Разумеется, Громовержец не отказал Илиандру в его просьбе. И его блитц-жезл вновь затрещал и заискрился божественной силой. Что опять привело толпу в благоговейный восторг. Еще бы! Много кто в городе испытал в это горестное утро страх, опасаясь насилия и беспорядков. Но теперь, когда Капитул устранил угрозу и поклялся, что не допустит хаоса и безвластья, а Громовержец подписался под его клятвой молниями, дорхейвенцы испытали немалое облечение. И потому их лица излучали сейчас полное счастье и благодарность.
Кригариец внимательно следил не только за выступлением Илиандра, но и за толпой. Это было необходимо, поскольку в ней могли обнаружиться знакомые ему, слуги гранд-канцлера. Те счастливчики, что пережили резню, сбежав из дворца до того, как нарвались на бахорские ножи. Баррелию не хотелось бы встречаться с ними, ведь курсоры, небось, уже допросили кое-кого из них. И кто-то из них явно сообщил курсорам, что в эту ночь во дворце присутствовал еще и кригариец. Пьяный кригариец, если быть точным. А поскольку труп монаха, как и труп Гилберта-младшего, тоже не нашли, это могло навести заклинателей молний на серьезные подозрения.
Опасаясь, как бы на него не указали пальцем и не заорали "Держи заговорщика!", ван Бьер начал проталкиваться к краю площади.
Пряча нарочито испачканное сажей лицо под капюшоном, он почти выбрался из толпы, когда его взор наткнулся-таки на кое-кого знакомого.
Но не на того, кого он ожидал здесь встретить.
Нет, это был не слуга из дворца градоправителя. И не служанка. В тени здания – одного из тех, что возвышались вокруг площади, – стояли два канафирца, мужчина и женщина. Мужчина выглядел старше, но его Баррелий не знал. Зато женщину, которой было лет двадцать или чуть больше, монаху уже доводилось видеть. Но не в Дорхейвене, а за его пределами. И не только видеть, но и дотянуться до нее острием меча. Тогда, когда она хотела нанизать его на свое копье.
Как там, бишь, называл ее гранд-канцлер?
Канафирская Бестия – так вроде бы.
Что ж, она и впрямь была храброй, не сказать самоуверенной особой. Полагая, что стражники не опознают ее среди сотен других канафирцев, Бестия даже не скрывала свое лицо под накидкой. Но хоть Баррелий и любил сетовать на свою дырявую память, на самом деле она его пока не подводила. И он знал, что не ошибся. К тому же было заметно, как болезненно морщится Бестия, когда шевелит правой рукой. Той, под которой кригариец оставил ей порез. Вернее, она старалась вообще не шевелить рукой, но ей не всегда это удавалось. Потому что она была канафиркой. Ну а сей горячий народ не может обойтись в разговоре без жестикуляции.
Замызганных оринландцев в толпе было во много раз больше, чем канафирцев. Поэтому заметить в ней монаха было для Бестии сложнее, чем монаху Бестию. Решив поначалу обойти ее стороной, он, однако, поразмыслил и в итоге передумал. После чего, встав поодаль так, чтобы быть для этой парочки незаметным, стал дожидаться, когда она уйдет с площади. Что должно было случиться раньше, чем главный курсор закончит выступление, ведь не зря же Бестия и ее спутник не углубились в толпу, а топтались с краю.
Так и случилось.
Не дожидаясь заключительной молитвы, канафирцы, не выходя из тени, проследовали к ближайшей уходящей с площади улочке. Помимо них туда же двинулись еще несколько человек, и на примкнувшего к ним Баррелия никто по-прежнему не обращал внимания.
А он тем временем прибавил шаг и начал постепенно настигать канафирцев. Не забывая при этом держать в поле зрения других попутчиков. Встречных же прохожих им, по счастью, не попадалось. Все, кто хотел послушать Илиандра – то есть полгорода, если не больше, – давно были на площади. А кто не хотел, но у кого были дела в центре, сидели по трактирам и дожидались, когда улягутся страсти и рассосется столпотворение…
Глава 10
Удачный случай для повторного знакомства с Бестией представилось довольно скоро.
