Прибор закрепили на такой высоте, чтобы он был виден отовсюду. Он приковывал к себе взгляд, точно зеркальная ловушка для птиц, особенно когда сверкал. Я живо представил гипнотическое действие, оказываемое им на детей, разбуженных среди ночи его ярким сиянием. От подобных приборов, используемых на электростанциях, он отличался лишь периодически меняющейся подсветкой да непривычными размерами. Стрелка на ваттметре показывала мощность в девятнадцать мегаватт; время от времени она чуть вздрагивала, едва заметно отклоняясь от этой отметки то вправо, то влево.
- Приличная мощность, - пояснил научный советник ЭДФ. - Даже несмотря на легкий спад - из-за успокаивающего для Аликс. И к тому же довольно постоянная. КПД тоже. Как видишь, бодрствует ли сознание большинства или же им снятся кошмары - энергия вырабатывается и ночью.
- Значит, ты используешь эту фантастическую махину, чтобы сосредоточить их мысли на электрической энергии?
- Верно. Это один из способов. Но есть и другие. Наша задача - заставить их концентрировать свою энергию на электричестве. И об этом приходится напоминать ежечасно: некоторые порой забываются. Например, Аликс. Во время обеда она растрачивает свои феноменальные способности попусту: стучит в стены, нагревает их. Это приводит к потерям энергии, а значит, снижается и КПД. Ты заметил еще один прибор?
Он заставил меня повернуться. Чуть поодаль, прямо на против ваттметра, я увидел другой циферблат, размерами поменьше, он тоже вспыхивал одновременно с ваттметром. И тоже показывал мощность в мегаваттах.
- Этот указывает в мегаваттах мощность, преобразованную - по моей формуле - из психической энергии все наших подопечных. Сверяя их показания, я слежу за изменениями КПД. Сейчас они просто превосходные. Единственно, стрелка на одном из них отклонилась самую малость, даже незаметно. Так что потерь у нас почти не бывает.
Решив, наверное, что самое главное я уже увидел, Трувер дал понять, что экскурсия закончена и пора покинуть площадку. Но я попросил его ненадолго задержаться.
Мало-помалу оба ваттметра погасли, а в зарешеченных коридорах корпусов забрезжил свет. Этого-то я и ждал. За решетками вновь замаячили тени, и опять руки детей судорожно зашевелились в пустоте - некоторые были явно перевозбуждены и никак не могли заснуть. Я поднял глаза, туда, где стояла Аликс, и ждал, когда освещение станет наиболее ярким, чтобы лучше рассмотреть девочку. Она была единственной из тысячи, кого называли по имени. Быть может, именно поэтому она привлекала мое внимание.
На сей раз ее было видно гораздо лучше: девочка стояла все так же неподвижно, как бы слившись с решеткой. Я увидел бледное лицо, широко раскрытые глаза, напряженно, точно от нестерпимой боли, и вместе с тем решительно сжатые губы. Аликс не шевелила руками, как другие. Она сжимала в кулачках железные прутья, словно силясь их раздвинуть.
А бесконечный световой цикл шел своим чередом. Вскоре в корпусах опять стало темно. И снова тень Аликс растворилась в ночи, тогда как гигантский ваттметр засиял, подобно чудовищному глазу циклопа.
- Я вижу, тебя больше всего интересует Аликс, - заметил Трувер, проследивший за моим взглядом. - Ты прав. Она не похожа на остальных полтергейстеров. Она совсем другая. Поэтому я не жалею сил и даже прощаю ей маленькие шалости. Но, клянусь, скоро она станет у меня шелковой. Я укрощу ее норов. Укрощу! - повторил он, привычно потирая руки, отчего у меня защемило сердце.
Мы покинули площадку, и я последовал за профессором в помещение персонала, где нас уже ожидала Марта. Трувер выдал мне пижаму. Меня проводили в отдельную комнату, оставив наедине со своими мыслями.
