* * *
- Моя супружница сало иначе солит, - дохрустывая огурцом, заявил уполномоченный. - Берет она…
- Погоди, - чекист прислушался. - Ерунда, - он откинулся на спинку стула.
- Продолжай, Игорь Иванович, - лейтенант вертел в руках маленький, не больше папиросы, металлический цилиндрик.
- А что продолжать? - уполномоченный взял бутылку, разлил остатки по стаканам. - Конец горилки.
- Ты про сало хотел рассказать.
- Правда? - удивился уполномоченный. - А ну его…
Сержант, повернув руку, пытался достать спину.
- Что с тобой, Власьевич? Кусает кто?
- Как яиц переем, волдырь выскакивает. И всегда на одном месте. Чешется, мочи нет.
- Давай, пособлю, - лейтенант перегнулся через стол, поскреб чекисту спину.
- Во, во… - прижмурясь, замурлыкал сержант. - Самое туточки.
- Что за штука? - уполномоченный поднял со стола цилиндрик.
- Пиродетонатор.
- Что?
- Пиродетонатор, без него взрывчатка не взрывается.
- Он может рвануть?
- Только, если поджечь, - лейтенант взял детонатор из рук уполномоченного. - Собственно, это футляр, а сам детонатор внутри. Отличная вещь, надо сказать, не заменимая в нашей работе. Вот ртутные опасные, сами могут… - он спрятал цилиндрик в карман гимнастерки.
- Умен ты, лейтенант, не по годам, - насупился вдруг уполномоченный. - Серьезно советую, не выхваляйся, не отрывайся от масс, - свободной рукой он оперся о стол, приподнялся. - За то, чтобы всегда быть среди массы! - он выпил самогон, как воду, не поморщась.
- Ты, Иван, нашего лейтенанта не замай, - сержант положил руку на плечо офицера. - Нашей власти умные люди нужны. Для них все дороги открыты. За открытые дороги!
- За них, - вторил лейтенант.
- Грызи науку, - пустой стакан поставлен вверх дном на тарелку. - Не жалей зубов. А сточишь - поставим новые. Вот, - чекист достал из планшета крестик. - Червоное золото. Дарю, на зубы.
- Да ну, Власьевич, зачем? - отнекивался лейтенант.
- Бери, бери. Или крале на колечко переделаешь, сережки. Боевому товарищу ничего не жалко, - он оглядел стол. - Быстро управились. Выйдем перед сном, освежимся?
- Пошли, - согласился лейтенант.
- Не отделяйся, Иваныч, - сержант подмигнул притихшему уполномоченному.
* * *
Иван присел у костра, протянул к нему руки. Винтовка лежала рядом, лишняя в эту теплую тихую ночь. Теплую-то теплую, а - познабливает. Картошечки испечь, горячей скушать, с солью да хлебушком - как приятно. Нельзя, лейтенант запретил. Не те дрова, чтобы печь, отравиться можно.
Он подхватил винтовку, вскочил.
- Глазьев! Как дела? - голос лейтенанта сытый, расслабленный.
- Никаких происшествий, товарищ лейтенант! - рвение не уставное, предписанное, а от радости жизни.
- Никаких? Молодец. Но ты - смотри!
- Орел он у тебя, - похвалил и чекист.
- Есть смотреть, товарищ лейтенант, - Ивану в благодарность захотелось сделать что-нибудь хорошее, нужное.
- С чего это вишня цветет? - строго спросил сержант. Иван оглянулся. Действительно, вишня стояла белая-белая, словно не август сейчас, а май.
- Никак, бабочки, - сержант подошел к дереву, провел зажженной спичкой над цветками. - Налетело же их, незванных, - он поднес спичку к белому соцветию. Ивану показалось, что вишня взлетела вверх, но нет, это бабочки маленьким облачком поднялись над ними и исчезли в вышине. Только одна, с обгорелым крылом, билась в траве, кружила на месте, силясь увернуться от сапога чекиста.
- Отойдем, - предложил лейтенант.
