* * *
- Его зовут Валтасар Армани. Он был резчиком по камню в городе Пистойя, это в Италии. Потом у него заболела жена. Насколько я понял, она стала жертвой эпидемии Чёрной Смерти. Жену забрали в карантин, его тоже. Там жена умерла, а он выжил. После того, как болезнь в городе сошла на нет, он стал Стрелком. - Людвиг беспомощно развёл руками. - Я понимаю, что всё это звучит, мягко говоря, несерьёзно. Я бы даже не обиделся, если бы вы решили, что я всё это выдумал.
"Девятка" стояла на крохотном пустыре под железнодорожной насыпью, чуть в стороне от Дмитровского шоссе. Вездесущий дух коммерции, превращавший любой свободный пятачок земли в платную автостоянку или убогий рынок, до этого пустырька пока не добрался. Здесь расположились на дармовой постой несколько легковушек и примерно столько же единиц тяжёлой уборочной техники. Метрах в ста, правда, притулился у обочины шоссе сколоченный наспех пластиковый короб шиномонтажников, но сегодня он пустовал - работников ни внутри, ни по соседству, не наблюдалось.
Управдом отчётливо осознавал: "девятку" надо бросать и искать другой способ перемещаться по городу. Но, пока длилась эмоциональная беседа юного латиниста с "арийцем" в смирительной рубашке, мешать диалогу считал себя не вправе. А Людвиг не спешил. Он, похоже, вошёл во вкус. Его речь лилась плавно. Постепенно он перестал переспрашивать "арийца" о чём-то каждую минуту. Тот тоже заговорил бегло, а не надрывно и с попугайскими повторами, как это было в подвале, во время первой встречи с Павлом. Слушая незнакомый язык, управдом долго рулил, куда глаза глядят: давал время латинисту договориться с "арийцем". Потом понял: направление движения избрать всё-таки надо, - и решил удаляться от центра города по Дмитровскому шоссе. Он держал в голове, что, на севере Москвы, есть сравнительно малолюдные парки и лесные зоны, рядом с которыми имеется шанс затаиться ненадолго.
Пустырёк под насыпью железной дороги сразу привлёк внимание Павла. Не парк Лихоборка и не Ботанический сад РАН, но, пожалуй, чем-то даже лучше - отсутствием рядом с ним тротуара, по меньшей мере, а значит, и пешеходов, которые, в среднем, куда любопытней водителей. Увидев неокультуренную стоянку, Павел не мешкал. Однако, когда он заглушил двигатель и обернулся к пассажирам, беседа тех между собою вовсю продолжалась. Он вылез из авто размять ноги. Поразмыслил - и, без свидетелей, набрал номер Еленки. Та долго не отвечала, потом трубку всё-таки сняла. Рассказала, что Танька спит - наверное, всё-таки спит, а не мечется в бреду. Окончательной уверенности на этот счёт у бывшей супруги не было. В голосе Еленки слышалась покорность судьбе, что сильно встревожило Павла. Но куда больше он забеспокоился, когда Еленка сообщила, что у неё самой распухло и болит горло, а перед глазами всё время мельтешат какие-то тени. "От того что спала мало", - неубедительно подытожила Еленка. Павел поспешил с ней согласиться, чтобы понапрасну не волновать, но допустил - уже не с тем всеобъемлющим ужасом, как прежде, - что бывшая жена вполне могла и сама подхватить Босфорский грипп от Татьянки. В сущности, о механизмах распространения болезни до сих пор ничего не было известно, а может, о них попросту не рассказывали. Почему он, Павел, до сих пор здоров, - загадка. Отрадно было бы знать, что у него - иммунитет, но уверенности в этом - ни на грош.
Управдом попрощался с бывшей супругой. Соврал, что скоро будет дома. Честно рассказал, что не нашёл Струве, и поспешил в салон своей машины. И вот, угнездившись на водительском кресле, он, наконец, услышал ту околесицу, что выдал за чистую монету Людвиг.
- Что за глупость? - управдом настолько устал за день, что возмутился едва ли не шёпотом. - Чёрная смерть - это чума? Откуда в Италии - чума? Я что - катаю на заднем сидении придурка? Он вправду псих?
