* * *
Письмо, адресованное Стефану Баторию его двоюродным братом Тибором; прислано из Венгрии.
"Будь благословен под польскими небесами, мой царственный брат! Шлю тебе наилучшие пожелания из осажденного нехристями Триеста.
С великой неохотой пишу я эти строки, ибо мне очень не хочется тебя волновать. Но позору, постигшему нашу семью, не видно конца и края. А посему позволь мне с прискорбием сообщить, что мою единокровную сестру и твою кузину Эржебет сбила с пути истинного прислужница самого дьявола, исполнявшая в ее доме роль экономки. Эта особа, будучи мерзкой колдуньей, завлекла госпожу в свои сети и обучила безбожным обрядам, отрицающим наше спасение через Иисуса Христа. Эржебет превратилась в пособницу этого пагубного создания и объявила, что отказывается от христианства в угоду каким-то ужасающим темным богам.
Истинно говорят, что праздность ввергает женщину в грех. Такого бы не случилось, будь у сестры дети: они отвлекли бы ее от подобных вещей. Но вот уже девять лет, как она и Надасди в союзе, какой не приносит плодов. Надасди большую часть своего времени проводит вдали от родового замка Баториев, нередко наскакивая с войсками на турок, но еще чаще ища развлечений другого вида в Вене и в других известных попустительством к тайным порокам людским городах. Хотя очень многие высоко ценят его личные качества, находятся и те, что поглядывают с неодобрением на поведение зрелого мужа, сходное с выходками блудливых щенят.
Одно тянет другое. Постоянное отсутствие супруга оставляло Эржебет много времени для докучных томлений и толкало на безрассудства. Ей совершенно нечем было себя занять. В угоду Надасди она не устраивала светских приемов и жила замкнуто, довольствуясь обществом экономки; та же не преминула пустить в ход свои чары, внушенные ей наущением самого сатаны.
Брат, подумай, можешь ли ты не принять во внимание то, что твоя кузина стала усердной прислужницей дьявола и с неустанным рвением занимается изучением заклинаний, способных наделить ее темной силой, направленной к разрушению всего светлого и укреплению царствия мрака? Ты должен всемерно воспротивиться этому злу, иначе дурная слава распространится и на тебя, а в наше время никто не убережется от неприятностей, будучи заподозренным даже в малейшей причастности к сатанизму.
Да будет твой суд скорым и праведным, мой царственный брат. Поразим дьявола в самое сердце и очистим имя Баториев от всяческой скверны. Ты наделен властью, ты можешь повлиять на несчастную, убедив ее искренне и чистосердечно раскаяться в своих прегрешениях. Если же Эржебет этому воспротивится, то тебе ничего не останется, кроме как с чистой душой снять со своей совести все заботы о ней и передать ее на попечение церкви. Моля Господа ниспослать тебе мудрости для разрешения сего деликатного дела, остаюсь твоим верным слугой и кузеном.
Тибор Баторий.
29 мая, год Господень 1584".
ГЛАВА 6
Перекрестившись на иконы, Анастасий Сергеевич Шуйский попросил у хозяина дома дозволения повидаться "со своей любимой племянницей Ксенюшкой". Его губы, изогнутые, как лук Купидона, ярко алели под пшеничного цвета усами и выдавали в нем скрытую чувственность, почему-то неприятную Ракоци.
- Вы разрешите нам побеседовать с ней по-родственному - с глазу на глаз?
- Разумеется, - сказал Ракоци, тщетно пытаясь прогнать из сознания образ Корнелия Юста, подглядывавшего за свиданиями своей супруги с любовниками, которых сам же к ней подсылал. Бедняжка Оливия! Он дважды хлопнул в ладоши и велел прибежавшему из коридора слуге: - Будь добр, сообщи госпоже, что пришел ее двоюродный дядя.
Слуга, поклонившись хозяину с гостем, торопливо ушел.
- Как погляжу, у вас нет привратника, - заметил с удивлением Анастасий.
Ракоци пожал плечами.