В какой-то момент последний нежелательный свидетель, что мог бы помешать кригарийцу, свернул в проулок и скрылся с глаз, и на улочке остались лишь ван Бьер да канафирцы. Если бы сейчас Бестия обернулась, она наверняка сумела бы его опознать. Поэтому он не стал дожидаться, когда такое случится. И едва парочка поравнялась с очередной подворотней, ринулся в атаку.
Бегать стремительно и бесшумно монах умел не хуже, чем Вездесущие. И когда канафирцы, заметив позади себя движение, обернулись, было поздно.
Заехав мужчине кулаком в затылок, Баррелий оглушил его и сразу толкнул вбок. Так, чтобы он упал не на улице, а в темной подворотне. Бестия же снова показала, на что она способна. Ее друг еще не упал, а в ее руке уже блестел кинжал, выхваченный из-под одежды. Который спустя мгновение мог бы оказаться в глотке кригарийца, если бы он не знал, с кем имеет дело, и не был готов к неожиданностям.
Монах не намеревался оглушать Бестию. Вместо этого он накинул ей на шею петлю из тонкой проволоки с мелкими зубчиками и затянул удавку. Но не туго, а так, чтобы она лишь чуть-чуть сжала канафирке шею. Хитрый замок на удавке зафиксировал ее в таком положении, и ослабить ее можно было лишь открыв замок специальным ключом.
Но это была не единственная особенность удавки. Теперь от любого резкого движения жертвы – например, при попытке освободиться, – петля затягивалась еще туже. В то время как, сохраняя неподвижность, жертва имела шанс не задохнуться, ибо в спокойном положении петля не сжималась.
Ван Бьер даже не стал отбирать у Вездесущей нож. Отскочив подальше, он замер в ожидании, как она отреагирует на его коварную выходку. И вскоре с удовлетворением отметил, что Бестия приняла единственно верное решение: бросила нож, отступила к стене и, прислонившись к ней лопатками, медленно опустилась на землю. Канафирке было трудно дышать, ведь приток крови к ее голове уменьшился, и у нее попросту не осталось выбора.
– Ты знаешь, что это за штука? – спросил Баррелий на языке канаф, таща мимо Бестии ее оглушенного приятеля. Которого надо было убрать от входа в подворотню, дабы он не попался никому на глаза.
– Как не знать? Это ведь мы изобрели "змеиную уздечку", – отозвалась Вездесущая. Говорить она могла, но негромко, поскольку любое напряжение горла причиняло ей боль. – Кого из наших ты убил, чтобы раздобыть это оружие? Его же не купишь ни в воровских притонах Вахидора, ни в других грязные дырах Канафира.
– Ты сильно отстала от жизни. Хочешь верь, хочешь нет, но именно в притонах Вахидора я эту дрянь и купил, – признался Пивной Бочонок. – А в придачу к ней много других полезных игрушек, которые напридумывала твоя Плеяда… Эй, так ты узнала меня или нет?
– Той ночью – не узнала, пока ты не обнажил меч. Ну а по кровавому почерку кригарийца легко опознать и в темноте. А сейчас могу назвать и твое имя. Ты – Пивной Бочонок. Тот самый герой осады Колимара. И он же – кошмар Фенуи, в которой, говорят, ты вырезал спьяну чуть ли не половину населения.
– У всех у нас бывали в жизни свой Колимар и своя Фенуя. – Ван Бьер не стал отрекаться от собственных похождений. Даже от тех, вспоминать о которых ему не хотелось. – Но я, по крайней мере, никогда не резал на дорогах торговцев и фермеров.
– Чего тебе от меня надо? – спросила пленница.
– Поговорить, разумеется, – пожал плечами монах. – Сама посуди: потребуйся мне награда за голову Канафирской Бестии, стал бы я тратить время на болтовню с тобой?
– Ну поговорим, а дальше-то что?
– Зависит от того, будет мне от тебя польза или нет. Если будет – сниму с тебя "змеиную уздечку", и разойдемся каждый своей дорогой. А не услышу ничего интересного – отдам тебя страже и получу свои законные двадцать киферов. А что? С паршивой овцы – хоть шерсти клок, верно?
