Я бесшумно прошел по комнате к двери и вышел в сад, заполненный ароматом жасмина. Это был маленький корпус, но разрывался от обилия красочных цветов, которые светились даже в темноте. В центре играл фонтан, а рядом с ним стояла другая женщина. Я бы спутал ее с Амелией на первый взгляд; они были достаточно похожи по цвету волос, росту и телосложению.
Но в целом Наоми была совсем другого рода женщиной. Вампир, да; старая, да. И кровь сестры Основателя через их общего создателя Бишопа… но в то время как Амелия имела силу командовать вампирами, чтобы подчинять их своей воле, Наоми всегда обладала своей властью, не как королева, а скорее как соблазнительница, хотя она мало интересовалась плотью, ну, или по крайней мере моей.
Амелия казалась сделанной из льда, но внутри был огонь, горячий, жестокий и яростный; внутри Наоми, я знал, не было ничего, кроме ледяных амбиций.
И все же… я был здесь.
- Оливер, - сказала она и поместила небольшую, нежную руку мне на грудь, над моим сердцем. - Любезно с твоей стороны встретить меня здесь.
- У меня нет выбора, - сказал я. И это было правдой - она забрала у меня все варианты. Я бушевал из-за этого, внутри; я был в исступлении от разрывающего изнутри гнева, но ничего из этого не отразилось на моем лице или отношении. Не могли, если она не позволит; она имела контроль надо мной до самых костей.
- Верно, - сказала она. - И как поживает моя горячо-любимая сестра?
- Хорошо, - сказал я. - Она может проснуться в любой момент. Лучше бы ей не видеть тебя здесь.
- Вообще-то, моя дорогая кровная сестра считает, что я благополучно умерла или ушла. Или я должна поблагодарить тебя за покушение на мою жизнь, Оливер? Один из вас, должно быть, хотел, чтобы я умерла среди драугов.
- Я организовал твое убийство, - признался я сразу. Опять же, не было выбора; я чувствовал ее влияние внутри меня как непреодолимую руку Бога. - Амелия не участвовала в этом.
- Она бы не смогла; мы соблюдали перемирие в течение тысячи лет. Я должна найти подходящий способ вознаградить тебя за измену этому. Что она подозревает?
- Ничего.
- Ты завоевал ее доверие?
- Да.
- Ты уверен в этом?
- Я здесь, - сказал я и обернулся, посмотрев на наиболее защищенный тайник Амелии. - И ты сейчас здесь. Так что да. Она доверяет мне.
- Я знала, что очаровать тебя - было инвестициями, которые скоро окупятся, - сказала Наоми и дала мне сладкую, очаровательную улыбку, которая превратила бурю внутри меня в гнев и ярость. Я ненавидел ее. Если бы у меня была возможность сражаться, я бы разорвал ее на куски за то, что она сделала со мной и делала через меня Амелии. - Она не обнаружила влияние на ее решения?
- Пока нет.
- Ну, она, вероятно, начнет ставить его под сомнение в ближайшем времени, если уже нет, моя сестра имеет неприятную альтруистическую черту, которая выходит на поверхность время от времени. Как только люди начинают жаловаться на их проблемы, она может подумать и успокоить их снова, - она провела пальцами по моей щеке, затем раздвинула мои губы прохладными пальцами. - Давай посмотрим на твои клыки, мой монстр.
У меня не было выбора. Никакого. Но я пытался, Бог свидетель, я пытался; я боролся с темнотой внутри меня, я боролся, и я на короткое мгновение выиграл, лишь на одно мгновение, в повиновении железной воли Наоми.
И все же мои клыки высвободились, острые и белые, как у змеи. Был единственный крошечный рывок боли, как всегда, будто бы мое тело даже теперь отказывалось верить в бытие проклятого, но я вырос несколько столетий назад и привык к этому.
Боль, ломающая меня изнутри, была гораздо, гораздо хуже.
Она отпустила меня и отступила назад, сузив глаза.
- Твое нежелание мне не нравится, - сказала она. - И я не могу рисковать твоим уходом с моей стороны, даже немного, теперь, не так ли? Не двигайся, Оливер.