Я с облегчением обнаружил, что стены в комнате звуконепроницаемые. Улегся в постель, но сон никак не шел ко мне. В конце концов я все же уснул, медленно погружаясь в мир ужасов и кошмаров.
Временами мне виделось, как вспыхивали глаза маленькой Аликс и дико округлялись до размеров огромного ваттметра, превращаясь затем в два гигантских циферблата. Потом, затаившись в углу, я следил за тремя руководителями ЭДФ, собравшимися на тайное заседание. Они сидели молча, и все трое потирали руки, как это любил делать Трувер.
А чуть позже меня стало засасывать в бездну математических расчетов некой пси-мощности с коэффициентом соответствия, который я вывожу греческими буквами. И тут я вступаю в горячий спор с профессором Трувером, доказывая, что причина больших потерь энергии в этих стонах, вздохах, вскриках и судорожных движениях рук. А профессор отвечает, что все это, мол, пустяки и приводит лишь к незначительному снижению КПД.
II
Утром мы завтракали с профессором вдвоем. Я еще раз убедился: все, что мне довелось увидеть вчера, происходило не во сне, а наяву. Психическая станция действительно существовала. Профессор попросил меня остаться на несколько дней. И я согласился.
Устранив мнимую неполадку в двигателе, я вернулся в деревню. Расплатившись по счету, отнес вещи в машину. Хозяину мое поведение показалось странным, и его мнение на мой счет резко изменилось к худшему. Я живо представил, как крестьяне, собравшись вечером в кабачке, примутся перемывать мне кости.
Подъехав к неприветливой ограде, я увидел у решетчатых ворот маленький красный автобус. Из него вышли мальчики, человек десять. Они построились в затылок друг другу, как школьники, и Трувер с доктором Мартой принялись их внимательно осматривать.
- Новая партия, - сказал мне профессор. - Теперь у нас полный комплект.
Я тоже изучающе оглядел ребятишек. Все они показались мне довольно маленькими. Самому старшему, на мой взгляд, было не больше четырнадцати лет.
- Значит, теперь ты забираешь их прямо из колыбели, - проговорил я почти шепотом - Смотри, вон тому, похоже, еще нет и двенадцати.
- Да, мы отбираем самых юных - конечно, при условии, если они уже достаточно развиты и имеют ярко выраженные способности к полтергейсту. Мы сможем их держать довольно долго.
Двое или трое ребятишек немного нервничали: они были еще слишком малы, а их оторвали от родителей и забросили в совершенно неведомый мир. Все они выглядели вполне нормальными, и я тщетно пытался разглядеть в них признаки невероятных способностей.
- Прекрасная партия, - подтвердил Трувер - Но один просто чудо, под стать Аликс. Я давно за ним наблюдаю. У меня на него целое досье.
- Досье?! - Я никак не мог привыкнуть к словечкам профессора.
- Ну, пожалуйста, биография, с полным перечислением его фокусов, а они впечатляют, - вдруг таинственно заговорил профессор. - Я обратил на него внимание, когда он был еще совсем дитя. В нем вся моя надежда. Но об этом пока рано говорить. Главное - то, что у нас теперь есть два чуда: он и Аликс. Когда он войдет в норму, я дам такую мощность!
- Покажи его, - тихонько попросил я.
Это был мальчуган лет тринадцати. Мне показалось, что в отличие от остальных он держится довольно смело.
- Ну, Марк, - обратился к нему Трувер, - ты доволен, что попал к нам? Мы постараемся, чтобы тебе не было скучно. Так что ничего не бойся.
- А я и не боюсь, - гордо возразил Марк. - Я хочу повидать Аликс. Мне сказали - она тоже тут.
- Повидаешь, когда немного пообвыкнешь, но только издали. Это все, что я пока могу тебе обещать. Согласно общим правилам мальчики у нас живут отдельно от девочек.
- Каким правилам?
Профессор нахмурился и уже более строго сказал:
- То есть законам. Ты пока еще мал, чтобы в это вникать.
- А почему вы все время говорите "пока"? Что это означает? Когда мне можно увидеться с ней и поговорить?
