Дочка тоже скалится, и смотрит, как на пустое место. "Ну-ка, давай-ка, позабавь меня". Взгляд злой, веселый, никакой жалости - кажется, живой человек, который хоть что-то чувствует, так смотреть не может.
Я к ней, а она отскакивает, нос зажимает. Кривится, и весело - злое такое веселье - визжит: "Фу-у-у! От тебя воняет! Ты на помойке, что ли, живешь?"
У меня от обиды слова не идут. Стою, как дурак, плачу. Говорю: "Дочка, что с тобой? Я же помню, как тебя, маленькую, спать укладывал, пеленки тебе стирал!" И чувствую, что только еще большим идиотом себя выставляю.
Она морщится: "Что ты мямлишь? Веди себя как мужчина!"
Мне бы промолчать, оставить их в покое, да и пойти себе дальше. Но уж больно мне обидно было. Как-то все несправедливо, и, главное, непонятно - с чего вдруг? Сумасшедший дом просто.
Я говорю: "Я твой отец". Жалким таким голоском. Ночевал я не на помойке, но один хер - в подвале, не жравши уже три дня - нога болела, сил подняться не было. Они-то сытые, отдохнувшие.
Она хохочет: "Помоечный папочка!"
Я постоял-постоял, совсем ничего уже не соображаю. Спрашиваю: "Ты учишься где?"
Она: "Щас! Два раза! На хуй мне (в первый раз я слышал, чтоб материлась)? Нам Димочка и так всего надарил!"
Я говорю: "У тебя, я вижу, от безделья совсем крыша поехала".
Она подошла и рассмеялась мне прямо в лицо. А мне вдруг так противно стало. Ну, я и влепил ей пощечину. Щека, помню, такая жирная, кремом намазана. Будто свинью лупишь. Раньше, вроде, такой жирной не была.
Что с ними сделалось! Обе покраснели, надулись, как кобры, глаза выпучили. Жена провизжала: "Да как ты смеешь трогать женщину!" Дочка завыла на всю улицу, будто ей не пощечину отвесили, а вот прямо среди бела дня ножом ее разделывают.
Тут же прибежал какой-то парень, весь натренированный, даже жопа накачана. Так сказать, благородный защитник милых дам. Избил меня, а дочка еще мне в рожу плюнула. Жена на прощание сказала: "Не ищи нас. Приблизишься хоть на километр - полиция тебя быстро скрутит. У них есть твоя фотография, ты у них на примете".
Точилин выглянул из подворотни: двор пуст. Прошел подворотню насквозь, выглянул с другого конца. Парочка одиноких прохожих. По шоссе проносятся машины.
Он вернулся к старику, который жалобно-злобным голосом продолжал:
- Никому я стал не нужен… Все бросили!
- Да, - Точилин вынул пистолет. - Печально.
Он приставил дуло ко лбу старика. В последний миг бомж с детской беззащитностью взглянул в глаза Точилину.
Следователь выстрелил.
Из дырочки на лбу потекла черная вода. Тело завалилось набок, на стене осталось пятно, которое в темноте ничем не отличалось от других пятен. И без того смрадный воздух наполнился тяжелым запахом крови.
Точилин некоторое время стоял, закрыв глаза. Вслушивался в ночь.
- Ну где же ты? - спросил он у тишины, облизнув губы.
Но Точилин ничего не услышал. И он представления не имел, что должен услышать.
Точилин открыл глаза. Взглянул на убитого бродягу.
- Черт!
Со стороны улицы послышались шаги.
В конце подворотни возникла высокая фигура в черном плаще. Судья стоял неподвижно.
Точилин в оцепенении смотрел на Него.
Встряхнулся.
- Ты пришел, - он сглотнул. - Все-таки пришел.
Судья шагнул в темное горло подворотни. Остановился в трех шагах. Под Его капюшоном ничего нельзя было разглядеть. Точилин инстинктивно отшатнулся, ощутив идущий от Него могильный холод.
- Кто Ты? - спросил он.
Судья не ответил.
- Идем.
Точилин вышел из подворотни во двор. Судья следовал за ним: Точилин слышал шаги.
