* * *
Джейк снова был на зеленой трясине. На этот раз он не бежал, а просто бесцельно бродил, нюхая траву. Беззаботно подняв лапу, он оглянулся на Фрэнка, стоящего на безопасной тропке.
- Джейк, иди сюда немедленно! - он постарался, чтобы голос не прозвучал испуганно, не встревожил собаку. Что же, черт побери, стряслось с колли? Обычно он сразу же прибегал на зов. - Ко мне, старина!
Джейк был беззаботно непослушен, он полуприсел, занимаясь своим делом. Фрэнку надо добраться до него. Он сошел с тропки на зеленую траву. Почва довольно твердая. Один шаг. Второй. Боже, я тону!
Он почувствовал, как болото начинает засасывать его, булькая, поглощать его ногу. Он начал барахтаться, он сказал себе, ляг на спину, расслабься. Трясина пузырилась, выпуская вонючие газы. Только не паникуй, что бы ты ни делал!
Джейка больше не было, вместо него появилась девочка лет 11–12, с волосами мышиного цвета, с насмешливым выражением на неприятном лице. Она стояла на трясине, но не проваливалась.
- Вы думали, будто я Джейк, да, мистер Ингрэм? - ее смех пронзил его насквозь, по спине у него пробежал ледяной холодок. - Ну, так я не Джейк, и вы теперь умрете. Болото засосет вас медленно, не торопясь. А я буду смотреть, как ты будете исчезать, дюйм за дюймом!
Он лежал ровно, но это не помогало. Трясина снова завладела его ногами и тянула их вниз. Трава раздвинулась, давая им дорогу. Он попытался сопротивляться, но все было напрасно. И, о Боже, эта ужасная вонь, как от гниющих трупов на кладбище.
Трясина была ледяной, и он ухе увяз в ней по шею. Теперь на поверхности оставались лишь его шея и голова. Еще одно движение внизу, и холодная, вонючая грязь вот-вот коснется его губ. Он едва успеет крикнуть в последний раз. Он стал кричать, но его крик заглушал безумный хохот девочки, который отдавался у него в мозгу! Мне конец, я задыхаюсь!
- Фрэнк?
Это не голос Эллен, это Саманта. Что же, значит и мать пришла посмеяться над ним. Он не видел ее, потому что глаза его залепила грязь, но каким-то образом он слышал.
- Фрэнк?
Послышался стук, как если бы кто-то стучал в дверь, быстрый, настойчивый стук. Саманта, а, может быть, и Дебби с Джанет тоже. Заговор, чтобы заманить его в ловушку, и он удался.
Но внезапно он снова начал бороться с болотом, выталкивать свое тело кверху, и трясина не была больше холодной и мокрой. Она была теплая и сухая, она распадалась, когда он отдирал ее от себя. Он снова мог дышать, он судорожно заглатывал воздух, лежа в темноте в собственной спальне, запутавшись в простынях и одеяле.
- Фрэнк, проснитесь!
Стук был настоящий, настойчивый, голос Саманты - тоже. Он задрожал, выругал себя за то, что не забаррикадировал дверь.
- В чем дело? - голос его тоже дрожал, он весь покрылся потом - он чувствовал, как воняет его тело.
- Вы можете спуститься? Быстрее!
- Зачем? Почему вы все сюда не подниметесь?
- С Джанет плохо. Она заболела!
Еще одна ложь! Он свесил ноги с постели и потянулся курткой.
- Хорошо, я иду.
Саманта стояла на площадке, бледная, похожая на привидение в тонкой ночной рубашке, но на ее лице бала неподдельная тревога. Он слышал, как внизу ходят остальные, как течет вода из крана.
- Что случилось? - спросил он. - Что с ней?
- Господи, если бы я знала! - Саманта уже спешила вниз. - Она больна, стонет, но мы не можем разобрать, что она хочет сказать. Как будто у нее кома!
Если это правда, подумал он, спускаясь вслед за ней по лестнице. Эти женщины способны на любую ложь, он не поверит ничему, пока не увидит все собственными глазами.