- А вот этого я тебе сказать не могу, - уклончиво ответил профессор. - Поживем - увидим. Если, разумеется, ты будешь беспрекословно следовать нашему распорядку.
Когда Трувер отвернулся, Марк пробубнил что-то вроде "я не люблю, когда мне тыкают". Он было собрался еще о чем-то спросить профессора, но Марта с помощником повели ребят за ограду и направились к зданию, стоявшему чуть поодаль. По поведению Марка я, к своему удовлетворению, понял, что этот мальчик еще покажет здешнему хозяину.
- Выходит, он знаком с Аликс? - удивился я.
- Знаком. Аликс - сирота, ее взяли к себе муж с женой из той же деревни, где жил Марк. Правда, она пробыла у них недолго - через несколько месяцев у нее начали проявляться способности к полтергейсту, и мы забрали девочку сюда, договорившись с приемными родителями. Какое-то время Аликс и Марк вместе играли. И, наверно, успели подружиться. Но Марк - это совсем другое. Способности к полтергейсту проявились у него лишь недавно. Они оба очень одаренные.
- Он отправится в корпус М прямо сегодня?
- Марк, как и остальные новички, сначала пройдет тщательное обследование у доктора Марты. Потом их отведут в изолятор.
- Изолятор?
Профессор, похоже, на мгновение смутился:
- Нужна предварительная обработка. На это обычно уходит два-три дня. А уж после мы включим их в цепь. Ближе к вечеру, если пожелаешь, мы сходим и осмотрим корпуса Д и М, ведь ты видел их только снаружи.
Я с готовностью согласился. Я был не прочь побыть один - привести в порядок разрозненные мысли и впечатления прошедшей ночи - до сих пор у меня на это просто не было времени. Я вернулся в отведенную мне комнату и принялся раскладывать свои нехитрые пожитки. Потом сел за стол и кратко записал все, что мне довелось увидеть и услышать. Я попробовал обобщить свои впечатления, но они казались мне настолько невероятными, что я решил излагать одни только факты, сухие и объективные.
- Если хочешь, можем начать с корпуса для девочек, - предложил Трувер.
Мы опять завтракали вдвоем. Марта была занята пополнением и попросила принести ей какой-нибудь сандвич в лабораторию. После обеда мы вышли с профессором во двор, виденный прошлой ночью с высоты смотровой площадки. Нам пришлось миновать несколько решетчатых дверей, и каждую из них профессор тщательно запирал за собой на ключ.
- А твои подопечные и вправду живут как в тюрьме, - укоризненно обронил я.
- Мы даем им погулять несколько часов в неделю в парке, - уклончиво ответил он. - Делаем все возможное. Разбиваем по группам - ведь они не должны общаться друг с другом.
- Только в парке?
- Разнообразие им только во вред. Сначала я отпускал их под присмотром в деревню. Но пошли сбои. Пришлось запретить.
- Тем не менее Марта нарушает твое правило о разделении полов. Она же часто общается с мальчиками?
- Марта? Доктор Марта! Неужели ты действительно думаешь, что доктор Марта может травмировать психику детей?
Возразить мне было нечем. Меж тем мы подошли к корпусу Д и остановились перед дверью. Массивная, обитая железом, она больше напоминала дверь в подвал с несгораемыми сейфами в каком-нибудь банке.
- Ты что, ждешь нападения Кинг-Конга или шайки вооруженных до зубов гангстеров?
- Предосторожность - штука, далеко не лишняя, - загадочно ответил профессор.
- Но это же смешно! Да будь эта дверь раз в десять тоньше, твоим девчонкам нипочем не сдвинуть ее с места, даже если они навалятся на нее все разом!
- Конечно, физически это им не удастся. А как насчет психических усилий? Не забывай, каждая из них полтергейстер и при желании может разрушить что угодно - например, расплавить металлический брусок в несколько сантиметров толщиной.
Пришлось оставить этот разговор. Прежде чем войти внутрь, профессор с математической точностью описал мне корпус.