Через дворы они вышли на заброшенный проселок. Слева тянулся бесконечный, как человеческая глупость, перекошенный забор. По правую руку - непролазный овраг. Ни души. В ночи, словно одержимая бесом, лаяла собака.
Шли молча. В свете луны Точилин вглядывался в Судью, силясь прочесть в Его незримом лице ответы на вопросы, которые без толку терзают сердце.
- Пообещай мне одно, - сказал Точилин. - Ты отомстишь за мою семью.
- Обещаю, - голос Судьи звучал глухо, словно из-под земли. Он даже не взглянул на следователя. Шел прямо, глядя в ночь.
Проселок уткнулся в кирпичный ангар. Тупик.
Они остановились в свете луны. Судья начал нервно оглядываться.
- Что? - Точилин вдруг ощутил тревогу. - Что случилось?
Судья не ответил.
Взгляд Точилина скользнул вниз.
- У Тебя на ногах кроссовки, - сказал он.
Судья расстегнул плащ, достал пистолет и три раза выстрелил в упор.
Точилин, издав мучительный стон, устало завалился на траву. Судья встал над телом, расставив ноги, и произвел контрольный в голову. Точилин дернулся, на секунду приподнялся, и снова уткнулся носом в дорожную грязь. Из простреленной головы брызнула кровь.
Судья мыском кроссовка перевернул мертвое тело. В усыпанное звездами небо уставились изумленные глаза. На лице следователя застыл немой вопрос.
Судья достал мобильник.
- Валерий Георгиевич? Все в порядке. Бешеная собака убита.
- "Отлично. Возвращайся в офис".
- Хорошо.
Судья откинул капюшон.
Это был Игорь.
Он столкнул тело в овраг. Снял окровавленный плащ, свернул и положил под камень.
Собака перестала лаять и тоскливо завыла.
Павла выпустили под залог и подписку о невыезде. Он вернулся в дом Инны.
Выйдя из такси, огляделся.
На главной улице коттеджного поселка обычно никого не было, но Павел заметил трех людей, которых прежде здесь не видел. Один из них сидел на скамье у дома через дорогу от особняка Инны. В деловом костюме. Яростно кричал в мобильник.
Их взгляды скрестились. Мужчина едва заметно подмигнул Павлу. Тот ответил тем же.
Мужчина продолжал кричать в трубку, а Павел, с легкой улыбкой, направился к воротам.
К его удивлению, ворота были открыты.
На столе в кухне Павел нашел записку.
"Павел, я снова сбежала. На этот раз ненадолго. Мне нужно решить кое-какие мелкие вопросы, а потом я вернусь. Поверь мне, все пойдет иначе. Я, как всегда, собралась совершить глупость, но глупость необходимую. Никогда в жизни я еще не была так уверена.
Мне страшно и стыдно. Я больше не могу убегать, прятаться, мучиться… Это невыносимо. Я решила сунуть голову в пасть льву. Авось, прорвемся. Хуже не будет.
P.S. Я люблю тебя. Не скучай, веди себя хорошо. Понял, жених?
Твоя Инна"
Павел покачал головой.
С грустной улыбкой сказал:
- А я-то боялся, что ты изменилась.
Закрыл глаза. Приложил записку к губам.
Глава 37. В пасть льву
В тот вечер, когда Павел позвонил и сообщил, что его взяли, Инна сидела взаперти. Она думала. Она еще никогда в жизни так не думала.
Девушка одела красное платье с открытыми плечами, тщательно причесалась, накрасилась, и отправилась в гости к соседу.
Когда охранник ввел ее в гостиную (Инна ревниво отметила, что хозяин обставил дом лучше дяди), Баринов привстал с дивана.
- Инна? - пухлое лицо медленно расплывалось в широкой улыбке.
- Проходи. Садись. Чувствуй себя как дома. Прекрасно выглядишь.
Инна позволила усадить себя в роскошное кресло, взяла от Баринова бокал вина. Хозяин с другим бокалом сел на диван.
- Как поживаешь?
- Неплохо.
- А как твой… бойфренд?
- Это который?
Баринов неловко рассмеялся.
- Извини, земля слухами полнится. С Ильей вы расстались, и с тех пор он как сквозь землю провалился. И его отец… - Баринов помрачнел.