- Возможно, - Людвиг пожал плечами. - Хотя, если это так, налицо уникальное стечение обстоятельств: сошёл с ума выдающийся знаток Латыни, и не менее выдающийся знаток европейского Средневековья. Он полностью позабыл себя настоящего, зато заменил подлинные свои воспоминания - выдуманными, очень детальными.
- Помедленней, пожалуйста, - попросил Павел, - Ты о чём?
- Вы спрашивали про Италию… - Людвиг на мгновение умолк, будто обдумывая что-то, - Так вот: речь не о современной Италии. Ваш гость рассказывает о событиях шестисотлетней давности. Тогда в Италии и вправду была в самом разгаре чума. Она опустошила всю Европу. Некоторые небольшие города вымирали полностью.
- Постой, - взмолился управдом. - Этот… мой гость, как ты его назвал… Он что - считает, что переместился сюда из прошлого? На машине времени или с помощью какого-нибудь волшебного пенделя сквозь века?
- Не совсем так… - латинист наморщил лоб. - Я так мыслю - здесь что-то вроде переноса личности, если хотите. Но это - домыслы. Мои домыслы. Я не понял доброй половины. Видите ли… Считается, что у Латыни, как у самостоятельного языка, очень небольшой словарный запас. Но этот человек - он использует гораздо больше слов, чем я знаю - а знаю я немало. Возможно, мой перевод - очень неточен.
- Ладно, - Павел устало вздохнул, - другого у нас всё равно нет. Давай попробуем по-твоему. То есть он - кто-то вроде космического паразита из фантастической белиберды? - Управдом невесело усмехнулся. - Меняет тела, как перчатки?
- Нет-нет, - отмахнулся Людвиг. - Вряд ли он вообще понимает, что находится в чужом теле и - уж тем более - ведать не ведает, как туда попал. Но точно понимает: он - не дома. Он - кто-то вроде солдата. Десантника. Его забросили на чужую территорию, сказали: "делай своё дело", - и он живёт, где сказано, делает, что сказано, - а о том, где он и кто он, - не задумывается.
- Да кто его забрасывает? Кто отдаёт приказы? - недоверчиво уточнил Павел.
- Не знаю, - развёл руками Людвиг. - Он и сам не знает.
- Ну хорошо, хорошо, - Павел начинал злиться, - А почему именно он? Почему средневекового резчика по камню перебрасывают из века в век какие-то неведомые силы?
- Потому что у него здесь есть работа, - я же сказал вам.
- Какая работа? - Павел успел позабыть, с чего Людвиг начал свой рассказ.
- Убить чуму. - Латинист, увидев вытаращенные глаза Павла, возмущённо фыркнул. - Что вы от меня хотите? Я всего лишь повторяю чужие слова.
- То есть - застрелить её? - Павел кивнул в сторону мушкета. - Застрелить вирус, или микроб?
- По словам Валтасара, чума - человек. - Буркнул Людвиг. - Верней, выглядит, как человек. Ходит по городу, ест и пьёт, разговаривает на человеческом языке. Точней, она всё это умеет: болтать языком, имитировать голод и жажду. Она - играет.
- Значит, этот тип хочет из этой штуки убить человека. - Павел хлопнул ладонью по стволу мушкета, чем встревожил "арийца". Тот, во всё время разговора Павла с Людвигом, молчал, а тут вдруг высказал что-то резкое.
- Он хочет убить чуму, - упрямо повторил Людвиг. Павлу показалось, юный латинист занял сторону "арийца" и теперь воистину домысливает за того правильные ответы. - Из этого оружия не получится застрелить человека. Только чуму и чумных приспешников. Ещё, может, крыс или голубей, которые переносят болезнь.
- Крыс! - вырвалось у Павла. - Чёртовых крыс!
- Вы что-то знаете об этом? - Людвиг с подозрением уставился на собеседника.
- Нет, - Павел покачал головой. - Продолжай.
- Продолжать что? - Уточнил латинист.
- Как убить чуму? Он это знает?
- Вот это самое невероятное. Похоже на ролевую игру. - В глазах Людвига блеснули искорки веселья. - Чуму надо выследить - это раз. Для чумы нужна приманка - это два. Для чумы нужна серебряная пуля - это три.