- Здесь двенадцать этажей. В каждом по сорок две палаты, всего - пятьсот четыре. Каждая палата выходит в коридор с видом на двор и противоположный корпус. Такое расположение самое рациональное. Палаты не очень большие, чуть меньше трех метров в ширину, - но, как видишь, здесь довольно просторно. Расширяться мы пока не думаем - не хватает обслуги, смотрителей, есть и другие причины. Да и в слишком большом здании пришлось бы полностью менять внутреннее расположение - я просчитал.
- Итак, мы находимся в правом предсердии сердца, отделенном от левого двором; в левом живут мальчики - видишь, они ходят за решеткой.
- За двойной решеткой.
- Совершенно верно. Но заметь - девочки могут общаться между собой свободно, и не только на своем этаже.
Мы прошли коридором и по лестнице поднялись на второй этаж. Обстановка на всех этажах одинакова: перед каждой палатой - узкая веранда с креслами, доходящая до середины коридора. Профессор гордился таким расположением и считал его на редкость удобным.
- Как видишь, днем они могут дышать свежим воздухом сколько угодно, а если захотят, то и ночью.
Свежим воздухом? Да, двор действительно был открытым, но, стиснутый двенадцатиэтажными громадинами, он казался совсем крохотным, так что воздух, особенно для обитателей нижних этажей, никак нельзя было назвать свежим. Хотя искусственное освещение поддерживалось круглосуточно, днем оно было не столь жутким, как ночью, тем более что на верхних этажах оно как бы растворялось в свете дня. Трувер, заметив тоску на моем лице, попытался оправдать такое расположение:
- Лучшие палаты, конечно, находятся наверху. Поэтому мы установили смены. И каждую неделю девочки с нижних этажей переселяются на верхние, а жившие наверху перемещаются вниз. Права у всех одинаковы. И так всегда. - И, немного помолчав, он прибавил: - За исключением особо серьезных случаев.
- Что значит - серьезных?
- Да все тех же сбоев. Они результат неблагоприятного воздействия извне.
- И тогда, - воскликнул я, - их, наверно, неделями держат на первом этаже, где темно, как в погребе! А может, тут и карцер есть - для самых непокорных?
- Напрасно кипятишься, - усмехнулся профессор. - Провинившиеся остаются на несколько недель на первом этаже, и только. Но чтоб карцер или там "каменный мешок"! Тут уж, брат, ты хватил через край. А самых упрямых мы просто переводим в отдельное помещение, где первое время содержатся новички.
- В изолятор?
- А у тебя неплохая память.
- Ты мне покажешь его?
Профессор смутился и даже как будто расстроился.
- Во всяком случае, не сегодня. Тебе еще много чего предстоит увидеть. Сначала попривыкни, а там поглядим.
- Но, может, девочкам не нравятся эти еженедельные переезды с этажа на этаж?
- Желания пациентов в расчет не принимаются, - резко возразил профессор. - Во всяком случае, серьезных неудобств им это не причиняет. Обстановка и палаты на всех этажах почти одинаковы.
Мы бегло осмотрели две-три палаты, их обитательницы сидели в креслах на веранде и, по выражению профессора, дышали свежим воздухом. Ни у одной из девочек я не обнаружил ни малейшего признака беспокойства. Не видно было и рук, протиснутых сквозь решетку.
- Обычная картина в первые часы после полудня, - вздохнул Трувер - Тут уже ничего не поделаешь. Мощность, конечно, падает. Правда, ненамного. Потом мы восполняем потери.
Это зрелище, похоже, причиняло профессору даже физическую боль, как начальнику электростанции, когда стрелка ваттметра деление за делением ползет вниз. Его беспокойный взгляд был прикован к огромному циферблату, показывающему, что по сравнению с ночью мощность чуть ослабла. Следом послышался стук в стену, через равные промежутки времени, что еще больше усугубило страдания Трувера.