Я так и сделал, к моему позору; я оставался очень тихим, глаза были сосредоточены на плавной воде фонтана, которая походила на пролитую на камень слезу. Она поднесла мою руку к губам, укусила и стала пить. Она была настоящей змеей, а яд от ее укуса просачивался в меня; это испортило, разрушило тот крошечный импульс, который мне удалось пробудить. Она облизнула остатки моей крови с губ и улыбнулась.
Побежденный.
А потом она приблизила свои губы к моему уху и сказала:
- Я должна тебе кое-что за ту часть воли, не так ли? Очень хорошо. Я хочу, чтобы ты почувствовал боль. Я хочу, чтобы ты сгорел.
Это началось медленно, ощущение тепла, расходящееся от моих рук, но быстро превратилось в знакомый укус солнечного света, испепеляющий меня… но там, где возраст дал мне защиту от подобной боли, я был беззащитен перед колдовством Наоми. Это ощущалось как у новорожденного вампира, снова, связанного на ярком полуденном свету, кровь кипела и прожигала путь через мою плоть, взрываясь слабым белым пламенем, сдирая мою кожу слоями пепла и обжигая нервы…
Я сжал зубы от боли, а потом тихо заскулил на грани агонии. Позволь мне умереть, просило что-то во мне. Просто позволь мне умереть!
Но это, конечно, не входило в ее планы. Она не причинила мне никакого физического вреда, никакого. Это была только память о пожаре, смысл в этом; моя кровь была прохладной и невредимой, и не было никаких следов на коже.
Я только чувствовал, как если бы был подожженным факелом.
Когда она, наконец, отпустила меня, я упал на руки и колени в мягкую траву, заглатывая внутрь холодный ночной воздух короткими, испуганными вздохами, как если бы я был не больше человека. Я не нуждался в воздухе, но жаждал прохлады; роса в траве ощущалась как бальзам на все мои шипящие нервы, и это было все, что я мог сделать, чтобы помешать себе упасть вниз лицом, обхватив себя руками.
Но я бы не дал ей этого. Нет, пока она этого не потребовала.
Она не сделала этого. Я успокоился и поднялся на ноги, и просил у небес иметь возможность разорвать ее на части, но я знал, что не стоит даже пытаться. И я был вознагражден медленной и спокойной улыбкой. Глаза Наоми продолжали внимательно следить за любой попыткой сопротивления.
- Теперь, - сказала она. - У меня есть работа для тебя. Я хочу, чтобы ты нашел вампира Мирнина и убил его.
Не то чтобы я сам временами не хотел этого сделать, но теперь я ненавидел эту мысль, зная, что это она сподвигла меня на это, а не моя собственная воля.
- Да, миледи, - сказал я. Ответ был автоматическим, но так же мудрым.
- Это мой любимый рыцарь, - сказала она, и ее глаза налились красным. - И неизбежно, тебе придется сделать то же самое с моей сестрой для моей безопасности. Когда мы сделаем это, мы будем править Морганвиллем вместе. Ты можешь заниматься своим видом спорта, где пожелаешь; мне плевать. Это то, чего ты всегда хотел.
- Да, - прошептал я. Нет. Не такой ценой. И не с ней.
Я никогда не ожидал, что в конце концов мы будем уничтожены руками белой девы. Мирнин, быть может, был в состоянии найти способ остановить это. И ее. Вот почему Наоми хотела, чтобы он умер.
И поэтому у меня не было выбора, никакого, но нужно выполнить указание, пока она вообще могла найти мне применение. У всех вампиров в какой-то степени была возможность контролировать людей, инстинкт, который делал нас эффективными охотниками, но в некоторых, подобных Амелии, эта черта была очень сильна, как удар молотом, находившийся в руках против других вампиров. Способность Наоми была шепотом, не криком, но столь же мощным. Я никогда не подозревал, что она обладает такими навыками. Она всегда казалась такой… невинной. С виду. Я должен был знать лучше; в вампирах никогда такого не было, разве что доброта покупала нам что-то.
- Скажи мне, - сказал я. - Скажи, почему ты делаешь это. Почему сейчас?