- Что-то случилось? - встревожилась Инна.
- Он мертв. Заказное убийство.
- Боже, какой ужас, - Инна в волнении поставила бокал на журнальный столик. - Как его убили?
- Забили кочергой.
Инна побледнела, огромными глазами глядя на печальное лицо Баринова.
- Да, да, - Баринов причмокнул губами. - Как подумаешь об этом… Сначала Вадим, потом Сергей Петрович. Это могло случиться с каждым из нас. Честно говоря, Инночка, я боюсь.
- Я тоже.
Они помолчали. В камине огонь лизал поленья, дерево тихонько потрескивало.
Она кашлянула.
- Честно говоря, Валера, я зашла поговорить о другом.
- Да? О чем же?
Инна положила ногу на ногу.
- О наследстве.
Баринов молчал с вежливой улыбкой. Но Инна видела в его глазах скрытый огонь алчности. Ее сердце заработало быстрее.
- Я долго думала и поняла, что не способна вести бизнес.
- Наговариваешь на себя. Ума тебе не занимать. Бизнес - не квантовая механика. Главное - научиться нажимать нужные кнопочки, собрать людей. Люди сами все сделают.
- Ох, брось дешевую лесть. Ты знаешь, что я права, - Инна смотрела в эти хитрые глазки, то и дело сглатывая. Впервые в жизни ей приходилось тщательно взвешивать каждое слово, а не рубить с плеча. - Бизнес - это игра, а игрок из меня никакой. Порода не та.
- Что ж, верно.
- Я решила отказаться от бизнеса. Отдам дело в твои руки.
- В мои? - Баринов изобразил изумление. - Инна, ради бога! Я не могу.
- Нет, можешь. Ты долгое время был другом нашей семьи. Вы с Нестеровым были хорошими партнерами, и его убийство ударило по тебе так же, как и по мне. Если бы я даже решилась возглавить фирму, без твоей помощи не обошлась бы. Все дело в том, что я управлять фирмой не хочу.
Инна опустила глаза. Она чувствовала, над ней висит дамоклов меч.
- Я знаю правила игры.
Баринов сделал вид, что мучительно раздумывает. Инна нервно оправила платье.
Наконец Баринов тяжко вздохнул.
- Ну хорошо. Хоть мне это и неприятно, все-таки из уважения к светлой памяти Вадима - царствие ему небесное! - я обязан принять любое твое решение. Но советую тебе все обдумать еще раз.
- Я уже тысячу раз все обдумала и передумала. Бизнес твой.
Баринов поставил бокал. Его рука дрожала.
- Хорошо. Думаю, нам нужно встретиться и обсудить, какую долю в бизнесе ты готова отдать.
Инна мотнула головой.
- Ты не понял. Я отдаю все.
Улыбка Баринова медленно растаяла.
- Что-что? Повтори еще раз.
- Я. Отдаю. Все. До последнего винтика.
- Но, Инна, помилуй…
- Фирма. Контрольный пакет акций. Земельные участки. Даже особняк, в котором я сейчас живу. Себе оставляю небольшое выходное пособие - скажем, десять-пятнадцать процентов прибыли. Что скажешь?
Баринов шумно выдохнул, расстегивая ворот рубашки. На его лице, помимо воли, проступала счастливая улыбка.
- Ну, что я могу сказать… Честно говоря, я до сих пор не могу прийти в себя. Это так неожиданно.
Инна торопливо заговорила:
- Я хочу сделать все по уму. Чтобы я отдала тебе бизнес, ты его получил, мы пожали руки и больше не возвращались к этой теме. Мне нужен твой совет. Как лучше поступить?
- Подожди.
Баринов спрыгнул с дивана. Маленькими ножками протопал к мини-бару, плеснул виски.
- Вот что я думаю, - он устроился на диване поудобнее, суча ножками по полу. - Бизнес Вадима нужно продать. Что ты так смотришь?
- Нет-нет. Если ты так считаешь, значит, правильно. Мне, честно говоря, все равно.
- Ну вот. Мы превращаем бизнес в деньги. Деньги превращаем в банковские облигации. Облигации нужно положить на депозитный счет.