- Потери, опять потери… полезная мощность…
Я проследил за его взглядом, то и дело перескакивавшим с одного ваттметра на другой.
- Предстоит еще поработать, - вздохнул профессор. - Многое придется доделать. Сначала главной трудностью было определить, кто из пациентов повинен в сбоях, один или несколько. Пришлось даже придумать специальную детекторную систему на основе электронных схем!
Между тем стук мало-помалу прекратился. Стрелка индикатора полезной энергии медленно стала на прежнее место. Лицо моего Цицерона тут же просветлело, и мы двинулись дальше.
III
Девочка, сидевшая в кресле на веранде, завидев нас, спешно вскочила.
- Лиза, ты позволишь заглянуть к тебе в палату? Профессор произнес это с нарочитой вежливостью, однако по испуганному, затравленному взгляду Лизы я почувствовал, что искренности в его словах не было ни на грош. Даже при желании девочка просто не могла воспротивиться требованию директора.
- Конечно, господин директор.
Она отвела взгляд в сторону, словно боясь встретиться с глазами профессора, и посмотрела на меня. В глазах Лизы мелькнуло удивление и тревога. Потом они сверкнули, точно молния, - девочка, несмотря на любопытство, сильно смутилась, отчего и у меня на лице выступила краска. Заметив ее смущение, Трувер резким движением втолкнул меня в палату и закрыл дверь.
- Контакты с посторонними, особенно с мужчинами, им только во вред. Осмотри-ка лучше палату: наши пациентки не такие уж несчастные.
Палата являла собой нечто среднее между скромным гостиничным номером и монашеской кельей. Из мебели более или менее удобной была только широкая двуспальная кровать, занимавшая почти полкомнаты, едва оставляя место для ночного столика, стула и простого шкафа.
Нехитрая мебель, выкрашенная в серые тона, такого же цвета стены. На стенах - ничего, что скрашивало бы убогость обстановки, за исключением разве двух-трех гравюр, выполненных в игриво-непристойной манере, да распятие в изголовье кровати, резко выделяющееся на общем уныло-неприглядном фоне.
- Я понял, зачем здесь похабщина, - сказал я. - Это один из твоих пресловутых методов. Но при чем тут распятие?
- А при том, что на некоторых пациенток, в частности, на Лизу, распятие действует весьма благотворно. Но не на всех. Поэтому оно есть не в каждой палате. При переселении на другой этаж пациентки забирают его с собой.
В каждом углу палаты были закреплены светящиеся ваттметры, наподобие тех, что висели во дворе, только размером не больше будильника и расположенные таким образом, что в поле зрения всегда попадал хотя бы один из них, где бы ни находилась пациентка. Они показывали мощность, вырабатываемую каждой пациенткой в отдельности, объяснил Трувер.
- Кроме того, это одна из составных частей моей системы, чтобы они всегда сосредоточивались только на электричестве.
Об этом я тоже догадался. Освещение в палате было очень слабым - казалось, свет исходит только от мерцающих в углах приборов. В дальнем конце палаты - единственное узкое окошечко, выходившее, должно быть, в сад; оно было расположено слишком высоко - чтобы выглянуть наружу, девочке, наверно, приходилось приставлять стул и вставать на цыпочки. Окно, естественно, было забрано решеткой.
Трувер обратил мое внимание на занятный ночник в изголовье кровати. Включив его, я не удивился, что из него струится тускло-сиреневое, почти сумрачное мерцание - лампочка была покрыта тонким слоем синей краски. А в одной из стен зияло отверстие наподобие глазка, откуда, точно из крохотного прожектора, исходил тонкий, достаточно яркий луч света, выхватывающий из полумрака самую непристойную из гравюр, на ней была изображена сцена совокупления нимф и фавнов. Я подошел к кровати и, прислонив голову к подушке, обнаружил, что отсюда взгляд девочки должны приковывать прежде всего две вещи - непристойная картинка и расположенный рядом ваттметр, элемент пресловутой системы профессора Трувера.
- А ваша система и впрямь отработана на славу.