- Юрий пожелал перейти к отцу Погнеру, и я тому не перечил, поскольку и сам являюсь сотрудником миссии. - Его черный доломан был полурасстегнут, и под ним ярким пятном выделялась красная шелковая сорочка. - Со временем я кого-нибудь подыщу.
Вечер был очень теплым, духота предвещала грозу. Торговцы на рынках совсем истомились, лошади обвисали в упряжи, белые голуби, обычно заполонявшие небо Москвы, вернулись в свои голубятни. Ров, окружавший кремлевские стены, источал ужасающее зловоние.
- Ну-ну, - проворчал Анастасий и огляделся. - Вы превосходно обустроили дом.
- Благодарю, - сказал Ракоци, - Я, если вы не против, дождусь с вами Ксению, а потом схожу к поварам. Скажите, чего бы вам хотелось отведать?
Анастасий потер руки.
- Пряников и вина, если можно. Лучшего по такой жаре не придумать. Вы хорошо освоились у нас, Ракоци, не то что ваши иезуиты. - Его блестящие глаза вновь с живостью обежали гостиную, чуть задержавшись на штофных английских шторах; впрочем, боярин хвалить их не стал. - Что у вас там? - Он указал на комод с инкрустацией. - Не Ледовое ли побоище? Выбор странный для инородца, но приятный русскому сердцу. А этот фонарь определенно делали наши московские медники, или я буду не я. Что до потолочной резьбы, то и она выше всяких похвал, ибо строга и искусна.
- Благодарю, - опять сказал Ракоци и повернулся навстречу Ксении, появившейся наверху.
Та, розовая от жары и смущения, казалась совсем юной; впечатление дополняли две длинные бронзовые косы, заплетенные просто - без лент. В сарафане поверх льняной блузы она была так хороша, что Анастасий одобрительно крякнул и масляно прищурил глаза.
- Да окажет Господь вам благоволение, Анастасий Сергеевич, - сказала Ксения, спустившись по лестнице вниз.
- И тебе желаю того же, племянница, - ответствовал чинно боярин.
- Надеюсь, вы в добром здравии?
- Господь милостив. - Анастасий широким жестом обвел гостиную. - Вижу, что и твои молитвы услышаны, чему я очень рад. Не всякой красавице удается достичь подобного благополучия, а уж в твои-то лета… - Он махнул рукой и заговорщически подмигнул. - Возможно, все это тебе ниспослано во искупление вины, моя милая. Что ты сама-то думаешь, а?
Ракоци не понравился тон Анастасия, но он постарался ничем не выдать свое недовольство и ограничился тем, что с вежливой укоризной заметил:
- Замужество вряд ли кому-либо посылается во искупление, Анастасий Сергеевич.
- Возможно, возможно, - хохотнул Анастасий. - Тогда скажем так во спасение - да и кончим на том. - Он наслаждался собственным остроумием в той же мере, что и возникшей неловкостью. Ситуация, похоже, его забавляла.
Ксения не сочла нужным как-либо отреагировать на выходку родственника. Ракоци поклонился и распахнул ближайшую к нему дверь.
- Думаю, вам будет удобнее побеседовать в малой гостиной, а я, с вашего разрешения, удалюсь, чтобы отдать распоряжения слугам и поварам.
- Конечно, конечно, - закивал Анастасий, сопровождая слова свои беспечным взмахом руки и уже больше не глядя на хозяина дома.
Малая гостиная являла собой приятную комнату с четырьмя мягкими стульями вокруг низенького стола, с книжными полками на стенах и картинами между ними. Особенное внимание привлекало одно полотно: обнаженная светловолосая женщина припадала к ногам грозного вида мужчины в раззолоченных одеяниях и короне из молний. То были Юпитер с Семелой, матерью Диониса, которым итальянский художник своевольно придал черты Джулиано Медичи и Симонетты Веспуччи.
Ксения выждала, когда Анастасий усядется, и лишь после этого села сама.
- Ты огорчаешь меня, - с места в карьер заявил Анастасий.
Ксения невольно вздрогнула.
- Что же еще я натворила? - спросила она, поджимаясь.
