- Мы начинаем с чрезвычайно тревожного сообщения, связанного с так называемой эпидемией Босфорского гриппа, - затараторила молоденькая девушка-диктор. - Сегодня появились первые жертвы этой болезни, эффективного лекарства против которой пока не найдено. В госпиталях нескольких стран скончались в совокупности более ста человек. Информация тем более шокирующая, что прежде смертельных случаев Босфорского гриппа не фиксировалось. Специалисты утверждают, что почти все скончавшиеся были заражены в самом начале эпидемии. Это даёт повод опасаться, что, приблизительно через неделю после появления первых симптомов болезни, её течение значительно ускоряется; иммунитет больных, подорванный высокой температурой, переживает настоящее испытание; исход для многих - летален. Специалисты-эпидемиологи отказываются уточнять, каково, в процентном соотношении, количество заболевших, сумевших пережить кризис. Однако, по неофициальным данным, смертность чрезвычайно высока и достигает семидесяти процентов. Остаётся надеяться, что вакцина будет найдена в ближайшее время. Сразу несколько медицинских научных центров - в Стамбуле, Женеве, Берлине и Бостоне - заявили сегодня, что находятся на пороге открытия такой вакцины. Между тем, в большинстве стран, обладающих для этого достаточными техническими возможностями, в связи с эпидемией, установлен беспрецедентный карантинный контроль. По сообщению Минздрава Российской Федерации, въезд на территорию страны любых транспортных средств, прибывающих из эпидемиологически опасных регионов, с сегодняшнего утра запрещён. В том числе, отложены чартерные и регулярные авиарейсы. В данный момент на территории России находятся около двухсот человек, госпитализированных с подозрением на Босфорский грипп. Выявление заболевших осложняется тем, что вторая разновидность болезни, о существовании которой Всемирная Организация Здравоохранения сообщила только вчера вечером, предполагает более долгий инкубационный период. В неофициальной беседе наш доверенный источник в Минздраве сообщил: время для принятия эффективных мер могло быть упущено; санитарный контроль на границах до недавних пор осуществлялся формально и недостаточно полно. Тем не менее, пресс-служба Министерства Здравоохранения России общую эффективность карантинных мер оценивает как высокую. Мы продолжим следить за развитием ситуации. Смотрите наши выпуски новостей.
- Я согласна! - Павел, от неожиданности, дёрнул рукой, в которой держал чашку, и пролил немного чая на голую ногу. Он обернулся на голос. В дверях стояла Еленка. Она скрестила руки на груди, облокотилась о дверной косяк и застыла так, уставившись в телевизор. Бывшая супруга казалась слегка сонной; Павел удивился, как такая вялая дама может сообщить что-то на весь дом - громко и отчётливо.
- Согласна с чём? - уточнил управдом.
- Согласна на то, чтобы сдаться кровососам, - Еленку аж передёрнуло. - Я позвоню твоему Струве, или, если не доверяешь, можешь сам это сделать.
- Замечательно! - Павел вновь дёрнул рукой, на сей раз от избытка чувств, и вновь окропил себе ногу горячими каплями чая. Поёжился, но радоваться здравомыслию Еленки не перестал. - Значит, отсидимся в карантине, пока всё это сумасшествие не закончится, - он попробовал улыбнуться.
- Да, - Еленка кивнула. - Мы с Танькой так и сделаем. Я надеюсь… я стану просить, чтобы мне разрешили быть рядом с ней… А ты должен сделать, что обещал.
- А что я обещал?