За углом, куда не доставал свет костра, они остановились.
- Не зги не видно, - уполномоченный растопырил пальцы. Не скажешь, здесь рука, только угадываешь. Нет, всетаки видно. Глаза прозревали, привыкая к ночи.
Он поднял голову. Где-то во мгле лежит село. Примолкшее, невидимое, затаившееся. А днем… Какие у той женщины были глаза! Уполномоченного передернуло.
- Облегчился, Игорь Иванович? - весело лейтенанту. Молодой, что он понимает, щенок.
Словно звездочка, мигнул фиолетовый огонек и погас. Но тут же затлел второй, рядом.
- Смотрите, в селе… - уполномоченный не договорил. В стороне, на кладбище, мерцала россыпь таких огоньков - упало с небес утиное гнездышко и разбилось.
- Вижу. Могильные огни. Самовозгорание газа, вроде болотного. Жарко ведь, вот и разлагаются…
- Это и нам читал лектор, - поддержал из темноты чекист. - На антирелигиозном вечере.
Точно. Теперь и он вспомнил. Совсем недавно приезжал умник из области, вроде лейтенанта, тоже почему-то военный. Еще и брошюру раздавал, там все объясняется - про мощи нетленные, могильные огни, чудотворные иконы. А горят, как обычное дерево, иконы эти.
Они уже возвращались к крыльцу, когда забилась, заржала лошадь в конюшне - громко, с прихрапом.
- Волков чует. Лес недалеко, расплодились, - насчет волков уполномоченный знал точно, было по ним совещание.
- Волков? - с сомнением повторил чекист.
- Глазнев, сходи, проверь, заперты ли ворота, - приказал лейтенант.
- Как отобрали ружья у населения, волки непуганными стали, - слышал Иван говорок уполномоченного. Балаболка. Что волки, когда винтовка в руках.
Он шагнул за ворота. Были бы волки, он стреляет метко. Ничего не видно, мрак. Он напряг слух. Шорох, слабый, едва слышный. Винтовка успокаивала, да и чего бояться. И все-таки…
Он отступил. Из пыльного, сухого воздуха накатил запах, сначала даже приятный, но секунду спустя - невыносимый. Рвота скрутила, согнула Ивана; кислая комковатая жидкость толчками хлестала из него, а вдогонку тянулась клейкая липкая слюна, спускаясь непрерывно до земли и возвращаясь назад. Рвота перебивала дыхание, пот заливал глаза.
- Падаль… - Иван старался набрать побольше воздуха.
Дрожащие, подгибающиеся ноги с трудом держали. Обессилел вмиг.
- Ой, худо мне, - он оперся на винтовку, переводя дыхание. Скорее назад, пока может.
Скользкая холодная рука легла на лицо, сначала нежно и мягко, но едва запах вновь коснулся ноздрей, хватка стала железной. Иван еще услышал влажный треск, но понять, что это ломалась его шея, не успел.
* * *
Лошадиное ржание перешло в визг, пронзительный, невыносимый - и вдруг стихло.
- Закопался, орелик, - Игорь Иванович стоял на крыльце, поджидая остальных. Послали дуралея на свою голову. И чего тот возится, дело-то немудреное - ворота закрыть.
- Вот и он, - миролюбиво ответил лейтенант.
Из черного проема ворот отделилась тень и направилась к костру, к дому.
- Кто это с ним? - прошептал уполномоченный.
Вторая тень, третья, пятая. Одни выходили из ворот, другие переваливались через ограду и, даже не вставая в полный рост, почти на четвереньках надвигались на стоявших у порога дома.
- Стой, - сержант неспешно вытащил револьвер, - стой, говорю, - и, лейтенанту: - Не отставай.
Стрелял он спокойно, деловито, лейтенанту почудилось, что сержант даже насвистывает вальсок и выпускает пулю на каждый третий счет.
- Догоняй, лейтенант.
Увесистый пистолет стал непослушным, рвался из руки, подпрыгивал и только с последним патроном строптивость покинула оружие.