- Вот уж два месяца, как ты избегаешь меня и молчишь. - Он подался вперед и навис над столом, всем своим видом напоминая рассерженного медведя. - Тебе ведь было поручено сообщать о своем муженьке все, что удастся узнать. И что же ты нам до сих пор сообщила? То, что он сам изготавливает свои драгоценные камни. Этой дурацкой выдумке у нас веры нет!
- Он мало говорит со мной о себе, - вяло пробормотала Ксения. - Сказал, что рожден в горах Трансильвании, вот и все.
- Сомневаюсь, - возразил Анастасий, вновь опускаясь на стул. - Ксения, Ксения, - заговорил он увещевающим тоном. - Ты не имеешь права скрывать что-либо от меня, ты слишком многим обязана мне, дорогая. Эта ведь я предоставил тебе пищу и кров, когда все были готовы от тебя отвернуться. Я употребил всю мою власть, чтобы сберечь твое доброе имя. Я устроил твое замужество, когда все потеряли надежду на то, что такое может случиться. Я, правда, не предвидел того, что ты станешь женой именно этого человека, но, раз уж так вышло, не забывай, что семья твоя сделала для тебя. И для твоей матери тоже. - Он внимательно оглядел свои руки. - Она, кстати, шлет тебе свои благословения и молится, чтобы ты к Рождеству выносила дитя.
Ксения в замешательстве отвернулась.
- Передайте матушке, что я благодарю ее и молюсь о ней тоже.
- Передам, - проговорил Анастасий с напускным одобрением. - Знаю, что ты также молишься о ребенке. Любой женщине хочется обзавестись детьми, а тебе, чаю, пуще других - при муженьке-инородце. - Он уселся поглубже, но продолжал угрожающе горбиться. - Но, кроме того, ты должна прилежно служить как своему супругу, так и взрастившей тебя семье.
- Я стараюсь, Анастасий Сергеевич, - произнесла она почти шепотом. - Я только желала бы…
- Одного желания недостаточно, - назидательно произнес Анастасий. - Наши желания - суетный сор на ветру. - Он поднял палец. - Ты не можешь мнить себя равной другим честным женам, но при этом должна забыть свое прошлое напрочь. Так, словно никто не свершал насилия над тобой. По крайней мере, от одного горя ты избавлена, ибо не понесла от монголов. Никто не спас бы тебя, случись такая беда. Мы должны радоваться, что ты была слишком мала. - Он кашлянул, чтобы подчеркнуть значение сказанного. - Не беспокойся, если ты будешь вести себя правильно, твой супруг никогда ни о чем не узнает. Жизнь твоя потечет безопасно и гладко.
- Зато опасность будет грозить ему. - Ксения встала со стула, ее била нервная дрожь. - Послушайте, дядюшка, все, что вы тут говорите, напрасно. Он ведь… он… он… - Все знает, хотелось выкрикнуть ей, но она удержалась от крика. Кто ведает, что выкинут Шуйские, уяснив, что уже не могут воздействовать на нее.
- Он что же… хм… недоволен тобой? - хмурясь, спросил Анастасий.
- Нет, - сказала она, пытаясь взять себя в руки. - Но он очень странный. Я не понимаю его. - Последнее было истинной правдой.
- Так учись понимать, - проворчал Анастасий. - Иначе в два счета потеряешь и мужа и кров. Если я вдруг решу, что ты для нас бесполезна. Делай все, чтобы выведать его тайны. Если он суров в постели - крепись: ты знавала и худшие времена.
Ксения стиснула кулаки, ее всю ломало.
- Он… не суров, - трудно выдохнула она. И еще не касался меня, хотелось ей признаться, но это было бы катастрофой. Анастасий, взъярившись, мог опротестовать и ославить столь странный брак.
Тут, к ее радости, дверь отворилась, и она получила возможность передохнуть. В гостиную вошел Роджер с подносом, уставленным всевозможными блюдцами с пряниками и сдобой; впрочем, там были и персики, вываренные в меду, и корзиночка с миндалем, и откупоренная бутылка венгерского вина в соседстве с двумя золотыми кубками.
