* * *
Когда она подошла к выходу, из комнаты послышался голос матери:
- Джо-Бет? Ты здесь?
Те же тревожные нотки в голосе: любите меня сейчас, потому что завтра меня может не быть. Завтра… или через час.
- Дорогая, ты еще здесь?
- Ты же знаешь, мама.
- Можно тебя на минутку?
- Я опаздываю.
- Только на минутку. Пожалуйста!
- Иду. Не волнуйся.
Джо-Бет поднялась наверх. Сколько раз в день она совершала это путешествие? Вся ее жизнь состояла из спусков и подъемов по этим ступенькам.
- Что, мама?
Джойс Магуайр лежала в своем обычном положении, на диване под раскрытым окном, высоко на подушках. Она не казалась больной; но большую часть времени она болела. Врачи приходили и уходили, недоуменно пожимая плечами. Слушали сердце, легкие, мозг. Все нормально. Но мама не верила тому, что у нее все нормально. Она когда-то знала девушку, которая сошла с ума, попала в больницу и никогда оттуда не вышла. Поэтому она боялась безумия больше всего на свете.
- Ты не попросишь пастора позвонить мне? - попросила Джойс. - Может, он зайдет вечером.
- Он очень занят, мама.
- Не для меня, - возразила Джойс. Ей было тридцать девять, но выглядела она вдвое старше. Осторожность, с какой она поднимала голову от подушки, словно каждый дюйм был для нее триумфом, дрожащие руки; постоянная тревога в голосе. Она вошла в роль мученицы, и никакая медицина не могла освободить ее от этой роли. Этому соответствовали и бледные тона ее одежды, и ее отросшие, спутанные волосы, когда-то красивые. Она не пользовалась косметикой, что еще больше усиливало впечатление. Джо-Бет была даже рада, что мама не появляется на людях. Это вызвало бы толки. Поэтому она и сидела здесь, в доме, а дочь бегала к ней по лестнице. Вверх-вниз, вверх-вниз.
Когда раздражение Джо-Бет вырывалось наружу, как сейчас, она убеждала себя, что для такого поведения матери есть причины. Жизнь нелегка для женщины, воспитывающей внебрачных детей в таком городе, как Гроув. Это само по себе было болезненно.
- Я скажу пастору Джону. А теперь мне пора.
- Знаю, дорогая, знаю.
Джо-Бет повернулась к двери, но Джойс окликнула ее.
- И не поцелуешь? - сказала она.
- Мама…
- Ты никогда не отказывалась поцеловать меня.
Джо-Бет вернулась к кровати и принужденно чмокнула мать в щеку.
- Будь осторожна, - сказала Джойс.
- Все нормально.
- Не люблю, когда ты работаешь вечером.
- Здесь не Нью-Йорк, мама.
Глаза Джойс метнулись к окну, словно для того, чтобы убедиться в этом.
- Неважно. Сейчас нет безопасных мест.
Знакомые речи. Джо-Бет слышала их с детства. Речи о мире как о юдоли скорби, кишащей неведомым злом. Вот и все утешение, что пастор Джон давал маме. Они оба соглашались, что дьявол обитает в мире и непосредственно в Паломо-Гроув.
- Увидимся утром, - сказала Джо-Бет.
- Я люблю тебя, дорогая.
- Я тоже тебя люблю, мама.
Джо-Бет прикрыла дверь и сошла вниз.
- Она спит?
Внизу стоял Томми-Рэй.
- Нет.
- Черт!
- Тебе нужно пойти к ней.
- Знаю, что нужно. Только неохота получать нагоняй.
- Ты был пьян? Она говорила.
- А ты думала? Если бы мы жили, как люди, и могли выпить дома, стал бы я напиваться где-то еще?
- Так это она виновата, что ты напился?
- Ты тоже будешь капать мне на мозги? Черт! Все только и делают, что учат.
Джо-Бет улыбнулась и положила руку на плечо брату.