– Что, вот так все просто?
– Хм… А разве есть смысл все усложнять?
– И что ты хочешь от меня узнать?
– Зачем ты отираешься в Дорхейвене и какое имеешь отношение к убийству гранд-канцлера?
– Плеяда его не убивала! – поспешила оправдаться Вездесущая. – Зачем бы нам это понадобилось? Гранд-канцлер Гилберт и его политика нас более чем устраивали.
– Я уже догадался, что это не ваших рук дело, – признался Баррелий. – Слишком много было грязи и шума. А ваши враги обычно умирают в своих постелях от скоротечных болезней или захлебнувшись по пьяни собственной рвотой. Да и Капитул подозрительно быстро нашел заговорщиков. Причем – вот ведь совпадение! – ими оказались именно те люди, арестовав которых, Илиандр получил в свои руки всю власть над Дорхейвеном… Впрочем, я завел речь не о Плеяде, а о тебе. Ты зачем-то связалась с бандой самого известного разбойника в округе. И не отсиживалась в тени, а заработала себе славу, почти такую же громкую, как у твоего вожака. Так какую цель ты преследовала, привлекая к себе внимание местных властей?
– Кто сказал, что мне было нужно их внимание, а не чье-то еще?
– И чье же?
– В Дорхейвене что-то явно намечалось. По ту сторону границы, в Иль-Гашире собирались силы, которые Плеяда не контролировала. И добраться до них простейшим путем у нас не вышло. Но мы предполагали, что их вождю могут срочно понадобиться друзья в Дорхейвене. Такие, что в урочный день поднимут народ на восстание и подготовят почву для вторжения бахоров из Каменной Гари. Хайнц Кормилец мог бы стать идеальным возмутителем спокойствия. А если бы рядом с ним находился столь же известный в народе друг-канафирец – то есть я, – для вождя из Иль-Гашира это стало бы и вовсе удачей. И он с куда большей вероятностью вышел бы на контакт с Кормильцем и со мной.
– Однако никто к вам за помощью так и не обратился?
– Все верно. Моя уловка не сработала. Вождь бахоров не искал себе помощников. Судя по всему, здесь у него заранее все было схвачено и договорено. Но я не собиралась помогать бахорам нападать на Дорхейвен. Мне нужно было лишь подобраться к ним и узнать, каковы их планы. А если бы мне повезло встретиться с их вождем, я бы его убила. И ты, полагаю, сделал бы то же самое, ведь этот человек известен тебе больше, чем Вездесущим.
– С чего бы вдруг? – нахмурился Баррелий.
– Да ладно, кригариец, брось притворятся! В последнее время ты так усердно дергал за ниточки, добывая сведения о Вираме-из-Канжира, что привлек к себе внимание Плеяды, хотелось тебе того или нет. Мы не сомневались, что едва Чернее Ночи выйдет из тени, и кригарийцы пошлют к нему кого-то из своих для выяснения отношений. И раз ты сегодня здесь, значит, наши догадки оказались верны.
– По-твоему, атакой бахоров на дворец градоправителя командовал Чернее Ночи? – Ван Бьер не стал ни подтверждать слова Бестии, ни отрицать их. – Ты в этом уверена? Почему их вождем не мог быть простой наемник, как и они сами?
– Это Вирам-из-Канжира собирал в Иль-Гашире армию, а не кто-то другой. Сведения абсолютно точные. – Канафирка вновь непроизвольно шевельнула больной рукой и поморщилась. – И кому еще, как не ему, командовать бахорами вчера? А кто мог бы стоять у него за спиной, мы с тобой только что выяснили. Блестящий ход со стороны Капитула Громовержца. Сначала убить пятерых членов Торгового совета и его главу – сделано! Потом объявить еще пятерых его членов убийцами и казнить их – почти что сделано! Ну а двух самых трусливых оставить на постах для соблюдения законности, но лишить их всякой власти – тоже сделано! И, главное, народ не только не возмущен этим произволом, но еще и в ноги Илиандру кланяется. Ведь он теперь – настоящий герой! Тот, кто привел во дворец подмогу и убил убийц гранд-канцлера. А затем нашел по горячим следам нанимателей этих убийц. Превосходная работа, ты не находишь?