- Примите привет от моего господина, - проговорил Роджер по-русски, но с ударениями, присущими обиходной латыни, а комнату вмиг наполнили ароматы корицы, имбиря и душистого перца.
- Весьма приятное зрелище, - произнес Анастасий, оглядывая угощение, помещенное в центре стола. - Весьма. - Он подался вперед вместе со стулом, размышляя, с чего бы начать.
- Я доложу господину, что вы остались довольны. - Роджер, поклонившись, ушел.
- Я и сам скажу ему это, - уронил Анастасий и потянулся к булочке, начиненной цукатами. - Надо же, сколько тут специй! Ракоци вовсе не скуп. Тебя должно это радовать, Ксения.
Та все стояла напрягшись.
- Он хорошо со мной обращается, - прошептала она.
Анастасий в два приема расправился с булочкой, энергично разжевывая и глотая откушенные куски, потом ухватил бутылку.
- Венгры гордятся своими винами. - Он залихватски осушил до краев наполненный кубок и, отерев губы, поставил его на стол. - Скажи-ка, Ксенюшка, дают ли тебе тут мясо? Ты такая худая, а красота - она в полноте. Кроме того, если хочешь родить здорового малыша, надо реже поститься.
- Меня хорошо кормят, дядюшка, - отозвалась она, стоя по-прежнему прямо и неподвижно.
- Значит, ты должна есть еще больше. Отведай-ка этот пряник. Он, похоже, со сливками, не стесняйся, возьми. Впрочем, что тебя потчевать, я ведь гость, а ты тут - хозяйка. - Анастасий дерзко расхохотался и опять налил себе вина. - Выпей со мной! - добавил он, наполняя второй кубок.
- Мне нельзя, - вспыхнула Ксения. - Если мужа нет рядом, нельзя.
- Ну так мы его пригласим, - хохотнул Анастасий. Вино начинало его веселить. - Ладно, слушай: я хочу знать, как поступят поляки и Рим, если царь порвет все отношения с патриархом Иерусалима и назначит патриархом православной России нашего митрополита. Ты обязана это все выведать не через месяц и более, а через несколько дней.
- Вы, верно, шутите? - Ксения удивленно посмотрела на сродника. - Я ничего не смыслю в подобных вещах. Мой удел - молить Господа о прощении и помогать убогим в приютах во искупление прошлых грехов.
- Замечательно сказано, - похвалил Анастасий. - Но ничего не меняет. Я должен знать о настроениях наших соседей, чтобы понять, на чью сторону встать.
- Боже милостивый, - прошептала Ксения и перекрестилась.
- Время сейчас смутное, милая, тут уж молись, не молись. Возвышение Шуйских должно сделаться твоей главной заботой, иначе я перестану тебя защищать. Подумай, кому ты будешь нужна, если станет известно, что тебя опоганили. - Боярин вздохнул и молниеносно расправился еще с одной булочкой. - А на тебе ведь лежит и грех твоего отца.
- Но у меня нет резонов интересоваться Римом или Польшей. Если я примусь расспрашивать о них мужа, он заподозрит, что я выполняю чей-то приказ. Вам легче это выведать самому - у польских священников. Зачем же вы мучаете меня? - Ксения понимала, что возражать бесполезно, но удержаться уже не могла. - Вы даете мне невыполнимые поручения, Анастасий Сергеевич, чтобы было потом чем меня попрекать.
Анастасий самодовольно прищурился.
- Если бы даже дело обстояло именно так, все равно тебе надлежало бы повиноваться. Помни об этом, не забывайся. - Он выпил вина и с неожиданной злобой упрекнул: - Ты скверно ведешь себя, женка.
- Об этом может судить только мой муж, - возразила она, хотя голова ее пошла кругом от страха.
- Твой муж - иноземец, изгнанник, у него мягкий нрав. Он понятия не имеет о здешних обычаях, но мы не терпим в своих женах упрямства. - Анастасий вскинул руку и помотал ею в воздухе, словно размахивая незримым ремнем. - Мы хорошо знаем, как их учить.
Ксения нервно сморгнула.