- Серебряная пуля? - переспросил Павел недоверчиво.
- Ну - почти, - кивнул латинист. - Нужно приготовить особый сплав, из которого будет отлита пуля. Особый порох. Тогда, быть может, всё получится.
- Валтасар сумеет всё это сделать? - усомнился Павел, впервые назвав странного пассажира по имени.
- Ни в коем случае, - Людвига разговор, похоже, начал слегка забавлять. - Для всего этого есть другие люди. Алхимик создаст порох и пулю. Инквизитор допросит приспешников чумы и выяснит, где искать болезнь. Дева станет приманкой.
- Все они тоже - телепортировались из прошлого? - ошарашенный Павел попытался пошутить, но вышло не очень.
- Понятия не имею, - Людвиг пожал плечами. - Но они, в отличие от Валтасара, не обучены вести войну. Они оказались в незнакомом времени и незнакомом месте. Думаю, они сейчас очень напуганы или растеряны.
- Это его слова? - Павел указал на "арийца".
- Мои, - с лёгким вызовом ответил Людвиг. - А вы так не думаете?
- Не думаю? - вспылил Павел. - Ты предлагаешь мне весь этот бред принимать всерьёз? Я подставился по полной программе, чтобы выкрасть этого чудика; мне сейчас прямая дорога - за решётку. У меня дочь больна Босфорским гриппом. И ты хочешь, чтобы я размышлял над россказнями психа? Думаешь, это единственное, что мне остаётся?
- Извините, - Людвиг смутился. - Я чуть не забыл про вашу дочь… Вы спрашивали, может ли Валтасар её вылечить… Я передал ему ваш вопрос…
- Да? - от раздражения Павла не осталось следа. Он словно бы весь обратился в слух. Успел удивиться сам себе: неужели всё-таки его интересует мнение сумасшедшего сказочника.
- Вам не понравится, - Людвиг понурился. - Он сказал: "пусть держится ближе к лошадям". Дыхание лошадей останавливает болезнь. Останавливает ненадолго - не лечит.
Павел молчал. Он очень хотел бросить что-нибудь обидное, злое - и латинисту, должно быть, полагавшему, что принимает участие в забавной игре, - и "арийцу". Обоим. Но странное чувство - страх оборвать единственную нить надежды - вытесняло ненависть. В мозгу Павла отчаянно щёлкали клювами и хищно верещали сумбурные мысли. Что делать? Что же делать? Вот в это мгновение решается судьба Павла, Еленки, Татьянки, кого ещё? Всего великого города, по которому гуляет на своих двоих чума? Бред! Ну не бред ли?
- Вам звонят, - Павел очнулся от толчка Людвига. - Телефон!
Управдом встрепенулся, схватил мобильник, едва не ударил себя трубкой с размаху по уху.
- Паша, у меня температура. Надолго меня не хватит. - Бывшая супруга дышала с присвистом. - Приезжай. Я тебе написала записку. Там… Убежище… Можно спрятаться… Ты обидишься, но, пожалуйста, попробуй воспользоваться… Пока…
Не дожидаясь ответа, Еленка отключилась.
* * *
Павлу казалось, он потерял способность удивляться. Столько всего обрушилось, навалилось: крысы, атакующие, как солдаты на передовой; Босфорский грипп; человек из далёкого далека, один шаг которого равен столетию. Управдом будто бы и сам перерождался - то ли обретал тайное знание, то ли сходил с ума. И всё-таки, даже в этой полумгле, голодный и злой, он не прекращал задавать себе вполне рациональный вопрос: почему до сих пор никто не остановил его на улицах; почему на поиски человека с ружьём, "ограбившего" фургон неотложки, не бросили лучших столичных нюхачей; не проверяют автомобили по наводке, не машут полосатыми жезлами дорожные инспекторы.
Павел вёл машину по московским улицам, и ломал голову, что заведёт делать, если всё-таки случится то, что должно давно было случиться. Когда его попросят на выход - он сдастся, растратив всю энергию и страсть, вернётся к привычной реальности раскаявшимся грешником, - или устроит бунт, побег, гонки на выживание? Нельзя! Для этого надо, как минимум, высадить из машины Людвига, а тот упорно не хотел вылезать. Странным оказался парнем этот флегматик с немецким именем. В другое время долг любопытства потребовал бы разузнать о нём побольше. Но сейчас Павлу было не то того. Он кружил по улицам, стараясь выбирать наиболее людные из них; держаться подальше от тротуаров.