- Отыскать хозяина пушки, - Еленка проговорила это так просто, словно просила сбегать в магазин за спичками и хлебом. Павел ещё раз поразился тому, как его трезвомыслящая жена, что вечно оставалась далёкой даже от официальной религии, не говоря о всякой чертовщине и цыганщине, теперь, перед лицом неведомого, сплавляет мистику с реальностью. Наверное, материнский инстинкт повелевает, при взгляде на антикварный мушкет, не докапываться до подноготной, - откуда взялся и почему, - а думать лишь об одном: нельзя ли использовать это диво дивное для продления жизни единственного ребёнка. Павел представил себя на месте Еленки. Предположим, заявившись к ней в гости, он бы увидел на обеденном столе Шапку Мономаха, или арабский кинжал в золотых ножнах, или деталь двигателя НЛО. Неужели он сумел бы сохранить ту невозмутимость, какой блистала сейчас Еленка? Да никогда в жизни! Ни за какие пироги! Еленка вела себя странно, но она ждала ответа, и управдом решился:
- Я попробую. - Он, наконец, поставил чашку на низкий журнальный столик перед диваном. - Не даю никаких гарантий. Скорее наоборот - почти обещаю, что вернусь ни с чем.
- Паша, они умирают… - Еленка выпрямилась в дверном проёме; в её глазах плескалась тоска. - Ты слышал это? Неделя - и всё! Это такая хитрость - болезнь шуткует с людьми. Даёт фору - далеко ли убежите? А люди не бегут. Они - как цыплята-бройлеры - ждут, пока их разделают на котлеты. Ты понимаешь, что тебя будут искать, чтобы упрятать в карантин? Наверно, объявят в федеральный розыск, привлекут полицию и ещё чёрт знает кого. Но ты должен бежать - и от них, и наперегонки с гриппом. Потому что через неделю Танька умрёт, если ей никто не поможет. В тебя у меня больше веры, чем в них… - Еленка махнула рукой куда-то в сторону балконного окна, словно бесчисленные "они", которым было отказано в вере, сгрудились с уличной стороны и рвались внутрь.
- Что ж… - Павел слегка стушевался под влиянием Еленкиной речи. И откуда она набиралась всей этой проникновенной белиберды? Наверное, библиотекари, как и разведчики, бывшими не бывают. - Что ж, - повторил Павел, - считай, что мы договорились. Я сам позвоню Струве. Ты просто дождись его - и открой дверь.
- Не мешкай! - Еленка подняла с табурета джинсы Павла, от которых тот с такой радостью избавился совсем недавно, и, подойдя к дивану, протянула их ему. Павел собирался возразить: право выбора штанов он думал оставить за собой. Но, взглянув в глаза Еленки, натянул тесные джинсы поверх бинтов.
На дальнейшие сборы ушло не более четверти часа. Управдом ожидал, бывшая жена на прощание скажет хоть что-нибудь задушевное - этого ему очень не хватало, - но она только кивнула, когда он, уже одетый, принялся зашнуровывать кроссовки. Павел дёрнулся пройти в спальню - посмотреть на Таньку, - но Еленка, вновь без слов, отрицательно покачала головой. Лишь когда Павел повернул ключ в замке и взялся за дверную ручку, бывшая жена догнала его и протянула на вытянутый руках мушкет:
- Ты забыл это, - она повернулась и, почти бегом, скрылась в спальне. Управдому показалось, оттуда раздался сдавленный приглушённый плач, - но он мог и ошибаться. Он пожал плечами и, с ружьём наперевес, шагнул в коридор.
* * *
Павел столько раз позволял себе перемещать антикварное оружие с места на место, что не попадаться при этом на глаза соседям казалось уже вполне естественным. Так - да не так! Везение, натурально, не могло продолжаться вечно. На сей раз, на выходе из подъезда, он столкнулся с жильцом из тридцать шестой. У того была забавная фамилия - Подкаблучников, - при том, что потрёпанный мужичок лет пятидесяти развёлся, когда ему только-только стукнуло сорок, и, с тех пор, новой семьёй не обзавёлся. Подкаблучников работал столяром, жил с разовых заказов, и любил прикладываться к бутылке каждый раз, как заканчивал очередную работу. К счастью, в момент столкновения в дверях, сосед был как раз пьяненьким, потому мушкет в руках Павла его, отчего-то, сильно позабавил. Он нависал над Павлом всё то время, пока тот открывал двери машины и усаживался за руль. Захлёбываясь смехом, пытался дотянуться до мушкета вытянутым пальцем, повторяя: "Ну ты даёшь, Паха! Ну ты отоварился! Силён!".
