Кравцов медленно и сжато рассказал о Ларисе. О блондинке с синими глазами - её он не разлюбил за десять лет брака и именно ей посвящал свои книги. Она тоже любила Кравцова, а еще - машины, риск и скорость, и судьба ей благоволила… Но этой зимой Ларисе не повезло - в первый и последний раз. Одна огромная несправедливая компенсация за все былые удачи… И Кравцов остался вдовцом с двумя детьми. Дети сейчас у тёщи, и он оказался на положении субботнего папы, надеется, что ненадолго, - но пока что писать и приглядывать за двумя ребятишками одновременно не получается… Вот чуть подрастет старшая… Ладно хоть живут рядом, в трех остановках… А вообще он серьёзно подумывает о том, чтобы найти на лето место егеря - есть же в области пустующие кордоны - хочет вырваться из квартиры, где буквально всё напоминает о Ларисе. Плохо там отчего-то пишется… Да и зарплата егерская не помешает. В нашей стране профессиональный писатель может сносно прожить на гонорары не от изданий, а от переизданий, - а до этого Кравцову пока далеко…
Правдой это было отчасти. В городской его квартире писалось не просто плохо. Вообще никак.
Пашка задумался. Потом начал издалека: помнишь развалины в Спасовке? На горе, за Торпедовским прудом? Кравцов кивнул. Знаешь, что там было? Кравцов покачал головой. В детстве как-то не интересовался - графские развалины, и всё. Дети вообще не страдают любопытством к некоторым вещам. Хотя и обожают совать нос во все дыры - в том числе и в пресловутые руины, зачастую становившиеся в минувшие годы местом опасных игр их с Пашкой компании. Такой вот парадокс.
Козырь стал объяснять с гордостью человека, недавно приобщившегося к новым и несколько чуждым для себя знаниям - и торопящегося ими поделиться. Развалины, оказывается, - исторический памятник. Загородный особняк графини Самойловой, возведенный в 1831 году по проекту Александра Брюллова - брата известного живописца, того самого, что написал "Последний день Помпеи"…
Кравцов слушал с удивлением. По его воспоминаниям, интересом к истории и архитектуре Пашка не отличался.
Козырь продолжал: в войну дворец разрушили. Сам помнишь, что уцелело, - покореженные стены, ни одного целого перекрытия. А сейчас запущен проект по восстановлению "Графской Славянки" в виде туристического комплекса. С привлечением иностранного капитала. И раскручивает его с российской стороны не кто иной, как Павел Филиппович Ермаков. Проще говоря - Пашка-Козырь. И есть у куратора проекта интересное предложение к писателю Кравцову. Потому что на лесном кордоне - потаскав воды, да порубив дрова, да справив кучу других дел по хозяйству (это не считая прямых обязанностей) - время для писательства не больно-то выкроишь.
Вот так всё и началось.
3
В то же солнечное утро, когда Пашка-Козырь вводил Кравцова в служебные обязанности, сержант милиции Кеша Зиняков пребывал в настроении самом пакостном.
Его не радовал ясный день, встающий над северной столицей, раздражала толчея питерских улиц - особенно мерзкая после тихого провинциального Себежа, откуда Кеша прибыл три дня назад в составе сводного отряда псковской милиции.
Но особенно недовольство Зинякова вызывал покойный император Петр Первый. Того вообще многие не любили - как современники, так и их потомки: и казнимые стрельцы, и притесняемые раскольники, и обличающие тлетворное влияние Европы славянофилы, и чокнутый профессор Буровский, и даже буревестник контрреволюции - писатель Солженицын.
У Кеши претензия к Петру имелась одна, но глобальная. На хрена царь-реформатор заложил столицу тут, на невских болотах? Мог бы и в Москве поцарствовать. На худой конец, мог бы затеять дурацкую стройку лет на тридцать позже. Тогда Кеша уж точно не попал бы на идиотское трёхсотлетие, неизвестно для кого задуманное - скорее всего, для гостей из пресловутой Европы, в которую император пытался проникнуть методом вора-форточника…
До кульминации торжеств оставалась неделя.