А улицы менялись. Бросалось в глаза обилие неотложек и армейских грузовиков. То и дело мелькали устрашающего вида восьмиколёскники - пару раз они промчались, не соблюдая ни правил, ни осторожности, мимо "девятки", пока та стояла на светофорах. Фургоны с красными крестами двигались в сопровождении новеньких полицейских "Фордов", с сиренами и проблесковыми маячками. Наверное, всей этой суетой Павлу следовало бы заинтересоваться, но он держал в голове только Еленкин звонок. Его и, немного, Людвига. От юного латиниста следовало отделаться как можно скорей - неизвестно, какую заразу носили в себе Еленка с Татьянкой, и сталкивать с ними случайного попутчика, даже такого полезного, как Людвиг, никуда не годилось.
- Так где тебя высадить? - Павел уже дважды интересовался этим у пассажира, но оба раза не добился толку. - У Рижского вокзала - подойдёт?
- Нигде. - Латинист отвечал спокойно, без нервов, но видно было, что переспорить его - задача не из лёгких.
- Это дело тебя не касается, - управдом не мог похвастаться подобным спокойствием и горячился, - ты мне ни на что не сдался. Я тебе уже объяснял: я еду к жене и дочери, они обе - тяжело больны. Очень возможно, у них Босфорский грипп. Ты хочешь заразиться и загреметь в карантин? Думаю, нет. Так что спасибо тебе за помощь - и будь здоров.
- Вы без меня пропадёте, - Людвиг поднял голову. В его взгляде читалась такая уверенность, что Павел поёжился. - Вам нужен переводчик. Без меня все ваши планы - просто пшик.
- Переводить не придётся, - управдом приоткрыл окно и жадно вдохнул прогорклый городской воздух; усталость и напряжение давали о себе знать, хотелось спать. - Всё это - глупость и безумие. Отвезу своих в больницу и буду молиться.
- А вы умеете? - на губах Людвига проявилась лёгкая усмешка.
- Да тебе-то что? - взорвался Павел. - Что ты лезешь, куда не просят? Ты молодой, здоровый, - вот и оставайся таким. Я тебе не отец, не брат, - а вот они как раз тебе спасибо не скажут за то, что ты тут рискуешь головой!
- У меня нет ни отца, ни брата. - Лицо Людвига внезапно словно бы подёрнулось пеплом, посерело, - Так что я - сам себе хозяин.
- А мать?
- Никого. - Латинист отвернулся. - Располагайте мною по своему усмотрению. Я, между прочим, совершеннолетний.
- Извини, - Павел неловко прокашлялся, замолчал на полминуты, подыскивая слова. - Но всё равно: к чему рисковать? Ты мне уже ничем не поможешь.
- Да вы подумайте, - Людвиг вдруг заговорил страстно и звонко, - А что, если ваш пассажир - прав? Что, если он не сумасшедший? Много вы знавали психов, болтающих на Латыни?
- Я с психами вообще не очень-то знаком, - вставил раздосадованный управдом, но латинист, казалось, не слышал. Он продолжал.
- А если единственный способ помочь вашим близким - слушаться этого Стрелка, Валтасара? Помогать ему во всём?
- Мне говорили, ты хочешь стать священником, - Павел неожиданно вспомнил беседу с говорливым министрантом в Соборе. - Католическим священником, как я полагаю? Как же ты можешь верить в переселение душ? В то, что душа человека способна запросто вселиться в чужое тело?
Людвиг долго не отвечал, уставившись в окно. Наконец, проговорил еле слышно:
- Люди верят в то, во что хотят верить. Я потерял родителей, когда мне было четырнадцать. Как вы думаете, во что хочу верить я?
Павел изумлённо воззрился на латиниста. Он как раз остановился на перекрёстке и на мгновение отвлёкся от дороги. Тут же сзади музыкально заверещал чей-то клаксон, побуждая к движению.