– Видал и получше, – хмыкнул Баррелий.
– Ну как бы то ни было, дело осталось за малым – устранить наследников сира Гилберта и присвоить его состояние, – продолжала Бестия. – Законы Дорхейвена разрешают отбирать в городскую казну чье-либо имущество, если на него не претендуют наследники. В случае с сиром Гилбертом все обстоит для Илиандра весьма удобным образом. Несколько лет назад дочь гранд-канцлера сама отказалась от своей части наследства, подписав все необходимые документы. Так что между курсорами и этим богатством теперь стоит лишь двенадцатилетний Шон Гилберт-младший. Который, как известно, сегодня ночью так неудачно для Капитула пропал без вести.
– Почему неудачно? Что мешает Капитулу предъявить народу изуродованный труп другого ребенка? И сказать, что это и есть сын градоправителя, над которым долгое время издевались заговорщики?
– Конечно, Илиандр на такое способен, – согласилась Вездесущая, – но тут есть одна загвоздка. Основное состояние сира Гилберта хранится в Вейсарии. А к тамошним банкирам с одним лишь изуродованным детским трупом не поедешь. Вейсарцы потребуют кроме свидетельства о смерти единственного наследника пароль для доступа к хранилищу и ключ от него. Если же их не будет, волокита с передачей новым властям Дорхейвена богатства прежнего гранд-канцлера затянется на годы. Или даже на десятилетия. Что, сам понимаешь, Илиандра вряд ли устроит.
– А кто сказал, что он уже не владеет ключом и паролем?
– Симон де Лораш и Геномо Эривал – те члены Торгового совета, которые продались Капитулу, – разослали сегодня дорхейвенским королям воровского мира тайные депеши. А в них обещана крупная награда тому, кто вернет вейсаркий ключ сира Гилберта нынешним властям города. Так что с ключом у них не выгорело – тот явно пропал во время ограбления дворца. И теперь они надеются, что он всплывет у теневых скупщиков вместе с другим украденным добром. Или, что тоже не исключено, ключ исчез вместе с Шоном. Который помимо этого может знать и банковский пароль. Короче говоря, Капитул рвет и мечет, переворачивая город верх дном. И с теми силами, что Илиандр бросил на поиски, не удивлюсь, если ему в конце концов повезет.
– А Капитул не подозревает, что и ребенка, и ключ мог украсть сам Вирам-из-Канжира?
– Сам Вирам – маловероятно. С какой стати ему вести двойную игру и ссориться со своими нанимателями? Наверняка они и так щедро с ним расплатились. Но в его отряде хватало отъявленного сброда, который если и подчинялся ему, то лишь пока не дорвался до наживы. Есть подозрение, что Чернее Ночи своими руками убил многих сорвавшихся с цепи бахоров еще до того, как во дворец прибыли храмовники и стража. Говорят, что по тамошним коридорам будто сам Гном верхом на Трехглавом Волке пронесся.
Ван Бьер посмотрел пленнице в глаза. Знала ли она, что он несколько недель жил во дворце в качестве наставника сына гранд-канцлера? Если знала, то она без труда догадается о том, кто помог Шону Гилберту-младшему сбежать от убийц. Вот только признаваться в этом Бестия не станет. Побоится, что кригариец свернет ей, такой догадливой, шею, дабы она не выболтала никому его секрет.
Вездесущие были хорошими притворщиками, так что во взгляде канафирки нельзя было прочесть ничего лишнего. Читала ли она в глазах Баррелия то, что могло бы выдать его, он не знал. И потому решил отвести от себя возможные подозрения, сделав вид, будто судьба Шона его не интересует.
– И где сейчас может быть Вирам-из-Канжира? – спросил Пивной Бочонок. – У тебя есть наводка, куда он мог отправиться после ночной резни?
– Возможно, в Ихенер, – ответила Бестия. – Где еще прятаться канафирцу в Дорхейвене, как не в канафирском районе?