Значит, ещё целую неделю четыре курируемых Кешей уличных торговца в Себеже будут выплачивать небольшую, но ежедневную дань непонятно кому, а то и попросту прикарманивать. И целую неделю осаду сердца красивой девушки с гордым именем Аэлита будет единолично вести Кешин лучший друг и злейший конкурент в амурных делах - сержант Вася Сиротин, капризом то ли судьбы, то ли начальства не угодивший в питерскую командировку.
Конечно, уличных торговцев и красивых девушек здесь тоже хватало. Но за первыми, обоснованно считал Кеша, уж кто-нибудь да надзирает. А на вторых Зиняков только посматривал издалека с провинциальной робостью…
В общем, он шёл по своей зоне ответственности - небольшой площади между Витебским вокзалом и метро "Пушкинская" - с чрезвычайно мрачным видом, меланхолично поигрывая дубинкой. Агрегат сей, кстати, был модернизирован Кешей собственноручно - во внутренней полости перекатывались и ударялись друг о друга два больших шарика от подшипника. При любом, даже самом слабом ударе дубинка имитировала приятный уху треск ломающихся рёбер…
Но в нынешней командировке применять "демократизатор" пока не пришлось. Чёрт их знает, этих столичных, кого тут можно метелить, кого нельзя. А от заведомых ханыг, в отношении которых сомнений не возникало, град Петра в преддверии юбилейных торжеств изрядно почистили.
Вдруг Кеша остановился и насторожился, как сеттер, почуявший дичь. Мимо него шел мужчина - чем-то подозрительный. Чем - Зиняков сразу и не понял.
Ему и его коллегам ежедневно напоминали о бдительности в отношении террористов, о том, какая лакомая для тех мишень съезжающиеся в Питер главы государств и правительств, - результатом накачки стали постоянные проверки документов и досмотры больших сумок у лиц кавказской национальности, а также у лиц прочих национальностей, имевших несчастье родиться жгучими брюнетами.
Но идущий по площади к вокзалу человек не был ни кавказцем, ни брюнетом. И багажа, способного вместить хоть десяток килограммов гексогена, с собой не имел.
Зонт! - внезапно понял Кеша. Зачем в этот погожий денек огромный старомодный зонт с длинной резной ручкой, торчащей над правым плечом мужика? Зонт, висящий за спиной на пересекающем грудь шнурке? И тут же Зиняков осознал вторую странность. Способствовала этому детская, ныне заброшенная, любовь к чтению.
В полузабытой книжке помогло разоблачить одного мужика то, как болталась у него винтовка, висящая на перекинутом через шею ремне. Слишком легковесно болталась. Винторез оказался муляжом, а тот мужик - каким-то оборотнем…
Сейчас ситуация повторялась с точностью до наоборот. Зонт должен был болтаться в такт ходьбе по куда большей амплитуде. И никак не должен был шнурок зонта так глубоко врезаться в плащ на плече мужика…
В ЗОНТЕ СПРЯТАНО НЕЧТО ТЯЖЁЛОЕ.
Снайпер, похолодел Зиняков. А за спиной - ствол от снайперки, под плащом - приклад и другие детали, бывают такие разборные системы, им говорили на информациях…
Кеша оглянулся. Никого из коллег рядом не виднелось. Пришлось действовать в одиночку. Он быстро догнал и обогнал подозрительного типа.
- Сержант Зиняков. Попрошу ваши документы.
К кобуре Кеша не стал тянуться. Стрелок из него аховый. Зато дубинкой Зиняков владел виртуозно. И приготовился пустить её в ход при любом опасном движении. Даже при первом намеке на такое движение. Врезать так, что мало не покажется.
- Паспорт на обмене, - сказал владелец зонта каким-то бесцветным голосом.
Был он высок ростом и худ. Лицо - тоже худое - обрамляли длинные пепельно-седые волосы, схваченные на лбу кожаным шнурком. Несмотря на седину, стариком предполагаемый снайпер не выглядел. Хотя его возраст определялся достаточно трудно. Да Кеша и не пытался, он внимательно следил за движениями типа, готовый отреагировать на любой угрожающий жест.