- Ты думаешь, этот тип на заднем сидении расскажет тебе, как возвращать души умерших в тела живых? Ты об этом?
- Я не знаю, - Людвиг упрямо мотнул головой. - Я ничего не знаю. Но поймите: Валтасар - не медиум. Он - не обманщик. Он - настоящий. Может, всего лишь настоящий сумасшедший, - а может, и нет. Я не могу уйти отсюда, пока не буду этого знать наверняка. А грипп, или что другое - не суть важно. Я видел во сне бога - он мне рассказал, в какой день я умру. И это будет не завтра.
Управдом покачал головой и - неожиданно для себя самого - прекратил уговоры. Может, поддался слабости: с Людвигом и его Латынью ему дышалось куда легче, чем в одиночку, - да и мысли, которые озвучивал юноша вслух, не пугали. Скорее, наоборот: Павел ощущал потребность сопротивляться сверхъестественному на рассудочном уровне, но на уровне интуитивном почти верил - и Людвигу, и "арийцу" со странным именем Валтасар.
Суета на дорогах не прекращалась во всё то время, пока управдом медленно приближался к дому. Трижды пришлось выворачивать руль и объезжать перекрытые улицы. В двух случаях дорогу блокировали патрульные полицейские машины, в одном - армейские новомодные джипы, похожие на американские "Хаммеры". Кто бы ни поставил их сюда - он был не прав: необычность препятствия побуждала многих зевак вылезать из своих авто и забрасывать вопросами людей в военной форме. Павел не имел намерения задерживаться где бы то ни было, потому объезжал заторы и торопился дальше.
Наконец, он въехал на территорию родного двора и поразился тому, что во дворе - многолюдно для этого часа. Народ кучковался, в основном, возле лавочек и грибка детской площадки. Как только управдом остановил машину, к нему тут же направилась небольшая делегация из трёх человек. Пришлось действовать быстро. Павел распахнул дверь перед Людвигом, бросив:
- Приехали! Если не передумал - выходи.
Пока латинист выбирался из салона "девятки", управдом повторил свой манёвр, выпуская на волю "арийца". Тот понял, что от него требуется, двинул на выход, но мушкет при этом держал в руках и оставлять его в салоне машины явно не собирался.
- Положи это, никто не украдёт, - попытался Павел урезонить пассажира, но тот сверкнул глазами и высказался, хоть и коротко, но настолько красноречиво, что Павлу не понадобился переводчик.
- Быстрей, за мной! - управдом рванул к подъезду. Члены делегации жильцов, завидев это, начали размахивать руками. Павел услышал, как его зовут по имени-отчеству, и узнал голос Жбанки. Поскорей открыл дверь и впустил в подъезд попутчиков, одного из которых от глаз зоркой пенсионерки просто-таки обязан был надёжно укрыть.
Лифт, к счастью, стоял на первом этаже. Через несколько минут троица всклокоченных мужчин вломилась в двери Павловой квартиры.
- Лена! Ты здесь, Ленка? - выкрикнул Павел в сгущавшиеся вечерние сумерки.
Ответа не последовало.
Управдом, не разуваясь, ворвался в гостиную, оттуда - в спальню. На полу, перед кроватью, свернувшись калачиком и хрипло дыша, лежала бесчувственная Еленка. Павел приложил тыльную сторону руки к её лбу; тот был раскалённым, как сковородка на газу. Но бывшая жена, по крайней мере, дышала. Про дочь - она вытянулась в струнку на кровати - не получалось сказать и этого. Танька словно превратилась в тряпичную куклу: не двигалась, не издавала ни звука.
Рядом с кроватью, на крохотной тумбочке, были разложены какие-то ампулы и несколько использованных одноразовых шприцев. Судя по следам на сгибе худенькой руки, всё их содержимое досталось Таньке.
- Она жива, - Людвиг, догнав Павла, перегнулся через край кровати и, повторив его жест, прикоснулся к Танькиному лбу.
- Она не дышит, - хрипло проскрипел Павел. Он уселся на пол, обхватил руками колени, в миг сделался беспомощным.
- У мёртвых не бывает температуры, - мягко ответил Людвиг, - Тем более такой умопомрачительной - в прямом смысле слова.