Попал ли в кого?
- Отходим, - дернул за рукав сержант.
Подтолкнув растерянного уполномоченного, они вбежали в дом. Не выпуская пистолета, лейтенант свободной рукой искал засов.
- Посветите же!
Стукнула дверь в коридоре.
- Сюда, хлопцы, - возница подбежал первым, встрепанный, с горящей свечой. За ним и Федот, с винтовкой. Лейтенант задвинул засов.
- Старшина где? - и, отвечая, звон разбитого стекла со стороны караулки.
- Быстрее в комнату, - торопил чекист.
Лейтенант шел последним, оглядываясь в темноту коридора. Никого.
* * *
Отекшие, не отдохнувшие ноги старшины с трудом влезали в красивые, но узкие голенища-бутылки. Сейчас, сейчас. Левый сапог наполовину натянулся, когда треснуло выдавливаемое стекло, посыпались осколки. Холодом потянуло из окна, пламя лампы затрепетало.
- Старшина! - кричал кто-то в коридоре. Вырванный оконный шпингалет покатился по полу.
Винтовка, прислоненная к стене, накренилась и упала, штыком процарапав дугу на обоях. Скверно.
Старшина нагнулся, поднимая винтовку, а, когда выпрямился, в окно уже ввалился оборванный тощий мужик, вслед за ним лез другой.
И на такую рвать патроны тратить?
Наработанным ударом старшина вогнал штык в живот противника, железо пронзило плоть легко, но - ни вскрика, ни стона, грязные пальцы обхватили цевье.
- Балуешь! - винтовка завязла в теле, мужик никак не выпускал ее, а другой выходил из-за его покатой спины.
Задетая локтем лампа опрокинулась и ярко вспыхнула. Где остальные-то? Старшина оглянулся на дверь. Одному не сдюжить, уходить надо, вон новая харя в окне. Он оттолкнул винтовку, отступая. Босая нога зацепилась за полуспущенный сапог, старшина упал на руки, пыльный половик сбился. Он полез к двери, вырываясь из цепких рук, сначала молча, но когда зубы стали рвать живот, вытягивать внутренности, он закричал, и только тогда вместе с криком пришла и боль.
* * *
Ломтики сала с розоватыми прожилками, синяя луковица, краюха черного хлеба лежали на скатерти никому не нужные, лишние.
С тихим щелчком полная обойма скользнула в рукоять пистолета.
- Лейтенант, пособи, - Федот уперся в тяжелый шкаф, толкая его к двери.
- Сейчас, минуточку, - он откинул крючок.
- Куда! - чекист не спрашивал, запрещал, но лейтенант уже крался по коридору. Из караулки - дымный свет, треск, возня. С пистолетом наготове он подошел к двери, заглянул и замер.
ТИЛИ-БОМ, ТИЛИ-БОМ
Он отскочил. Надо рассказать взрослым, милиционеру. Дядя милиционер смелый и сильный, он не даст в обиду, защитит. Взмахнет только милицейской палочкой - и сразу будет хорошо, как раньше.
ЗАГОРЕЛСЯ КОШКИН ДОМ
Коридор длинный, темный-темный. В таком же он с тети-Аниным Витькой в прятки играют и в футбол. И примусный чад так же щиплет глаза. Старик Кушнаренко из семнадцатой квартиры ругается за футбол, во двор гонит.
КОШКА ВЫСКОЧИЛА
Дверь прочная, гладкая. Дотронуться ладошкой - и все. Он толкнул ее. Заперто, закрыто изнутри. Пистолетик - на пол и кулаками:
- Откройте!
Он стучал и стучал, пока краем глаза не заметил идущих из караулки. Плохие. Надо бегом спрятаться поскорее в чулан.
ГЛАЗА ВЫПУЧИЛА
Он захлопнул дверцу, постоял в темноте. Спички в кармане есть, мама за них ругает, потом придется выбросить. На полке свеча, с ней не страшно, а в двери - замок английский. Наверное, от детей, чтобы варенье не брали. Попы - они жадные.