Павел надеялся, что Подкаблучников отправится спать, как только вернётся домой, и распускать сплетни о странном имуществе Павла - не станет. Отъехать от подъезда, чтобы скрыться от весёлого столяра, всё-таки пришлось.
Павел откатился метров на двести и остановился у табачного киоска. Достал телефон и визитку Струве. Замешкался с набором номера, хотя почти не сомневался, что поступает правильно. Перед глазами стояла Татьянка, на лице которой была написана смертная мука, а по ногам стекала горячая моча. Палец забарабанил по клавиатуре телефона, набирая комбинацию цифр. В трубке послышались долгие гудки. Только после десятого или одиннадцатого из них раздался короткий сухой щелчок, и молодой голос произнёс:
- Я вас слушаю, говорите.
- Мне нужен профессор Струве. Я не ошибся номером? - управдом, с первых слов абонента на другом конце провода, понял, что его приветствовал совсем не профессор.
- Он не может сейчас ответить, - после долгой паузы огорошил молодой голос. - Его нет.
- Что значит - нет? - Павел, сам не ведая, почему, вспылил, - Это ведь его телефон? У меня вопрос крайне важный. Он касается эпидемии…
- Профессор Струве пропал, - собеседник проговаривал фразы медленно, словно сомневался, стоит ли выбалтывать важную тайну первому встречному. - Точнее говоря, сегодня утром он не вышел на работу. Этот телефон он забыл вчера в своём кабинете, так что вы разговариваете с его ассистентом. Если я могу вам чем-нибудь помочь…
- Нет, не стоит… - управдом нажал отбой.
Он прекрасно понял, что собеседник - проговорился: Струве именно пропал, а не просто проспал на работу. Вероятно, это уже установлено.
Павел задумался: дочке, несомненно, нужна врачебная помощь. Вполне возможно, вскоре она понадобится и Еленке, и ему, Павлу, и даже Еленкиным родителям. Но Татьянка - единственная, кто не может ждать, ни одного лишнего часа. Если сообщить о её болезни, позвонив на горячую линию Минздрава, или просто в скорую, результат будет предсказуемым - мать и дочь немедленно заберут в карантин. Казалось бы, ничего другого, кроме медбригады в герметичных комбинезонах, не приходилось ждать и от Струве. Но Павел почему-то полагал: доктор будет действовать человечней. Не ясно, с чего бы это: в Домодедово Струве внушал скорее антипатию. Управдом подумал, что надеется на Струве, словно утопающий - на подъёмную силу соломинки. И всё-таки он не решался звонить куда-то ещё.
Размышления настолько удручили Павла, что он и не заметил, как машинально тронул "девятку" с места и медленно покатил по дороге. Встряхнувшись и опомнившись, он вдруг понял, что, почти неосознанно, выбрал путь, который должен был привести к больнице, приютившей белобрысого "арийца".
- Ладно, - успокаивая себя, вслух произнёс управдом, - Я могу попробовать встретиться с ним. Забрать куртку, если получится.
Павел не очень хорошо помнил, где располагалась больница, потому несколько раз сворачивал не туда. Пока он исправлялся и петлял по дворам и переулкам, прошёл без малого час. Когда, стоя на светофоре, управдом увидел, как по перпендикуляру к нему пронеслась машина скорой помощи, его наполнила уверенность: уж теперь он точно не заблудится. Всего-то и надо - ехать за скорой. Вряд ли в окрестностях много больниц. Вслед за первой неотложкой метнулась вторая, потом третья. Все явно спешили. Павел удивился, но намерений не поменял: как только зажегся зелёный, вывернул руль и двинулся вслед за красно-белыми медицинскими фургонами. Его расчёт оправдался: сперва на глаза попался указатель, сообщивший о близости лечебного учреждения, а вскоре и сами приземистые корпуса больницы показались за нескладными осенними тополями. Павел въехал на больничную автостоянку, и тут же понял, что пришла пора удивиться.