– Ихенер – большой, – покачал головой монах. – И ищущий канафирца оринлэндец вроде меня найдет там, скорее, кучу бед, чем нужного человека.
– Очень метко подмечено, – согласилась пленница. – Вот почему тебе надо меня отпустить, а не перегрызать мне глотку. Плеяда заинтересована в том, чтобы ты нашел Чернее Ночи и разобрался с ним. И я могу постараться устроить вам такую встречу. Не обещаю, что мне это удастся, ведь Вирам мог уже покинуть город. Но если он все еще в Ихенере, ему от меня не спрятаться.
– Сдается мне, что ты не врешь, – рассудил ван Бьер. – Слишком круто Илиандр взял быка за рога, слишком быстро во всем разобрался и нашел виноватых. И если он вдруг решит свалить вину на Плеяду, объявив, что за спинами заговорщиков стояла она, это убедит разве что легковерную чернь и только… Ладно, сиди смирно: сейчас я тебя освобожу. Раньше я имел разногласия с Вездесущими, но сегодня у меня нет причин ссориться с вами. Даже несмотря на то, что ты тыкала в меня копьем.
– За что и пострадала, – уточнила Бестия. – И сегодня едва не пострадала опять. Но я рада, что ты умнее тех твердолобых и упрямых, как ослы, кригарийцев, о которых рассказывают в легендах…
– Эй, вы! Что тут у вас происходит?!
Этот заданный громким властным голосом вопрос прозвучал из уст человека, появившегося у входа в подворотню. Судя по облачению и блитц-жезлу в его руке, он был курсором. Позади него стояли еще двое – оберегающие его храмовники. Их можно было опознать по накидкам с эмблемами в виде двух перекрещенных зигзагообразных молний, имеющих эфесы, как у сабель.
Пока ван Бьер допрашивал Вездесущую, мимо подворотни уже проходили люди. Которых не интересовало, что здесь происходит – раз отсюда не доносились крики о помощи, то и беспокоиться не стоило. Однако эти трое решили, что творящиеся в подворотне делишки их касаются. И немудрено, ведь они представляли собой храмовый дозор. Один из тех, что следят за порядком во время религиозных празднеств, массовых проповедей и иных церемоний, устраиваемых во славу Громовержца.
Кое-где храмовых дозоров побаивались пуще городских стражников, ибо всякому, кого задерживали курсоры, грозило обвинение в богохульстве, святотатстве, а то и отступничестве. После чего такого арестанта отправляли уже не в Судейскую башню, а в подвалы Капитула. Где его ждала не просто порка или дыба, а куда более долгие и изощренные пытки. Пройти через которые и не сойти с ума было ой как непросто…
Глава 11
– Дай мне ключ! Быстро! – прошипела Бестия. – Доверься мне! Давай ключ, ну же!
Баррелий вполголоса ругнулся, но выполнил ее просьбу. А пока она торопливо снимала с себя "змеиную уздечку" – судя по точности ее движений, это устройство было ей хорошо знакомо, – монах приветливо помахал дозорным рукой. И прокричал в ответ:
– Все в порядке, святой сир! Никаких проблем! Мы здесь просто разговариваем!.. Ух ты! О-о-о! Да что ты такое творишь?!
Последние слова кригариец произнес гораздо тише, и предназначались они Бестии. Которая, сбросив с себя удавку, не придумала ничего лучше, как спустить монаху штаны и уткнуться лицом… ну да, в то самое место, куда женщине утыкаться лицом в присутствии курсора было неприлично. И это еще мягко сказано! Ван Бьер повидал в своей жизни немало наглецов, но с такой вопиющей наглостью он сталкивался редко. А тем более, когда его делали соучастником подобной выходки, да еще без его согласия.
– Закопай тебя Гном! – зашипел ван Бьер на канафирку. – Ты в своем уме, чокнутая тварь?
Вместо ответа "тварь" начала издавать громкие сладострастные стоны и характерное чмоканье. Хотя до настоящих развратных действий она все-таки не дошла, и на том спасибо!