Ответ - "паспорт на обмене" - казался вполне правдоподобным. Обмен паспортов в разгаре. И все же, глядя в глаза мужику, Кеша шестым чувством понял: ошибки нет. Волк, матёрый и опасный… Нехорошие были глаза, как у готового к броску зверя.
- Тогда у вас должна иметься квитанция и любой другой удостоверяющий личность документ с фотографией, - стоял на своем Зиняков.
- Да, конечно… - сказал седоголовый так же тускло. Рука его медленно поползла за отворот плаща.
Кеша увидел, как глаза противника сузились хищным прищуром. И мгновенно понял - пора. Потом будет поздно. Лучше уж пострадать за неправомерное применение спецсредства, чем… Мысль осталось незаконченной.
Впоследствии, коротая время на больничной койке, Кеша не раз в деталях и по фазам вспоминал произошедшее - искал свою ошибку. И убеждался, что некоторых движений он тогда не увидел, слишком уж всё происходило быстро…
Он успел первым. Дубинка ударила со страшной силой - она должна была встретить на пути локоть левой руки мужика, и сломать руку, и заставить позабыть обо всём от болевого шока…
Руки на пути у дубинки отчего-то не оказалось.
Удар пришелся по ребрам. Вернее, примерно туда - но по чему-то твердому, не подавшемуся, как подается ломаемая кость.
Тут Кеша увидел чёрное и длинное, летящее к нему справа. Потом-то он понял, что это был зонт - надо понимать, нижним концом очень слабо прикрепленный к шнурку и выхваченный из-за плеча за рукоять.
Тогда Зиняков не успел понять ничего - лишь вскинул дубинку инстинктивным защитным жестом. Тонкий конец зонта ударился об нее слабо и почти невесомо, и зонт остановился - но нечто, укрытое доселе в нем и более короткое, продолжило движение - нечто, тускло и мгновенно блеснувшее у самого живота Кеши.
В ту же секунду мужик развернулся и побежал. Кеша - за ним, на мгновение машинально опустив глаза к животу.
Ах ты сука! - наискось новой формы тянулся бритвенно-тонкий разрез. Чуть кровь не пустил, гад! Ну бля…
Кеша наддал - но тут же сбавил обороты, остановленный резкой болью. Снова опустил глаза. И не сразу понял, что откуда-то взявшиеся розово-серые загогулины, свисающие с живота, - кишки. Его кишки. Кровь отчего-то не текла…
Через несколько минут врач "скорой", по счастью проезжавшей мимо, изумленно качал головой - длинный разрез, сделанный словно острым скальпелем, аккуратнейшим образом вскрыл брюшную полость и не зацепил ни одной кишки. Повезло.
Милиционеры - и псковские, и питерские - пытались организовать погоню по горячим следам. Но их сбивали с толку показания ничего не успевших понять свидетелей. Одни утверждали, что преступник нырнул в метро, вторые - что скрылся в недрах вокзала, третьи - что быстренько остановил тачку, катившую по Загородному проспекту, и уехал. Четвертые клялись и божились, что никуда он не уезжал, а нырнул в щель между двумя стоявшими в конце площади грузовыми фургонами и исчез из видимости (как выяснилось много позже, правы оказались именно эти последние). Столь же расходились описания внешности и одежды лиходея… Сам Кеша пребывая в состоянии шока и ничего вразумительного сообщить пока не мог…
Тем временем человек, превративший его в живое пособие по анатомии, быстрым шагом шел по безлюдным задворкам вокзала. По дороге избавился от плаща, запихав его в мусорный контейнер.
Туда же последовала черная нейлоновая ткань с торчащими из неё спицами. Предмет, чья рукоять изображала ручку зонта, лежал теперь в брезентовом чехле для удочек. Там лежал и второй предмет, покороче, который скрывался ранее под одеждой и спас своего владельца от перелома рёбер.
Камуфляжный полувоенный костюм, обнаружившийся под плащом, в сочетании с пресловутым чехлом придавал человеку вид мирного рыболова, направившегося на пригородный водоем. Длинные волосы были тщательно спрятаны под кепи, тоже камуфляжной расцветки.