- Да нет, Томми. Тебя все любят, и ты это знаешь.
- И ты?
- И я.
Она легко чмокнула его и отошла к зеркалу полюбоваться на себя.
- Просто картинка, - сказал он, становясь рядом.
- И ты, и я.
- Двойная картинка.
- Потому ты меня и любишь, - сказал он. - Интересно, это ты похожа на меня или я на тебя?
- Мы на нас.
- Ну какие рожи так похожи?
Она улыбнулась. Сходство в самом деле было поразительным. Сходство красоты. Она больше всего любила гулять под руку с братом, зная, что лучшего спутника не может желать ни одна девушка, и зная, что он чувствует то же. Даже на пляже, где красоток и красавцев хватало, немало голов поворачивалось им вслед.
Но в последние несколько месяцев они нечасто выходила вместе. Она работала в закусочной, а он шлялся со своими пляжными дружками: Шоном, Энди и прочими.
- Ты не чувствуешь ничего странного в последние дни? - вдруг спросил он.
- Чего, например?
- Ну, не знаю. Вот я чувствую, как будто что-то заканчивается.
- Лето на носу. Все только начинается.
- Да, я знаю… Энди уехал в колледж, ну и черт с ним. Шон связался с этой девчонкой из Лос-Анджелеса, просто не отходит от нее. Я остался один, вот и жду неизвестно чего.
- Не бери в голову.
- Я пытаюсь. Только… - он изучал ее лицо в зеркале. - Ты не чувствуешь ничего… странного?
Она посмотрела на него, не уверенная, что стоит рассказывать о снах, в которых волна относит ее все дальше и дальше, а ее прежняя жизнь машет ей с берега. Но если не Томми, которого она любила больше всех на свете, то кому еще она могла про это рассказать?
- Да. Кое-что чувствую.
- А что?
Она пожала плечами.
- Не знаю. Может быть, я тоже жду.
- Как ты думаешь, чего?
- Понятия не имею.
- Вот и я.
- Может, мы ждем одного и того же?
* * *
Она вспомнила этот разговор по пути к Центру. Последние недели были заполнены ожиданием. Что-то должно было случиться. Это знали ее сны. Это знали ее кости. Она могла лишь надеяться, что это никак не отразится на городе, на маме, на ее работе. Но ждать было уже невмоготу. Она подумала, что, если этим летом ничего не случится, придется искать причину самой.
* * *
Хови заметил, что в городе мало пешеходов. Во время часового пути по Холму он встретил только пятерых, причем всех были дети или собаки, как бы в оправдание. Он же предпринял эту прогулку, чтобы осмотреть город и заодно нагулять аппетит.
"Мужчинам - мясо", - подумал он и отыскал на указателе закусочную Батрика "Котлетный дом". Заведение было небольшим и полупустым. Он сел у окна, раскрыл "Сиддхарту" Гессе и продолжал отчаянную борьбу с немецким текстом. Книга принадлежала матери, которая на самом деле читала ее, хотя он не помнил, чтобы она говорила на языке предков. Он вообще не мог связать по-немецки двух слов и, читая книгу, боролся с внутренним заиканием, пытаясь удержать постоянно ускользающий смысл.
- Что будете пить? - голос официантки.
Он уже хотел сказать "коку", и тут вся его жизнь внезапно переменилась.
Джо-Бет вошла в закусочную, как входила в нее трижды в неделю последние семь месяцев, но сегодня вес было словно впервые: дверь, ступеньки, молодой человек за пятым столиком.
Она встретилась с ним глазами. Рот его был полуоткрыт. На нем были очки в золотой оправе, в руке книга. Она не знала его. Но он смотрел на нее с тем же выражением узнавания, которое, она чувствовала, отразилось и на ее лице.
Это как рождение, думал он, глядя на нее. Как возвращение домой после опасного, захватывающего дух путешествия. Не было в мире ничего прекрасней легкого изгиба ее губ, когда она улыбнулась ему.