Но как только Фрэнк увидел Джанет, он поверил Саманте. Джанет лежала на кушетке, одеяла были откинуты, обнажив ее покрытое потом тело. Она была неспокойна, но не просыпалась, она металась, как будто испытывала неимоверную боль, тихо постанывала. Девушка была смертельно бледна, и если бы она не шевелилась, он мог бы поклясться, что это труп. Ее светлые волосы слиплись от пота, глаза были закрыты.
Дебби пыталась влить воду в рот Джанет, но вода лилась по подбородку и шее девушки, находящейся в бессознательном состоянии. Фрэнк с возмущением увидел, что Эллен спит или притворяется спящей, лицо ее было повернуто к стене. Боже, этот кошмар все еще стоит перед его глазами.
- Как вы думаете, что с ней? - Саманта была на грани истерики, она вцепилась в его руку ледяными пальцами. - О, что же нам делать? Нам нужен врач, "скорая", чтобы увезти ее в больницу!
- Ни то, ни другое невозможно, - он тут же пожа лел о своем мимолетном садистском удовлетворении. Девушка была очень больна, и внезапно вся ответственность легла на него. Сейчас он был врачом. - Мы можем только держать ее в тепле, смачивать ей лоб и попытаться влить ей в рот немного воды. - Все это прозвучало так жалко…
- Что же это, Фрэнк?
- Что? - он смел только предполагать, и думал, говорить ей или нет. - Я не врач, но мне кажется, что у нее кровоизлияние в мозг. Другими словами - удар!
21
- На сей раз море не получит ее тело! - Мари говорила страстно, вся дрожа. - Они забрали Маргарет, но им не видать Элизабет!
Они сгрудились в своей комнате, мрачные, с сухими глазами, стоя у неподвижного тела Элизабет. Костлявое тело, кожа, которая когда-то была гладкая и чистая, теперь натянулась как пергамент на выступающих костях; с трудом можно было узнать девушку, которая приплыла с ними на остров в ту штормовую ночь.
Несчастные женщины, изнуренные голодом и пищей из водорослей, были так слабы, что едва могли стоять на ногах. За исключением Идис. Девочка, конечно, похудела, но она в основном потеряла лишь детскую упитанность, что не причинило ей вреда. От этого она стала только взрослее выглядеть, теперь это была юная девушка, а не ребенок.
Она чувствовала свое господство, ощущая физическое превосходство над другими; ее скорбь о сестре была плохо исполненным притворством. Втайне злорадствуя, она презирала их всех.
Зок кашлянул. Он старался сдержать шум в своих легких, но это ему не удалось, последовал сильный спазм, он весь скрючился, из беззубого рта потекла слюна. Мари молча посмотрела на него с неодобрением, и его кашель перешел в хриплое дыхание.
- Что же мы будем делать с Элизабет? - со страхом спросила Мэри. - Ее бы следовало похоронить по-христиански.
- По-христиански! - тон Мари был едкий, она словно бы выплюнула это слово. - Слишком долго мы были рабами этого так называемого христианства. И что хорошего оно дало нам? Ночи напролет мы молились Богу, чтобы он смиловался над нами. И Он пощадил нас, но обрек на смерть заживо на этом острове, который, несомненно, является жилищем Сатаны. Нас учили, что страдание - удел христианина. Мы страдали - какова же наша награда? Медленная, мучительная смерть. Нет, дети мои, не будет нам спасения. Маргарет умерла быстро, ее миновали последние мучения, которые мы испытываем теперь. Но даже она не покоится в мире, ибо темные силы, которым поклонялся ваш отец, забрали ее тело, ее душу, приняли ее. О да, я это точно знаю, и теперь мы должны взглянуть судьбе в лицо. Было бы слишком просто броситься со скалы и покончить со всем, но это стало бы лишь началом другой пытки, которая никогда не кончится!
Мари опустилась на пол, обессилев после своей вспышки, после попытки рассказать правду Мэри и Идис. Она бы сделала это раньше, если бы не Идис; нельзя рассказывать ребенку о Сатане и о темных силах, но теперь она не могла больше откладывать. И Зок, он был всего лишь слугой лэрда, такой же порочный, как сам Альвер; но его хозяин обрек его на эту жизнь в аду вместе с ними.