- Я пришла не за тобой, - указала Наоми и подняла бровь. - Я не мой отец Бишоп; мне нужно было править, пока я не увидела, что Амелия была… не способна. Я была счастлива видеть ее исцеление даже тогда. Нужно было идти за мной, Оливер. Таким образом ты полностью виновен в том, что довел это до крайности.
Подбородок Наоми вдруг поднялся, ее глаза сменили цвет с светло-серого на голубой.
- Кажется, теперь я должна оставить тебя, Оливер. Она проснулась, - сказала она. - Ты знаешь, что делать. И запомни, если будешь бороться со мной, я накажу тебя, и сегодняшнее наказание покажется тебе лаской.
Она исчезла, как дым. Выжив после моей попытки уничтожить ее в хаосе с драугами, она стала сильнее, быстрее, более жестокой чем когда-либо.
Я ждал, пока не почувствовал приход Амелии, и тогда я обернулся с фальшивой, но убедительной улыбкой; это разрывало меня, как бритва, предавая ее так даже после стольких лет нашего соперничества, я, наконец, осознал ее ценность, и теперь… улыбка была уже не моя. Это была приманка, ложь, у меня вызывало отвращение, снова видеть эту улыбку.
Она шла босиком по тропинке, руками поглаживая лепестки цветов; пока она шла, ее тонкое белое платье развивалось как туман в лунном свете. Она была прекрасна и желанна, и внутри я отчаялся, когда ее руки коснулись обнаженной кожи моей груди, потому что я должен был убить ее.
И я ничего не мог сделать, чтобы остановить это. Ничего. Я хотел предупредить ее, сказать, насколько опасно сейчас ей находиться со мной. Как разрушительно.
- Ты заблудился, - сказала она и поцеловала меня очень легко.
- Да, - сказал я и почувствовал, что улыбнулся ей той теплой, очаровывающей улыбкой, которая зачаровала ее доверие. - Но я никогда не уйду далеко.
Пока не убью тебя. Боже, прости меня.
Глава 6
Клэр
Клэр очень хотелось разубедить Еву в том, что услышала Миранда, они с Майклом не могут рассматривать возможность переезда, не могут же? Но утром Ева рано ушла, а Майкл спал допоздна; она была не настолько храброй, чтобы пойти постучать к нему в дверь и потребовать рассказать правду. Майкл был ворчливым по утрам.
Миранда, конечно, сдерживала Клэр, уговаривая ее в последние предрассветные часы; она становилась все более и более болтливой, начиная с момента заселения к ним, что было прорывом в некотором смысле, потому что ребенок был так подавлен и изолирован прежде, но это плохо сказывалось на сне Клэр. Это также сокращало время, которое она могла провести с Шейном; он был склонен держаться подальше, когда Миранда находилась поблизости, и хотя он был не против простого перемещения девушки строго из комнаты, когда чувствовал, что это необходимо, вчера ночью он не вышел.
Итак, Клэр проснулась после недолгого сна, зевающая и немного раздраженная. Не лучшее ее утро из всех, но через несколько минут она почувствовала себя значительно лучше; всё еще потягиваясь и устало пытаясь решить, что надеть, она услышала оглушительный стук в дверь, который сильно отличался от осторожного стука Миранды.
Она схватила свой халат и натянула, после чего ответила. Она не открыла дверь полностью, просто выглянула. Там был Шейн, пытающийся удержать в равновесии две кофейные чашки, стоящие друг на друге. Этим утром он принес ей гигантскую чашку с Снупи, которая была очень милой.
- Пароль? - спросила она его.
- Эм, ты выглядишь сексуально с торчащими волосами?
- Неплохо, - она отошла назад и забрала у Шейна чашку с Снупи, когда тот вошел внутрь; потом поспешно поставила ее вниз, когда он подошел, чтобы свободной рукой обвить ее талию и поцеловать. У нее было утреннее дыхание, но это, похоже, его не волновало, у него был вкус мятной зубной пасты и кофе, но она забыла про все это за секунды, а потом все стало казаться невероятно вкусным. Всё ее тело наливалось теплом.