- Мой менеджер займется.
- Таким образом, ты сможешь получать свои проценты, а я… - улыбнувшись, Баринов махнул ручкой. - Там посмотрим.
Инна кивала, а сама думала: "И смотреть нечего! Загребешь дядины деньги и свалишь на юга доживать старость. Вы все такие".
Вслух сказала:
- Тебе виднее. Надеюсь, все получится, и мы останемся довольны друг другом.
- Конечно. Инночка, не сомневайся. Постой, может, ты голодна? Я велю что-нибудь приготовить.
- Нет, спасибо, - Инна встала. - Мне пора. Спасибо за радушный прием.
- Пожалуйста-пожалуйста. Всегда рад тебя видеть.
- Как меня найти, ты знаешь.
Инна направилась к выходу.
- Конечно, Инночка, безусловно, - кивал Баринов, семеня за ней следом.
На пороге Инна обняла Баринова, и даже поцеловала в жирную щеку. Баринов, смущенно смеясь, сказал:
- Ну, Инна, удачи.
- И тебе того же.
Дома Инна собрала кой-какие вещички, чтобы провести ночь в гостинице. Написала записку для Павла. Бедный Павел! Вот кому все время не везет. Ну ничего, когда все закончится, они встретятся.
"Я скажу ему, что все кончено. Мы свободны. То-то обрадуется!"
Инна прочитала записку и, весело смеясь, дописала постскриптум. Поцеловала листок.
Взяла сумочку. Направилась к выходу.
На пороге обернулась. Окинула взором пустой Дом.
- Эй вы, все! - крикнула она, смеясь. - Не скучайте без меня! Я скоро вернусь!
Через минуту снаружи послышался рокот мотора и шорох колес.
Глава 38. Охота
- Есть, - сказал парень в спортивном костюме, закрепляя микрофон на внутренней стороне ветровки Павла. Отошел на шаг, прищурился, приподнял козырек бейсболки.
- Ну-ка, запахнись.
- Не нукай, - Павел запахнулся.
- Походи немного.
- Зачем?
- Нужно проверить, нет ли посторонних шумов.
- Вам нравиться делать из меня идиота, - Павел сделал несколько неловких шагов.
Парень в бейсболке приложил ладонь к уху, прослушал сообщение оператора. Повернулся к Быстрову.
- Все отлично. Червячок насажен на крючок.
- Ясно, - Быстров оглядел Павла, поправил ворот застегнутой наглухо куртки.
- Готов?
- Да.
Втроем они направились к стоявшему за углом микроавтобусу.
Они забрались в фургон. Машина тронулась. Оператор в углу вертел регуляторы частот.
Быстров перехватил взгляд Павла.
- Ты уверен, что нужно ехать к парку?
- Он часто там бывает. Не спрашивайте, откуда я знаю.
- Что Ему нужно?
- Присматривается. Помяните мое слово, скоро в этом парке что-то будет.
Быстров поиграл желваками, вылитый Точилин.
Повернулся к парню в спортивном костюме.
- Ничего не забыли?
- Ничего, - сказал Павел. - Подгузник разве что.
Быстров некоторое время пристально смотрел Павлу в глаза.
- Ты все понял, Покровский? Не подведи.
- Понял. Выучил назубок. Я помогу вам, а вы - мне.
Машина остановилась.
Быстров открыл дверь. Дохнуло вечерней прохладой.
- Ну, с Богом.
- К черту, - Павел полез наружу.
Он быстро зашагал по улице, подняв воротник куртки. Темнело. Небо на горизонте приобрело багряный оттенок.
Механический голос оператора в правом ухе заставил его вздрогнуть.
"Не оглядывайся. Иди прямо, смотри вперед. И не дергайся, когда я выхожу на связь".
- Я и не дергаюсь, - сказал Павел, и прикусил язык: проходившая мимо девушка в светло-зеленом платье шарахнулась от него.
"И не отвечай! Просто слушай, что я говорю. Иди!"
Павел перешел на другую сторону улицы, представляя, как оператор, отцепляя от головы наушники, спрашивает у Быстрова: "Где вы нашли этого лоха? Он нам всю операцию завалит".
Павел остановился у сияющей витрины магазина спортивной одежды.