- Несколько ночей назад я видела сон, - продолжала Мари, когда силы вернулись к ней, она хрипло дышала. - Мне приснилось, будто муж мой тайно вернулся на остров и живет в темной пещере на берегу. Он жив, но в то же время мертв, слуга Люцифера, он поссорился со своим господином и был сослан сюда к нам, смертным. Его мечты о сыне разбились, он захотел вернуть дочерей, которых отвергал при жизни. Но зная, что они теперь отвернутся от него, он ждал их смерти, а затем забрал их тела в свой подземный ад, где сохранил их плоть и кровь и пленил их души. Да, это сон, но сон настолько реальный, что это могло быть правдой. Наш Господин отверг нас, и нас ждет Хозяин тьмы. Поэтому мы не будем издеваться над собой и устраивать христианское погребение. Мы последуем обычаю наших предков. Сожжем ее тело. Если огонь поглотит ее, даже мой муж не сможет заполучить Элизабет. Отдадим ее древним языческим богам!
Мэри задохнулись от ужаса. Она схватила мать за руку и крепко сжала ее. Зок громко застонал в страхе. Только Идис не шевельнулась, глядя на пламя, глаза ее ярко светились, на юных губах играла улыбка.
- Иди и сложи погребальный костер! - решительно приказала Зоку Мари. - Нам надо спешить. Используй сухой камыш, который служил нам постелями, чтобы разжечь мокрые обломки дерева. Пусть дым от костра подымется до небес, пусть его увидят люди на материке и поймут, что мы победили силы тьмы. Огонь разрушает и очищает; давайте же поступим так с Элизабет и с каждым из нас, когда мы умрем!
Зок трудился большую часть дня, складывая огромный погребальный костер - массивное сооружение из кусков дерева. Он складывал его позади дома, из последних сил стараясь выполнить волю своей госпожи. Его мучила мысль о своем вероломстве, о последнем предательстве своего хозяина, он со страхом думал, каково может быть его наказание. Но у него не было выбора.
Сумерки перешли в глубокую темноту, когда он закончил свою работу - костер получился восемь футов высотой, он состоял из слоев мокрых обломков кораблей и веток, принесенных на берег приливом. Но ветер был свеж; он разожжет пламя от сухих камышей, и оно охватит все остальное. Наверху он устроил помост, чтобы положить туда труп, и теперь им предстояло перенести мертвую девушку к месту ее последнего успокоения.
Они еле затащили наверх труп, окоченевший, вызывающий отвращение; даже в смерти тело Элизабет, казалось, сопротивлялось им. Сооружение опасно покачивалось, когда они тащили и толкали тело Элизабет от одного слоя костра к другому; острые шипы и торчащие гвозди впивались в ее плоть. Однажды она громко застонала, когда внезапно лопнул застрявший воздушный пузырь. Зок задохнулся от ужаса, но женщина, почти превратившаясяв скелет, тут же обругала его и стала подгонять с неимоверной настойчивостью. Наконец тело было на помосте, оно неподвижно лежало на ложе из веток, уставившись мертвыми глазами в низко нависшее небо, как будто даже Элизабет ощущала присутствие наблюдающей за ними силы.
- Разожги огонь! - закричала Мари сквозь усиливающийся ветер. - И пусть древние боги примут мою возлюбленную дочь в свои надежные владения!
Пламя затрещало в сухой топке, его желтые и оранжевые языки прыгали и росли, шипя лизали мокрое дерево, но не гасли. Поднялся дым, заклубился и поплыл на восток.
Отблеск пламени костра освещал голых людей, стоящих рядом, золотистым светом, согревал их дрожащие тела, затем заставил отойти назад, потому что жар усилился. Костер сдвинулся, переместился в облаке искр, и тело Элизабет шевельнулось, как будто пыталось спастись. Повернувшись на бок, оно смотрело невидящими глазами сквозь густой дым. Языки пламени дотянулись до него, вцепились своими злобными пальцами, обугливая мертвую плоть.
Зок упал на колени, опустив голову. Мари и Мэри стояли за ним. Идис была в нескольких ярдах от них, ее силуэт виднелся сквозь дым, она думала свои думы.