Язычок щелкнул, замкнул чулан, и тут же дверь передала ему прикосновение рук - с той стороны.
* * *
- Давайте диван, диван придвинем! - Игорь Иванович ходил из угла в угол, не находя сил остановиться.
- Не мельтеши, - чекист размял папиросу. - Горим, не отсидимся.
- Нельзя же ничего… - уполномоченный осекся. Тяжело ударило в дверь, и, помедлив, опять.
- Уходить будем, - сержант пускал дым колечками. - У них оружия нет. Шваль. Идем к конюшне, запрягаем лошадь - и ходу. Стрелять без скупости, от души.
Удары зачастили. Не выдержит дверь, высадят. Уполномоченный отошел в дальний от входа угол.
- Пойдем по двое, сначала ты, Игорь Иванович, с Платонычем, следом мы с Федотом, прикрывая, - папироса, не выкуренная и на треть, расплющена о стол.
- Платоныч, стреляй, не раздумывая.
Возница угрюмо кивнул.
- Игорь Иванович, готов?
- Сейчас, я… - уполномоченный оглянулся в нерешительности. Двери затрещали, торопя. - Я - первый?
- Да.
Окно распахнуто, воздух хмельной, чистый.
- Пошел, - подсаживая уполномоченного, скомандовал сержант. - Ты погоди малость, Платоныч.
Соскок получился легкий, удачный. И, над головой - частые выстрелы. Прикрывают.
- Давай, Иваныч, скорее!
Мелкими шажками, по голубиному подергивая головой, бежал уполномоченный через двор. В висках молотило, воздуха не хватало. Дом полыхал пока лишь с одного края, но ничего не сдерживало пламя.
Из-за кустов наперерез выскочили двое. Успеет проскочить? Игорь Иванович обернулся. А где - остальные? Он сбился с шага, остановился. Вернуться?
От дома приближался кто-то, неузнаваемый в яростном свете пожара.
- Сержант, - позвал уполномоченный. - Сержант! - но, разглядев лицо, бросился в сторону, к воротам, и, когда его схватили, почувствовал странное облегчение - все, не надо ничего делать, никуда бежать, в груди лизнуло горячо и наступил покой. Хорошо.
* * *
Комната, отражаясь в подрагивающем зеркале шкафа, тряслась.
- Возьми, - сержант протянул топор. - Надежнее пули.
Федот согласно кивнул. Три обоймы выпустил, а свалил, не свалил кого - не знает. Дым глаза ест, потому и мажет.
Возница, съежившись, влез на подоконник.
- Быстрее! - и, не раздумывая, сразу за ним. На ходу Федот обогнал Платоныча, зло прикрикнул: - Живее, козел!
У костра сгрудились тени над уполномоченным. Отвлек, дело свое тот сделал. Навстречу - парочка доходяг. Ха! Солдат перешел на шаг, упругий, танцующий, и с ходу ловко ударил колуном по голове, даже в лицо брызнуло. Тот осел у ног. Кому добавки? Возница вбежал в конюшню. Понял, что к чему.
Второй приближался к Федоту крадучись. Боится, и правильно.
Федот подобрался, готовясь прыгнуть, но первый, порубленный, обхватил его ногу, живучий, гад. Еще, сплеча, по голове, топор рубил сочно, с хрустом, и вдруг, вырванный из рук, взлетел, на миг застыл в небе, видимый лишь отблеском огня на мокром лезвии, и упал вниз, в костер, а костер, дом, конюшня сорвались с места и закружились, сливаясь в багровую полосу, а когда остановились, осталось только небо с тающими в нем искрами костра.
* * *
Шкаф с грохотом повалился, и сержант оттолкнулся от подоконника. Сейчас - в поле, возьми его там в такую ночь. Двадцать верст к утру пройдет.
Он двигался осторожно, зорко всматриваясь во тьму. У ограды остановился, прислушался. Кажется, нормально. На руках подтянулся и перемахнул на ту сторону.