На стоянке почти не было машин, зато и у главного больничного входа, и на длинном асфальтированном пандусе перед приёмным покоем выстроились в ряд бесчисленные кареты скорой. Между зданием и машинами сновали люди в белых халатах. Из широко распахнутых дверей санитары то и дело выводили ходячих больных в пижамах и трико, вывозили лежачих на креслах-каталках, выносили совсем немощных на носилках. Пациенты грузились по машинам, и те немедленно трогались, уступая своё место в живой автоочереди фургонам-близнецам. Всю эту эвакуацию - другого слова управдом просто не мог подобрать - упорядочивали инспекторы ГАИ. Возле больницы, помимо неотложек, дежурили несколько патрульных полицейских машин и, к немалому изумлению Павла, огромный восьмиколёсный фургон с красным крестом - наподобие тех, что так напугали Еленку накануне.
Управдом оглянулся на заднее сиденье, где, едва помещаясь, лежал мушкет. Груз, который вряд ли по достоинству оценят служители правопорядка, если ненароком разглядят. Прикрыть оружие можно было, разве что, старой рекламной газетой, которая валялась за водительским креслом. Газета оказалась многостраничной, и у Павла получилось соорудить что-то вроде шалашика по всей длине мушкета. Он недовольно крякнул: маскировка не выдерживала критики, - и вылез из машины.
Направляясь к главному больничному входу, управдом опасался, что его остановят правоохранители. Так и случилось. Молоденький лейтенант подскочил, едва Павел ступил на крыльцо медучреждения.
- Больница переезжает, - ляпнул он сходу, - Посетителям - нельзя!
- Что значит "переезжает"? - изумился Павел.
- Переоборудуется для особых нужд, - покраснев и, видимо, вспомнив заученное, поправился лейтенантик. - Все пациенты переводятся в другие места.
- Но мне нужно в регистратуру - навести справки об одном человеке, - нахмурился управдом. - Если я этого не сделаю сейчас, он может потеряться. Я подозреваю, у него - провалы в памяти. Понимаете, как это важно?
- Да, конечно, - лейтенантик занервничал. - Ладно, - вдруг решился он. - Регистратура как раз пакуется, попробуйте к ним заглянуть. Только быстро. Здесь нет бомбы или чего-нибудь в этом роде, но времени всё равно в обрез, так что давайте - одна нога здесь, другая там.
Павел кивнул и быстро взбежал по ступенькам больничного крыльца, пока лейтенант не передумал.
В регистратуре царил хаос: листы белой, жёлтой, синей и зелёной бумаги, связанные в неаккуратные стопки и выпиравшие из картонных коробок, мельтешили в глазах; несколько усталых женщин крикливо переговаривались между собой, пытаясь упорядочить отчётность по годам; пыль стояла столбом, и каждый медик или санитар, забегавший в регистратуру хоть на полминуты, закрывал нос платком или воротом халата. Не успел Павел переступить порог регистратуры - обращаться через окошко не имело смысла из-за грохота и гама, - как на него коршуном налетела самая здоровенная из дам-регистраторш:
- Что вам тут нужно? - без нежностей вопросила она, - Вы мешаете работать.
- Мне бы навести справки, - повторил Павел версию, озвученную перед полисменом. Но регистраторша не позволила продолжить.
- А ну - брысь отсюда, - выкрикнула она. - Эти козлы приказали нам выметаться в двадцать четыре часа, и часики тикают. Скоро тут будут чумные, или холерные, или спидоносы, - чёрт их знает, кого они сюда поселят. Одно слово - изолятор! Карантин! И если мы не успеем тут всё утрамбовать и переписать - считай, документация как будто сгорела ярким пламенем! Здесь уже будет зараза - не сунешься!
С этими словами бой-баба вытолкала управдома за дверь, а саму дверь захлопнула с оглушительным треском.
