева, но решил не рисковать. Когда мы, пройдя три коридора в стенах и два лифта, вошли в столовую, ее там не было.
Всего там собралось восемнадцать человек. Как и пообещал Консардайн, интересные, остроумные, занимательные люди. Среди них были исключительно красивая полячка, итальянский граф и японский барон, все трое часто упоминались в новостях. Сеть Сатаны раскинулась широко.
Прекрасный обед в прекрасном обществе - нет необходимости останавливаться на подробностях. Не говорили ни об отсутствующем хозяине, ни о наших действиях. Я испытывал сильное нетерпение вернуться к себе в комнату и ждать Баркера. Знает ли он о том, что я живу в другом месте? Сможет ли добраться до меня? В замке ли Ева?
Обед кончился и мы перешли в другую комнату со столами для бриджа. Партнеров хватило на четыре стола, двое оставались лишними. Это дало мне возможность избежать игры. К несчастью для моих планов, Консардайн получил такую же возможность. Он предложил показать мне некоторые чудеса этого места. Я не мог отказаться.
Мы осмотрели с полдюжины комнат и галерей, прежде чем я смог, не нарушая приличий, изобразить усталость. То, что я увидел, описывать не буду: это не существенно.
Но меня глубоко задели собранные тут редкости и их красота. Сатана, сказал мне Консардайн, живет в собственных огромных апартаментах, где держит наиболее дорогие для него сокровища… То, что я видел, лишь небольшая часть сокровищ замка, сказал он.
Возвращаясь, мы заглянули в комнату для бриджа. Во время нашего отсутствия появились другие игроки, в ходу было еще несколько игровых столов.
За одним из них с Кобхемом в качестве партнера сидела Ева.
Когда я проходил мимо, она взглянула на меня и равнодушно кивнула. Кобхем встал, и мы с большим дружелюбием обменялись рукопожатием. Ясно было, что он больше не сердится. Пока я знакомился с вновь прибывшими, Ева откинулась в кресле, напевая, и я узнал одну из модных джазовых песенок:
- Повстречайся со мной, милый,
Когда часы пробьют двенадцать…
"В полночь,
Когда от лунного света
Разгорятся наши сердца…"
Мне не нужен был лунный свет, чтобы сердце мое разгорелось. Это сообщение. Она виделась с Баркером.
Через несколько мгновений я наступил Консардайну на ногу. Ева была подчеркнуто вежлива. Она зевала и нетерпеливо перебирала карты. Кобхем раздраженно взглянул на нее.
- Ну что, - наконец резко сказала она, - играем мы или нет? Я официально заявляю - в двенадцать часов буду уже в постели.
Я опять понял - она подчеркивает свое сообщение.
Я пожелал всем спокойной ночи, и мы с Консардайном направились к выходу. Вошла еще одна небольшая группа, и нас попросили остаться.
"Не сегодня", - прошептал я ему. - "Я нервничаю. Выведи меня отсюда."
Он взглянул на Еву и слегка улыбнулся.
- У мистера Киркхема есть срочная работа, - объяснил он. - Я вернусь через несколько минут.
Он отвел меня в мои комнаты, показывая по пути, как действуют панели и лифты.
- На случай, если передумаете и захотите вернуться, - сказал он.
- Не передумаю, - ответил я. - Немного почитаю и лягу спать. По правде говоря, Консардайн, я не выдержу сегодня общения с мисс Демерест.
- Я поговорю с Евой. Зачем вам чувствовать неудобства?
- Лучше не надо, - попросил я. - Я попытаюсь сам справиться с ситуацией.
- Как хотите, - ответил он и продолжал говорить о том, что утром меня будет ждать Томас. Вероятно, через него передаст свои пожелания Сатана. Если мне понадобится лакей, я могу позвать его по внутреннему телефону. Телефон давал мне впечатление уединенности, какого не давал звонок. Я решил, что Томас уже не исполняет обязанности моего надзирателя. И был этому очень рад.
Консардайн пожелал мне спокойной ночи. Наконец я остался один.
Я подошел к окну. Оно было не зарешечено, но покрыто тонкой стальной сеткой, такой же непроницаемой. Выключив все лампы, кроме одной, я стал читать. Часы показывали 10.30.
- Я здесь, капитан, и очень рад вас видеть.
Несмотря на то, что я был уверен в появлении Баркера, сердце мое подпрыгнуло от радости и огромная тяжесть, казалось, свалилась с меня. Я влетел в спальню и схватил его за плечи.
- Ах, как я рад, Баркер, клянусь Господом!
- У меня для вас сообщение, - он улыбнулся, закрыв маленькие глаза. - И теперь не нужно прятаться. Никто не придет проверять вас. Теперь вы на высоком положении у Сатаны. Стали одним из них. Хорошо проделано, капитан! Я знаю, что такое хорошая работа.
Он достал сигару, закурил и сел, с восхищением глядя на меня.
- Хорошая работа! - повторил он. - И без всякой тренировки. Я сам бы не мог ее сделать лучше.
Я поклонился и придвинул к нему графин с вином.
- Нет, нет, - отказался он. - Если вы в отпуске и собираетесь лечь спать, тогда пожалуйста, но в нашей работе старина Джон Ячменное Зерно лишь помеха.
- Я ведь новичок, Гарри, - сказал я виновато и отодвинул нетронутый графин.
Он одобрительно посмотрел на меня.