- И что же мне делать?
- Делай что хочешь, - сказал Анастасий, - но правду мне вынь да положь.
- Где? - воскликнула Ксения, ожесточаясь. - Где я возьму эту правду?
Анастасий поморщился.
- Там, где и все. Мужчины обычно с женами откровенны, особенно по ночам. Надо лишь улучить подходящий момент и повернуть разговор куда нужно. Ты ведь сказала, что ничего не знаешь о Риме. С него и начни. Уговори его рассказать о нем что-то. - Он плотоядно облизывал губы, запивая медовый пряник вином, потом отставил в сторону кубок. - Так-то, племянница. Ты не уйдешь от ответа.
Хотя внутри у Ксении по-прежнему все трепетало, она нашла в себе мужество, чтобы заявить:
- Я не предам его, дядюшка Анастасий.
Тот очень пристально посмотрел ей в глаза.
- В чем дело, племянница? - Он принялся оглаживать бороду, зная, что взгляд его беспокоит женщину. - Что ты сказала?
Она вызывающе повторила:
- Своего мужа я не предам.
- Ты не предашь интересы семьи, - вкрадчиво заявил Анастасий. - Даже и не пытайся мне возражать.
Зубы у Ксении предательски лязгнули, но она все же воскликнула:
- Нет! Наймите себе других соглядатаев, а я не хочу причинять ему вред.
- А себе, значит, хочешь? - Позволив вопросу повиснуть в воздухе, Анастасий занялся выбором нового пряника и лишь через минуту прибавил: - И не только себе. Даже инородец сочтет себя опозоренным, если ославят тебя.
- Вы тоже будете опозорены, - заявила Ксения.
- Да, к сожалению. Бесчестье падет на всех членов нашей семьи. А твоя мать будет вынуждена уйти в монастырь, чтобы замолить твои прегрешения. Не знаю, как поступит твой муж, но лично я не позволю тебе вернуться в мой дом, и вряд ли тебя призрит какая-нибудь обитель. - Он деловито обкусывал пряник с изюмом и в паузах продолжал говорить: - Ты будешь вынуждена попрошайничать, ночевать в ужасных приютах, где сейчас бываешь лишь иногда, занимаясь хваленым своим милосердием.
- Перестаньте! - вырвалось наконец у нее. - Вам все равно не суметь…
- Чего не суметь? - медоточиво спросил Анастасий. - Сыскать на тебя управу? Сыщу. Правда, это будет не просто. Будь ты женой какого-нибудь боярина, я бы посоветовал тому тебя выдрать. Но твой муженек не русский, а какой-то там венгр. - Он тихо рассмеялся.
- Не какой-то, а из древнего рода, - возразила задиристо Ксения. - Он говорил, в его жилах течет королевская кровь.
- Без сомнения, - решительно заявил Анастасий. - И, разумеется, до того, как его родину заграбастали турки, он ел с золотых тарелок, а сам восседал на троне, усыпанном сплошь алмазами, и в руке у него был скипетр с жемчужинами, превосходившими величиной голубиные яйца. А еще у него было войско в десять тысяч солдат, отменно вооруженных и посаженных на породистых скакунов. - Он щедро плеснул в свой кубок вина. - Но здесь… здесь твой венгр владеет лишь этим домом и сундучком с дорогими камнями, а еще несколькими лошадьми, ну и тобой. Таково его положение, и тут ничего не попишешь. Изгой всегда лишь изгой.
Ксения нервно переплела пальцы.
- Вам не сбить меня с толку, - сказала она.
- С толку? - Анастасий хлопнул ладонью по столу. - Да какой в тебе толк? Кто ты есть? Вероломная шлюха, скрывающая свой изъян от людей. Но все-таки ты не полная дура, ты таскаешься по приютам и должна понимать, что ждет женщину, изменившую своей кровной родне.
На этот раз Ксения промолчала, подавляя желание вцепиться своему кровному родственнику в глаза, а тот, словно не замечая ее состояния, отпихнул задом стул, схватил со стола кубок и прошелся по комнате, критически вздернув бровь.