- Доброе утро, - прошептал он, его губы приблизились к ее. Они были настолько вкусными, что она облизала их, это заставило его улыбнуться и поцеловать ее снова. - Жаль, что ты одета.
- Я не одета. На мне просто халат.
- Хм?
- Эй, - сказала она и распростерла руки на его груди. - Ничего подобного, мистер. У девушки должны быть границы.
- Скажешь это, когда я увижу сам, - сказал он и развязал ее халат. - Ты солгала. Ты в пижаме.
- Ну, да, в ней тоже, - она коротко вздохнула, а когда его руки прошлись под тканью пижамы, воздух полностью покинул легкие. - Ты действительно не должен…
- Делать это? Да, я знаю, - он расстегнул первую верхнюю пуговицу пижамы и оставил на этом месте поцелуй. - Но я думал о том, чтобы делать это всю ночь.
Собственно как и она, и все логические возражения, почему это было плохой идеей, исчезли под теплом его прикосновений… пока она не поняла, что он оставил дверь спальни широко открытой, а в дверном проеме кто-то стоял.
- Твой кофе остывает, - сказала Ева. Она явно была на пути в ванну, в руках целая охапка черной одежды, волосы развязаны и в разноцветном беспорядке обрамляют ее бледное лицо. Она послала им обоим поцелуй.
Клэр вскрикнула и отскочила, повторно застегивая верхние пуговицы и завязывая халат со скоростью света. Шейн едва ли казался обеспокоенным из-за всего этого, но она могла почувствовать горячий румянец, окрашивающий ее щеки.
- Эм, привет, Ева, - сказала она. - Извини.
- Я не извиняюсь, - сказал Шейн и многозначительно взглянул на Еву. Ева ответила Шейну злой усмешкой. - У тебя нет более важных дел?
- Чем испортить твой утренний секси-тайм? Нет, никаких. Чур, я в душ! И вам бы стоило помнить, что дверь не закрыта. Проф совет. - Ева хлопнула дверью между ними.
Шейн взял подвернувшуюся книгу и уже собирался бросать, но Клэр выхватила ее из его рук.
- Не книгу по высшей математике! - она поискала вокруг и нашла ей на замену тексты по истории. Он грустно покачал головой.
- Момент упущен, - сказал он, имея ввиду не только возможность бросить что-нибудь. Он взял свой кофе и выпил, а она попыталась привести в порядок свое сердцебиение, в то время как попробовала кофе. Он был хорошим и крепким, хотя, конечно, нельзя было сравнить его с утренним пробуждением, но это тоже было неплохо. - О чем вы с Мирандой болтали здесь прошлой ночью?
- Кое о чем, - пожала Клэр плечами. - Ты знаешь. Ей одиноко.
- Я знаю это чувство, поверь мне, - он одарил ее взглядом щенка, и она направила в его сторону удар, от которого он увернулся.
- Но она сказала кое-что странное.
- Миранда? Вот тебе раз!
- Она сказала… - должна ли она повторить это? Так или иначе, сказав все вслух Шейну, это станет более… реальным. Но он должен знать. - Она сказала, что Майкл и Ева говорили о переезде.
- Переезде, - повторил он, как если бы не знал такого слова. - Переезде чего?
- Я думаю "из". В другой дом.
- Зачем нам переезжать?
- Не нам, Шейн. Им. Майклу и Еве. Как паре. Переехать.
- Хм, - сказал он, как будто он все еще не понимал, а потом произнес: - Ох, - он выглядел так, будто кто-то пристрелил его собаку, и сел на разобранную кровать, уставившись в свою кружку с кофе. Она была одной из Евиных, черная с фиолетовыми летучими мышами на ней. - Ты имеешь ввиду оставить нас.
Он просто свел всё к острому, причиняющему боль пункту: оставить нас. Потому что так и было на самом деле: не то, что им нужно было пространство, а то, что Майкл и Ева оставят Клэр с Шейном позади, в прошлом.
- Им нужно пространство, так сказала Миранда. Ты знаешь, типа совместное пространство.
- Они не единственные, - сказал Шейн. Он не смотрел вверх. - Черт. Майкл ничего не говорил.