- Мне нужен больной, который говорит на непонятном иностранном языке, - прокричал Павел в окно регистратуры, - и тут же понял, что сморозил нелепость. Хорошо ещё, тётки-регистраторши не услышали его слов и не разразились смехом. Что ж, по крайней мере, он попытался отыскать "арийца". Управдом повернулся, сделал пару шагов к выходу, краем глаза увидел санитаров, сопровождавших очередного больного до кареты скорой, и посторонился, чтобы дать им пройти. Какая-то странность привлекла его внимание. Если других пациентов санитары вели бережно, словно бы опекая, этого буквально-таки толкали перед собой, да ещё висли на нём, как драчуны-лилипуты на Гулливере. Да и пациент щеголял отнюдь не в полосатой пижаме. Он был надёжно укутан, как в кокон, в смирительную рубашку. Пленник - а не пациент. Тот поднял голову, - и Павел узнал "арийца".
Белокурый "аристократ" и сам окинул Павла цепким взглядом. Узнал ли он управдома, или нет, оставалось загадкой. Его глаза на мгновение вспыхнули ледяными огоньками, но этот свет тут же погас. "Ариец", не смутив никого своей Латынью, послушно сгорбившись, вышел во входную дверь, подталкиваемый санитарами.
В душе у Павла творилось странное. Нарастала сумятица. Он ощущал: от него уходит - вот так запросто, на своих двоих, - какой-то небывалый шанс. Он вот-вот потеряет раз и навсегда удивительную возможность. Павел не смог бы себе ответить, с шансом на что именно расставался, что за возможность упускал. Он подумал, что ненароком проникся завиральными идеями Еленки, ударился в мистику и готов был ожидать от "арийца" чудес исцеления. Но тут же понял: это не так. Скорее, Павел догадывался: перед ним только что провели существо из легенды, кого-то вроде единорога или горгульи, а он оказался слишком самодоволен или погружён в рутину забот, чтобы задержать пришельца и поверить в реальность его существования.
Павел шумно выдохнул, слегка покачался на носках кроссовок, как бегун на старте, и - неожиданно для себя самого - бросился в погоню за "арийцем" и санитарами. Бежать пришлось недолго: пленника как раз грузили в ближайшую ко входу машину скорой. Управдом, словно чёрт из табакерки, вырос перед дородным санитаром:
- Мне надо поговорить с этим человеком, - он кивнул на "арийца". - Всего несколько минут. Вопрос жизни и смерти!
Разыгрывать мелодраму получалось не ахти; санитар брезгливо поморщился, его менее мускулистый напарник - усмехнулся.
- Не мешайте работать, - процедил дородный сквозь зубы, - Этого супчика переводят в дурку, там его и найдёте. Наше дело - проводить его отсюда: скандальный он тип.
"Ариец" молчал, уставившись в асфальт. Дородный, заметив замешательство Павла, подвинул того с дороги мускулистой, похожей на удава, рукой. Павел едва не упал, хотя санитар его даже не толкнул, а именно подвинул. Задние двери скорой были распахнуты. Дородный сперва залез внутрь, на узкое чёрное сиденье, сам, затем разместил рядом с собою пациента. Второй санитар, похоже, ощущал себя лишним: ему оставалось только запрыгнуть в нутро машины и занять место по другую сторону от живого груза. Павел не заметил в скорой сопровождающих докторов. Должно быть, спешка, в которой производилась эвакуация больницы, оправдывала некоторые вольности при транспортировке.
- Дверь закрой, - обращаясь к напарнику, бросил дородный. Тот перегнулся в поясе, стараясь дотянуться до ручки, встретился глазами с Павлом и проговорил, словно бы извиняясь:
- Нам ехать пора. Не болейте!
Дверь захлопнулась. Машина, распространяя густую бензиновую вонь, начала аккуратно выруливать на проезжую часть. И в эту самую секунду в Павла вселился бес. Может, и не адский служитель, но уж точно кто-то юркий, и решительный, и безрассудный, и слегка полоумный. Все дальнейшие действия Павел совершал, как по наитию, и словно в полудрёме.