Столб пламени прорвался сквозь помост, и он наклонился. Труп девушки соскользнул с него ногами вперед и встал в центре этого ада. Тело Элизабет было охвачено пламенем, плоть стала плавиться, капать с костей, от нее пошел острый удушающий запах, запах жареного человеческого мяса. Элизабет стояла как живая, они видели теперь ее лицо, ожившее в пламени; почерневшие губы ее шевелились. Глаза ее были открыты, сияющие и зрячие, они смотрели на присутствующих на сожжении.
Она жива! - завопил Зок. - Мертвая ожила!
Мари и Мэри закричали, но было ясно, что старый лодочник сказал правду. Может быть, это была просто оптическая иллюзия, созданная пляшущим пламенем, но ведь они слышали крики Элизабет, ее вопли от ужаса и боли, когда огонь начал пожирать ее.
- Мама, сестры, что вы сделали со мной? Вы бросили меня в пламя ада!
Лицо ее почернело, растаяло, словно сало свечи, пока не превратилось в бесформенную жидкую массу. Труп все еще стоял, извиваясь, издавая мучительные крики, а ветер выл и все сильнее раздувал пламя костра.
Зок лежал лицом вниз, он стонал. Мари попыталась броситься к костру, но жар пламени оттолкнул ее.
- Дитя мое, дитя мое, прости нас за то, что мы сделали с тобой!
- Она жива! - истерически закричала Мэри. - Она не умерла, она только заснула, а мы сожгли ее заживо!
Только Идис молчала, отступив от жаркого пламени адского в темноту, безмолвная фигура, для которой это был последний час детства. Она смотрела на происходящее с бесстрастным лицом, она не показывала ни горя, ни ужаса. Ее небольшое тело оставалось прямым, потому что она отрицала покорность и презирала остальных. Она одна понимала и ждала.
Наступило утро, снова полил дождь, зашипев на раскаленных угольях; он начал тушить остатки погребального костра. Куча пепла разлетелась по ветру и стала частью природы.
Идис смотрела на остальных, они начали шевелиться; Зок украдкой посматривал сквозь пальцы, Мэри отряхивалась, словно собака, только что переплывшая реку. А ее мать была карикатурой на когда-то гордую леди Альвер - она с трудом поднималась на ноги. Тело ее ослабло, но душа еще была сильна и непокорна. Она отбросила назад голову и широко раскинула руки.
- Слушайте меня, - прокаркала Мари, обратившись к серым небесам, - ибо это остров смерти, и да будут все те, кто ходит по этой земле, прокляты, как прокляты мы. Никто не покинет этого места, и пусть же они страдают от мук, как мы, обреченные на вечные страдания!
Над их головами прогрохотал гром, и темное небо на мгновение разорвал огненный зигзаг молнии. Это был отсвет темных сил, а потом облака вновь поплыли.
И даже Идис бросилась на землю и спрятала лицо, дрожа вместе с остальными.
* * *
Зок опять отправился на охоту - бесполезная затея, потому что он ничего не добудет. Всего лишь предлог, чтобы побыть одному, они это знали, но были рады избавиться от него.
Огонь тлел в камине. Стало невозможно как следует высушивать куски дерева на топливо, чтобы получить согревающее пламя. Мари закашлялась, и когда она повернулась к дочерям, они впервые увидели в ее глазах поражение. Их мать больше не в силах была скрыть свое чувство безысходности.
- Я была не права, - прошептала она. - Я предала Элизабет огню, но он не очистил, не разрушил - ибо это был огонь ада! Он прибрал ее точно так же, как Сатана прибрал Маргарет. Скоро они возьмут всех нас.
- Мы умираем, потому что нам нечего есть! - возразила Идис, и в голосе девушки прозвучала жестокость, заставившая других отпрянуть. - Другой причины нет. Мы не воспользовались пищей, которая поддержала бы в нас жизнь.
- О чем ты говоришь, дитя? - Мари уже догадалась и пожалела, что задала этот вопрос Идис.
- Элизабет была мертва. Ей ее тело было ни к чему, и все же ты настояла на сожжении, уничтожении его огнем, - упрекнула она мать, презрительно скривив губы. - Но что сделано, то сделано, прах ее приняла природа, - она вздохнула.