И снова, как опытная кокетка. Прекрати, шепнула она себе, не смотри на него! Он подумает, что ты от него без ума! Но он ведь тоже смотрит, разве не так?
"Я буду смотреть, пока она смотрит".
"…пока он смотрит".
- Джо-Бет!
Звали из кухни.
- Вы сказали, коку? - переспросила официантка.
Джо-Бет бросила взгляд в сторону кухни. "Меррей зовет, надо идти", - потом назад, на парня с книгой. Он все еще смотрел на нее.
- Да, - услышала она его голос.
И поняла, что это ей. "Да, иди, - говорил он. - Я буду ждать".
Она кивнула и пошла.
Все заняло не больше пяти секунд, но бросило их обоих в дрожь.
Меррей стоял у мойки с обычным мученическим видом.
- Я опоздала всего на две минуты.
- Зачту за десять. Там в углу трое. За твоим столом.
- Сейчас, только фартук надену.
- Быстрее.
Хови смотрел на дверь кухни, ожидая ее появления. "Сиддхарта" была забыта. Она вышла и, не глядя на него, поспешила к столику в дальнем конце.
Его это не расстроило. Работа есть работа. Если надо, он прождет весь вечер и всю ночь, пока она не закончит работу и не посмотрит на него опять.
* * *
Во тьме под городом те, кто направлял их, продолжали стискивать друг друга в объятиях, как при первом появлении в этом месте, боясь хоть на миг ослабить хватку. Даже когда они поднялись, чтобы дотронуться до купающихся девушек, они сделали это вместе, как сиамские близнецы. Флетчер потом понял, чего в тот момент хотел Джейф. Сперва он решил, что тому просто нужны тераты. Но его планы простирались гораздо дальше. Ему требовались дети, и, осознав это, Флетчер был вынужден присоединиться к нему. Совершенное его не радовало. Еще больше устыдился он, узнав о последствиях. Когда-то, сидя у окна с Раулем, он мечтал стать небом. Вместо этого распря с Джейфом превратила его в совратителя невинных, фактически убийцу. Джейфа смятение Флетчера радовало, но в то же время Флетчер не раз улавливал среди многолетней темноты мучительные раздумья своего врага - кто из их детей первым придет на помощь?
Время ничего не значило для них. Они не спали, не испытывали голода. Похороненные вместе, как влюбленные, они ждали своего часа. Иногда они слышали голоса сверху, но эти голоса не принадлежали их детям, чья связь с ними, их подлинными отцами, была такой отдаленной. Была… до сегодняшнего дня.
Сегодня их потомки встретились, и это неожиданно восстановило связь, словно, увидев друг друга, они почуяли врагов и обратились к родителям за помощью и разъяснением. Флетчер обнаружил свое присутствие в мозгу юноши по имени Ховард, сына Труди Катц. Глазами своего сына он видел дочь врага, как и Джейф видел его сына ее глазами.
Этого момента они ждали. Борьба, в которой они пролетели половину Америки, истощила их обоих. Теперь их детям предстояло сражаться за них, чтобы закончить борьбу, идущую двадцать лет. И на этот раз борьба будет до смерти.
Так они думали. Теперь, впервые в жизни, Флетчер с Джейфом испытали одинаковую боль - как будто их души проткнули одной пикой.
На борьбу это было непохоже. Совсем непохоже.
- Потеряли аппетит? - осведомилась официантка.
- Да, похоже.
- Унести?
- Да.
- Хотите кофе? Десерт?
- Еще коки.
- Одна кока.
Джо-Бет была на кухне, когда вошла Беверли с тарелкой.
- Ну вот, отбивная пропала, - сказала Беверли.
- Как его зовут?
- Я что, стол справок? Не спрашивала.
- Иди спроси.
- Сама спрашивай. Он заказал еще коки.