- Так же как и Ева. Так что, может быть, это просто, ну…
- Разговоры? Возможно. Но если они говорят об этом, то это действительно имеет значение, - он втянул в себя воздух и медленно выдохнул. - Я сам об этом думал.
- О переезде Майкла и Евы? - она была единственной, кто не считал это нормальным?
- Нет. О собственном переезде.
Клэр не могла бы быть более ошеломленной, если бы он заявил, что решил превратиться в вампира. Она села слишком резко и просто чудом не выплеснула весь кофе на себя; даже не заметила всплеск, поскольку все ее внимание сосредоточилось на ее парне, а в животе образовался узел, причиняющий боль.
- Что?
- Это просто… - он неопределенно махнул на дверь. - Здесь мы находимся под боком друг у друга. Иногда было бы не плохо просто быть…
- Ты хочешь переехать, - сказала Клэр. - Сам.
- Нет! - Шейн, наконец, испуганно поднял голову. - Я имею ввиду, мы могли бы… найти место…
Время замерло с ними обоими, смотрящими друг на друга, это был разговор, которого Клэр никогда не ожидала, и, конечно, не сидя утром в пижаме с растрепанными волосами. Также Шейн явно не продумал это. Вдруг все это почувствовалось сырым, хрупким и неправильным. И она не знала почему. И-за этого боль в ее животе стала еще сильнее.
- Во всяком случае, - сказал в итоге Шейн тоном "мы собираемся сделать вид, что никогда не говорили об этом". - Просто это дом Майкла. Он должен быть у Майкла и Евы, и ни у кого другого. Я всегда могу… мы можем… - он никак не мог собрать его слова вместе, и она увидела растущий в нем приступ паники, которую чувствовала сама. Мы не готовы к этому, подумала она. Действительно не готовы. Это напомнило ей о том, что сказала ее мать вчера по телефону, так пророчески. Ты уверена, что вы не слишком торопитесь?
Она ненавидела, когда ее мама была права.
- Хорошо, ясно, это сумасшедший разговор в любом случае, - сказал Шейн, нарочито вздыхающим тоном. - Давай не будем говорить об этом. Соревнуйся за свою очередь в душ после Евы.
- Иди ты, - сказала Клэр. Ее губы онемели. Она пила кофе, но просто чтобы что-то делать, а не чтобы попробовать его, казалось, ее мозг переполнен эмоциями. Слишком много вещей происходило слишком быстро, ни одна из них не вовремя. - Я подожду.
- Ладно, - он хотел сказать что-то еще и даже открыл рот, чтобы сделать это, но храбрость подвела его. Он закончил пить, а Клэр уставилась на фиолетовых летучих мышей на его кружке и задалась вопросом, могла ли она как-то перезагрузить утро и вернуться к поцелуям? Поцелуи были такими замечательными.
Но, как указал Шейн, момент упущен и, очевидно, не вернется в ближайшее время.
После нескольких неловких моментов и выпитых чашек кофе, Шейн, наконец, решился:
- Я сделал больше плакатов.
- Хорошо, - сказала Клэр. - Давай их сюда.
Она подумала, что они оба были свободны, чтобы сделать что-нибудь.
Шейн, должно быть, сделал еще около двадцати плакатов, что было излишним для такого города как Морганвилль. Клэр и Ева обе хихикали, глядя на разнообразие рисунков - в основном не лестных - которые выбрал Шейн.
- Нужно отдать это Монике, - сказал он, любуясь своей работой. - Ты не поверишь, но у этой девушки есть собственный альбом на Photobucket (прим. пер.: Photobucket - фото-хостинг в интернете). Даже Кардашьян сказала бы, что это слишком. К счастью для меня, ей нравится выкладывать фото, где она пьяная.
- Разве идея не состоит в том, чтобы ее избрали? - Наконец-то удалось прохрипеть Еве, а затем она разразилась новым неконтролируемым приступом хохота. - Ах, Боже мой, вот этот. Это мой любимый, - она вытянула один плакат и положила его сверху. На нем была Моника с ее фирменным стилем обтягивающе-и-коротко, она позировала стоя, держа руки на бедрах, морща губы в дакфейс. - В этом столько неправильного.