- Нет, - прошептала Мари. - Мы же не могли…
- Мы могли, и мы были должны, - Идис сжала губы, ее глаза злобно сузились. - Мы должны были съесть человеческое мясо, которое мы поджарили, а не сжигать его зря!
Мари задохнулась от ужаса; Мэри прикрыла рот ладонью. Широко раскрытыми глазами они смотрели на Идис, друг на друга, затем погрузились в скорбное молчание.
Прошло много времени, прежде чем Мари снова заговорила, не в силах встретиться с пытливым, проницательным взглядом своей младшей дочери.
- Ты права, Идис. Мы просто отдали Элизабет им, ибо древние боги - это темные силы. Мы обрекли ее на адов огонь, сожгли ее плоть, которая могла бы дать нам силы жить дальше. Она бы сама хотела, чтобы мы съели ее тело, я в этом уверена, точно так же, как я отдам вам все оставшееся мясо, когда умру. Этого недолго ждать.
Они посмотрели друг на друга голодными глазами, каждая мысленно бросая жребий, каждая молясь, чтобы она пережила остальных. Трусость соперничала с голодом, их желудки напряглись, сведенные судорогой.
- Это необязательно должен быть кто-то и нас, - Идис пошевелила в огне палкой, и слабое пламя стало лизать мокрое дерево.
- Что… что ты хочешь сказать, Идис? - голос Мари был еле слышен. И вновь они не хотели, чтобы их подозрения подтвердились - но одной из них пришлось облечь эту ужасную мысль в слова.
- Зок, конечно же! - ее смех заставил мать и сестру вздрогнуть от отвращения.
- Нет!
- Да! - Идис поднялась, и в этот момент Мари смирилась, что она утратила материнскую власть над своими оставшимися в живых дочерьми. Они обе будут слушаться этого ребенка, девочку, повзрослевшую за ночь.
- Это должен быть Зок, если мы хотим жить. Он старый и костлявый, но его мясо даст нам жизнь и силу.
Они вновь погрузились в молчание и сидели, глядя на дверь, думая, скоро ли возвратится старый лодочник.
22
- Она умрет, да, Фрэнк? - спросила Саманта, желая, чтобы он подтвердил ее наихудшие опасения.
Почти рассвело. Ночь ускользала так же быстро, как и тающая жизнь Джанет. Они все по очереди смачивали лоб больной девушки холодной водой и поддерживали огонь в печи. Все, кроме Эллен. Девочка все еще спала.
- Да, - ответил Фрэнк Ингрэм. Не было смысла отрицать это. Врач с современными лекарствами мог бы спасти ее. Без лекарств, на отдаленном острове - надежды было мало. - Мы можем лишь надеяться. И молиться.
- Я не религиозна! - резко ответила она, и ярость, прозвучавшая в ее тоне, озадачила его. - По крайней мере, скажем так: я не христианка.
- Я тоже не христианин, - он подбросил еще одно полено в печь. - Когда-то был, но не после…
- Не после смерти вашей жены? - она странно улыбнулась.
- Да. Я считал, что это было… так жестоко, так ненужно. Если бы Бог существовал, Он бы, конечно, не стал… - Его голос затих, перед глазами поплыл туман. Он не имел права говорить о своем горе сейчас. Саманта потеряла одну дочь вчера; сегодня она вот-вот лишится второй.
- Бога нет, - в ее глазах застыло странное, пугающее выражение. Почти фанатичное. - Я знаю.
- Если бы нам только удалось сохранить Джанет живой до прихода парома, - он знал, что надежды не было, - тогда она могла бы получить врачебную помощь через пару часов.
- Паром не придет, Фрэнк. Вы знаете это так же хорошо, как и я!
От этих холодных слов по его телу побежали мурашки. Ему вдруг захотелось бежать из этого дома, бежать, не разбирая пути, к Котлу, броситься со скалы в море. Как и поступили в свое время Гринвуды! Потому что эта женщина говорила правду; малообъяснимые, но верные слова. Почему же паром не придет? Море довольно спокойное, даже если они отстали от расписания, они нагонят за два дня.