- Ладно. Поглядишь за моим столом?
- Ага, только зови меня Купидоном.
Джо-Бет занималась работой и не глядела в сторону парня целых полчаса; вполне достаточно. Она налила коки и вышла. К ее ужасу, за столиком было пусто. Она чуть не уронила стакан; вид пустого стула вызвал у нее настоящую тошноту. Потом краем глаза она увидела его, идущего к столику. Увидев ее, он улыбнулся. Она ринулась к столу, не обращая внимания на поднятые руки за другими столиками. Она уже знала, какой вопрос задаст первым: он прямо вертелся у нее на языке. Но он ее опередил.
- Мы знакомы?
И она, конечно же, знала ответ.
- Нет, - сказала она.
- Т-тогда вы… вы… вы, - он заикался, его челюсть мучительно двигалась, будто он жевал резинку. - Вы… вы…
- Да, я тоже так думаю, - прервала она, надеясь что это не обидит его. Не обидело. Напротив, он улыбнулся.
- Как странно, - проговорила она. - Ведь вы не из Гроува?
- Нет. Из Чикаго.
- Далеко.
- Я родился здесь.
- Правда?
- Я Ховард Катц. Хови.
- А я Джо-Бет…
- Во сколько вы кончаете?
- Около двенадцати. Хорошо, что вы пришли сегодня. Я ведь работаю только в понедельник, среду и пятницу. Завтра вы бы меня здесь не застали.
- Мы друг друга нашли, - сказал он, и от бесспорности этого утверждения ей захотелось плакать.
- Мне нужно идти работать, - напомнила она.
- Я подожду.
* * *
В одиннадцать десять они вышли от Батрика вместе. Ночь была теплой. Но это было не приятное, продутое бризом тепло, а настоящая духота.
- Зачем ты приехал в Гроув? - спросила она, когда они подошли к ее машине.
- Чтобы встретить тебя.
Она рассмеялась.
- А почему бы и нет?
- Ну ладно. Тогда зачем ты уезжал?
- Мать переехала в Чикаго, когда мне было всего несколько недель. Она никогда не рассказывала про этот город. Казалось, что для нее это все равно что ад. Вот я и захотел увидеть его сам. Может быть, чтобы лучше понять ее… и себя.
- Она еще в Чикаго?
- Она умерла. Два года назад.
- Как жаль! А отец?
- У меня его нет. Ну… я думаю… это… - он опять начал заикаться, но выправился. - У меня никогда не было отца.
- Еще более странно.
- Почему?
- У меня тоже. Я не знаю, кто мой отец.
- Но это ведь ничего не значит, правда?
- Правда. Особенно сейчас. Знаешь, у меня есть брат. Томми-Рэй. Мы всегда были вместе. Тебе надо с ним познакомиться. Он тебе понравится. Он всем нравится.
- Ты тоже. Тебя, наверно, все… все… любят.
- Почему?
- Ты красивая. Мне придется драться за тебя с половиной парней братства Вентура.
- Вовсе нет.
- Не верю.
- Они только смотрят. Но трогать я им не позволяла.
- Мне тоже? Она остановилась.
- Я тебя совсем не знаю, Хови. Хотя нет, не совсем. Когда я тебя увидела, я вдруг поняла, что откуда-то тебя знаю. К тому же я никогда не была в Чикаго, а ты - в Гроуве с тех пор, как… - внезапно она прервалась, ошарашенная. - Сколько тебе лет?
- В апреле исполнилось восемнадцать. Она не могла говорить.
- А что?
- Мне… мне тоже.
- А?
- Восемнадцать в апреле. Четырнадцатого.
- А мне второго.
- Все это очень странно, тебе не кажется? Мне показалось, что я тебя знаю. Тебе тоже.
- Ты об этом говоришь с таким беспокойством…
- Я правда тебе нравлюсь?
- Да. Никогда не видел… не видел… такого лица… Мне хочется тебя поцеловать.