"Повернись к витрине. Сделай вид, что разглядываешь шмотки".
"Дешевый Голливуд", подумал Павел.
Через минуту ему приказали идти дальше.
Он шел, присматриваясь к парку. Все как обычно: подростки на скейтбордах, сидя на скамейках, пьют пиво, швыряют банки в траву или на асфальтовые дорожки. Почему же мне так страшно?
Он натолкнулся на кого-то.
- Ох! Извините. Я…
Тьма смотрела на него. Судья стоял неподвижно.
- Ты, - сказал Павел.
Судья не ответил. Развернулся и направился к парку.
"Иди за Ним!"
Павел поравнялся с Судьей, стараясь шагать с Ним в ногу. Редкие похожие, которые шли навстречу, не обращали на Судью внимания. Они не видели Его.
Павел заметил: тот, кто проходил мимо Судьи, вздрагивал, ежился. Он был тем, что нельзя увидеть, но нельзя не почувствовать.
Судья, не глядя на него, сказал глухим голосом:
- Ты прав. Я не могу убить ее.
Они остановились.
Оператор вновь вышел на связь:
"Спокойно. Ничего не бойся. Говори с Ним".
Павел протянул руку и коснулся Судьи.
Сквозь тонкую ткань руку до самого плеча прожгло холодом.
Судья вздрогнул, отшатнулся.
Павел улыбнулся дрожащими губами.
- Жжется?
- Убери, - голос Судьи дрогнул. - Твоя кровь отвратительна. Она такая горячая!
Павел схватил Судью, притянул к себе, чувствуя Его злость и недоумение.
- Тогда не строй из Себя идиота, - Павел еле ворочал онемевшим языком. - Не молчи, когда с Тобой разговаривают. Или язык проглотил?
Он оттолкнул Судью. Тот покачнулся.
Они пошли дальше. Рука Павла плетью висела вдоль тела. Он не чувствовал пальцев.
"Отлично. Постарайся увести Его в безлюдное место".
Павлу пришлось сделать усилие, чтобы расслабиться и говорить небрежным тоном.
- Почему бы нам не пойти куда-нибудь, где будет не так людно? Мы сможем поговорить наедине.
Но Судья направился прямо к парку.
Чертыхаясь, Павел последовал за Ним.
"Все нормально. Попытайся Его задержать".
Но Павел мысленно послал оператора к черту. Ситуация выходит из-под контроля. Придется полагаться только на себя. Эти идиоты ничего не понимают. Сидят в безопасном фургоне, и отдают команды, попыхивая сигаретами. Их девушек не грозились убить. Их дома не обыскивали бандиты.
И они не видели гибели собственных сыновей.
За рядами кустов, низко пригибаясь, перебежала фигура в камуфляже и шлеме. С автоматом в руках. Павел затаил дыхание.
Нет. Показалось.
- На что ты смотришь? - усмехнулся Судья. - Увидел призрак своего сына?
Он взглянул на Судью.
- Что Ты намерен делать?
- Ты знаешь.
- Творить справедливость на крови?
- Кровь льется всегда. Ну, что ты Мне ответишь? Заведешь песню про любовь? Дружбу? Добро? Это все сказки. Люди о себе слишком высокого мнения. Они думают, что хотят любить, что способны любить. Но я знаю только одно истинное желание человека. Жажду власти. Все, что ты видишь, все, что создали люди - куплено чьей-то кровью и слезами. Сильные давят слабых. Вот единственный закон жизни.
- Если бы Ты любил, Ты бы говорил иначе.
- Я был бы слепым! - вскричал Судья. Его руки начинали дрожать. - Я был бы как свинья, которая лежит в грязи, и не замечает, что ее уже готовят на бойню. Любовь… Я любил. Посмотри, что любовь сделала со Мной!
Они прошли десять шагов, прежде чем Павел ответил:
- Мне Тебя жаль. Ты очень одинок и несчастен.
- Ты любишь. И любим - по-своему Инна тебе преданна. И ты счастлив?
Павел промолчал.
- Ты спрашивал, чего Я хочу. Теперь Я спрошу: "Чего хочешь ты?"
- Чтобы меня оставили в покое.