* * *
- Уйду, что там, уйду! - возница почти кричал, нахлестывая коня. Луна отыскала-таки окошечко в пелене туч, дорога гладкая, быстрая. Остались позади церковь, пожар, тени, рыскающие по двору, бричка катила легко, свободно, но страх не уходил, напротив, ширился, словно едет он не прочь от смерти, а навстречу.
Версту отмахал, не меньше.
Конь остановился внезапно, как на стену налетел. Посреди дороги - человек. Всего один человек.
Возница потянулся к винтовке.
Человек поднял голову, шагнул.
- Это вы, товарищ сержант? - и, отбросив винтовку, он протянул руку, экономя секунды. - Скорее залезайте.
Страх ушел, осталась обреченность, но только коснувшись руки сержанта, он понял - почему.
* * *
Хлипкие двери ходили ходуном, кто-то тряс их, дергал за ручку. Не уходят. Надолго замочка не хватит.
Лейтенант сидел спиной к двери, глаза от дыма зажмурены, но пальцы проворно исполняют заученную работу. Раз - и конец, он будет послушным, перестанет ходить в плохие места.
Шурупы не выдержали, подались, заскрежетали дверные петли, но он успел! И, навстречу ввалившимся - взрыв, дробящий в ничто плоть и камень.
* * *
Тучи разошлись, не пролив на землю и каплю дождя. Труп лежал на дороге остывший, обескровленный лунным светом. То, что когда-то было сержантом, двигалось прочь, теряясь в ночи. Это - не его ночь. Будут другие, главные, когда придет пора умножения.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Я сидел у телевизора, в полудреме слушал кино. Показывали шпионский фильм, шестую серию, и все предыдущие смотрелись так же, сквозь сон, поэтому выходило довольно любопытно - в герои постоянно попадали знакомые, сам я тоже нет-нет, а и мелькал на заднем плане. Зазвонил телефон. Посетовав, что не перевел его на автоответчик, я очнулся, убедился, что на экране события развиваются иначе, чем мне грезилось, и поднял трубку. Оказалось - дядя Иван. Из вежливости осведомившись, не сплю ли я (так и подмывало ответить - сплю), он попросил об одолжении. Шефской помощи села городу. Звонил дядя Иван редко, а просил о чем либо еще реже. Пришлось согласиться. Собственно, это и не просьба была, а просьбишка, пустяк. У его сына, а моего, стало быть, двоюродного брата Петьки срывалась летняя практика. Петька был студентом хорошим, почти отличником, вел даже какую-то научную работу, что для наших дней диковинка, и обязанностями своими манкировать не любил. А срывалась практика из-за ерунды - университет остался без транспорта. То есть не то, чтобы совсем без оного, но вот именно Петькину группу вывести было не на чем - три месяца высшая школа не получала средств, а какая копейка перепадет, то тут же и пропадет. Петька вспомнил обо мне и пообещал руководителю практики, что транспорт будет.
Убедившись, что отказа не последует, трубку взял сам Петька. Он проинструктировал меня - что, где, когда и куда, и пожелал спокойной ночи.
Я положил трубку, переключил, наконец, телефон на авто, и раскрыл свой блокнот. Поручением меня озадачили на послезавтра, понедельник, и нужно было организоваться так, чтобы и клиенты остались довольны, и дядя Иван с университетом. Последнее время дела шли сносно, и я мог себе позволить доброе и бескорыстное дело - но не в ущерб делам корыстным. Пришлось раскрыть карту - практика у Петьки была в районе, который я знал плохо. Неподалеку от Глушиц, сказал Петька. Получалось плечо в сто километров, плюс это неподалеку. Обернемся.
Шпионские страсти тем временем кончились победой "синих" (я перестал делить мир на своих и чужих: первых очень уж мало, а вторые - часто вчерашние первые), на смену рыцарям плаща и кинжала пришли музыканты. Я поспешил выключить телевизор. Воскресенье обещало быть тяжелым, и мне следовало поберечься.