Внизу, под городом духи извивались от боли. Каждое слово отзывалось в них свистом лезвия. Они не могли ничего предотвратить. Им оставалось лишь сидеть в мозгу своих детей и слушать.
- Поцелуй меня, - прошептала она.
Они задрожали.
Хови дотронулся рукой до ее лица.
Они дрожали, пока не затряслась земля вокруг них.
Она шагнула ближе и подставила ему улыбающиеся губы.
…пока не треснул бетон, заложенный восемнадцать лет назад. "Хватит! - вопили они прямо в уши своих детей. - Хватит!"
- Ты ничего не почувствовала?
Она засмеялась.
- Да. Мне показалось, что сдвинулась земля.
3
Девушки вошли в воду второй раз.
Это случилось утром после той ночи, когда Ховард Катц встретил Джо-Бет Магуайр. Утро было свежим, и ветерок, разогнавший сонный воздух, обещал примесь прохлады к дневному зною.
Бадди Вэнс снова спал один в своей трехспальной кровати. Он всегда говорил, что такая кровать самая лучшая. Супружеская пара - и дьявол. Всегда было приятно осознавать, особенно в такое дивное утро, что на другом конце этой громадной дистанции тебя кто-то дожидается - пусть даже жена. Но теперь его жизнь с Эллен сделалась чересчур запутанной; предстояло что-то решать. И пустая кровать хотя бы побуждала его встать и спуститься с Холма.
Бадди было пятьдесят четыре. Порой он чувствовал себя вдвое старше. Чересчур многие из его современников умерли в таком возрасте - умерли от той же жизни, какой жил он. Табак, бабы, наркотики. Пора было проявить разумную умеренность. Он уже не мог ночь напролет заниматься любовью, как в тридцать. А несколько досадных неудач вынудили его обратиться к доктору и требовать исцеления - за любые деньги.
- Нет такого, - сказал Тэрп. Он пользовал Бадди со времен еженедельного "Шоу Бадди Вэнса", когда его шутки были на устах любого американца. Тэрп ценил своего пациента как одного из самых забавных людей страны.
- Ты же губишь свое тело каждый божий день, Бадди. И еще говоришь, что боишься смерти. Ты хочешь до ста лет шляться в Вегас.
- Ага.
- Так вот, при таких темпах я даю тебе еще десять лет. И то, если повезет. У тебя лишний вес и лишний стресс. Я видел трупы и поздоровее.
- Я исправлюсь, Лу.
- Вот давай, ради Христа, а то отправишься следом за Стенли.
Думаешь, меня это не беспокоит?
- Знаю, Бадди, знаю.
Тэрп встал и подошел к Бадди. Со стены его кабинета глядели фото звезд, которых он лечил. Великие имена. Большинство из них умерли, и многие преждевременно. Цена славы.
- Я рад, что ты решил взяться за ум. Если ты это серьезно…
- А ты как думал? Сколько можно? Я никогда не шутил со смертью. С чем угодно, Лу, но не с этим. Понимаешь?
- Ну, раньше или позже…
- Предпочитаю позже.
- Ладно, тогда я выработаю для тебя план. Диета, гимнастика и труд. Но предупреждаю, Бадди: это будет не очень приятное чтение.
- Я где-то слышал, что от смеха живут дольше.
- Да, на могилах встречаются очень смешные надписи.
- Ага… Так когда начнем?
- Сегодня. Выкинь сигареты с конфетами и начни пользоваться бассейном хоть раз в день.
- Его надо чистить.
- Вот и почистишь.
Это оказалось лучше всего. Эллен позвонила в фирму по обслуживанию бассейнов и вызвала на следующий день рабочих. План Тэрпа прививался хуже, и он набирался решимости, только когда смотрелся по утрам в зеркало, Тогда он думал о своей фигуре - и еще о смерти. Он мог разглядеть свой член, только сильно до боли, втягивая живот.