Человек обошел платформы поездов дальнего следования и прямо по путям направился к тем, от которых отходили пригородные электрички. У толпившихся на перронах пассажиров его траектория никакого любопытства не вызвала - с той стороны появлялись многие "зайцы", желающие обойти установленные на вокзале турникеты.
"Заяц"-рыболов неторопливо вошел в первый вагон электрички, отправлявшейся через две минуты (его безнадежно отставшие потенциальные преследователи только-только приступили к опросу свидетелей).
Электропоезд следовал до станции Вырица. Человек с чехлом для удочек планировал сойти раньше - в Павловске или Антропшино. Точных и подробных планов человек строить не любил, полагаясь на удачные экспромты.
Такие, как сегодня.
Едва ли, впрочем, Кеша Зиняков и его коллеги считали последний экспромт особо удачным, но их мнение человека в камуфляжном костюме не интересовало.
4
За пятнадцать лет Спасовка изменилась - и сильно.
Раньше её пятьсот с лишним дворов тянулись двумя рядами вдоль шоссе, соединявшего бывшие пригородные императорские резиденции - Павловск и Гатчину. Такая - двухрядная и длинная, около трех верст - планировка Спасовки повелась со времен императрицы Елизаветы Петровны. И пятнадцать лет назад оставалась примерно той же.
Теперь всё стало иначе.
Поодаль от шоссе - там, где раньше задворки плавно переходили в совхозные поля - поднялись и выросли новые двух- и трехэтажные дома. С дороги они были прекрасно видны, возвышаясь над куда менее высокими деревянными жилищами коренных спасовцев. Впрочем, кое-где и те домишки сменились добротными кирпичными особнячками - без объяснений Пашки Кравцов мог делать выводы: как у кого повернулась жизнь за пятнадцать лет, перевернувших страну вообще и Спасовку в частности. Кое-кого жизнь явно била без всякой жалости. Потому что встречались избы сгоревшие, но так и не восстановленные. Покривившиеся, покосившиеся, - натуральные Пизанские башни, подпертые еловыми лесинами и только потому не падающие… По-разному складывалась жизнь у людей в постсоветское время.
- Новые русские подселяются? - кивнул Кравцов на колоритный, под замок стилизованный особнячок поодаль от дороги.
- Нет, - сказал Паша сухо и неприязненно. - Не новые русские. В основном старые цыгане…
- Хорошо живут "люди нездешние"… - удивился Кравцов.
- Да самые здешние, коренные… - поморщился Козырь. - Вырицкие цыгане сюда перебрались, с Александровки некоторые… А "нездешние" - это таджики-люли. Те действительно бедствуют. Стоял их табор года два назад не так далеко. Знаешь, перед Царским Селом, если от Питера электричкой ехать, - платформа "21-й километр"? Вот там и стояли, где вдоль железки два ряда тополей растут - полоса снегозащитная. Натянули между ними веревки, стенки навесили, крыши, - из выброшенной пленки парниковой, тряпья разного… Нищета страшная, дети почти все больные, грязь, антисанитария…
- И что потом? - заинтересовался Кравцов. - Вселили их куда-нибудь?
- Как же… Подъехали как-то ночью три джипа да микроавтобус с ребятами стрижеными, проорали в мегафон: "Съебывайте, пять минут на сборы!" Потом пальбу начали. Из помповушек. Сначала-то пластиковой картечью… Но у цыган - у молодых - тоже пара-другая стволов имелась… В общем, форменная битва народов при Лейпциге получилась.
- А милиция что?
- Присутствовала, а как же… Едва цыгане свои дедовские пушки вытащили - саданули менты по ним из табельного на поражение. В общем, откочевал тот табор в неизвестном направлении, вместе с ранеными и убитыми. Лишь веревки между тополей остались да пара тряпок забытых.
- Зачем всё это? И за что?
- Ну как же… Подворовывали по окрестностям, понятное дело. Пойдешь воровать, когда дети с голоду дохнут, куда денешься. А совсем неподалеку, на 21-м километре, поселок новорусский отгрохали - зачем им такие соседи. Ну и…
- А ты себя новороссом не считаешь? - спросил вдруг Кравцов.
- Какой же я "новый"? - искренне удивился Паша. - Здесь и отец мой, и деды, и прадеды жили - и когда-то вполне справными хозяевами были, едва от раскулачивания спаслись… Просто всё и всегда на круги своя возвращается, только и всего.
Кравцов в очередной раз удивился - теперь уже не так сильно. "Битва народов", "на круги своя"… Всё меняется, и Пашка-Козырь тоже.
5
- А это что? - спросил Кравцов. Они с Пашей почти закончили ностальгический вояж и возвращались обратно, к "Графской Славянке". Но когда полчаса назад ехали к дальнему концу Спасовки - водную гладь, сейчас привлекшую его внимание, Кравцов не заметил.
Пятнадцать лет назад небольшого, почти идеально круглого озера не было. В этом Кравцов не сомневался. Мальчишками они обследовали все до единого местные водоемы.
- Озеро-то? Кстати, это действительно интересно… Давай подъедем… - Паша свернул с шоссе на грунтовую дорожку - она и ей подобные, разделявшие подворья и уходившие в сторону полей, издавна именовались спасовцами "прогонами".
Озеро и вправду оказалось любопытным. Даже не столько само оно - достаточно заурядное, не более четырехсот метров в диаметре, разве что берега слишком ровные - ни бухточки, ни заливчика, ни зарослей камыша. Но больше привлекала внимание окружавшая озерцо почти по урезу воды сплошная ограда из подернутой ржавчиной металлической сетки. По верху ограды змеилась колючая проволока - тоже ржавая. Фортецию украшали многочисленные плакаты: "ЛОВИТЬ РЫБУ ЗАПРЕЩЕНО!", "КУПАТЬСЯ КАТЕГОРИЧЕСКИ ЗАПРЕЩЕНО!", "ПОДХОДИТЬ К ВОДЕ СТРОГО ВОСПРЕЩАЕТСЯ!" И еще что-то, полустершимся мелким шрифтом, - про штрафы и прочие санкции.
- И что всё это значит? - спросил Кравцов, выйдя из "сааба".
- Природная аномалия, осложненная катаклизмом, - сказал Пашка, тоже выйдя из машины и закуривая. Кравцов отметил, что это первая сигарета почти за четыре часа, причем "суперлайтовая" - это у Козыря-то, в оные времена не выпускавшего из зубов то "Приму", то "Беломор"…
- И что у вас тут стряслось?
- Кастровый провал. Ухнуло в одночасье.
- Тут ведь вроде дом стоял какой-то…
- Дед Яков жил. Всё подворье затонуло. Кое-что, правда, всплыло - доски, бревна… Сам-то дед к тому времени умер, внук его все унаследовал, из городских. Да не долго владел. Ученые, кстати, говорят: для наших мест - уникальный случай. Якобы под кембрийскими глинами не может быть больших полостей - в теории. Наш водоемчик - на такой почве - единственный в Европе, между прочим. Вроде в Америке есть еще два похожих - и всё.
- Отчего же этот забор? Почему интуристы не роятся, фотоаппаратами не щелкают?
- Знаешь, дурное какое-то место. Неприятное. Да и случаи нехорошие были. Сначала ведь ученые понаехали, феномен изучать - и погибли из них четверо. Трое среди бела дня на резиновой лодке утонули. Четвертый - подводный спелеолог - нырнул с аквалангом и не вынырнул. Тут ведь якобы под нашим озерцом - подземное, куда большее. Вода туда-сюда перетекает через какую-то горловину, очень опасные водовороты случаются. Тех четверых так и не нашли, кстати…
После таких рассказов Кравцову и в самом деле озеро показалось зловещим. Не хотелось в нем купаться, ловить рыбу, даже просто подходить к воде, - и угроза штрафов была здесь ни при чем…
- Поехали отсюда, - сказал Паша. - Придет время - будут тут и туристы с видеокамерами, обещаю…
И они поехали.
- А вон моя халупа, - сказал Козырь через несколько минут. - Узнаешь?